Недостойная

      Все случилось ближе к закату. Астрид как раз была во дворе, наблюдая за вечерним выгулом лошадей. Все было... как обычно. Пока земля не начала трястись, а на горизонте не появились многочисленные столбы дыма и пыли.       Лошади в миг забеспокоились и в панике побежали в сторону амбара.       Не зря говорят, что они - чуткие животные и чувствуют страх.       Ведь когда Астрид заметила вдалеке огромные фигуры колоссальных титанов, её охватил первобытный ужас. Нет, не за себя.       А за Николь, Армина и... Эрена.       Он уже как несколько дней покинул её, отправившись в Шиганшину. Они весь день провели вместе, практически без слов, отдаваясь лишь желаниям душ и собственных тел, которые сами говорили за себя.       Губы Эрена касались её губ. Порой мягко и нежно, а порой жестко и неистово, пока широкие ладони сжимали талию.       «Я люблю тебя».       Её пальцы в его длинных волосах, пока грудь не соприкоснулась с разгоряченным торсом. Астрид прижималась к нему так близко, словно хотела слиться с ним воедино.       «Я тебя тоже. Все эти годы».       Когда их сердца бились в унисон, губы обоих лихорадочно шептали лишь одно.       «Прости, мы не можем быть вместе».       На рассвете, прежде чем уйти, Эрен долго сжимал Косстер в крепких и отчаянных объятьях, положив голову на её грудь. Лежа на влажных и смятых простынях, Астрид поглаживала и пропускала сквозь пальцы мягкие длинные пряди каштановых волос. Йегер слушал размеренное биение её сердца. Косстер наслаждалась последними минутами близости.       Они оба понимали, что после того как Эрен перешагнет порог её дома - они вряд ли скоро увидятся. Если увидятся вообще.       Будущее казалось непроглядной тьмой, в конце которой могло их ожидать все что угодно.       Астрид потеряла счет дням, находясь в нетерпеливом тревожном ожидании. Пока на пороге не появилась Николь. Смертельно уставшая, с целой росписью синяков и царапин, с тенью обреченности и боли на лице, но с блеском нескрываемой радости в глазах.       – Астрид, – начинает подруга, – прости меня. Клянусь, я и слово не вымолвила о том, где ты живешь. Видимо какая-то крыса из секты Йегера завелась в наших рядах и выкрала мое последнее письмо и... Я рада, что с тобой все в порядке.       А Косстер лишь слабо улыбается.       – Мы победили, Асти, – Николь обхватывает фигуру подруги и зажимает в крепких теплых объятьях. – Теперь все будет хорошо, обещаю тебе.       Астрид лишь кивает головой, а затем, чуть отстранившись, заглядывает в глаза цвета сирени и спрашивает:       – Николь, что с Эреном?       И радостный блеск в тот же миг меркнет, уступая место тревоге.       – Николь, – повторяет Косстер, обхватывая ладони подруги. Они были ледяными, – где Эрен?       Минута, во время которой Вебер собиралась с мыслями, казалось, длилась целую вечность.       – Эрен мертв, Астрид.       Косстер чувствовала, что так и будет. Но знать, что предчувствия оказалось правдой, было еще больнее.       Николь знала, что Астрид скупа на проявление эмоций, тогда как в ее душе может бушевать целый ураган. Поэтому даже сейчас на лице подруги непроницаемая маска спокойствия. Лишь плотно сжатые губы и блеск подступающих слез в карих глазах выдавал все её чувства с головой.       – Вот как, – хрипло шепчет она, а затем выдавливает самую фальшивую улыбку, какую только видела Николь, – но зато вы спасли мир, верно?       Уже ночью, когда Косстер заботливо накормила Вебер горячим ужином и приготовила спальное место в гостевой комнате, заперевшись в собственной спальне на ключ, Астрид наконец-то позволила себе рыдать навзрыд.

***

      Поглощенная густым полумраком, Николь сидела на кровати, опираясь о приподнятую подушку. Сон не шел. И радоваться бы, но...       Теперь от этих кошмаров не скрыться нигде.       Если закроет глаза – перед взором запляшут кровавые силуэты с безумными улыбками, что преследуют девушку с момента падения стены Мария.       Откроет глаза – услышит печальную песнь, что тихо звучит за закрытой дверью Астрид. Николь не будет её тревожить, нет. Им всем нужно, наконец, выплакать скопившуюся на душе боль.       Николь закрыла бы уши, но тогда уставший мозг начнет воспроизводить запечатленные в памяти звуки войны: отчаянные крики людей, плач ни в чем неповинных детей и предсмертный шепот павших солдат.       От этих кошмаров не спрятаться, нет. Теперь они навсегда.       Николь обводит опечаленным взглядом исписанными порезами и синяками собственные запястья. Как ни кстати заныла спина: во время боя её хорошенько толкнули, и она прилично приложилась о каменную глыбу, что когда-то была частью славного дома. С тех пор поясница часто донимает девушку.       Николь протяжно вздыхает, устало потирая лицо ладонями. В этот же момент печальная песнь прерывается, но лишь на секунду, а затем звучит вновь, только громче и отчаяннее. Вебер качает головой.       Пусть плачет. Пусть плачет за них двоих. Ведь у Николь давным-давно закончились слезы.       Пусть вымолвит плачем эту боль за них двоих.