трудности взросления

      Несмотря на то, что Гермиона безмерно любила своего сына, иногда её пронзало желание вернуть время вспять и отрезать член своему мужу.       — Скажи «папа», — медленно разбирая слово на слоги, сказала Гермиона, не сводя глаз с Тома.       Этой зимой ему исполнилось три года, и, казалось, он растёт быстрее всех своих сверстников. Рост Тома уже сейчас составлял три фута и семь дюймов, что значительно превышало норму, а сам он был крепким парнем. Весь в отца.       Гермиона до сих пор находилась в декретном отпуске, почти отсчитывая дни до начала следующего семестра. В прошлом году она подала заявку на поступление в Калифорнийский университет Сан-Диего, сдав все вступительные экзамены на высшие баллы, и была на седьмом небе от счастья, когда её зачислили в список студентов. Тогда Том впервые пошёл в детский сад, однако ей пришлось забрать документы из университета, когда он заболел на полгода.       Ей казалось, что в тот год она пролила больше слёз, чем за всю свою беременность трёхлетней давности.       Сейчас был январь, и снег белоснежными хлопьями спускался за окном; пасмурное небо низко висело над городом. Гермиона клялась, что это была её первая зима, настолько наполненная чистым снегом. Удивительно.       Томас как обычно задерживался на работе — в первый год рождения Тома он устроился преподавателем математики в старшей местной школе, — поэтому Гермиона решила посвятить своему сыну весь этот день. Каждые дни сумасшедшего года, что до сих пор продолжался, проходили именно в таком распорядке, но большую часть каникул она была занята сборкой документов в университет. Новые требования, будь они прокляты.       В свои три года Том говорил лучше своих сверстников — по крайней мере, так ей сказала воспитательница, — но он упорно отказывался произносить слово «папа». С болью в сердце Гермиона наблюдала за тем, как её сын и муж игнорируют друг друга. Возможно, у него были какие-то отклонения на этой почве. Гермиона не была глупой и знала, как работает детская психология, но ещё она знала, что отсутствие любопытства — ненормально для ребёнка его возраста.       В свободное время они устраивались на мягком ковре в гостиной, где она учила его произношению новых слов. Ненавистное ему всегда было в их числе. Том выглядел раздражённым всякий раз, когда она говорила его, но Гермионе было просто грустно.       — Ну же, детка, — она попыталась улыбнуться, но это едва ли выглядело убедительно.       Том молчал, смотря на неё чёрными глазами. Как бездны. Когда тишина в гостиной затянулась, она чуть наклонилась вперёд и умоляюще взглянула на него. Он не выглядел впечатлённым.       — Папа. Просто скажи это слово. Папа.       Том качнулся на месте, обхватив руками коленные чашечки, и наклонился точно так же, как Гермиона.       — Тогда ты почитаешь мне энциклопедию?       Гермиона нахмурилась, однако в ней забурлило облегчение. Он наконец-то это сделает.       — Она не для детей твоего возраста.       Том скривился.       — Я не ребёнок. Тем более, твоя игра в слова ужасно скучная.       Гермиона рассмеялась, чем вызвала румянец на бледных щеках Тома. Он был таким милым мальчиком.       — Конечно, конечно, — вздохнув, она заправила прядь за ухо и пожала плечами. — Сначала скажи.       Том пожал плечами, вновь повторяя за ней — Гермиона давно заметила эту привычку, что казалась странной, но не пугающей. Он просто ребёнок, который хочет завоевать расположение своей матери. Психологи объясняют это именно так.       — П... — он запнулся и отвёл от неё свой взгляд. — Папа.       Гермиона едва расслышала его тихий голосок, что понизился на октаву, но не стала давить на него в просьбе повторить. Он сделал это и заслужил свою награду. Он молодец.       — Ты умничка, Том! — она не смогла сдержать широкой улыбки, что расплылась по всему её лицу. Однако, несмотря на радость, другую её половину жгла вина и мысль о предательстве. Она просто хочет иметь полноценную семью. Вот и всё. — Я сейчас принесу книгу, а потом, думаю, можно будет сходить на прогулку. Что думаешь? Сегодня там неплохая погода.       Он неопределённо повёл плечом.       — Хорошая идея.       Поднявшись со своего места, она одним игривым движением провела по его чёрным волнам, подстриженным в аккуратную прическу, и направилась в спальню. Там находилась небольшая библиотека, где несколько лет назад, ещё будучи беременной, Гермиона нашла Американскую Энциклопедию. Старинное издание.       Повёрнутая к сыну спиной, она не заметила, что его внимательные глаза пристально следили за ней до самой лестницы.

෴✰෴

      За семь лет, не считая младенчества, он никогда не плакал. По крайней мере, Гермиона не заставала эти моменты.       Она завязывала пояс на своём летнем оранжевом платье с бретелями, когда к ней в комнату забежал Том. Впервые с тех пор, как он закончил детский садик, они с Томасом решили провести вечер вместе. Их отношения, казалось, начали постепенно налаживаться, что заставляло Гермиону сиять после каждого их разговора.       Несколькими днями ранее Томас заказал столик в одном из ближайших ресторанов.       — Почему мы не можем сходить в Nine-Ten, Гермиона? В чём проблема, а? — проворчал он, листая меню на сайте выбранного ею ресторана.       Гермиона закатила глаза.       — Проблема в том, что Ла-Хойя находится в центре города, Томас. Я не хочу оставлять сына надолго одного.       — Ему не пять лет, ради Бога.       — Но ему также не пятнадцать.       Мужчина покачал головой, недовольно сверкнув глазами на неё исподлобья.       — Ты слишком привязана к этому ребёнку, Гермиона. Просто... просто оставь его со своей матерью. — Гермиона вспыхнула. — Когда Том видел её? Три, четыре года назад?       — Исключено, — отрезала она, едва Томас закончил. — Моя мама, кажется, терпеть его не может. Только вспомни, что случилось, когда мы оставили его с ней в последний раз. — Гермиона нахмурились и покачала головой. — Ну уж нет.       Томас вздохнул и провёл рукой по седеющими волосам. Ему уже было сорок шесть. Время летит так неуловимо быстро.       — Как насчёт няни?       — А как насчёт твоих родителей?       Он фыркнул и не стал ей ничего отвечать, не желая поднимать больную для всей семьи тему.       Наверное, больше из-за нежелания платить няне — собственно, Гермиона никогда бы не оставила своего семилетнего сына неизвестно с кем — и позже выслушивать её непрекращающийся нервный лепет, Томас согласился на посещение их района. В любом случае, Гермиона всё равно опасалась за Тома. И теперь, когда до выхода оставалось не более десяти минут, в их с мужем спальню врывается Том.       Гермиона вздрогнула от удивления, а позже покрылась толстой коркой льда, когда увидела неестественно вывернутую кисть своего сына. По его щекам стекали слёзы, глаза сильно раскраснелись, а в районе лучевой кости разрасталась гематома.       — Мама, — проблеял он, устроившись на краю кровати.       Она испуганно сорвалась со своего места, подгоняемая ускорившимся пульсом, и села напротив, подогнув под себя колени. Том протянул ей безвольную руку, которую держал в другой, и шмыгнул носом, когда она приняла её, внимательно осматривая.       — Боже, Том... — прошептала она, проводя кончиками пальцев по гематоме. Он вздрогнул. — Прости, я не хотела! Как... Что случилось?       Осторожно обхватив его голову руками и немного оттянув кожу под глазами, она медленно покрутила её из стороны в сторону, проверяя реакцию его зрачков. Нормально.       — Не болит? — спросила Гермиона, опускаясь ниже по телу сына. Том покачал головой. Её сердце билось с лихорадочной скоростью. — А что-нибудь ещё болит, кроме руки?       Том вновь покачал головой и слабо сжал в кулаке пышный подол её старого платья, когда она заметила красные отметины на его правой руке. Они рассыпались по бледной коже Тома от запястья до сгиба локтя и были размером с гигантских горошин.       Гермиона ахнула, чувствуя, как слёзы начинают жечь слизистую глаз.       — Нет, мамочка.       Осторожно, чтобы не задеть повреждённую кожу, она обняла его за голову и притянула к себе. Том послушно положил её на оголённое плечо своей матери, тяжело дыша ей в ключицу. Гермиона заплакала, гладя его по спине дрожащими руками.       Она была такой чертовски плохой матерью.       — Гермиона...       Том лениво повернул голову в сторону выхода из комнаты, не убирая её с плеча и не отстраняясь. Гермиона посмотрела на остановившегося в дверном проёме хмурого Томаса; слёзы застилали ей глаза, размывая мужчину перед собой.       — Что случилось? — его брови, казалось, опустились ещё ниже, когда он перевёл взгляд с Гермионы к Тому. — Это он заставил тебя плакать?       Том напрягся в её руках. Всхлипнув, Гермиона отстранилась и покачала головой, собирая костяшками пальцев слёзы под глазами.       — Том... он... — её голос дрожал. Она поднялась с колен, вновь возвышаясь над сыном. — Я думаю, он сломал кисть левой руки.       Томас поднял бровь и посмотрел на мальчика, покачивая на указательном пальце ключи от машины.       — Он? В гараже беспорядок...       — Какая разница, Томас! — Гермиона повысила голос и обхватила плечи сына, когда он спрыгнул с мягкого покрывала кровати. — У него сломана грёбаная кисть, мы должны поехать в больницу, а не играть в Шерлока Холмса!       Том всхлипнул, и мужчина вздрогнул.       — Ч... Господи, Гермиона, ты сейчас серьёзно?       — Более чем! — выплюнула она, проходя мимо мужа. Он двинулся вслед за ними.       — Он не плакал даже после того, как сломал ногу в прошлом году или упал с велосипеда. Ты правда хочешь сказать, что вывих резко изменил его мнение? И именно в тот день, когда мы, чёрт возьми, решили впервые сходить куда-то без него?       В Гермионе вспыхнула ярость. Что за бред он нёс? Спустившись к выходу из дома, она обернулась к нему и прошипела сквозь зубы, обуреваемая эмоциями:       — Оставь свои теории заговора на другой день, Томас Риддл! Либо ты везёшь сейчас нас с Томом в больницу, либо мы поедем сами.       Глаза мужчины вспыхнули стальным огоньком. Он был зол, но Гермионе было плевать. В последнее время он стал вести себя чертовски странно, обвиняя Тома во всём, что есть в этом мире, и ей порядком надоело это.       Вздохнув, он провёл рукой по растрёпанным, некогда чёрным волосам и махнул в сторону двери. Выходя в жаркий май, ей показалось, что она увидела промелькнувшую улыбку на лице Тома, но, наверное, ей действительно показалось. Бедный мальчик.

෴✰෴

      — Покорми меня, мам.       Прошло несколько дней с тех пор, как они посетили больницу. Гермионе едва удалось наладить контакт со своим мужем, который до пятницы ходил чернее тучи. Её сердце болело за каждого из них в груди, изнывая от беспокойства.       Том, казалось, ревновал, когда она переключала своё внимание на Томаса, особенно сейчас. Гермиона если была растеряна этим, то никогда не показывала. Она знала, что с возрастом потребность в ней, как в матери, начнёт угасать. Звучит грустно.       Натянуто улыбнувшись от усталости, что тяжёлым камнем навалилась на неё за последние дни, она обернулась к сыну:       — Конечно, милый. Сейчас, подожди секунду.       — Только секунду, — пробормотал он.       Гермиона вздохнула и закончила нарезать последний кусочек моркови. Вытерев влажные руки бумажным полотенцем, она села напротив него и взяла ложку.       — Открой рот, — сказала она, хихикнув, когда румянец покрыл его щёки.       Том выполнил её просьбу, и Гермиона, зачерпнув уже размягчившиеся хлопья, положила ложку на его язык. Он выглядел счастливым.       — Мягкие, — проворчал Том, пережёвывая пищу.       Она покачала головой и угостила его новой порцией. Молоко чуть брызнуло на её грудь, и глаза Тома невольно проследили за этим.       — Я не буду насыпать тебе новые хлопья, Том.       — Ты жестокая, мама.       Гермиона рассмеялась и провела холодной от воды ладонью по его покрывшемуся потом лбу. Том закрыл глаза, когда отросшая за месяц чёлка упала волнами на веки. Был самый разгар мая, и солнце палило за окном, как сумасшедшее.       Она как раз думала о том, что на кухню стоит купить новые, более тёмного оттенка шторы, когда в комнату зашёл Томас. Гермиона улыбнулась ему, но улыбка сошла с её лица, стоило хмурому выражению вновь расцвести при взгляде на Тома.       Боже, спаси её, пожалуйста.       — Он немощный или что, Гермиона? — голос её мужа звучал грозно, когда он сверлил глазами их сына. Лицо Тома казалось равнодушным, но Гермиона уловила тень то ли недовольства, то ли злости. — Насколько я знаю, у него сломана только одна рука, но никак не другая.       Томас скрестил руки на груди и опёрся плечом о косяк. Гермиона следом выпрямилась на своём месте и открыла рот, разочарованная в его поведении, но Том прервал её невысказанный словесный поток:       — Она болит.       Ледяной голос сына заставил кожу Гермионы покрыться мурашками. Она никогда прежде не слышала, чтобы он использовал такой тон, обращаясь к кому-то, и это привело её в замешательство.       — Не...       — Очень сильно, — он перебил своего отца, что казался не менее удивлённым, и посмотрел на Гермиону, но уже более дружелюбно. — Мама, я всё ещё голоден.       Его голос звучал мягко.