෴✰෴
До прихода Томаса Гермиона провела в их общей спальне, пролив больше слёз, чем за всю свою жизнь. Вскоре, когда ей уже было практически нечем дышать, она прекратила это бесполезное занятие, бесцельно смотря в оранжевый потолок. На самом деле, в её голове несколько часов витала сплошная пустота, что непрестанно душила её. Стрелки часов, каждую минуту ударяющиеся о следующую цифру, разбивали сердце Гермионы. Она больше не могла выносить этого. За десять минут до появления мужа в прихожей Гермиона впервые за несколько лет села перед зеркалом за декоративный стол в спальне. В её пальцах была зажата миниатюрная сумочка. — Как дела на работе? Облокотившись о духовку, Гермиона с натянутой улыбкой смотрела на мужа, поглощающего ужин. Её кожу непривычно стягивали тональник и пудра, что она постаралась нанести ровным слоем. Она до сих пор не видела Тома, закрывшегося наверху, поэтому было некому оценить её неумелые труды. Внутри неё бушевали странные чувства при взгляде на Томаса. Злость и страх смешались воедино, создавая странную какофонию эмоций у Гермионы, что нежно насиловали её сердце и душу на протяжении нескольких минут. Наконец, она проснулась. Гермиона сжала кулаки по бокам, собираясь с мыслями, которых не существовало. Томас исподлобья посмотрел на неё, вытирая рот салфеткой. — Всё так же, — он пожал плечами, и его взгляд из холодного превратился в подозрительный. — Почему ты спрашиваешь, Гермиона? Она едва подавила смешок, что норовил сорваться с её губ, и сжала металлическую ручку духовки. — Мне просто стало интересно, Томас. Вот и всё. Его красивые глаза приобрели вводящий в ледяную дрожь пустой оттенок. Гермиона тупо смотрела в них, не в силах отвести взгляд, и решила, что поговорит с ним позже.෴✰෴
Следующие несколько вечеров она старалась как можно меньше высовываться из спальни. Все подушки, когда-либо попавшие в эту комнату, были насквозь пропитаны её слезами, обещая вечно хранить их следы на своей ткани. Гермиона старалась не думать о том инциденте, произошедшем в пятницу. Она правда пыталась сдерживать силуэт женщины, что рисовало её сознание. Однако было трудно, особенно когда все мысли были наполнены Томасом, ушедшим субботним днём из дома. Она оплакивала его, всё ещё стараясь не думать, куда и к кому он ушёл. Это бесполезные мысли. Робкий стук в дверь оглушил Гермиону, калачиком свернувшуюся спиной к окну, и послал мурашки по всему её телу. Радость в мгновение наполнила всё её тело и тут же сникла, когда она услышала тихий голос. — Мама? Её сын. Конечно, это он. Пытаясь скрыть своё разочарование, она выкрикнула севшим голосом, морщась от того, насколько мерзко он звучал: — Можешь зайти! Гермиона опустила голову на влажную подушку, вытирая опухшие глаза и щёки своей свободной рукой. Дверь тут же приоткрылась, и она почувствовала лёгкий поток прохладного, чистого воздуха. В комнате давно стало душно и пахло так, словно кто-то умер. — Ты что-то хотел, детка? — она улыбнулась и протянула руку идущему к ней Тому. Он остановился перед кроватью и неотрывно смотрел на неё взглядом, который она не была в силах прочесть. Возможно, что-то между нежностью и болью, но ей было слишком лень думать об этом. — Я не видел тебя со вчерашнего дня. Гермиона перестала улыбаться. Слова Тома глубоко врезались под кожу, и она слишком отчётливо ощутила укол вины. Он звучал обижено и одновременно с тем озлобленно. О Боже, её сын злится на неё за то, что она плохая мать. Что может быть отстойнее этого грустного дерьма, из-за которого в носу вновь защипало? — Прости, — она всхлипнула и чуть вытянулась на кровати, притягивая к себе Тома. Он послушно лёг рядом с ней, прижавшись холодной грудью к её разгорячённой, с лицами, оказавшимися на одном уровне. Сейчас её не волновала близость. Она побеспокоится об этом завтра, как и о своём дурацком поведении. — Я такая чертовски плохая мать, что... — Тш-ш, — Том неодобрительно посмотрел на неё и слегка улыбнулся, протягивая руку к её лицу. — Ты самая лучшая мама. Что же, если в это верит её сын, то, возможно, она не так уж и плоха, как думает. Гермиона ещё раз всхлипнула и невольно улыбнулась самой широкой улыбкой за последние дни. Она взяла его руку в свою и оставила мокрый поцелуй на тыльной стороне ладони, ласково прижав к своей щеке. — Правда? — Да. Она хрипло рассмеялась и закрыла глаза, наслаждаясь этими минутами, проведёнными с сыном. Скоро он вырастет и оставит её одну, поэтому Гермиона ценит это время и одновременно ненавидит его за то, что оно так коротко. — Я устала, — прошептала Гермиона, видя звёзды за прикрытыми глазами. Том вырвал свою руку из её ладони и начал дрожащими пальцами проводить по коротким волоскам, прилипшим к её вискам из-за непрекращающихся рыданий. — Это из-за отца? Улыбка померкла на её губах. Гермиона открыла глаза и посмотрела на его футболку с изображением летающего на крыльях шара. Странный рисунок. — Тебе не стоит плакать из-за него, мама, — продолжил Том, поглаживая кожу её лица. Гермиона заёрзала. Он тебе не нужен. Она беспомощно пожала плечами и пробормотала тихое «Возможно», взглянув на Тома. Он посмотрел на неё в ответ, прикоснувшись пальцем к её нижней губе. Гермиона подумает об этом позже.෴✰෴
На следующий день Томас вернулся домой. Гермиона не осмелилась спросить, где он был несколько дней, а он не стал ей об этом рассказывать. Она изо всех сил старалась делать вид, что всё в порядке. Будто бы она не замечала разваливающейся семьи и тишины, что впредь стала обыденной для их дома. И у неё это хорошо получалось. Однако у Гермионы появилась новая проблема. Том. Последние месяцы, начиная с того инцидента в ванной, Гермиона старалась игнорировать странное поведение своего сына. Она списывала всё это либо на излишнюю паранойю, либо на рост Тома. Господи, он был подростком. Однако эти слова, призванные её успокоить, лишь настораживали. Гермиона не думала, что такое поведение, длившееся больше года, — нормально. Несколько раз она порывалась рассказать об этом Томасу. В любом случае, даже при их... натянутых отношениях, он был взрослым мужчиной. Однако вскоре она начала сомневаться в его отцовских способностях, окончательно оставив эту идею. Более того, события последних дней вывели её из равновесия. Гермиона переживала за Тома, одновременно с этим не переставая чувствовать себя полной дурой. Она боялась признаться даже самой себе в том, что её сына тянуло к ней. Это слово всегда вызывало у Гермионы отторжение и рвотные позывы, однако он сам, казалось, принял свои... чувства. И, что самое отвратительное, не пытался их скрыть. Она нервно водила вилкой по полупустой тарелке, боясь сдвинуться с места. Уже больше пяти минут Том прожигал её лицо пустым взглядом, не съев за это время ни крошки. Гермиона осторожно покосилась на Томаса, что с раздражением и громким хрустом, эхом стоящим в ушах, листал газету. Его пустая тарелка уже давно стояла на краю стола, нервируя её ещё сильнее. Гермиона знает, что, как примерная жена, она должна была убрать её в раковину сразу же после того, как он закончил есть, однако Том всё так же продолжал сводить её с ума своим взглядом, а она всё так же боялась шелохнуться. Раздражённое рычание напугало её как никогда сильно. Она подскочила, ещё сильнее опустив голову, как провинившийся ребёнок, и набрала в лёгкие воздух, однако Томас неожиданно произнёс: — Хватит. Наконец Том лениво перевёл свой взгляд на отца, заставив Гермиону тихо выдохнуть. Однако она вся сжалась внутри, ожидая их очередную словесную перепалку. — Ты смотришь на неё, как хренов маньяк, — прошипел Томас, угрожающе сверкнув глазами на их сына через линзы очков для чтения. Тёмная злость в ответ легла на лицо Тома. — И? Вилка с громким звоном выпала из её похолодевших рук, когда Том отодвинул от себя тарелку и поднялся на ноги, холодно посмотрев на сощурившегося мужчину. Том сжал кулаки. — Я не думаю, что это должно тебя волновать. Он ушел наверх сразу же после своих слов, оставив Гермиону и Томаса наедине, мазнув, однако, до этого по ней обеспокоенным взглядом. Гермиона сглотнула. — Грёбаный выродок, — выплюнул её муж и кинул газету на середину стола, начав пальцами массировать переносицу. Она осмелилась обернуться и взглянуть на лестницу, почувствовав, как её охватывает грусть, пока не услышала грохочущий голос Томаса: — Это ты воспитала его таким, Гермиона. Всё-таки, чего стоило ожидать от грёбаной семнадцатилетней шлюхи, — он встал из-за стола, со скрипом отодвинув стул. Гермиона сильно вздрогнула, дёрнувшись от его слов. — Надейся, что он не вырастет таким же бесполезным ублюдком, как и его мать. Она слышала, как он взял куртку в прихожей и вышел с громким хлопком. Она смотрела на свою тарелку пустым взглядом до тех пор, пока не спустился Том и не помог ей с уборкой. За что?