Времена грёз 1 том

Упрямую, смуглую, смелую, быструю, С глазами, что светятся тьмой золотистою, Прямую и резкую, словно кинжал, — Такую подругу Создатель мне дал. Гнев, мудрость и душу горячую, цельную, Любовь неустанную и беспредельную, Что смерти и злу не дано побороть, — Такое приданое Дал ей Господь. Подруга — Роберт Льюис Стивенсон Теплое, яркое, летнее утро не принесло мне желанной радости пробуждения, наоборот, оно выглядело неестественно вычурно, неправильно, будто все мои переживания должны были остаться просто сном. Но сном они не были. Не до конца осознавая себя, я с трудом поднялась с постели и прошла к балкону, открыв дверь. Воздух, полный ароматов цветов, свежего белья и скошенной травы, проник в спальню, заполняя собой все пространство и сбрасывая ночную дрему, присущую этому старому дому, но даже это мне не помогло. Глаза неприятно обжигало солнце и напрашивающиеся слезы. Чувства, смешанные в безумный коктейль из обиды, злости и отчаянной тоски, раздирали мне душу, словно бешеный зверь. Я не понимала, что из этого ощущала сама, а что передалось от Ньярла, но итог был один, мне было так тошно, что едва ли хотелось жить. Ты ведь все-таки отомстил ему? Ты уже спрашивала. Я хочу убедиться. Да, отомстил. Спасибо. Вдохнув поглубже, я попыталась немного прийти в себя, обдумывая произошедшее. Мысли лезли в голову одна хуже другой, заполоняя разум, и, кажется, нигде от них я не видела спасения. Адам потребовал убить своих детей, и Лилит он оставил лишь для нового наследника. Получив его, избавился от супруги и… растил сына сам? Поэтому Авель напал на Сомну? Авеля растили няни, насколько я знаю, король был слишком занят чисткой королевства. Адам в каждом видел врага и старался стереть любые упоминания о темных. Его видение отчасти передалось и придворным, волну ненависти унаследовало новое поколение, но даже так Авель не видел смысла на нас нападать. Пока не пришла Избранная. Она объявила, что послана самим Соларом, чтобы избавиться от всех некромантов и от меня в первую очередь. Ей так просто поверили? Она показала оружие, что ей даровал Солар, и магию, сравнимую по силе с моей. Тот лук без стрел, он правда божественный? Да, Гордыня. И если Месть бьет только в ответ, хоть и почти смертельно, а Ненависть сильна, но ранит прежде всего хозяина, то Гордыня слепа, и ей не нужны стрелы, она бьет не глядя. И в чем же подвох? Боюсь в том, что человек с таким оружием не видит настоящей цели. Я с трудом верю, что Луна допустила бы охоту на меня, тем более с Избранной в Храме был обладатель истинного тома Некрономикона. То есть ее направили не за тобой? Может быть. От обиды защипало нос, но я упрямо поджала губы, не давая себе еще сильнее расклеиться. Как это все чудовищно, жестоко, несправедливо. За что все это? Почему? Как будто боги и правда отвернулись от Сомны и Ньярла, раздаривая свое внимание лишь проклятой Целестии. Пока я вновь боролась с чувствами, в дверь спальни постучали. На пороге, не дожидаясь моего ответа, возник Ганим и несколько встревоженно приветствовал: — Доброе утро, Софи, швеи уже пришли, тебя все ждут. — Да-да, я… наверно, надо переодеться. — Не за чем, ты все равно будешь в новом платье, лучше давай я быстренько отдам подарок. Брат похлопал по карманам и выудил из пиджака маленький квадратный футляр. Растерянно приблизившись к нему, я дождалась, пока откроется бархатная крышка, и на свет предстанет украшение. — Вот, я попросил маму заказать тебе новый кулон из зеленого янтаря, у каждого из Блэквудов есть что-то с этим камнем. Форму не я придумал, она несколько странная, но надеюсь, тебе понравится. Я осторожно взяла столь неожиданный дар в руки и в смятении попыталась понять, что это значит. Хотелось то ли плакать, то ли смеяться над посланием Гекаты, а это была точно ее проделка, никто другой не мог бы придумать такую форму. — Полынь. — Что? — Кулон похож на цветок полыни. В моем мире это символ наказания и скорби. Забавно. — У нас, я слышал, используется как оберег и упоминается только в самых старых текстах. Подожди, сейчас припомню, — Гани задумчиво посмотрел в потолок и щелкнул пальцами. — Точно, что-то про звезду и отраву. — Да, возмездие и гнев бога. Рассматривая желтоватый шарик неправильной формы с бледно-зелёным лепестком у основания, я в очередной раз удивилась прозорливости ведьмы. Я едва сдержалась от желания поехать к ней и тут же выведать все, что ей известно. Геката наверняка знала, почему я оказалась в этом мире, и могла бы помочь, но кто бы меня к ней пустил сейчас. Ганим неловко потупил взгляд и протянул руки. — Прости, наверно, это не самый лучший подарок. — Нет-нет, мне нравится, повесь его, пожалуйста. Воодушевившись, брат закивал и, тут же подхватив украшение, аккуратно взялся за цепочку. — Он тоже будет помогать тебе контролировать силу, и помимо этого я попросил его отнести к проверенному магу. Каин немалую сумму заплатил за дополнительный эффект. — Какой эффект? — Увидишь, это будет небольшой сюрприз. Он хитро улыбнулся и, сменив кулон, защелкнул замок, цветок полыни лег между ключиц. Подняв ладонь, я на ощупь нашла камень и погладила его гладкую поверхность. Помню, в студенчестве я любила крутить в руках серьги или кольца, пока решала очередную задачу. — А теперь идем, нас правда ждут. Потянув меня за собой, Ганим не дал мне даже накинуть халат, явно решив, что на примерке он не нужен. Спустившись на первый этаж, мы преодолели коридор и свернули в бок от библиотеки, прямо в музыкальный зал, что пустовал большую часть времени. Сейчас свободное место заняли пара швей и манекен с подготовленным для меня платьем, и, едва взглянув на свой новый наряд, я чуть было не устроила скандал прямо с порога. — Это что? От негодования я потеряла дар речи и лишь с большим трудом смогла сказать что-то приличное при мастерицах. Навряд ли это их идея, заказ делал Каин, и именно он должен был подобрать нужный фасон, чтобы я не выглядела странно в незнакомой мне стране. То, что предстало предо мной сейчас, выглядело больше как издевка. Из дальнего угла зала послышался голос наставника: — Это платье, Серафина. — Нет, это издевательство, я не надену такое, ты вообще в своем уме? — Сэра, не нужно истерик, просто примерь его. Пожалуйста. Вновь посмотрев на несомненно прекрасное творение швей, я с досадой представила, каким чудищем буду выглядеть на балу у светлых. Черный шелк, скрытый корсаж, мягкие складки юбки — все было просто изумительно выполнено, и я искренне хотела бы посмотреть, как оно сядет на мою фигуру, но грудь. Открытые плечи и оголенная шея предполагали, что все мои шрамы будут на виду. — Примерь его. Каин подошел ближе и мягко подтолкнул меня к ширме, установленной в углу. Жест не предполагал отказа, как и ситуация в целом, слишком поздно перекраивать или шить все заново. Обреченно вздохнув, я послушно прошла вперед и, скрывшись от чужих глаз, надела платье. Дорогая ткань ласково обняла меня, вызывая легкий поток мурашек от мимолетной прохлады. Ловкие пальчики мастериц осторожно затянули шнуровку на спине и, внимательно осмотрев, сделали себе какие-то пометки. Стоило кое-что дошить, кое-что поправить, но на это оставалось достаточно времени. Еще через пару минут меня выпустили из-за ширмы, дав немного пройтись и оценить работу швей. Наставник, едва сдерживая улыбку, взял мою ладонь и подвел к большому зеркалу у стены, отразившему меня в полный рост. — И что ты переживала? Уставившись во все глаза, я смотрела на себя и будто забыла, как дышать. Только сейчас стало понятно, за какой эффект заплатил Каин высокую цену. Сделав еще пару шагов к зеркальной глади, я прикоснулась к чистой, нежной коже и кончиками пальцев прочертила дорожку от груди к щеке. Ни единого рубца не было видно, ничего, что я так упорно прятала за закрытой одеждой и боялась показать даже себе. — Я, оказывается, такая красивая. — Да неужели. Наставник заметно веселился, глядя на меня, но стоило мне вновь нахмуриться, оставил наедине с отражением, что-то узнавая у швей. Вновь обратив внимание на себя, я распустила волосы и покрутилась в платье, стараясь понять, насколько в нем удобно будет танцевать. Впервые услышав о празднике в честь Дня Рождения Авеля, я боялась, что меня запихнут в неудобный корсет и заставят носить сотню юбок, от которых моя ненависть к светлым будет расти прямо пропорционально времени в неудобной одежде, но мне повезло. Оно не было пышным, наоборот, ткань была плотной только на лифе, держа всю конструкцию так, чтобы шелк свободно стекал по бедрам, а сама грудь была целомудренно прикрыта, вместо нее побольше показывая спину. Расшитый золотыми ветвями подол и полупрозрачная ткань коротких рукавов, мягко обрамляющая плечи, придавали некоторой помпезности, переливались на свету, подчеркивали легкий загар, оставшийся от тренировок, и конечно перекликались с золотой радужкой глаз. — Потрясающе. Довольно улыбнувшись, чуть ли не впервые за время жизни в этом мире, я заглянула в зеркало, искренне наслаждаясь тем, насколько сильно меня преобразил этот наряд, но вместе с этим я неожиданно уловила нечто знакомое во внешнем виде. Приглядевшись чуть дольше, я замерла, чувствуя, как резко похолодело сердце. Пальцы в судороге стиснули подол, слезы, не сдержавшись, хлынули по щекам, стало больно и обидно так сильно, что я едва не закричала, но не могла отвернуться от отражения, смотря на него как на собственное проклятье, столь запоздало объявленное мне. Почему я на нее так похожа? Горло перехватил спазм, выкручивая голосовые связки. Я увидела, как побледнело мое лицо, волосы волнами рассыпались по плечам, а взгляд сам зацепился за босые ноги, чуть выглядывающие из-под края юбки. Кажется, еще минута, и я сама начала бы каменеть, только эта скульптура вышла бы не прекрасной, а скорее жуткой, встречая прохожих с искаженным в отчаянии лицом. Боль и ужас окатили меня, словно кипяток, обнажая старые страхи, и все, на что меня хватило, это поднять руки и закрыть ладонями лицо, съежившись от нахлынувших воспоминаний. — Серафина? Каин быстро подошел ко мне и попытался прикоснуться, но нервно шарахнулась от него. — Объясни, что случилось, прошу тебя. Всхлипнув, я с трудом сглотнула ком в горле, чувствуя, как неохотно прорывается голос в глотке: — Новый сон, смерть Лилит. Послышался тяжелый вздох, наставник отошел от меня, явно не представляя, как меня успокоить. — Что ж, ты ее хотя бы видела, нам и этого не довелось. Он вновь вернулся к мастерицам, послышались негромкие переговоры, чужие шаги и хлопанье дверей, но это меня уже не волновало. Попав под лавину своих сумасшедших чувств, я не могла успокоиться, остановиться и хоть как-то сдержать свою и чужую горечь. Слезы текли не переставая, и вместе с ними будто уходила вся моя жизнь, раскаленным прутом проворачиваясь в сердце. Я давно не ощущала себя такой беспомощной, потерянной и напуганной от жутких совпадений и неизвестности простиравшейся впереди. Я тоже стану жертвой? Меня обманут? Предадут? Кто решит мое будущее, и в чьих руках лежит моя судьба? Я будто иду по заранее очерченному пути. С закрытыми глазами по доске с палубы корабля прямо в темную пучину полную акул. Прости, Софи, прости. Я не хочу быть Лилит, я не хочу идти к светлым, словно агнец на заклание. Мне почудилось, что я провела так целую вечность, мучаясь в агонии собственного сознания, но Каин подошёл снова и, осторожно обняв меня за плечи, вернул чувство времени. — Тише-тише, Софи, это было давно, нет смысла сейчас переживать. Я покачала головой, показывая, что его увещевания бесполезны. Мужчина стиснул меня крепче, будто желая таким образом собрать разрозненные осколки моего сознания воедино и наклонился к уху. — Все в твоих руках. Сохрани ту боль, что тебя терзает, не забывай ее, но направь на того, кто действительно должен ее ощутить. Ты же знаешь, Софи, ты знаешь, что должна сделать в Целестии и кто должен почувствовать твой гнев. Он мягко отвел мои руки, открывая лицо и касаясь так, словно я внезапно стала хрустальной. Голос шепчущий, бархатистый и ласковый ощущался желанным ядом, проникающим под кожу. Он дарил блаженное чувство защищенности, обещая закрыть от всех бед, и я не решалась открыть веки, боясь разрушить эту хрупкую иллюзию. — Посмотри на себя, Софи. Неужели сейчас стоит плакать? — его слегка грубая ладонь коснулась моей щеки, большим пальцем утерев мокрые дорожки. — На тебе так восхитительно сидит это платье, и я мечтаю увидеть, как ты появишься в нем на светлом балу как самый прекрасный бриллиант. Настолько величественная, потрясающая, недосягаемая, что один твой взгляд будет стоить тысячи чужих сердец, и сама королева тебе не ровня. Все так же не открывая глаз, я слушала Каина, успокаиваясь от его слов и невольно сжимая в руках тонкую ткань его рубашки. Ладони сами никли к его теплу, опасаясь, что своего для жизни не хватит. В нем было столько уверенности, столько обещания, что я готова была поверить во что угодно, лишь краем сознания отметив, почему каждая из любовниц этого мужчины так обожала его. Но когда он успел стать таким заботливым для меня? Или, может, я просто не замечала этого раньше? Голос снова раздался рядом с ухом, заставляя чуть смутиться от близости. — Я мечтаю о том, что, увидев тебя, такую желанную, чарующую и запретную, Авель сдохнет от зависти на своем светлом троне, пытаясь продать все королевство лишь за возможность прикоснуться к твоей истинной красоте. Ошарашенно замерев, я ощутила, как к лицу прилила кровь, и хотела было открыть веки, но чужие губы неожиданно накрыли мои, любовно закрепляя все сказанное ранее. В тот миг я, кажется, совершенно забыла, кто я и что я, а потому не раздумывая ответила на поцелуй, заметив, как вместе с этим он становится более жадным, глубоким, нетерпимым и чувственным. По спине пробежала приятная дрожь, рука, лежащая на талии, сильнее прижала меня к мужчине, согревая и окутывая его ароматом, вторая в это время очертила линию скул и скользнула на затылок, зарывшись в локоны волос. Властность Каина сквозила буквально во всём, безмолвно убеждая меня полностью отдаться эмоциям, будто в мире нет ничего кроме него и его желания. — Моя Софи… Его губы приникли к моей шее, опалив горячим дыханием и вожделенно впиваясь в кожу, только тогда, едва не застонав, я очнулась, с ужасом осознавая, что творю. Вздрогнув, я в панике попыталась оттолкнуть Каина, задыхаясь от нахлынувшего отвращения к себе за мимолетную слабость. — Пусти меня. — Софи. Его голос прозвучал укоряюще, и хватка не ослабла, даже наоборот. Он явно не желал терять столь ценный трофей и, словно пес, поймавший добычу, держал меня в своих руках. Сжав кулаки, я ударила мужчину в грудь, теряя терпение и рассудок с каждой новой секундой, проведенной рядом с ним в настолько неприличной близости. В груди стало горячо от ненависти, но обращена она была в равной степени и к себе, и к нему, ладони чуть не вспыхнули, невольно пытаясь призывать оружие, на глаза навернулись злые слезы. Каин спустя пару долгих мучительных минут все же поддался, вцепившись в кисти рук, чтобы я перестала отбиваться, и недовольно посмотрев в мои глаза. — Чего ты так испугалась, Софи? Почему отказываешь в том, чего сама желаешь? — Мне мерзко только от мысли об этом. Не надейся, что могу простить за то, что ты со мной тогда сделал, это отвратительно, подло, и я никогда в жизни не стану делить постель с убийцей своего ребенка. Во взгляде Каина на миг мелькнуло удивление, но он не стал мне отвечать, оставив попытки договориться. Сдержанно выдохнув, он отпустил меня, давая уйти, чем я незамедлительно воспользовалась. Не желая больше оставаться с ним наедине, я подхватила подол и побежала к выходу из комнаты, а ноги сами понесли меня к лаборатории, расположенной рядом с музыкальным залом. — Я схожу с ума, я просто схожу с ума. Юркнув за дверь своей маленькой обители, я едва дошла до широкого кресла, стоявшего посреди комнаты, и упала в него, подтянув к себе колени. Устало потерев лицо, я постаралась унять сердце, оглушающее своим стуком. Нужно было отвлечься, нужно было перестать думать о произошедшем, иначе сознание грозилось утопить меня в безумном водовороте чувств. Давно я не ощущала так много, теперь даже больше, чем утром. На горечь утраты и обиду на светлых наложился страх за собственную жизнь, смущение и всепоглощающий стыд за то, что я пока не хотела признавать. Обхватив себя за плечи, я подняла взгляд, заставив себя перевести внимание на стены и предметы перед собой. Кажется, сейчас только в лаборатории я могла ощущать себя в безопасности, обустроив пристройку на свой вкус и заполнив теми вещами, что мне нравились. Рисунки, чертежи, заметки и множество склянок на полках перемежались с запасами гипса и мелкими поделками, коими я занималась в свободное время. Старые записи по алхимии соседствовали с архитектурными учебниками, подаренными мне Клеоном, кое-где виднелись листки с расчетами задуманных мной браслетов. Неожиданно для себя я поняла, что провела в этом мире уже целый год, с горем пополам привыкнув к этой новой жизни, но… чему я тут научилась? Наверно ничему, раз все еще пытаюсь найти утешение в руках мужчины. Но какие это были руки… — Сэра, ты все еще не переоделась? Ганим прошел в комнату незаметно, напугав меня и заставив нервно дернуться, как от удара. Пропустив это мимо внимания, брат подошел ближе и присел передо мной, удивленно разглядывая наряд. — Тебе так понравилось платье? — Н-нет… Набрав воздуха в легкие, я хотела было объяснить, оправдаться, но не смогла подобрать слов. Не нашла швей? Как вообще объяснить их уход? Не попросила Каина, потому что… что? Беспомощно опустив плечи и выдохнув, невольно прикоснулась к губам, отводя взгляд. Не хочу втягивать в это Гани, он все равно не сможет помочь, а если полезет разбираться, то только поссорится с семьей. — Неважно. — Сэра, у тебя глаза опухшие, ты снова плакала? — Да, из-за сна, только и всего. — Точно? Мне, кажется, ты что-то недоговариваешь. — Точно, не переживай, мой милый братец, лучше принеси мне пижаму, она осталась в зале. Кивнув, Ганим поднялся на ноги, но смотрел все также внимательно, давая понять, что расспросы оставил лишь на время. — Хорошо, давай тогда я и платье отнесу. Украдкой глянув на закрытую дверь, я послушно кивнула и, встав с кресла, повернулась к брату спиной, ожидая своего вызволения из ласкового плена. Шелк мягкой волной упал к моим ногам, но, не дав мне замерзнуть, Гани тут же накинул на меня еще теплый пиджак, что даже с учетом не слишком высокого роста и небольшого размаха плеч брата оказался мне заметно велик. — Я быстро, туда и обратно. Могу прихватить с кухни что-то вкусное, ты ведь еще не завтракала. — Да, пожалуйста. Ганим ободряюще улыбнулся и, подхватив платье, вышел из лаборатории, оставив меня одну. Завернувшись посильнее в твид, я вновь села на кресло и, подтянув к себе ноги, обняла колени. В пристройке было не слишком тепло даже в летнюю пору. Ступни безнадежно мерзли, и я с упоением представляла, как вновь надену теплые носки из тонкой шерсти, чтобы без страха гулять по прохладному полу. — Софи. Этот голос не принадлежал брату. Сжавшись сильнее, я мысленно приготовилась бить или бежать, используя кресло как преграду, но Каин, мягкими шагами преодолев разделяющее нас расстояние, не попытался вновь обнять меня, и от него не почувствовалась какая-либо угроза. Тем не менее мне все еще было неловко смотреть ему в глаза, уткнувшись подбородком в собственные руки, я не поднимала взгляд от пола. — Чего тебе? В два шага оказавшись передо мной, Каин занял место брата и, присев, заглянул-таки мне в глаза. Прятаться больше не было смысла, но мой откровенный внешний вид и внутреннее смятение вызвали волну дурноты. — Твой ответ был чуть ли не более страстным, чем самый поцелуй. — Уйди, пожалуйста, хватит говорить об этом. Ты сам всё разрушил, всё вышло бы иначе, если бы ты тогда помог мне, если бы приложил больше усилий и спас… — Я знаю, знаю, но понял это только теперь. Извини. Он сказал это так просто и весомо, что я не нашла в своей голове ответа, продолжая растерянно смотреть в лицо мужчины. Мне казалось, он должен был совершить новую попытку получить желаемое или надавить, чтобы я оказалась в безвыходном положении, но этого не было. Каин не выглядел недовольным или злым, наоборот, в его взгляде я заметила тень тревоги. В затянувшемся молчании мне пришлось выдать хоть что-то. — Я не прощу тебя за то, что случилось тогда. — Хорошо. — Но я могу забыть про поцелуй. — Это было бы замечательно. Вновь смутившись, я отвернулась, стараясь скрыть эмоции. Каин чуть улыбнулся, вроде бы радостно, но как-то вместе с этим горько, будто и правда жалел о своем прошлогоднем поступке и о сегодняшнем. Я ощутила, как он склонился над креслом и почти невесомо поцеловал меня в макушку, мимолетно коснувшись ладонью волос. Не дернувшись, но ожидая подвоха, я не помешала ему. Еще через мгновение Каин направился к двери, за спиной раздался щелчок замка, и я снова оказалась в лаборатории одна, чувствуя, как щеки сильнее заливаются румянцем. С каких пор этот некромант уважает мои личные границы? Почему именно этот жест? Правильно ли я его поняла? Была ли тогда в зале последняя попытка вывести меня за рамки семьи, навязав роль не дочери, а любовницы? Значит ли, что я теперь признана всеми Блэквудами? Рука машинально потянулась к кулону на шее, что негласно подсказывал мне верный ответ. Конечно, признана, кто бы сомневался. — Сэра, я принес пижаму и перекусить! Ганим, сияя, словно начищенная монета, вернулся с целой тарелкой фруктов, парой бутербродов с копченым мясом и лимонадом в кувшине. Отдав мне пижаму, он послушно дождался, пока я переоденусь, и сел в кресло, позволив мне традиционно уместиться рядом, сев на подлокотник и сложив ноги на колени брата. — Так что все-таки случилось? Я же вижу, что ты сама не своя. — Ничего, это неважно. — Сэра, ты не доверяешь мне? Или думаешь, я теперь могу тебя за что-то осудить? — Га-ани, это нечестный прием. Не веря своим ушам, я устало застонала и соскользнула с подлокотника в само кресло, положив голову на высокую спинку. В прошлый раз я говорила ему эти слова, и он не смог промолчать, что незримо обязывало меня ответить также честно. Ганим повернулся ко мне с абсолютно невинным выражением лица, но в его глазах я видела искреннее ехидство. — Я учусь у самых лучших. — Ты жук, мой милый брат, вреднючий навозный жук. Обняв меня за плечи свободной рукой, Гани осторожно завел прядь волос за ухо, машинально убирая локоны на одну сторону. Неожиданно я ощутила, как едва заметно брат напрягся, его пальцы сильнее сжали плечо. — Сэра, твоя шея… Новая волна стыда окатила меня таким жаром, что захотелось провалиться под землю вот прям здесь и сейчас. Робко сжавшись и пряча взгляд, я припомнила, что Гани, пускай и младший, но все же взрослый мужчина, в гневе заломивший старшего брата за вред семье. Какой скандал будет, если он решит вступиться за меня, страшно только представить. Наш крохотный театр развалится, едва окрепнув, Аван встанет на сторону Каина, Ганим поссорится с ними обоими, а Гемере придется объяснять, почему подобные поползновения не являются инцестом. Осторожно приподнявшись, я протянула руки и прижала голову брата к груди, молясь, чтобы он меня понял и выслушал. — Это моя мимолетная глупость, мой милый брат. Ты лучше меня знаешь, что иногда мы бываем беспомощны перед своими чувствами. — Но Софи… — Я обещаю, что подобное не повторится, он тоже пообещал, и я искренне надеюсь, что ты меня поддержишь. — Это нечестно, ты не оставляешь мне выбора. — У нас есть дела поважнее, Ганим, и мне как никогда нужна твоя помощь сейчас. Мне совсем скоро придется уезжать, и все это забудется, как мимолетный сон в летнем саду. Брат поднял голову и чуть раздраженно посмотрел на меня. Челюсть сжата, во взгляде читается неверие, а от прежнего флера романтизма и легкой меланхолии поэта словно не осталось и следа. — Пожалуйста, Гани. — Я послушаюсь только ради тебя и надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Конечно, спасибо-спасибо-спасибо, душа моя, ты не представляешь, насколько это сейчас важно. Расцеловав щеки Ганима, я облегченно выдохнула и запустила пальцы в его кудрявую шевелюру. Румянец, появившийся на светлой коже, вернул брату вид неловкого юноши, хоть он и все еще хмурил брови, стараясь скрыть смущение и цепляясь за остатки серьезного тона. — Сэра, ты бываешь слишком легкомысленна. — Я знаю, но давай простим мне этот порок или хотя бы на время забудем, я хочу нарисовать тебя карандашом. Твой образ сейчас просто загляденье, хочу оставить его на бумаге. Невесомо коснувшись края пухлых губ, я постаралась отпечатать в памяти любимые черты, жалея, что не посвятила брату целую галерею портретов, с которых он мог так же тепло и открыто смотреть на прохожих своими темными карими глазами в обрамлении пушистых ресниц. — Ты такой красивый, это просто ужас. Как же мне будет тебя не хватать там у светлых. — Ты хотя бы сможешь взять с собой рисунки, а у меня ни одного твоего изображения нет. — Так и быть, сделаю парочку автопортретов, будешь пугать ими впечатлительных юнцов. Дождавшись улыбки под кончиками пальцев, я быстро чмокнула Ганима в нос и потянулась за очередным блокнотом на забитой эскизами полке.