Горькое вино

      В таверне было как всегда шумно. Спасаясь от холодных осенних ветров, мондштадтцы, гремя кружками, весело распивали алкоголь. Дилюк, будучи тем еще чистоплюем, тщательно натирал барную стойку от призрачной грязи и иногда перебрасывался фразами с посетителями. Вообще он не любил привлекать к себе излишнее внимание, но его персона никогда не оставалась в тени. А как же по-другому? Богатейший человек, красивый и статный, высокий и подтянутый – все это постоянно приковывало чужие взгляды. К тому же жители были наслышаны о кротком нраве хозяина таверны, и поэтому многие спешили познакомить его с одинокой дочерью или сестрой. Однако у этого невероятно жгучего с виду мужчины было, казалось, до безумия холодное сердце. На любые намеки от женщин он лишь устало вздыхал и спешил откланяться, придумывая сто причин уйти. Сам Дилюк иногда размышлял о своем поведении, и чаще всего приходил лишь к одному выводу: не то. Каждый раз, держа ту или иную барышню за тонкую ладонь, его сердце оставалось холодным, а разум спокойным. Когда-то он прочитал: «При взгляде на ту самую вы непременно почувствуете, как дыхание спирает, а пальцы чуть подрагивают. И тогда, когда вы заметите это, то вы поймете, она – та самая!» Возможно, книжка немного преувеличивала, а возможно ничего такого человек вообще не может испытывать, но Дилюк продолжал искать именно «ту» из книжек.       «А может я просто обречен на одиночество,» - думал Дилюк, протирая мокрую кружку. Поток мыслей прервал холодный ветер, зашедший вместе с очередным посетителем. Тот, отряхнув сырую от дождя мантию, медленно прошел к барной стойке.       — О, капитан! — весело прокричал пьяный рыцарь. — Рад вас видеть!       Кэйа ярко улыбнулся товарищу и пожал тому руку, присаживаясь рядом. Казалось, недавний инцидент совсем выветрился из его головы и он, не особо стыдясь, пришел именно в смену Дилюка. «Знал ведь, что я сегодня работаю тут, - негодовал хозяин таверны, — Хватило же мозгов показаться мне на глаза. Я все еще зол!» Однако даже мрачный вид бармена не спугнул новоприбывшего посетителя.       — Дилюк, налей мне бокал вина, — громко попросил Кэйа, чуть придвинувшись к красноволосому, — до краев!       Бармен одарил капитана надменным взглядом и лениво потянулся за бутылкой вина. Кэйа, на самом деле, частенько захаживал в таверну, чтобы пропустить пару бокальчиков. На Винокурне готовили отменное вино, которое продавали во всех уголках Тейвата и даже отправляли за его пределы. Сами жители Мондштадта безумно гордились тем, что живут в «винном» городе, и брали парочку бутылок с собой в путешествия. Авось нового друга встретят, а тут за пазухой как раз вино для скрепления дружественных уз! Дилюка это, конечно, радовало, но сам факт того, что жители частенько спивались, был немного удручающим.       Кэйа продолжал болтать с товарищем на повышенных тонах, так как в таверне стоял привычный гул, а где-то в углу звучала музыка.       — Кажись даже бард сегодня пришел, — Кэйа, видимо, пытался завязать разговор с Дилюком, но тот не обращал на него внимания. Он, поставив перед капитаном бокал вина, вовсе отвернулся к полкам с алкоголем, делая вид, что ищет какую-то бутылку. Кэйа же, обреченно вздохнув, скользнул взглядом по собранным в высокий пучок волосам, восхищаясь их красотой. Струящиеся красные волосы небрежно падали на широкие плечи, создавая иллюзию вспыхнувшей огнем белой ткани. Черный фартук был туго завязан на талии, из-за чего капитан даже забеспокоился о том, не жмет ли он слишком сильно. Дилюк был как всегда в перчатках, которые он снимал лишь перед сном и, скорее всего, когда мылся…       Кэйа резко отвел глаза, когда Дилюк повернулся и встретился с ним взглядом. Нет, все же это было слишком смущающе. Капитан был почти уверен в том, что ему не из-за чего стыдиться. В тот злополучный день он всего лишь делал то, чего просил организм. А этот вот красноволосый дьявол в фартуке сам пришел и смотрел на то, что он вытворял. В этом нет ничего постыдного. Просто желание организма. Только и всего.       Однако что-то не давало спокойно выпивать такое изысканное вино. Ком в горле так и подкатывал, а руки непроизвольно сжимали бокал чуть сильнее чем надо. От тепла ладоней напиток быстро грелся, и изысканное дорогое вино теряло свою терпкость. А время шло, часы медленно, но верно семенили к поздней ночи. Однако Кэйа совсем не заметил, когда бард прекратил весело петь песни, а товарищ рядом, скорее всего, уже давно видел десятый сон лежа на своей кроватке.       — Слышь, тебе пора уходить, — чей-то до жути недовольный голос потревожил разум Кэйи. — Ты один тут остался.       Капитан, еле подняв голову и сфокусировав пьяный взгляд на чужом лице, состроил обиженную мордашку.       — Ну еще…       — Так, я тебя тащить не буду, слышишь меня, алкаш? — красивое лицо бывшего друга недовольно исказилось.       — Знаешь, — пробормотал Кэйа, — мне кажется сегодня ты мне наливал не мондштадтское вино.       Дилюк удивленно поднял бровь.       — А что это за вино тогда по-твоему?       Кэйа пожал плечами.       — Оно такое горькое, будто делали его не люди на Винокурне, а хиличурлы где-то на отшибе.       Бармен устало потер глаза. Ну вот он всегда так: когда напьется, начинает нести чепуху.       — Вино обычное, просто ты, как всегда, пил не чувствуя меры. Поэтому оно показалось тебе горьким, идиот.       Кэйа на это лишь улыбнулся и, чуть погодя, вновь прилег на свои руки.       — А я так не думаю. Это точно не наше вино, зуб даю, — он еле связывал буквы в слова, а слова в предложения, но упорно продолжал говорить. — Неси за это ответственность. Цена одна, а вино паршивое.       — Сам ты паршивый! — Дилюк уже начинал злиться. — И вообще, иди уже домой.       — Ты совсем безжалостный да? — очень тихо, едва слышно пробормотал Кэйа.       Дилюк стоял и молчал, не зная как поступить с ним. Казалось бы, да вышвырни его и забудь, но на сердце лежал какой-то тяжелый груз, когда он смотрел на своего пьяного и давно ушедшего из его жизни друга.       — В тот день, когда я впервые вошел туда, — Кэйа нарушил тишину, — я был охвачен страстью. Мне казалось, что еще чуть-чуть и я взорвусь от бешено колотящегося сердца.       — Зачем мне это слышать? — резонно спросил Дилюк, опираясь руками о барную стойку.       — Не знаю, — честно ответили ему, — но я чувствую, что хочу, чтобы ты знал.       Наступила тишина. С улицы доносился вой ветра, а мелкий дождь то и дело просился внутрь, громко стучась в окна. Жители города давно погасили свои огни, и лишь в таверне горели свечи, нарушая спокойствие Мондштадта.       — Я тогда впервые увидел ее, — продолжил Кэйа. — Она была такая… обычная, но во мне что-то щелкнуло. Я смотрел на ее длинные огненные волосы, белую нежную кожу, и большие манящие глаза. Честно говоря, я не помню какого они цвета. Да и имени я ее не знаю, — усмехнулся он, — но тогда я впервые почувствовал, как хочу кого-то так же сильно, как…       Дилюк продолжал слушать, не понимая отчего так хочется сойти с ума. Почему так бешено сердце стучит, а пальцы подрагивают. Ком в горле подступил совсем незаметно и он, решив, что эта реакция тела какая-то ошибка, схватил первую попавшуюся бутылку и сделал глоток. Лицо исказилось от отвращения, но организм отреагировал спокойно, прося сделать еще один глоток для храбрости.       — Я смотрел на нее сверху вниз, гладил ее шелковистые волосы и называл чужим именем. Она, кажется, совсем этому не удивилась. Как никак профессионал, — горько хихикает Кэйа. — Возможно ей тоже было больно, как и мне, но я продолжал к ней ходить. Я трахал ее сзади, брал грубо и отчаянно…       — Заткнись, — хрипло прокричал Дилюк. — Мне не интересны твои похождения, оставь эти рассказы своим товарищам по алкоголю. Не впутывай меня в это.       Кэйа едва заметно улыбнулся, приподнялся на стуле и чуть придвинулся к Дилюку, смотря тому в глаза.       — Ты всегда был таким. Смотрел свысока, бросался в меня колкими фразами, давая понять, что ненавидишь меня. Я смотрел на тебя снизу вверх, ловил каждое дыхание, каждый звук, каждое слово. И тогда, — Кэйа на пару секунд остановился, будто раздумывая следующий свой шаг, — тогда, с ней, я кричал твое имя в исступлении. Бормотал его как умалишённый, звал, умолял. Я трахал ее так грубо и резко, желая, чтобы эту боль во мне она почувствовала тоже. После каждого раза я гладил ее огненные волосы, извиняясь, но потом брал ее вновь. Я ненавидел эту женщину за то, что не испытываю к ней никаких чувств; за то, что я так груб с ней. За то, что я люблю тебя так давно и безвозвратно, что даже лучшее вино не сравнится с тем, как прекрасен ты.       Кэйа нерешительно протянул свою ладонь к чужому лицу, на котором не было ни одной эмоции. Дилюк — какой он был и есть. Такой вот неприступный и далекий.       — Ты много выпил, — вдруг дрожащим голосом проговорил он и Кэйа залился смехом. Он смеялся так долго, что, казалось, вот-вот сойдет с ума.       — Поверь мне, — Кэйа вдруг хватает Дилюка за шею и тянет к себе ближе, — я могу повторить каждое слово, вылетевшее из моих уст. Хочешь, я буду говорить тебе их до тех пор, пока ты не почувствуешь мою боль?       Дилюк молчал, чувствуя жар ладоней на шее. Ему было так дурно от того, что внутри происходил хаос, а голова кружилась так, будто пьяный не Кэйа – а он сам.       — Повтори, повтори же еще раз, — прошептал он, не в силах больше терпеть разрывающее изнутри чувство.       Кэйа придвинулся еще ближе, оставляя между собой и Дилюком жалкие пару сантиметров. Ему нужно больше, ему скверно от того, что он не может поглотить каждую частичку этого мужчины, вобрать его всего в себя и не оставить никому.       — Я люблю тебя так давно и безвозвратно, что даже лучшее вино не сравнится с тем, как прекрасен ты, — медленно. — Я люблю тебя так сильно, что готов погибнуть в эту же секунду от пожара внутри меня. Еще раз повторить?       Дилюк, прикрыв глаза от накатившей и такой непривычной страсти, лишь едва кивнул.       — Люблю, — нежный поцелуй в щеки, — люблю, люблю, — поцелуй на подбородке, подрагивающих ресницах, на лбу.       — Поцелуй меня, — шепчет Дилюк. Кэйа смотрит в глаза напротив и, увидев такое же бешеное желание в них, приникает к губам.       В этот момент будто тысяча искр прошибает их обоих. Глаза странно слезятся, а мягкие губы соединяются в страстном поцелуе. Дилюк это испытывает впервые и то, как Кэйа ведет его, утаскивает за собой, кружит голову получше любого вина. Капитан на какое-то время останавливается, наблюдая как мокрая дорожка соединяет их губы, и блаженно улыбается.       — Я хочу касаться тебя, — шепчет он, на что получает легкий кивок.       — Пойдем наверх.

***

      В темной комнате сыро и прохладно; через щели проникает ветер, остужая комнату. Единственный источник света – жалкая свеча, вот-вот готовая догореть дотла. Даже луна светит совсем лениво, не проникая в окно тесной комнаты.       Кэйа, будто потерявший голову, срывает одежду с мужчины, касаясь губами каждого открытого участка. Кожа Дилюка такая нежная и приятная, ее хочется касаться бесконечно, ласкать до исступления. Он мечтал об этом, кажется, всю свою сознательную жизнь, и сейчас, дорвавшись до так безумно любимого тела, он не может остановиться.       — Давай ляжем на кровать, — шепчет он, подталкивая Дилюка к узкой кровати. Тот послушно семенит назад, хватаясь руками за плечи партнера. Он млеет от нежных касаний огрубевших рук, млеет от горячего дыхания у самых губ. Кэйа, уложив мужчину на кровать, быстро раздевается, оставаясь лишь в черных трусах.       — Скажи мне, если захочешь остановиться, — предупреждает, на что получает уверенный кивок.       Кэйа медленно целует губы, сминая каждую, играясь языком и наслаждаясь тихим постаныванием. От запаха его тела становится до одури хорошо. Он чувствует, как руки в перчатках поглаживают его спину, прося большего.       — Так не пойдет, — привстает Кэйа. — Со мной в постели – только без перчаток, — улыбается.       — Тогда сними их, — улыбается Дилюк ему в ответ.       Кэйа хватает его руки, смотрит на них и, о чем-то подумав, приникает к ним губами. Он берет два чужих пальца в рот, обсасывая через ткань. Она немного колется, быстро намокает во рту, но сам факт того, что это руки любимого человека сносит крышу. Дилюк же от открывшейся картины возбуждается еще сильнее, чувствуя, как жар приливает к члену. Капитан зубами медленно снимает сначала одну, а потом и другую перчатку, после чего вновь берет несколько пальцев в рот. В отличие от кожи на теле, его руки такие же грубые, как и у него самого. Они держали меч в руках, сражались и были много раз ранены. Кэйа вылизывает каждый шрам, который в силах увидеть при тусклом свете. Он бережно гладит его руки, ощущая, как тело под ним подрагивает.       — Тебе холодно?       Дилюк вертит головой.       — Мне так хорошо, что я готов вот-вот рассыпаться на мелкие кусочки, — шепчет он.       Эти слова ударяют в голову сильнее крепчайшего алкоголя, и Кэйа, сократив расстояние, вновь целует своего мужчину. Его пальцы цепляют розовые горошинки сосков, поглаживают и пощипывают их, получая в вознаграждение сладкие стоны в губы.       Кэйа касается соска языком, оставляя влажный след, от чего тело Дилюка покрывается мелкими мурашками.       — Пожалуйста, — шепчет он.       Кэйа улыбается, смотрит тому в глаза мол, что «пожалуйста?»       — Коснись меня… — Дилюк заливается краской, — коснись меня там.       Капитан, отдав честь рукой и вызвав тем самым легкий смех, касается руками чужих бедер. Единственная ткань на теле еле прикрывает собой возбужденный член, истекающий смазкой. Дилюк никогда не испытывал такого сильного возбуждения, поэтому вскрикивает, когда к нему прикасаются, обсасывают через тонкую ткань. Кэйа, прикрыв глаза, вылизывает каждый сантиметр, поглаживая округлости руками.       — Ах, Кэйа, я ведь так кончу, — голос ломается от наслаждения, когда Кэйа, приспустив трусы, берет аккуратный член в рот, обсасывая, — Кэйа!       Дилюк кончает с его именем на устах. Крупная дрожь проходит по всему его телу, а пальцы на ногах сжимаются от экстаза.       Кэйа приподнимается, и Дилюк, увидев свое семя на чужих губах, жутко смущается, прикрывая глаза руками. Капитан нежно смеется и, взяв чужие руки, поднимает их наверх.       — Смотри только на меня, — произносит он, и пальцем подхватывает белесую жидкость, отправляя ее в рот. Он никогда не думал, что будет получать такое наслаждение просто от того, что глотает чью-то сперму.       — Это смущает, — произнес Дилюк, как тут же ойкнул, когда его резко перевернули. Он оперся руками о спинку кровати, выгибаясь в спине. Кэйа схватил ягодицы в свои руки, сжимая их, оставляя красные следы.       — Ты знаешь, что просто невероятный? — голос звучит так низко и возбужденно. — Понимаешь ведь, что я буду тебя любить целую ночь?       Эти слова действуют на Дилюка как наркотики. Он сильнее выгибается и кивает, даже не представляя, что можно ожидать от этого искусителя.       Кэйа придвигается чуть ближе, прося опереться локтями об матрас, на что Дилюк тут же слушается.       — Вот так, — Кэйа руками раздвигает половинки, приникая языком к пульсирующей дырочке.       — Что ты… Ах! — Дилюка будто молнией прошибает. — Не надо!       Однако Кэйа не слушает его, продолжая вылизывать, стараясь оставить как можно больше слюны. Он одной рукой стимулирует чужой член, другой продолжая поглаживать тело. Дилюк сходит с ума от этих ощущений, он постанывает, сжимает простыни в своих руках, готовый вот-вот их порвать.       — У тебя тут есть что-то вроде крема или масла? — спрашивает Кэйа, приподнявшись. — Боюсь, что моей слюны не хватит. Я не хочу делать тебе больно.       Дилюк смотрит на него сквозь пелену наслаждения и, через какое-то время догнав смысл сказанного, кивает.       — Вон там в комоде должно быть масло, проверь.       Кэйа босиком чапает по холодному полу, выдвигает ящик комода и, немного порывшись, находит то, что искал.       — Цветочное масло? Так вот, почему ты так вкусно пахнешь, — улыбается он.       Дилюк смущенно кивает.       Кэйа, заприметив рядом подушку, подкладывает ее под живот другого мужчины.       — А теперь расслабься, я буду очень нежным, — шепчет капитан ему на ухо.       Кэйа обильно смазывает пальцы, а затем и дырочку, чувствуя, как тело любимого подрагивает в предвкушении. Кожа Дилюка маняще блестит, а длинные огненные волосы разметались по кровати. Волшебный, этот мужчина волшебный. От масла, которое дурманом действует на обоих, кружится голова и покалывает на кончиках пальцев.       — Я ввожу, — предупреждает Кэйа, входя одним пальцем. Дилюк вздрагивает, чувствуя длинный пальчик внутри. Эти ощущения ему совсем в новинку, поэтому он хочет их запомнить, прочувствовать каждый миллиметр.       — Будь нежным, — шепчет Дилюк, на что получает легкий поцелуй в ягодицу.       Кэйа аккуратно растягивает дырочку, вводя сначала два, а потом и три пальца. Дилюк немного хмурится, не совсем понимая, что происходит здесь и сейчас. Но вдруг его будто пронзает тысяча иголок, когда Кэйа находит точку наслаждения.       Красноволосый громко стонет, не в силах себя сдержать, и отчаянно выгибается.       — Кэйа! — хрипло. — Ах, что это было… Еще!       Кэйа улыбается, вновь и вновь загибая пальцы, касаясь его так, как ему нравится.       — Можно я войду? — спрашивает Кэйа, не в силах больше сдерживаться, на что получает утвердительное «да.»       Он разворачивает мужчину к себе лицом, ахая от открывшейся картины. Дилюк, прикрыв от наслаждения глаза, смотрит на Кэйу. На его щеках горит яркий румянец, сливаясь с цветом волос. Мужчина, заметив пристальный взгляд, кусает влажные губы, тяжело дыша.       — Вот это я попал, — изумленно шепчет Кэйа, — я так попал, ты не представляешь.       Капитан берет чужие ноги и, приподняв их, просит вот так вот подержать их. Дилюк дрожащими руками обхватывает свои ноги, наблюдая за дальнейшими действиями Кэйи. Тот, еще раз смазав свой член, аккуратно начинает его вводить. Он делает это медленно, наблюдая за реакцией любовника. Тот сначала хмурится, прикусывая губу, но через какое-то время расслабляется.       — Вот так, да, — комментирует Кэйа, — я уже вошел наполовину. Еще чуть-чуть.       Он аккуратно входит полностью, стараясь сдержать свое животное желание вдалбливаться в любовника до потери пульса.       — Тебе не больно?       — Терпимо, попробуй подвигаться.       Толчок. Кэйа с блаженством произносит чужое имя. Дилюк ахает, чувствуя, как внутри он будто заполнен до краев. Кэйа двигается в медленном темпе, пытаясь найти правильный угол и, через какое-то время, слышит громкий стон. Дилюк хватается за капитана, притягивая ближе к себе и как мантру повторяет «Кэйа!» Толчки становятся все быстрее, от чего комната наполняется шлепками и непрекращающимися стонами наслаждения. Старая деревянная кровать скрипит, от чего в мыслях Кэйи проносится: «надеюсь не сломаем.» Потные тела трутся друг об друга, будто пуская искры между, пылая. Кэйа нетерпеливо целует Дилюка, ловя губами его стоны наслаждения. В какой-то момент сознание отключается совсем и капитан оставляет ярко красный след на шее у любимого, прокусывая кожу до синяков. От этой грани между болью и наслаждением Дилюку становится совсем дурно, он запрокидывает голову назад, выгибаясь на встречу толчкам. Дилюк хватает пальцами широкую спину партнера, оставляя следы от ногтей, не в силах сдержать свои чувства.       — Я сейчас кончу! — выкрикивает Дилюк, выгибаясь в спине. Кэйа целует его, играясь с чужим языком, посасывая.       — Я тоже вот-вот кончу, — хрипит капитан на ухо. — Давай вместе.       Еще несколько толчков и Дилюк обильно кончает себе на живот, подрагивая в диком экстазе. Кэйа, глубоко толкнувшись несколько раз, кончает следом, закидывая голову назад. Его бьет крупной дрожью, он ложится на взмокшее тело Дилюка и, тяжело дыша, произносит:       — Я тебя безумно люблю.       Дилюк счастливо улыбается, нежно поглаживая мокрые волосы Кэйи.       — Я тебя тоже, Кэйа. Я тебя тоже…