Времена грёз 1 том

На полном ходу мы пролетели через небольшое поле, после чего дорога ушла вниз к берегу, открыв перед взором деревеньку и небольшой порт. Деревья расступались, больше не пытаясь достать нас своими крючковатыми пальцами, кустарники возле дороги не походили на ершистых монстров, а вой лесной твари замолк. Мы быстро подъехали к деревне, встав у ворот из цельных стволов деревьев, их заточенные носы хищно уставились в небо, будто угрожая ему. Я подъехал к ставням и постарался погромче постучать, но звук всё равно вышел жалкий, тихий, будто скребся ночной тать. — Люди добрые, помогите брата схоронить от царя лесного! Мочи нет до города ехать, украсть мальчишку грозится! Из-за стены мелькнула чья-то шапка, послышался пересуд голосов, и через минуту врата открылись, явив нам двух крепких мужчин в тулупах и старуху с фонарем в руке. — Кто это тут впотьмах воет? Неужто путник какой пожаловал? Голос женщины был мягким и низким, она растягивала гласные словно нараспев. Ее наряд, скроенный из разных тканей, был опрятным, но довольно мрачным — выглядело всё так, будто она надела несколько балахонов, и край каждого, чуть истрепанного временем, торчал один из-под другого. Спешившись, но оставив Леброна в седле, я, не пересекая черту деревни, встал и низко поклонился. — Доброй ночи, госпожа. Меня зовут Диана, а на лошади мой младший брат Агрей. Наш путь лежит на материк, где нас ждут родственники, но мы потерялись и попали в беду. Прошу, позвольте нам заночевать у вас, подойдет любой уголок, хоть в конюшне. Клянусь, что не затеваю зла против вас и всей вашей деревни, а обращаюсь только по крайней нужде.  — Хм, значит быть, Агрей и Диана. Угу. А с каких это пор охотники из лесу бегут? Я вздрогнул, и выпрямился. Старуха расплылась в улыбке, ее морщинистое лицо, словно кора дерева, было достаточно добродушным, но взгляд темных глаз цепкий и серьезный, оценивающий. Мой взор упал на ее руку — то, что я принял за фонарь, на деле было длинным посохом с человеческим черепом на навершии, из глазниц и рта на нас лился потусторонний свет. — П-простите, госпожа, не признал… Проклиная себя на чем свет стоит, я хотел уже отпрыгнуть от ворот, утянув повод лошади, и, рассчитывая, хватит ли мне сил сбежать из логова ведьмы до того, как она пошлет за нами какую-нибудь пакость, но мои размышления оборвал ее тихий сухой смех. — Уж тебе ли опасаться меня, посланник божий. Я ведь тоже богу служу, хоть и темному. А зайчика твоего мы не обидим, если хорошо вести себя будешь, — старуха протянула свою худую ладонь, ожидая моего решения. Взвесив в голове все за и против, я всё же протянул руку в ответ и пожал ее. — Благодарю, госпожа ведьма. — Зови меня просто Яга, — она отпустила руку и повернулась к деревне. — И чары свои оставь за чертой, а не то дурно станется. Поспешив развеять иллюзии, я стянул Леброна с седла и вошел в деревню, придерживая усталую лошадь. Мы последовали за ведьмой, стараясь не отставать, мальчишка, испуганно озираясь, жался ко мне, чуть вздрогнув от шума запирающихся ворот. — Кто это такая, Ньярл? — тихо прошептал принц, цепляясь за мою руку, как за последнюю соломинку. — Темная ведьма, таких еще называют дикими. Они берут в слуги демонов и бесенят, чтобы получить их магию, так как своей обделены. Хотя бывают и исключения. Ведьма усмехнулась, махнула рукой в конец улицы. — Пра-авильно, мальчик, говоришь, исключение. Я магией темной владею и слугу получила в наследство от матери, он как раз дома ждет, познакомиться успеете. Я покорно кивнул и поддержал уставшего Леброна. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли простые деревянные дома с наличниками и ставнями на окнах. Кое-где во дворах лаяли псы, разбуженные незваными гостями, за простыми калитками виднелись остовы яблонь и смородины, занесенные снегом, в воздухе витал терпкий запах дыма из печных труб и соленый аромат моря. Возле дома ведьмы помощники поклонились ей и забрали мою лошадь к себе в конюшни за угол улицы. Сам дом представлял собой довольно ладную избушку с такими же узорчатыми карнизами и окнами, но в красивых орнаментах прослеживались не только цветы и лесные узоры, но и руны, какими обозначали заклятья древние дикие магессы. На подоконнике за кружевными занавесками за нами наблюдали два светящихся глаза. — Проходите, гости дорогие, в мой дом уютный. Баня еще теплая, постель на печи имеется, а коли сказку мою выслушаете, то и накормлю бедолаг, и даже не потравлю. Приглашающим жестом Яга вытянула руку и дождалась, пока я и принц пройдем через калитку, по тропинке к дому. — С-спасибо, — Леброн шмыгнул носом и уставился на нее своими блеклыми глазами. Женщина потрепала мальчика за щеку и, открыв дверь в дом, впустила нас внутрь. Изба Яги была довольно просторной с двумя небольшими спальнями и богатой кухней, в углу которой располагалась каменная печь. Под потолком в темных углах комнаты висели пучки трав, от них шел легкий запах лаванды, можжевельника и, кажется, мяты. Аккуратно сняв с себя промерзшую кофту и ботинки, я попытался расстегнуть пуговицы на одежде Леброна, но пальцы, замерзшие при таком долгом путешествии, почти перестали слушаться. — Ая-яй, как же ты себя извел, ну-ка брысь греться, я тут сама разберусь. Проход к бане справа, ветошь там найдешь. Покорно кивнув, я оставил бессмысленную затею и поплелся к указанному старухой входу. Я думал, что у меня еще куча сил в запасе, но усталость, голод и тревоги дня будто разом потянули меня к земле. Через небольшой коридор я попал в стоящую впритык к дому баню. Стянув с себя последнюю одежду в предбаннике, зашел внутрь и повесил небольшой светлячок. У дальней стены заметил довольно большую деревянную ванну, недолго думая, налил туда теплой воды с печи и просто лег внутрь. Сознание расплывалось яркими бликами, мысли путались, крутились, исчезали лишь появившись, будто безумная чехарда. В конце концов едва собравшись и окончательно расслабившись, я постарался припомнить, что лучше взять в дорогу отсюда, мысленно перебирая нужные лекарства, бинты и провизию. Раненая нога за день путешествия почти окоченела и сейчас медленно начала напоминать о себе. — Ох, ну и дурень! На голову внезапно вылился ковш воды, встрепенувшись, я чуть ли не подскочил, увидев рядом с собой грозную Ягу с металлическим ковшом наперевес. — Как дам сейчас этим ковшом по твоей пустой черепушке! Ишь разлегся, поспать решил! Захлебнулся бы и был таков! А ну вставай, мелкого еще намывать будешь, эта сопля даже портки себе поменять не сможет, куда там баня. — Д-да, простите, не заметил, как задремал, — я встал в ванне, смущенный как никогда, но не своим непотребным видом, а глупостью, которую чуть не совершил. Женщина поставила руки в боки и покачала головой, но затем, порывшись в складках одежды, выудила небольшой пузырек, отдав его мне. — Один глоток, больше не бери, иначе не уснешь. Хватит, чтобы привести себя в порядок. Зайчик в предбаннике тебя ждет, как выйдите, укутай его получше, мальчонка простыл видать, пока вы по лесам шастали, так что пока вы тут, я отвар вам сделаю лекарственный. Приняв пузырек из натруженных женских рук, я откупорил его и сделал глоток. Снова травы — в основном бодрящие, но помимо этого еще и зверобой, видимо, отдала свой настой, чтобы сил хватало и суставы не болели. — Благодарю. Вернув пузырек, я вылил воду из ванны и добавил новой, дождавшись, пока Яга уйдет, и я смогу забрать Леброна. Позже мы сидели на кухне на скамье, одетые в старые льняные рубахи, и жадно ели похлебку из глиняных тарелок, довольно простая еда сейчас казалась вкуснейшей в моей жизни. Вместо чая нас ждал горьковатый отвар, приправленный мёдом. Принц, уплетающий еду почти не жуя, сначала поморщился, попробовав снадобье, но под грозным взглядом старухи выпил все до дна. За окном уже светало, но мы только забрались на печь, укрывшись шерстяными одеялами и подмяв небольшие подушки с гусиным пухом, что слегка колол щеки во сне. Леброн уже готов был провалиться в сон, но я вовремя вспомнил о просьбе ведьмы. — Расскажешь нам сказку, госпожа ведьма? Яга покачала головой и села за стол спиной к печи, перебирая травы. — Ну-у, коли хочешь выслушать старую женщину, то, может, и расскажу, — она вздохнула. — Давным-давно, в одном далеком-далеком селе жила ведьма с дочкой и мужем. Жили себе не тужили, селяне магиню очень уважали как ведунью и травницу, из соседних земель часто за помощью приходили, коли беда случится али болезнь какая страшная. Всё ведьма наперед знала, всем помогала, да только свою судьбу прочитать не могла. Боялась она, что смерть придет, когда не ждали, и заберет того, кто ей любим больше всего, оттого и дочку растила как замену себе и учила ведовству каждый божий день. Да вот только беда пришла именно откуда не ждали. С моря к селу приплыли со светлых земель, говорили, мол, веру свою показать хотят, да церковь построить, чтоб бог ихний светлый на нашу темную деревеньку свой взор обратил, а как уверуем в ихнего бога, так и заживем все счастливо. Ну что ж, сказано — сделано, помогли люди церквушку отстроить, да попу ихнему даров нанесли, бога светлого с почестями встретить да задобрить. Так и ведьма свой дар принесла, хоть и темной ее сила была, да порядок она знала — ее покровитель светлому брат, стало быть, не чужой он ей, и почитать его тоже надобно. Поп знамением ее благословил, богу своему на нее указал, да только и сам глаз положил. Долго ли коротко ли, священник маялся, да только не выходила у него ведьма из головы, а она еще и в селе вечно на виду крутится — то по воду пойдет, то раненым поможет, то гостинец кому занесет — никакого спасу нет. Начал он к ней клинья подбивать, авось получится к красе прикоснуться, да в жены ее взять, но ведьма упряма была и никогда на ухаживания не отвечала, как бы поп ни старался. Ему бы еще тогда стоило отступиться да обо всем забыть, но мужик не унимался. Всем в деревне рассказал, что ведьма эта вертихвостка и специально его к греху склоняет, возмущался сильно, но не поверил ему никто кроме тех, кто на корабле с попом приехал, а моряки они и сами с придурью, чему угодно поверят, коли в голову втемяшится. Дождались, пока мужа ведьмы дома не будет, пришли к ней требовать своей милости. Женщина, не будь дурой, спрятала дочку в погребе, а сама морячков пригласила отужинать сначала, а то ведь и не помнят поди, какова домашняя стряпня на вкус. Сели они ужинать, да вкусно все так было, что не заметили они как один за другим в тарелках засыпать начали, да не проснулись больше, дочка каждому из них шею перерезала, как поросятам, ибо не смели они ведьму обижать. Осерчал тогда поп, знал, что моряков она загубила, да доказать не мог, никто не видел, как они к ней пришли. Тогда решил он действовать иначе, да грех еще больший на душу взять. Приказал своим последним слугам найти мужа ведьмы да жизни лишить. Мол, без мужика-то она наверняка никуда не денется. Яга на миг замерла, будто что-то припоминая, но затем продолжила связывать пучки стеблей и листьев. — Не сумела ведьма муженька своего спасти. Не хватило сил остановить убийц. Горю ее не было ни конца, ни края, крик ее слышался над всей деревней. Взмолилась она в лунную ночь, стенала, выла, прося отомстить за потерю, но плач ее услышал тот, кто был ближе божеств, он с незапамятных времен дремал в лесу, иной и чужеродный, тварь нашей проклятой земли. Его уделом было бы забвение, но память о живых встревожила и заставила прийти, тысячею глаз, как звездным полотном, в ожидании смотря, как плачет дева. Когда настало утро, боги слово свое дали, что не возьмут душу убийцы в свой чертог, не достоин он конца, перерождение забрали, изгнали из села. А за околицей ждал Он. Охотник. И сколь душа страдальца не скиталась, по лесам, по долам, забираясь в грот, под ветви елей, по кустам терновника, Он свою добычу всюду задерёт. Таков удел предателя. Я посмотрел на спящего Леброна и осмелился-таки слезть с печи, присесть на лавку рядом. — А что с ведьмой стало? — Ну, а что с ней станется-то? Дочку вырастила, мастерству своему обучила, а как время ее пришло, взяла камень побольше и на дно морское к мужу ушла. С тех пор ни один корабль к нашим берегам пристать не может, охраняют они нас вдвоем. Прикоснувшись к пучку на столе, я неловко передернул плечом. — Про меня вы тоже сами будущее увидели? — Конечно я многое вижу и многое знаю. — Но вы не зовете меня по имени, хоть и слышали его. Яга пристально посмотрела на меня и кивнула. — Не зову и звать не буду. Не могут живого человека так звать. — Но я еще жив. — Ой ли? Как много у тебя от себя осталось? Я потер руку, в которой обычно лежала моя Месть. — Иди спать, утро вечера мудренее. Неохотно встав с лавки, я вернулся на печь и закутался в одеяло. Со стороны кухни послышался тихий напев, колыбельная от старухи: — Ой, баю, баю Потерял мужик душу. Шарял, шарял, ни нашел. И заплакал, и пошел. Ой вы, деточки мои, Сторонитясь темноты. За околицей волчок, Он укуся за бочек, И потощат во лесок. Ой, баю, баю, баю.