***
Монома принял новость спокойно, лишь приподнял голову от счетов, когда Бакуго с психу шибанул антистрессовым мячом о стену, оставив на ней оплывающий синий след. — Он был с гелевым наполнителем. Положи четыреста йен в копилку. Бакуго недобро зыркнул, но полез в бумажник за деньгами. О штрафах за порчу имущества они договорились чуть ли не в первую очередь, когда только решили открыть агентство. Конечно же, на этом пункте настоял расчетливый Монома и, как оказалось, — не прогадал. Бакуго исправно забивал банку деньгами каждый месяц, и это если не считать сумм, которые ему приходилось выплачивать частникам и государству за разрушенную собственность. Экономика была той еще сукой и знать ничего не хотела о том, что он там вообще-то ловил чокнутых ублюдков и спасал жизни людям. — Ну так что, когда уходишь на больничный? — Я еще никуда не ухожу, не радуйся слишком рано. Бакуго упал в потертое кожаное кресло, которое Монома с боем купил на какой-то распродаже и любил едва ли не больше, чем получать чеки в конце месяца. — Если ты собираешься героически сдохнуть, то скажи мне заранее, я поищу кого-нибудь на твое место. — Монома мечтательно улыбнулся. — Может быть, Цунотори согласится? Две прекрасные девушки рядом — и никаких скандальных ублюдков, ты принес отличные новости. — Ты нас бросаешь? Зашедшая в комнату Мина поставила на кофейный столик пакет с едой, а потом, подбоченившись, нависла над Бакуго. Взгляд ее не сулил ничего хорошего. Когда они открывали агенство, никто из них не планировал работать в нем до конца жизни. Это нужно было только на первое время, чтобы быстрее и бюджетнее выйти в мир профессионалов. Все они знали, что как только у них все наладится, Бакуго уйдет первым. У него были серьезные амбиции, большой шанс подняться в рейтинге и причуда, отлично подходящая для сольного героя. Годы спустя стало ясно, что Монома и Мина вряд ли уже разойдутся — они стали кем-то вроде тех жутких сиамских близнецов о двух головах, но с одним мозгом на все тело. Тупая боль, сжимающая виски всю дорогу от врача до агентства, стала сильнее — Бакуго не собирался объяснять все еще раз, поэтому просто отдал папку с заключением и анализами Мине. Та удивленно взглянула на Моному, пролистала несколько страниц, не глядя, но, зацепившись за что-то в тексте, вернулась к началу. — Сколько нужно на восстановление? — Год. Примерно. — Трусишь, да? — Трусит, — влез Монома. — Че вякнули? Жить надоело?! Тяжесть, поселившаяся в груди после визита к врачу, враз стала гораздо ощутимей. Конечно, он боялся — он же не идиот. Анализы и снимки действительно были херовыми, настолько херовыми, что года вполне могло не хватить. Он не думал столкнуться с таким лет до сорока, а то и пятидесяти. Как и не думал, что столкнется с Горой. Не в метафорическом смысле, но и не в буквальном. Гора был вполне себе человеком. Числился в розыске, имел банальную причуду укрепления и склонность размазживать жертвам головы одной рукой. Это все узнали уже потом, когда подняли дело. А в тот день Бакуго просто возвращался с пустяковой операции и принял вызов, только потому что ему было по пути. Злодей разошелся в обычной кафешке — классика. У них постоянно сдавали нервы от какой-нибудь ерунды. Бакуго хотел справиться с ним за пару минут и еще успеть в офис, чтобы сдать отчет до дедлайна. Бакуго не смог его пробить ни через пару минут, ни через полчаса. Густонаселенный район, из помощников только сайдкики местного героя, и все как на подбор с неподходящими причудами. Они годились только для эвакуации гражданских, но без них пришлось бы еще хуже. «Подвержен вспышкам гнева» значилось в досье, а по факту Гора оказался больным на всю голову, и оттого безудержным. Неутомимым. Непробиваемым. Бакуго тогда подумал, что сдохнет. Вот так глупо, от какого-то малоизвестного злодея с простейшей причудой. Было страшно и обидно до сведенных челюстей. Руки свело уже давно. Конечно же, Бакуго не сдох. Пробил все-таки. А через пару месяцев пришел на обследование и узнал, чего ему это стоило. Малодушно захотелось поверить в то, что доктор ошибся, а может, и вовсе специально его запугал, чтобы отправить на лечение ради перестраховки, но он сам видел все эти бумажки, снимки и выписки. Столько людей сразу не могло ошибаться. И та боль, которая возникала все чаще даже при слабых взрывах... — Он сейчас на стадии отрицания, — наябедничал Монома. Мина — добрая, но временами бестактная — села прямо на кофейный столик и, вытянув ноги в цветастых лосинах по обе стороны от кресла, поймала Бакуго в ловушку. — Хочешь, сходим вместе к другому врачу? Да. Нет. Проклятье! Искушение ухватиться за это предложение, найти другую клинику и надеяться еще целый месяц, пока будут брать анализы и проводить тесты, что все обойдется, было велико. Но врать себе — последнее дело. — Врачи ассоциации — лучшие в стране. Не буду тратить время. — Они тебе помогут, вот увидишь. Мина решительно кивнула и притянула его к себе, бесцеремонно уткнув носом в грудь. Бакуго почувствовал знакомый аромат фруктовой жвачки, желание убивать и остаться так еще на минутку. — Никаких взрывов, — предупредил его Монома, тонко читающий атмосферу лишь тогда, когда она опасно накалялась вблизи его имущества. Никаких взрывов. За Мину он не расплатится.***
На больничном нечего было делать. Бакуго это понял в первую же неделю, когда привычный распорядок дня пошел по пизде. Вместо подхода к снарядам он после утренней пробежки отправлялся в больницу, где несколько часов лежал в огромной гудящей хуевине, облепленный проводами. В вены вместе с обидой на весь мир поступало лекарство. После сеанса еще час уходил на отдых в палате, потом — домой, где нужно было пить таблетки строго по графику и не допускать на руки серьезных нагрузок. Жизнь Бакуго оказалась пустой без тренировок и работы — это открытие неприятно поразило. Все хобби, которые интересовали, пришлось отмести — так или иначе в них должны участвовать руки, которые, да-да, не следовало напрягать, особенно в первое время. И тогда Бакуго принял неизбежное и вернулся в офис, чтобы разобрать те дела, которые всегда оставлял на потом. Монома сначала обрадовался его энтузиазму, а затем взвыл — Бакуго не так трогал бумажки, складывал их не в те шкафы и вообще портил своей унылой рожей всю рабочую атмосферу. В агентстве и без него все работало как надо. Монома заправлял административной частью с самого его основания и, главное, любил это. Дела были аккуратно подшиты по папкам, папки расставлены по алфавиту, цвету, темам и являли собой идеальный образец бюрократического искусства. Бакуго засел за свои старые отчеты, заполнил их раз, второй — после правок Мономы, собрал все в файлы, а их утрамбовал в шкаф. И зря — в кабинете сразу стало пусто и неприветливо. Бакуго переметнулся на завалы Мины, не спросив разрешения. Бумаги, счета, ящики с косметикой — он перебрал все, потому что не знал личных границ (по мнению его коллег), что, конечно же, не являлось правдой. Дальше стало хуже, потому что завалы закончились. И Бакуго принялся следить за тем, чтобы они не образовывались. Это никому не понравилось. — Ты бесишься от скуки, Бласти, и бесишь этим нас. Мина лежала в кресле, задрав ноги к потолку, и смотрела на него кислым взглядом. Вчера Бакуго решил провести перепланировку кухни и, видимо, сбил ей этим какой-то внутренний фэн-шуй. — Завались. Я наконец-то достаточно свободен, чтобы следить за своим агентством. Вы все тут запустили. — Когда-то четыре народа существовали в мире, но потом народ огня развязал войну... Бакуго бросил в нее еще один антистресс — без гелевого наполнителя, он проверил — и продолжил шарить рукой под шкафом. Он был уверен, там найдется потерянной канцелярии на год вперед. — Мина, дорогая, возрадуйся! У меня отличные новости! — Монома впорхнул в кабинет, перешагнул через распростертого на полу Бакуго и, взмахнув полами фрака, упал в кресло. — Бакуго, присядь пожалуйста, — Монома указал ладонью на жесткий стул, который предназначался для непрошенных посетителей, и улыбнулся своей фирменной фальшивой улыбкой. У Бакуго свело зубы, но он все-таки сел, чувствуя себя как раз этим самым непрошенным посетителем. В собственном агентстве ему оказалось нечего делать. Как и в собственной жизни. — Давай без этих прелюдий. Чего хотел? — Жить в достатке, мире и покое. Бакуго, ты ведь знаешь, что мы, — Монома замялся, словно не мог выплюнуть прилипшее к языку слово, — друзья... Ха! — А если без диснеевской чуши? — Ты меня достал. Видеть тебя не могу, слышать тоже. Когда ты заходишь по утрам в агентство, я вздрагиваю. Все вздрагивают. Бакуго, я бы предложил тебе стать анонимным мстителем в трико, выращивать ирисы, отливать фигурки Всемогущего из глины, но я хороший друг, и я нашел вариант получше. Монома швырнул через стол конверт. — Это направит твой энтузиазм в мирное русло. Только представь — два десятка людей, на которых ты сможешь вполне законно орать до своего полного выздоровления! Идеальный вариант! Они готовы отпускать тебя в больницу, график составят с учетом твоего лечения, разумеется. На конверте стояла фирменная печать Юэй, и Бакуго уже знал, что это значит. — Я поговорил с Яойорозу. Она там заведует учебной частью, они будут рады взять тебя на год. Свежая кровь, непомерный энтузиазм, а мы получим шанс не скатиться вниз по рейтингу так далеко, что про нас все забудут. — Правда, Монома? Нет, правда? Они готовы его забрать? — Мина нависла над его плечом и засопела, видимо, пытаясь пробраться сквозь официальную тарабарщину. Бакуго прочел письмо один раз, другой. Ничего не изменилось. Преподавание — для вышедших в тираж героев. Ну и для кого-то, кто любит возиться с мелкими говнюками в период их гормонального обострения. То есть для кого-то, кто не Бакуго. — Отличная возможность, Бласти! Мина слишком восторженно сжала его плечи ладонями. Наверняка просто хотела, чтобы он свалил и не трогал кухню. — Это похоже на отчаяние. — Это твой шанс остаться заметным в героике. — Монома постучал пальцами по столу. — Там дети, придурок. Помнишь, те косорукие дохляки, которых мы отказываемся брать каждый год на стажировку, чтобы не иметь дел с их дерьмом? Бакуго хорош в надирании задниц, стратегии, файтингах и кулинарии, но социальные взаимодействия, особенно с проблемными слоями населения вроде детей и стариков — его криптонит. Монома пожал плечами. — Сопутствующий ущерб. Выгони их в поле, пусть бьют камни. Тебе не обязательно проводить с ними душещипательные беседы, просто говори, как именно нужно ударить, чтобы выбить коленную чашечку соперника. Это ты сможешь. Да, он сам наверняка бы сделал так, как советовал. Юэй. Лучшая школа в стране. Всемогущий тоже выбрал преподавание, когда больше не смог геройствовать. Бакуго не знал, где сейчас был бы без него. Не то чтобы Всемогущий был образцом, конечно. Встречались преподаватели и получше, но для Бакуго не это имело значение. Главным он считал практический опыт. Опыта у него хватало, пусть и не такого обширного, как у более возрастных героев. — Соглашайся. Я хочу прийти и посмотреть на тебя и твой выводок утят. Мина почти подпрыгивала на месте. Так вот оно что. Дело не в кухне, дело в том, что ей просто хочется над ним поиздеваться. — Хотя бы подумай. Юэй всегда на слуху. И тебе польза, и нам. Монома поправил бабочку на костюме и подмигнул. Так обычно подмигивали молоденькие, но не очень перспективные героини упитанным богачам на спонсорских вечеринках Ассоциации. Меркантильно, конечно, зато Монома хотя бы честен. Ладно, подумать можно. Бакуго демонстративно пересел в кресло и поднял контракт с предварительными условиями преподавания так, чтобы Монома видел его оттопыренные средние пальцы. Юэй неизменно притягивала внимание общественности и СМИ. Поработать там — значит гарантированно обеспечить себе внимание на время восстановления. Одно только «но» — мелкие спиногрызы, они остались главной проблемой. Назойливой, гормонально неустойчивой проблемой. Бакуго вспомнил себя в этом возрасте, вспомнил Моному и с трудом продолжил чтение. Даже пример Всемогущего уже не вдохновлял. Ему, в отличие от Бакуго, дети нравились. Нет, Бакуго мог справиться с детьми в недолгой перспективе. Мог сказать: «Хэй, не ссы, я здесь, здесь. Больше не нужно бояться, я прикончу нахрен любого, кто тебя тронет». Бакуго выносил детей из-под завалов, оказывал им первую помощь, держал на руках до приезда врачей или родителей, но все это не длилось дольше нескольких часов. В Юэй же нужно провести год. — Прошло полчаса, что там можно так долго читать? — Монома швырнул в его бумаги стерку, и, отскочив, она укатилась под шкаф. — Все, что написано мелким шрифтом. — Нашел подвох? — Все тот же — дети. Монома приподнял бровь. — Я думал, мы разобрались. К тому же, тебе нравится красоваться, не драматизируй. — А тебе выделываться. Если следовать этой логике — мы прирожденные учителя. — Ты встряхнешь эту застарелую систему образования, — сказала Мина, открыв дверь в кабинет туфлей на длиннющей шпильке. Она успела уйти к себе, переодеться и вернуться. Кажется, у нее намечалось очередное свидание. — Хуже уже не будет. В конце концов, мы каждый день видим нынешний результат этой системы, — Монома широким жестом указал на залегшего в кресле Бакуго. — Посмотрись в зеркало, придурок, вот она — ошибка не только системы, но и природы. — И что только такая прекрасная героиня, как я, делает с вами, двумя разочарованиями? Мина поерзала, поправив юбку, и вытащила из сумки огромную косметичку. Настало время макияжа. В кабинете Мономы был самый лучший свет. — Неправильно подбирает помаду под цвет одежды. — Разве? Это от Момо-тян, королевский красный. — Мина с сомнением посмотрела на стик. — Она матовая, — Бакуго, видимо, все должен разжевать. — Бери сатиновую. И не красную. Ну хоть в чем-то они с Мономой согласны. Мина послушалась и взяла другую помаду. То-то же. — Ладно, возможно, я погорячилась, и у вас получится хоть чему-то научить этих детей. То есть только у тебя, конечно, Бакуго. Дай девчонкам пару советов в макияже, и они твои навечно. — Мне предлагают должность учителя-практика, а не визажиста. — Ты шикарно наносишь свою подводку, вместо Юэй можешь ездить с курсами по стране. Бакуго пнул стул под Миной, и она размазала помаду по лицу, оставив сияющий розовый финиш на всю щеку. — Ну ты и засранец! Монома, можем мы уже его сдать откуда взяли? — Так что скажешь, Бакуго? Ну нахрен это дерьмо. — Звони Хвостику, обсудим мелкий шрифт.***
Бакуго вырубил щитки, бегло осмотрел квартиру и захлопнул за собой дверь, тут же опуская солнцезащитные очки на нос и поправляя маску. Решение уйти на время в Юэй разнеслось мгновенно, удивило общественность и заинтересовало гребаных журналистов. Газетные полосы пестрели тупыми заголовками, геройские форумы ломились от разных предположений — от дебильных до самых ущербных. Монома с Миной отрывались на полную, выпуская телефоны из рук только для того, чтобы хлебнуть энергетика или сходить отлить, а затем снова принимались вбрасывать новые фейки или поддержать дискуссию старых. — Спасибо, Бакуго, — искренне благодарил Монома, утирая слезы, — не думал, что ты притянешь к нам внимание масс не только разрушениями и... Газетчики сразу же вышли на доктора, забросали его вопросами, дно которых не ограничивалось двумя слоями. Бакуго пришлось дать интервью — любимая школа, любезно попросили, рад помочь новому поколению, нет никакой травмы и преподавание не повлияет на работу, поэтому УЕБКУ ДЕКУ И ДВУМОРДОМУ НЕ ЗАПОЛУЧИТЬ ЕГО ПЕРВОЕ МЕСТО В ТОПЕ. Монома осуждающе покосился, поковырялся в ухе и сказал не отходить от текста на бумажке и побольше жизнерадостности. Пришлось переснимать. Жизнерадостности, блядь, думал Бакуго, будет тебе жизнерадостность. Улыбнулся в тридцать два зуба, как Всемогущий — потом Мина будет говорить, что это был самый страшный оскал из всех оскалов в его запасе, — и от всей души попросил Деку и Тодороки даже не облизываться на его первое место. Оператор остановил запись, вопросительно посмотрел на Моному, мол, еще дубль? Тот лишь махнул рукой — этот был самый лучший. Поверили не все — но большинство, ажиотаж стих, рейтинг повысился, и от Бакуго отъебались. Только дотошные пытались следить, выспрашивать соседей, отчаявшиеся — заплатить Мономе за слив информации. До Юэй добираться было недолго, но с двумя пересадками. За полчаса Бакуго хотел в последний раз продумать план работы, уже заранее понимая, что все это — полный пиздец, а учитель Бакуго Кацуки — полный провал. Его отношение с детьми с тех пор, как он получал временную лицензию, не улучшилось ни на йоту. Что он мог им дать? Он так и не нашел ответа, зато заприметил парочку глазастых, которые с любопытством и страхом пялились на него. Выходило, что чертовы очки и маска — хуевая маскировка, однако когда поезд заехал в тоннель, Бакуго увидел, как его старательно прилизанные волосы — привет, Топ Джинсу — вернулись в свою прежнюю форму. Он не знал, как это работало, но его волосы всегда, блядь, просто всегда принимали прежнюю форму. Поезд прибыл на нужную станцию, и Бакуго успел выскочить до того, как к нему добрались желающие получить автограф и фото на память. Почему-то многие после его интервью решили, что Нитро смягчился, и к нему можно подходить без опаски. В первую попавшуюся мусорку сразу же полетела ненужная маскировка, хер с ней. Бакуго сверился с часами, ускорился и на подходе к Юэй уже видел сонного Айзаву-сенсея, который подпирал створки ворот. По договоренности они должны были встретиться за два часа до начала занятий, чтобы Бакуго успели устроить в общежитии, показать учительскую и рассказать о классах. Что, зачем, как и почему. — Пойдем, — кивнув ему в приветствии, Айзава-сенсей не стал терять времени. Бакуго слушал в пол-уха, скучающе разглядывал комнату, вспоминал Академию семилетней давности, а через полтора часа стоял перед табличкой 3-А и убеждал себя, что герои не сбегают, какой бы непреодолимой ни выглядела преграда. — Отличие учителя от ученика — ты не можешь обращаться к ним «эй, рогатая» или «двумордый», и все в том же роде, — продолжал наставлять Айзава-сенсей, — тебе придется запомнить их имена. Бакуго был категорически против заполнять свою память ненужным хламом, но высказаться ему не дали, открыли дверь и бесцеремонно втолкнули. — Класс, это ваш новый учитель практики — Бакуго Кацуки. Бакуго смотрел на класс, класс смотрел на Бакуго, и это было... неловко? Блядь. — Ну, вы тут сами разберетесь, — Айзава-сенсей похлопал Бакуго по плечу и прежде, чем удалиться, добавил, не скрывая усмешки: — Удачи, сенсей. По классу прошелся шепоток. — Тот самый? — Про! — Нитро! Бакуго ожидал другого. Обычную реакцию на его присутствие: гнетущую тишину, которая бы выдавала опасения и настороженность всех. Конечно, до появления на сцене Мономы с шипением «улыбнись же» сквозь зубы и Мины, закидывающей на шею руку с громким «не хмурся, Бласти, мы здесь». Словно он потерявшаяся собачка, которую наконец-то нашли хозяева. «Шпиц», — Тодороки даже не задумывался, отвечая на вопрос рогатой, когда они пересеклись на задании. Поэтому поток восхищения, обрушившийся на него, вызывал недоумение и подозрения. — Вы надолго? «Набыстро». — Это из-за рук? Бакуго замер и пригляделся, пока шел спор «за» и «против». «Против» лидировало, что радовало, но задавшая вопрос круглолицая по-прежнему смотрела на него, словно знала все. Умеет сложить два плюс два, отметил про себя Бакуго. — Ничего опасного? — выкрикнул пацан, даже не пытаясь скрыть переживаний. Без какого-либо стеснения прошелся по нему взглядом с головы до ног, наверняка думая отыскать заметные повреждения, и не отвел глаз, когда Бакуго недовольно дернул уголком губ. Кто красит волосы в такой дерьмовый цвет? — Ничего опасного, — передразнил Бакуго, скалясь. Чужие эмоции давили, заставляли морщиться, хотелось провести стену между ними и собой, чтобы не долетали. Его деморализовали какие-то дети, Монома бы уже раздавал автографы, не забывая нахваливать себя, а Мина передружилась бы с половиной класса. Он не собирался делать ни того, ни другого. — Так, мелочь, — Бакуго хлопнул ладонями по столу, прерывая все споры, — переодеваемся и на полигон бета. — Вы будете оценивать нас? — воодушевился дерьмоволосый пацан, явно предвкушая показать всю свою силу. Бакуго понятия не имел, что делать и как себя вести, но надо было от чего-то отталкиваться, хотя бы познакомиться с их причудами поближе. — Продемонстрируете свои приемы в тренировочном бою. Полигон полностью обновился, и того, что осталось в памяти Бакуго, больше не было. — Разделитесь на пары. — Нам называть свои геройские имена? — Запомню вас, только когда станете героями. — Бакуго обвел взглядом толпу, оценивая экипировку каждого. — Начинайте. Он следил за ними, сразу подмечал преимущества и недостатки причуд, комментировал, анализировал и давал советы. Бакуго еще никогда не видел столько восторга в глазах, обращенных к нему. Поначалу казалось, что все это — игра, попытка привлечь внимание и подмазаться к про-герою, но вскоре подозрения развеялись. Бакуго не приходилось сталкиваться с такой искренностью, вниманием к словам, которые срывались с его губ, каждое замечание впитывалось учениками, как губка. Он слегка растерялся, но потом решил, что обмозгует случившееся после уроков, и перестал цепляться за ненужные мысли. — Бакуго-сенсей, где ваши наручи? — раздалось из-за спины. Черт, он слишком отвлекся, наблюдая за пухляком, который старался слиться с остальными учениками и не пересекаться с ним глазами. Вопрос бы застал врасплох, если бы Монома и Мина до этого не забрасывали его самыми каверзными, тем самым проявляя «любовь и заботу». Постебались они, конечно, знатно. — Дерьм... — Бакуго, оборачиваясь, уже знал, кто проявил любопытство. — Киришима Эйджиро. И задохнулся, когда увидел его причуду. Она снилась ему ночами, заставляя обливаться холодным потом, сжимать зубы, потому что это укрепление нужно было пробить. Взорвать к чертям, пустить трещину и ударить Бронебойным выстрелом, чтобы поставить точку в битве. Бакуго вскидывал руки и просыпался, скручиваемый болью. Дышал загнанно, упираясь взглядом в потолок и не понимая, что находится дома. — Киришима, — глухо поправился он, — вас я и без них повяжу. Тот только улыбнулся, бросив взгляд на его руки. Пацан здесь ни при чем, успокаивал себя Бакуго, сжимая пальцы в кулаки. Просто похожая причуда с Горой, из-за которого пришлось отложить геройство. Не помогало. Каждую свободную минуту он отыскивал взглядом Киришиму, поджимал губы, когда разряд, запускаемый Каминари, сходил на нет, не причиняя вреда. Кончики пальцев покалывало — Бакуго хорошо знал это чувство, иррационально хотелось самому проверить на прочность укрепление Киришимы. — Вам идет скалиться, а не вот это подобие кривой улыбки, сенсей. Урарака парила чуть выше левого плеча и тоже наблюдала за спаррингом Киришимы и Каминари. Бакуго просто закатил глаза, завидуя тем, кто остался в агентстве. Мина сейчас наверняка поливала какого-нибудь придурка кислотой, а Монома любовно протирал от пыли их почетные грамоты, заключенные в рамки. Пыль, конечно же, существовала только в его больном воображении. Бакуго бесило, что жизнь пошла не по плану. Бесило, что один ученик явно боялся его, другой — был ходячим напоминанием о травме, остальные — тоже не сахар, слишком любопытны. Оставаться здесь больше, чем на год? Нет, спасибо.***
Первую неделю Бакуго доказывал всем, что не ест на завтрак детей, не наставляет их на путь злодейства и сам, в принципе, не дерьмо. Как пытались представить его мелкие газеты читателям, расписывая и приукрашивая биографию. Припомнили грязевого злодея, похищение с предложением вступить в Лигу. «Магнит для злодеев!» кричало с первой полосы над стоп-кадром, где он давился вонючей слизью, забивающейся в глотку. Особое внимание уделили временной лицензии, которую дали потому что за него попросили, потому что статус престижной Академии был под угрозой. Каждая новая статья была лучше другой и рождала в голове родителей сомнения. Бакуго бы сам пошел разбираться с таким учителем, если бы у него был ребенок. Он так и набрал Мономе в перерыве. Монома прислал голосовое сообщение, где не было ничего полезного, кроме дикого смеха и наигранного сочувствия. А вечером, щелкая от скуки каналы, Бакуго понял, что не ошибся в выборе, сделанном шесть лет назад, когда наткнулся на новости. Он неосознанно сжал тюбик, выдавливая на домашние штаны обезболивающий гель, застыл, жадно вслушиваясь в то, что говорил Монома, отвечая на вопросы репортера. Мина довольно ухмылялась, не отставая от него, и соглашалась со всем, что тот говорил. — В прошлом я тоже сомневался и недооценивал Бакуго. И кто он теперь? — Монома выдержал паузу, обвел глазами присутствующих, словно желал удостовериться, что завладел вниманием всех, и продолжил: — Этот буйный на голову парень стал одним из лучших героев. Да, он мог выбрать сторону Лиги, но не сделал этого. Юэй приобрел ценного преподавателя, который может не только защитить ваших детей, но и поделиться опытом. — Только на год, — напомнила Мина. — Мы ждем его возвращения. — Потому что наша копилка опустела, — тихо фыркнул Монома и закатил глаза, не реагируя на ее тычки в бок. — Шесть лет назад, решая создать с ними «Эпицентр взрыва», я ни во что не верил. Ни в успех, ни в слаженность командной работы. Сейчас я могу сказать, что ни разу не пожалел о своем выборе. Блядь. Блядь-блядь-блядь. Бакуго уронил голову на ладони, вдохнул, выдохнул. Эти придурки отлично умели выбивать почву из-под ног. Внутри все болезненно сжималось, но эта боль отличалась от той, что отдавалась в его руках. Хотелось бросить все и бежать к ним, открыть с ноги дверь, разбить очередную безделушку, притащенную Миной, положить деньги в чертову копилку и прохрипеть какую-нибудь неловкую фразу. Отогнав не вовремя вспыхнувшую сентиментальность, Бакуго выключил телевизор и оттирал штаны от геля, когда завибрировал телефон. «Ты ничего не видел, ничего не слышал!» Следом прилетело от Мины. «Монома весь красный, ты тоже? Люблю вас, мальчики!» «Эй, это общий чат, и я вообще-то здесь, Мина!» «Я знаю». «Блядь, вы сейчас в одном кабинете, сритесь там». Бакуго ожидал еще сто оповещений в минуту, но ничего больше не приходило. Наступившее затишье стало неловким и неуютным. Он постучал большим пальцем по экрану, разблокировал и набрал: «Спасибо». После интервью и намеков некоторым газетам на судебные разбирательства за клевету уровень недоверия к Бакуго спал. Теперь ему осталось разобраться с предубеждениями учеников, внушенными родителями. С большинством было просто: восхищение, с которым он столкнулся в начале, легко разгорелось вновь. С некоторыми слова не работали, и их нужно было подкреплять действиями лично. Шода Ниренгеки. Пухлячок, который отводил взгляд, пытался затеряться среди одноклассников и сжимался, стараясь быть меньше, чем есть, стоило произнести фамилию. Чем дольше тот пытался отвести от себя внимание, тем больше на него обращал Бакуго. Одного окрика хватило, чтобы напугать и вскрыть все, что так усиленно пряталось. Недавняя атака Каминари была воспроизведена и воспроизведена в несколько раз мощнее, без конкретной цели — куда придется. Пришлась на бетонные выступы, которые раскололись на части и начали падать. Уже вскидывая руки, Бакуго понимал, что ему пиздец. Мышечная память, чтоб ее, движения, доведенные до автоматизма, реакция, отточенная опытом. Искры спиралью обвивали руки, собирались в центре ладони, и оставалась секунда до вспышки боли. Сердце билось как бешеное, сжатые зубы грозились раскрошиться, пот стекал по вискам, единственное, что он успел сделать — поддержать ладонью правую руку. Шум и дым от взрыва разнеслись по площадке. Кто-то закашлялся, кто-то присвистнул, кто-то выдохнул, словно до этого задерживал дыхание. Бакуго тоже боялся сделать вдох, иначе его накрыло бы прямо здесь. Внутренности уже скручивало от боли, хотелось выть, материться сквозь зубы, зажать руки в тисках, чтобы больше не чувствовать ничего. Но на все это у него не было времени. Когда первая волна боли схлынула, Бакуго смог почувствовать, что его обнимает что-то твердое. «Что-то» пошевелилось, отлипло и обеспокоенно заглядывало в глаза. — Вы в порядке? Он еле сдержал поток нецензурных слов — Киришима, придурок, в своем укреплении стал его щитом! Дерьмо. Бакуго только кивнул, пробежался взглядом по ученикам, с облегчением отмечая, что никто не пострадал. Рядом дрожал Шода, округлив от испуга глаза. — Ты боишься меня. — Бакуго развернулся к нему, подошел ближе и заставил смотреть прямо на него. — Ты будешь бояться злодеев. Никто не будет добрым, никто не будет утешать и говорить «не бойся». Но это не значит, что ты — герой — не можешь позволить себе страх. Ругайся, взывай к богам, но не давай страху поглотить себя полностью. Оставь одну клетку своего мозга для анализа ситуации. Есть ли гражданские, раненые? Что будет с ними, если ринешься на противника в лоб. Главное — какой урон вы нанесете, схватившись. Бакуго несло, но он не мог остановиться. — Каждое твое движение что-то несет за собой. Сейчас — ты действовал бездумно, ведомый страхом. Как итог: потеря контроля над причудой, обрушение, угроза жизни невинных. И жертвы — если бы был на поле боя. Не стоит глубоко копаться в себе, Шода. — Бакуго опустил руку на его плечо. — Извлеки из ситуации урок. Извлеките все. Запомните, примерьте на себя, на причуду. Учитесь. Для этого вы и я находимся здесь. Блядь, как больно. Вдох, и три слова на выдохе. — Урок окончен, свободны. Направляясь к выходу — сдерживать шаг было невыносимо, — Бакуго молился, чтобы в классе не оказалось зубрил или ответственного старосты, вроде Ииды, которые бы вспомнили про домашку. Ее он передаст потом. Когда закинется обезболивающими и натрется специально изготовленным для него вонючим гелем. Дверь врезалась в стену и медленно закрылась сама. Бакуго выдернул ящик стола, взвыл, вывалил содержимое на кровать. «С ними нельзя перебарщивать, Бакуго-сан, — рассказывал док, потрясая красно-белой коробочкой, — одна капсула в день, максимум — две. Переборщите и будете лечить уже печень». Бакуго выдавил из блистера сразу три. По крайней мере пытался. Руки не слушались, каждое движение выламывало его изнутри. Первая капсула укатилась под стол, другие он выдавливал на одеяло. Откинув в сторону пустую бутылку с водой, Бакуго съехал на пол, сжался, задержал дыхание, пережидая спазм, накатывающий один за другим. Вспомнил про гель, чертыхнулся, нашарил на кровати тюбик и от души выдавил половину на ладонь. Объем был рассчитан на месяц, придется перебиваться без втирок — объясняться с занудным врачом «почему, как и зачем» он не горел желанием. Сейчас будет легче, думал Бакуго. Легче стало — охлаждающий эффект геля проявил себя в считанные секунды, только боль никуда не уходила. Скоро все пройдет, твердил он себе, зажимая руки между колен вместо тисков. Кажется, я сдохну, усмехнулся Бакуго и скрючился сильнее, шумно выдыхая. Три капсулы не впечатлили. Лезть на стенку и помирать от боли не прельщало. Бакуго встал и, пошатываясь, побрел к шкафу. Среди неразобранных вещей лежали ампулы — последнее, к чему стоило прибегать. Он уже прошел курс, а эти доверили ему на особые случаи, когда поблизости нет медицинской помощи. Бакуго предпочел сделать вид, что особый случай настал. «Делать блокаду стоит строго раз в две недели, — продолжал наставлять док. — Результат вы почувствуете через минуту-другую». Бакуго надеялся на это. Сдохнуть в Юэй — Моному бы потряхивало от смеха даже на похоронах. Когда отпустило, он не уловил, но тут же с облегчением улегся на кровать. Теперь понятно, как подсаживают на всякое говно людей. Быть зависимым было хуево, а случившееся отрезвило. Лучше год без причуды, чем конец геройству. Конец для Бакуго.