Времена грёз 1 том

— Мой король, потерпите еще немного. Очередная помощница врача пронеслась мимо меня с тазом воды. Сама была взмокшей и уставшей, волосы прилипли к лбу, а под глазами заметно пролегли темные круги. Роды длились уже часов двенадцать, и никто не мог сказать точно, закончатся ли они хоть чем-то. С каждой минутой шансы выжить у детей и самой королевы таяли, а повитухи, лучшие во всем королевстве, рисковали уйти вслед за ними. Король, болтаясь в гостиной у спальни роженицы, едва ли не на стены лез и выглядел ничуть не лучше замотанных горничных, даже, наверное, хуже, так как от нервного напряжения сделался совершенно озлобленным. — Мартирас! Ты что, уснул?! — Никак нет, мой король. Вытянувшись по струнке, я посмотрел на Адама, чуть дыша. Как его личный страж я зорко следил за теми, кто входит в спальню королевы и, словно груша для битья, сносил все его истеричные выпады и крик каждый раз, когда король терял терпение. — Кто сейчас прошел?! — Горничная с водой, мой король. Полагаю, королеве нужны новые примочки на лоб, да и вытереть… — Я и без тебя знаю, что нужно королеве! Умолкни! Послушно закрыв рот, я тихо вздохнул и вновь остановил взгляд на узоре обоев, что уже битый час изучал от скуки. Обижаться и переживать из-за крика Адама я перестал уже давно и просто послушно поддакивал на все тирады, выпаленные в сердцах. Переживает король, ох как переживает, как бы не поседел за эту ночь. Адам, мельтеша передо мной, закатал рукава белой рубашки и вновь сел на софу, подперев голову руками. Так он просидел секунд двадцать, до нового тяжкого стона королевы в соседней комнате, и, подскочив, снова начал ходить из угла в угол, сунув руки в карманы брюк, но и это быстро изменилось. Схватив с чайного столика графин воды, он налил себе целый стакан и залпом опрокинул его, прислушавшись к собственным ощущениям и замерев, уставившись в окно. — Ничего, если в первый раз не повезет, то получится во второй, в третий, лишь бы Ева осталась жива. — Мой король, смею надеяться, что все закончится благоприятно и для королевы, и для детей. — Мне бы твою уверенность. Я счел нужным промолчать, лишний раз не вступая с королем в спор. Адам же, долив еще один стакан воды, опрокинул его, но не внутрь, а на голову и, растерев лицо ладонями, зачесал пятерней светлые волосы назад. Проследив за умыванием, я решил, что комментировать это мне тоже не стоит. — Один из них обязан быть мальчиком. Наследником. — К-конечно, мой король. — Мне столькому нужно его научить. — Непременно, мой король. Адам внимательно посмотрел на меня, и я вновь закрыл рот, уставившись в стену. Говорят, все стражи со временем выучивают одно и то же выражение лица, делающее их схожими с мебелью. В соседней комнате послышался детский плач. Король, словно выученный охотничий пес, вмиг сорвался с места и подлетел к дверям спальни, распахнув их. Многочисленные помощницы тут же протестующе залепетали, но, кажется, они сами едва не плакали от облегчения. — Девочка, родилась девочка, мой король. Я сглотнул подкатившийся ком в горле, надеюсь, Адам не слишком разочарован, в конце концов, был еще один ребенок. Лишь бы он выжил. Время, бежавшее полдня словно сумасшедшее, неожиданно растянулось. Мне нельзя было заглядывать в комнату, несмотря на то, что двери остались открытыми, поэтому я напряг слух, желая уловить все, что происходит за стеной. Суетливый топот, плач, уставшие голоса повитух, плеск воды, слабый стон королевы. Невольно я прижал ухо к щелке у косяка и жадно впитывал каждый даже самый незаметный шорох. В спальне послышался новый детский голосок и обрадованный голос помощниц. — Мальчик! Мальчик, мой король! С моих плеч словно свалилась гора, и я облегченно оперся на стену, едва не сползая по ней. Ну все, наследник у Адама есть, роды закончились, и теперь главной моей обязанностью будет взять выходной, чтобы напиться за здравие детей королевства. — Моя милая Ева. Адам ворковал над супругой, блаженно шепча ей благодарности. Лучше бы дал ей отдохнуть, чтобы королева смогла прийти в себя после такого испытания, но кто я такой, чтобы давать советы королю. Двери гостиной приоткрылись, ко мне заглянул придворный маг с учеником. — Мартирас, роды закончились? — Да, я думаю вы уже можете заглянуть. Седовласый старец охотно кивнул и, оставив со мной ученика, быстро прошел в спальню, приветствуя всех и поздравляя новоиспеченных родителей. — Позвольте мне определить уровень дара, мой король. Послышался шелест. Я скрестил пальцы, взмолившись Солару. Боги, пускай он будет маг, пускай у него будет сильный дар, благодетель, не отвернись от нас, помоги своему королевству. Пауза за стеной затянулась. — Ну что, у кого-то из них есть дар? Маг ответил не сразу, и его голос дрожал так, что я не сразу понял, о чем он говорит. — Д-да, есть, определенно, только… — Это же прекрасно! Ева, наш новый король будет силен и благословен Соларом, как и мои предки. — Не им, ваше величество, не Соларом. В комнате снова повисла тишина, настолько плотная, что придавила меня пятками к полу и сжала сердце в тисках. Как это не им? — О чем вы? — У детей, обоих, темный дар, мой король. П-простите… Маг так извинялся, будто это он сделал детей такими, а его слова все еще не доходили до моего разума. Помощник мага, побледнев, словно мел, бесшумно ринулся к двери. — Ты уверен в этом? Голос Адама стал жестче и строже, за ним послышался едва слышимый лепет королевы, она совсем обессилела, и я почти не различал ее голос, но я понял, что она тщетно пыталась воззвать к супругу и выслушать ее. — Да, ваше величество, ошибки быть не может. Я внутренне похолодел, не желая верить в происходящее, в ушах зазвенело, и я все-таки сполз по стене, сев на пол. Как такое вообще могло произойти? Что случилось? Придворный маг вылетел из спальни, словно ошпаренный, а за ним и повитухи с помощницами. Все выглядели ошарашенными и напуганными настолько, что даже не взяли с собой инструменты. Ева вновь попыталась что-то сказать королю, но ее речь нарушил шлепок пощечины. Тихий, вкрадчивый голос Адама сочился ядом. — Я мог понять то, что у тебя был дар, но дети… — Адам, я прошу, услышь меня, такое бывает, даже если дара нет, это не повод для злости, они ничем не отличаются от тебя, это твои дети. — Не верю ни единому твоему слову. — Адам… — От меня не могли родиться темные выродки, Ева. — Это обычные дети, с даром или без они твои. — Я этому не верю. — Я клянусь… Послышался шум и снова детский плач, но вместе с ними вдруг закричала королева. — Не смей! Оставь их в покое! Не смей забирать их у меня! Адам! Адам вылетел из спальни и, быстро отыскав меня взглядом, сунул куль из простыни в руки. В ткани завозились младенцы. — Избавься от них и проследи, чтобы никто ничего не смог рассказать. Понял? — М-мой господин, так нельзя… — Ты еще со мной спорить будешь? Он процедил это сквозь зубы, и от одного взгляда мне стало страшно. Вцепившись в детей, я торопливо кивнул, уже рассчитывая, кому я мог бы их отдать. — К-конечно, я найду для них… — Нет! Не хватало еще, чтобы ублюдки выросли и заявили свое право на трон. — Но мой король… Я осекся на полуслове под грозным взором Адама. Из спальни вновь послышался крик королевы и шум, кажется, она попыталась встать. — Замолчи! И лежи смирно, с этого дня ты и шагу из своей башни не ступишь, я должен точно знать, что в следующий раз ты ни с кем не спутаешься. Он отвернулся от меня и скрылся в комнате, хлопнув дверьми. Я услышал отчаянный плач Евы, рвущий душу на части, и в ужасе прижимал к себе младенцев. Как я должен был поступить? Имею ли я право ослушаться приказа? Разве могу я…я… В каком-то безумном порыве я поднялся на ноги и тихими коридорами замка побежал куда глядят глаза, не различая дороги и не понимая, что творю. В голове разом смешались тысяча мыслей, мой бег подгонял крик матери, потерявшей свое дитя, и, даже оказавшись на улице, я слышал его в своих ушах, как проклятие. Хотелось спрятаться, скрыться от людских глаз, собственной совести и короля, хотелось зажмуриться и, открыв глаза, понять, что все это лишь дурной кошмар, навеянный тяжелым днем, но как бы я ни пытался, как бы не моргал, стряхивая пелену слез, мучение мое не прекращалось. В своем помешательстве я пробежал к дальнему саду дворца и остановился лишь у кромки пруда, где свой свет отражал огромный диск луны. Обессилено упав на колени, я дышал, словно загнанный пес, и трясся от страха и отвращения к собственной жизни. Король приказал… мне король приказал… он отдал приказ… Чтобы никто ничего не смог рассказать… Сколько людей сейчас знают о том, что в светлом королевстве появился темный наследник? Зубы клацнули, и, судорожно втянув воздух, я неожиданно для себя завыл. Как это могло произойти? Как? По щекам бежали горячие дорожки слез, прохладная ночь начала сентября казалась такой тихой, и только мое сознание настолько шумным и тревожным, что я невольно потянулся к ушам. Сверток в моих руках вновь шевельнулся, дети недовольно захныкали. Посмотрев на них и на воду, я испугался собственной ассоциации, но иного выхода не мог предложить. Я бы зашел туда, в эту мирную гладь вместе с ними, если бы меня не ждали дома. — Простите… богом молю, простите… Прижав к себе сверток в последний раз, я не глядя прикоснулся к нему губами, не переставая шептать. Они навряд ли слышали меня и навряд ли бы простили, но я не мог промолчать, прежде чем навсегда распрощаюсь с собственным покоем. Я точно знал, что буду видеть это место, крик и плач во снах, и каждый раз я буду просыпаться, умоляя простить. Подползая к воде на коленях, я все больше ощущал себя мертвецом, и меня едва не тошнило от ненависти к себе, от отвращения и бессилия. Мне хотелось помочь, спасти их, но я не представлял, как это сделать. Разум послушно припомнил мне, что происходит с детьми темных в наших краях, и в этот момент я почти оправдал себя. Наверно и правда лучше так, чем рабами в подвалах благословенных церквей. Но свое сердце и совесть я не мог обмануть так же, как сознание. Я все еще чувствовал, что поступаю неправильно, бесчеловечно и человеком с этого момента быть не могу. Инструмент, жуткая тварь, что просто исполняет приказы, безликий страж короля. Протянув руки над прудом, я последний раз посмотрел на простыню. Это несложно, мне стоит лишь разжать пальцы. Даже не нужно топить самому. От последней мысли меня скрутило так, что я едва не упал сам в воду. Меня отчаянно тошнило, руки слабели, и, закрыв глаза я позволил себе отпустить сверток. Но ожидаемого всплеска не услышал, лишь дуновение ветра перед собой. Распахнув веки, я растерянно огляделся и увидел на берегу в нескольких шагах от себя огромного рыжего кота с оскаленной мордой. Он сжимал в зубах сверток и сверлил меня ненавистным взглядом. — Спасибо… Чувствуя, как мое тело ослабевает от пережитого ужаса, я беспомощно смотрел на кота и готов был рвать волосы на себе, оправдываясь и умоляя понять, но заранее знал, что это бесполезно. — Уходи, прошу тебя, уходи, не дай им себя поймать. Зверь недовольно фыркнул и отвернулся, ловкие лапы увели его в заросли самшита, скрыв от меня в мгновение ока. Я остался один на берегу пруда и не мог поверить в то, что случилось. Тучи неожиданно скрыли луну, и она перестала отражаться на глади, будто отвернув от меня свой лик. С тех пор я ни разу не видел ее, хоть все и говорили, что она все также ярко сияет на небосклоне. Ньярлатхотеп Я отправился к Лилит далеко не сразу, для начала послав к ней пару помощников, чтобы они устроили моей внучке побег, но те вернулись с дурными вестями. Лили отказалась уходить и слышать о подобном не хотела. Пришлось собираться самому, и только когда мои правнуки окончательно окрепли и им больше не угрожала гибель. У меня быстро получилось найти для них пару трепетных нянь, что все свое время посвятили уходу, воркуя над ними, как над собственными детьми. Тогда же в Храм из деревни передали сумку с запиской, несколькими пузырьками и сосновой ветвью. Геката сказала свое слово, по-своему позаботившись о внуках, но не объяснила, как могла допустить подобное. За это, как бы я ни старался понять свою дочь, я был втайне обижен и, не навестив ее перед отъездом, отправился вновь на светлый континент. Мои привычные дороги были исхожены, мой путь давно проложен и определен. Я добирался на мелком суденышке до пустого берега и каждый раз надеялся заснуть в пути, вновь побывав на таинственных островах, что скрывало в себе Скай, но боги распорядились мной иначе. Без проблем добравшись до крупных торговых путей, дальше я добирался повозками, прибиваясь к караванам южан или сопровождая чужие грузы как простой наемный маг. Там же в дороге можно было узнать, чем живет страна, что нового произошло, и собрать все последние слухи, составляя картину происходящего как в столице, так и за ее пределами. В подобном же путешествии я услышал скорбную весть о королеве. Роды Евы были долгими, преждевременными и прошли крайне трагично, из-за ошибки повитух ее дети не выжили, а здоровье оказалось подорвано, поэтому Адам старается лишний раз не тревожить ее, давая смириться с горем, не пуская любопытствующих и отправив к ней новых лекарей. Повитух, как водится, за ошибку казнили в ту же ночь, вместе со всеми их помощницами, а королеву больше никто не видел, кроме ее самых близких и преданных горничных. Рассказывая мне события двухлетней давности, люди скорбно опускали глаза, цокали и тяжело вздыхали, жалея бедную Еву. Они поддерживали короля, надеясь на то, что он сможет помочь своей любимой супруге, и когда-нибудь они вновь увидят их вместе на празднике или на приеме иностранных гостей. Мне же хотелось закричать вместо того, чтобы слушать эти причитания, проклясть чертового короля и воткнуть в его сердце клинок собственной Мести, чтобы он наконец-то получил по заслугам. Лилит не смогла бы легкомысленно допустить смерть собственных детей, в то время как Адам, насколько я знал, просто избавился от них, как от ненужных котят. Мою душу резала одна только мысль о том, какой тяжелый путь прошли Аван и Каин, добираясь до Кадата. Будь я достаточно силен и чуть менее терпелив, не дал бы светлому королю прожить и дня с момента моего появления в Санктуме, но все же я хотел для начала встретиться с внучкой. Мои гончие, выискивающие темных в столице, не раз замечали пропажу людей в замке, а контроль за некромантами ужесточали чуть ли не с каждым днем. Он дал возможность своим стражам казнить нас на месте, называя это борьбой с шпионами Сомны, но страдали от его решений прежде всего те, кого обвинили незаслуженно, даже без дара. И я не видел, чтобы хоть кто-то кроме меня в пути переживал из-за несправедливости. Наоборот, странствующие жители радовались, что сейчас в королевстве стало значительно безопасней, ведь король выказывает свою заботу, а стража ловит так много преступников. Слушая подобные речи, я благоразумно молчал, но даже так люди быстро замолкали, стоило им только увидеть мое лицо. К концу пути я часто становился изгоем, но это едва ли волновало меня в то время. Санктум встретил меня во всем своем великолепии. Старинные вычурные дворцы с изогнутыми оконными рамами, витиеватыми украшениями и морем цветов буквально кричали о богатстве и роскоши их хозяев. Никаких прямых линий, как в Кадате, никаких темных оттенков, только грация растительных форм и орнаментов во всем многообразии своих проявлений. Стоя посреди одной из главных улиц, я поверить не мог, что когда-то жил в этом мире. Гулял среди этих цветастых домов, учился в королевской академии и работал, не покладая рук, заботясь о глупом, заносчивом наследнике светлых. Спасал его, чтобы после быть преданным. Тяжело вздохнув, я с ужасом подумал, как много времени прошло с тех пор. Старые воспоминания, разбуженные спустя века, показались далекой легендой, случившейся не со мной, но я не мог отделаться от мысли, что так и не узнал, когда же Леброн умер. Что с ним произошло после моего ухода? Как долго он правил? Я просто выкинул юнца из головы, едва ступил на земли эльфов, и это тоже показалось мне сродни предательству, но малому, которое я мог себе простить. Упрямо задвинув далеко в подсознание свою разбушевавшуюся память, я спокойнее и увереннее двинулся к дворцу. Использовав все свои умения и прошерстив память стражей, я узнал, что к Лилит, помимо личных горничных, пускают только двоих лекарей. Не желая переполошить весь замок, я дождался дня, когда один из них должен был посетить королеву и, поймав нужного мне человека, усыпил его, украв его облик. Седовласый евнух, коим оказался врач, остался мирно почивать в съемной спальне дешевого кабака, пока я спокойно прошел к башне внучки без единого вопроса или замечания. Даже придворный маг, служивший королю, прошел мимо, не удосужившись проверить ни мою магию, ни ауру, впрочем, мне он показался слишком старым и слабым даже для мелкой работы, коей не брезговали студенты столичной академии. Пара служанок, завидевших меня еще у нижних лестниц, тут же бросились сопроводить наверх, попутно щебеча что-то о слабости Лилит и ее нервном истощении. Не понимая и части этой странной болтовни, я попытался успокоить девушек, а стоило мне подобраться к дверям спальни, отослал их за пустыми поручениями, надеясь, что нам больше никто не помешает. Стоило мне только зайти внутрь, как мягкий тихий голос внучки донесся от решетчатого окна. — Ты очень сильно выдаешь себя, дедушка. Моя милая, хрупкая Лилит отложила красные лоскутки тканей и, поднявшись из-за стола, повернулась ко мне, натянуто улыбнувшись. Увидев ее, такую уставшую и беззащитную, я бросился к внучке, со всей осторожностью и тоской сжав ее в объятьях. Мне показалось, будто она стала меньше, тоньше, бледнее, словно этот мерзавец Адам погасил в ней все былое пламя, весь пожар и спрятал ее подальше от солнца и природы, желая, чтобы искры в глазах этой маленькой воительницы больше не разгорались. — Можешь ничего не брать кроме теплой одежды, мы уходим прямо сейчас, Лили. — Дедушка… — Ни слова больше. Я не оставлю тебя здесь. — Послушай, прошу, мне не нужно спасение, я говорила и гончим… Крепче стиснув в руках внучку, я уткнулся в ее рыжие волосы и чуть не взвыл от ее слов. — Ни за что на свете, Лили. Без тебя тоскует весь Кадат. Я схожу с ума, зная, что ты здесь, среди этих чудовищ. — Они не чудовища. — Они не приняли твоих детей, Аван и Каин едва преодолели путь. Подняв голову, девушка со слезами на глазах взглянула на меня, ее голос дрожал. — Но ведь преодолели, гончие предавали, что с ними теперь все хорошо. — Хорошо, я постарался, чтобы они ни в чем не нуждались, но это не отменяет того, что твой муж достоин самой худшей казни, я не желаю, чтобы ты и мгновения дольше оставалась рядом с ним. — Я не уйду, дедушка, а если ты посмеешь меня выкрасть, я сбегу сюда обратно. — Лилит! — Тише, прошу. Я верила, что мама их спасет, она не могла бы упустить такое. Наверняка готовилась заранее. — Лили, о чем ты говоришь? — Адам принял меня, но не детей, но это не конец. Я все еще могу все изменить, особенно если король будет другой. Насторожившись, я почти потянулся проверить ее температуру и сознание. Может, внучка действительно больна? Поэтому несет такой откровенный бред. — Это… — Наследник, нам нужен новый король, которого я смогу вырастить сама и дать то мировоззрение, что нам нужно. Он сменит Адама и будет править Целестией став опорой и будущим для обеих стран. Изящные, тонкие ладони поднялись к моему лицу и легли на щеки. Лили улыбнулась искренне, открыто, как когда-то давно, и впервые за нашу встречу я ей поверил, еще не до конца понимая, что она задумала. — Мне не так много нужно, дедушка. Просто выслушай меня. Наследник должен родиться достаточно сильным и самое главное светлым, чтобы ни у кого не было и мысли о его праве на трон. — Лилит, но откуда ты можешь знать, появится такое дитя или нет? — Ты прав, не могу, но ты, мне кажется, сможешь. Смущенно опустив взгляд, внучка взяла мою руку и приложила к своему едва выпирающему животу, и только сейчас я почувствовал второе сердцебиение. Опустившись на колени, я в смятении протянул вторую ладонь и постарался прислушаться к ощущениям. — Ты правда хочешь пойти на это? — Да, я не сдамся так просто. Тяжело вздохнув, я прикусил губу в раздумье. Оставлять здесь Лили одну было страшно, и я с ужасом представлял, как дорого может стоить мое решение, но она действительно была упряма в своем стремлении. Смогу ли я удержать ее в Кадате против воли? Не возненавидит ли она меня за это? Не навредит ли себе попытками сбежать? — Но как же старшие? — Я заберу их, как только будет возможность, и надеюсь, смогу навещать, пока Авель растет. — Поклянись, что как только почувствуешь для себя опасность, вернешься с гончими в Кадат. — Клянусь, но ты в ответ клянись, что не поднимешь руку на Адама и не станешь ему мстить. — Лили, это нечестно, он заслуживает наказания. — Он нам нужен, как минимум пока Авель не подрастет, я не смогу бороться за престол с ребенком на руках. Я шел на сделку с совестью, со своей внутренней местью и в очередной раз поддался на уговоры внучки. Скрепя сердце я вымученно поклялся не трогать Адама, пока не вырастет правнук, и мысленно потянулся к собственному дару. Авель пока слишком слаб и едва ли мог стать защитой для матери в будущем, но в моих руках была возможность все изменить. Я часто забирал чужую магию, освобождая людей от этого тяжкого бремени и давая им жить в ладу с собой, но сейчас впервые отдавал часть собственного дара, желая поделиться искрой. Крохотный золотой осколок жег руки, сверху от Лилит послышался тихий вздох. Если бы я мог, я бы отдал всю свою силу ей, лишь бы она была в безопасности, но такое уже невозможно. — Надеюсь, ты будешь благоразумнее, чем твой отец. Искра вспыхнула последний раз, прежде чем раствориться в чужом теле. Тонкая невесомая нить, что связывала меня и внучку, стала крепче, почти такая же должна была появиться и с Авелем после его рождения. Чем дальше родство, тем слабее я ощущал эту магию, размывалась часть моей крови, и если рождение внучки я смог ощутить, пусть и слабо, то правнуки были словно чужими людьми, пусть и близкими моему сердцу. — Спасибо, дедушка. — Не за что, надеюсь, я не буду жалеть об этом. Спустя еще один долгий путь по Целестии я смог вернуться в любимый мной Кадат, но то и дело чувствовал нарастающую тревожность. Уходя из светлой столицы, я встретился с доверенными мне людьми и распорядился усилить присмотр за Лили, несмотря на все ее заверения о том, что Адам и пальцем к ней не притронется во время беременности. Верные гончие, что не первый год мелькали при дворе, отнеслись к ситуации серьезно, это внушало некоторое доверие и уверенность, но не освобождало от навязчивого желания взять все под собственный контроль. Стараясь отвлечься от панических идей о краже внучки из Санктума, я погрузился в работу, лишь изредка припоминая, что стоило бы навестить Гекату в ее деревне. Она могла бы рассказать мне больше, объяснить ситуацию и дать совет, но я никак не решался отправиться к ней, то ли все еще обижаясь на нее, то ли стыдясь за то, что пошел на поводу у Лилит. Я не знал, что ей сказать, не знал, как посмотреть в глаза, и чувствовал, что она прекрасно осведомлена о моем смятении, со стороны наблюдая за тем, как я мечусь по собственной клетке сознания и думаю, как правильно поступить. Иногда даже казалось, что внучка выросла такой упрямой как раз из-за дара матери, по Гете сразу видно ее отношение к любому делу, и если она уверена, что у тебя не получится, то лишь по взгляду, мимолетному движению губ или прищуру можно было заметить ее мнение. Я никогда не думал, что это недостаток, что ей стоит носить маску непроницаемого безразличия ко всему происходящему, но надо признаться, сейчас я не желал к ней ехать как раз из-за этой маленькой черты. Не хотел увидеть в родных глазах хотя бы тень осуждения, ибо это означало бы крах любых надежд в Целестии. С подобными мыслями я провел около полугода после встречи с Лилит. Аван и Каин подрастали и уже готовились к встрече с остальными детьми для первичного обучения. Я в очередной раз закончил служение в Храме и, оставшись наедине с Элеем, прошел к черному алтарю, прикоснувшись к его гладкой поверхности. Тревога последних месяцев сегодня особенно сильно жгла сердце, не давая сосредоточиться ни на чем и гоняя меня словно охотник добычу. Позади послышался шорох монашеской робы, и чужая рука чуть коснулась плеча. — Господин, вы сегодня особенно задумчивы. — Можешь обойтись без формальностей, мы все равно здесь одни. Элеос, едва вздохнув, встал рядом, обеспокоенно заглядывая в мое лицо. — Что ж… тогда расскажи, что случилось? — Я не знаю, Элей, оттого и страшусь. У меня весьма дурные предчувствия. Мой помощник на миг замолк и, явно что-то подсчитав в уме, открыл было рот, но высказать свою догадку не решился. Отвернувшись, он поджал губы, стараясь скрыть тот факт, что вообще хотел что-то сказать. И правильно, озвучь он мысль, мелькавшую в моем сознании, и я бы не сдержался. Поднял бы голос, наговорил бы ерунды или ушел куда глаза глядят, пока нервозность не пройдет, тем самым оскорбив невинного и близкого мне друга. — Может быть, тебе стоит отдохнуть, Ньярл? — Не могу, уже пытался и не раз, да толку ноль. Я отвлекаюсь, злюсь, все валится из рук. Элей, протянув ладонь к алтарю, коснулся кончиками пальцев прохладного камня, не раз умытого в чужой крови. Кажется, он захотел мне что-то предложить, но разговор наш вдруг прервали крики птиц, разнесшиеся под крышей Храма. Крохотные бойницы, спрятанные там, почти не пропускали звуки улиц, но надрывный ор ворон послышался так четко, будто мы стояли среди стаи. Одна из нитей на руке чуть дернулась, забирая себе все внимание. Едва не подскочив на месте, я вцепился в нее, ярко ощутив рождение нового дитя. Ликование, словно морская волна, разом смыла собой все смутные страхи и дурные предчувствия. — Авель, он появился на свет. — Боги… Поздравляю тебя, Ньярл, ты снова прадед. Элей, растерянный и изумленный, улыбнулся мне, будто бы не до конца веря в услышанное. Он посмотрел на проявившуюся нить и на грани слышимости прошептал себе под нос: — Твой дар не пропал зря. — Не пропал, и точно знаю, правнук станет самым сильным королем Целестии за последние столетия, я сам к этому приложу свою руку. Все же получить искру это лишь первый шажок к могуществу, нужно ей еще овладеть. Дотронувшись до нити Лилит, я ощутил отголоски ее счастья и мысленно поддержал внучку в ее начинании. Она любила каждое свое дитя, я знал это наверняка, но именно Авель должен положить конец такой выматывающей и многолетней борьбе внутри единого народа. Судорожно вздохнув, Элеос, неожиданно ослабев, сел у подножья алтаря, закрыв лицо руками. — Надеюсь, пред нами станет меньше преград, и темные перестанут считаться чудовищами и врагами. Не желаю думать, сколько еще таких как я сгинуло на бесконечных тропах и кострах. Искренне улыбнувшись Элею, я прикоснулся к его голове и осторожно погладил, успокаивая. — Я понимаю твою боль. Радость и облегчение, словно легкая эйфория, окутали мое сознание, я вновь вернулся к узам и прислушался к внучке. Она должна была уже отдыхать, и в этот раз ее не должны были лишний раз тревожить, но мимолетный испуг, коснувшийся меня, стал последним ощущением Лили. Нить, натянувшись, лопнула, унося за собой целую жизнь. Ошарашенный, я не сразу воспринял то, что случилось, и, кажется, целую вечность наблюдал, как рассыпается наша связь, и что-то в моей душе умирает вслед за едва заметными искрами. — Лили… Выдохнув, я с обреченностью утопающего ухватился за то, что осталось от уз. Последние воспоминания ядовитой иглой пришли в мой разум. Тонкие бледные руки Лилит взметнулись в воздух вслед за сыном, но Адам отвернулся, унося дитя. Встревоженная, тихая мольба сорвалась с губ. Короткий, хлесткий приказ оборвал ее, личный страж короля оказался возле кровати. «За измену королю и королевству». Нестерпимо острое и холодное лезвие клинка коснулось шеи, горячая кровь растраченной драгоценностью залила грудь. Чудовищно бездушный взгляд единственным свидетелем застал, как безупречные рыжие кудри рассыпались по подушкам, довершая и без того безумную, жестокую картину. Казнь, как она есть, словно он никогда не любил Лили. Как он вообще смог зачать ей ребенка? Я тщетно влил силы в нить, бездумно пытаясь удержать чужую жизнь, но та, словно бескрайние воды Скай, утекла сквозь пальцы, не давая и шанса на спасение внучки. Обида и такое жгучее, всеподавляющее отчаяние затопили мой разум, что я не сразу услышал собственный крик. Весь Храм содрогнулся, словно в ознобе, алтарь засветился, будто вторя мне, но я сам едва ли понимал, что происходит, желая лишь выплеснуть поскорее все то невиданное количество боли, в которой тонул по чужой вине. Упав на колени, я съежился под собственным бременем, и оно походило на ненависть целого мира ко мне. За что я вынужден терять своих родных? Неужели я так мало сделал? — Ньярл, прошу… Элей трясущимися руками вцепился в мои плечи, подтягивая к себе. Смутным отголоском в моем сознании мелькнули его страх и горечь, но боюсь, их попросту смели мои эмоции, что я не мог держать в себе и щедро отдавал, не размышляя о других. — За что? За что они ее убили?! Им было мало всех этих смертей?! — Прости. Едва не задыхаясь, помощник крепче меня обнял, будто желая спрятать от всех бед, но сумасшествие мое не думало стихать. Я сам готов был обменять все будущие годы на то, чтобы в моих руках вместо ткани одеяний оказалась внучка, целая и невредимая, или хотя бы, если жизнь моя стоит немного, то я бы проводил ее не в одиночестве и злобе окружающих, а среди тех, кто искренне ее любил. — Моя милая Лили, я знал, что пожалею, знал… Стирая слезы с щек, я вздрагивал, срываясь в вой при каждой мысли о последствиях своей безнадежной глупости. Как можно жить с такой виной? Как можно направлять других, когда ты сам не видишь ничего во тьме? Как выдержать взгляд Гекаты, зная, что погубил ее дочь? Имею ли я право вообще после такого существовать? Не стоит ли мне совершить единственно правильный поступок в этом случае? — Я отомщу, я жизнью клялся не причинять ему вреда, но отомщу, пускай такой ценой, но я увижу его кровь на своей Мести, я буду упиваться его болью, как он упивается чужой! — Оно того не стоит, умоляю, Ньярл, дай себе время. — Я не могу, боги, подарите мне забвенье, подарите смерть, но только позвольте отомстить. Попытавшись встать и выбраться из рук Элея, я ощутил, как вспыхнул некрос под его ладонью на затылке. Мир будто дрогнул, и в затуманенном взоре лишь на миг мелькнуло испуганное лицо помощника. Голова стала тяжелой, словно налившись чугуном, и, пошатнувшись, я упал обратно на пол, потеряв последние остатки сил.