Дракон из тихого омута

— Скольким же кланам Вэни приказали прислать заложников… — пробормотал Цзян Чэн, и Вэй Усянь покивал: он уже забросил попытки считать. Молодежь из великих орденов отличалась одеждами, но малые кланы обычно не учреждали у себя форменных нарядов. Разве что значки, отделка, крой, а большею частью и того не было. Да и двадцать человек могли прислать далеко не все, поэтому прикинуть по головам количество приневоленных кланов не выходило. Просто разномастная толпа — и среди нее желтые, голубые, лиловые островки. Цинхэ Не «перевоспитываться» никого не прислал. На второй день ребята из разных кланов уже перемешались: некоторые знали друг друга прежде, другие свели знакомство прямо перед тем, как у всех отобрали мечи, да и кому выпало сидеть бок о бок, уткнувшись глазами в книгу изречений глав Вэнь, тоже не упустили случая обменяться десятком фраз. Только некоторые держались наособицу: девушки — своим тесным кружком, да еще две-три кучки юношей, будто бы опасавшихся подходить к остальным слишком близко. Впрочем, Цзян Чэн уже успел расспросить других и теперь пояснил Вэй Усяню: — Эти — из кланов, совсем недавно присоединенных орденом Вэнь. Наверное, их все еще считают чужаками в ордене, потому и вызвали сюда. Но для остальных они Вэни. — Экая неловкость, — согласился Вэй Усянь. Особенного сочувствия к этим, оказавшимся между молотом и наковальней, юношам он не испытывал, но и скалить на них зубы не видел смысла. Гораздо занятнее было передразнивать ужимки Вэнь Чао. Еще через день на одной из охот, куда их, безоружных, выгоняли словно псов — выслеживать и обессиливать дичь, покуда не подоспеет охотник с луком или копьем, — Вэй Усянь оказался бок о бок с парнем из «зачумленного» клана и обратил внимание, что с талисманами тот управлялся отменно, но, стоило появиться Вэнь Чао, постарался слиться с ближайшим деревом. — Ты же из его ордена, что ж от него-то шарахаешься? — не утерпел Вэй Усянь, когда Вэнь Чао ушел, а его охрана уволокла добитую им тварь — которую перед тем юноши вымотали талисманами до полубесчувствия. — Ни к чему мне внимание Второго молодого господина, — пожал плечами парень, отклеиваясь от своего дерева. Был он высоченный, широкоплечий, но худой и сутулый, как будто привык все время втягивать голову в плечи и вообще пытался казаться поменьше ростом. А и то, решил Вэй Усянь, небось все притолоки в родном доме лбом пересчитал по сто раз, будешь тут втягиваться, как черепаха в панцирь. — Ты ведь не дева, что тебе то внимание? Парень скривился, мотнул головой. На лицо он был, по мнению Вэй Усяня, очень даже недурен, не Лань Чжань, положим, но все равно девицы наверняка засматриваются… ...а уж не засматривается ли и Вэнь Чао? Он, конечно, повсюду таскает с собой любовницу, но что если ему по нраву и яшмовая ваза, и медный таз? Тогда желание юноши из клана, подчиненного Вэням, скрыться от такого внимания более чем объяснимо. Как и нежелание об этом говорить. К примеру, Павлинчик, вздумай Вэнь Чао проявить к нему что-то этакое, хорошо если на месте не прибьет мерзавца, а что поделать тому, для кого слово Второго молодого господина Вэнь — закон? Только лишним деревом в лесу прикинуться. Необязательно, конечно, дело обстояло именно так, но мгновенно выдуманная история уже заронила в душу Вэй Усяня зернышко симпатии. К тому же долговязый был ловок, быстр и внимателен, по крайней мере когда речь шла о ночной охоте без мечей, а знакомец, с которым можно посостязаться в удовольствие, — это, по мнению Вэй Усяня, было весьма ценно; так что, когда развернулись к лагерю, он спросил: — Тебя звать-то как? Отчего-то парень замялся. Стеснялся, что ли? Не только от Вэнь Чао, а от всякого чужака шарахался? — Вот я — Вэй Усянь из Юньмэн Цзян. — О, — неожиданно бодро отозвался тот, — а я слыхал про тебя. Четвертый в списке молодых господ этого года, верно? А я Хань Цанлун, ничем не прославлен. Он не назвал орден — но его орден известен был и так. Скромный, ишь: «ничем не прославлен»... А имя-то, имя — прямо хотелось спросить, уж не пишется ли оно иероглифами «затаившийся дракон». Но Вэй Усянь все-таки не спросил. Мало ли кого как родители назовут. Может, это имя-оберег. Всякое бывает. Потом, если чуть-чуть подружиться, можно будет и разузнать. До лагеря они дошли вместе, потихоньку болтая о ерунде. Хань Цанлун оказался горцем, единственным сыном в семье, а семья была до того невелика, что и послать-то вместе с ним оказалось некого: вся родня или сильно старше, не повоспитываешь, или уж настолько младше, что и на меч-то еще не встала. Понятное дело, думал Вэй Усянь, такой крошечный клан даже и уговаривать не пришлось: явился посланник из Безночного, сказал — теперь будете налоги платить нам… да и все. И выбора никакого нет, разве что сниматься с родных земель и бежать — но чего ради? Это другой великий орден может себе позволить через губу цедить обидные слова в адрес Вэней, но и то все, кроме Не, согласились отдать наследников в лагерь. А такие, как эти Хань — полтора заклинателя да один меч, от прадеда унаследован, — им остается только молча делать что приказано. — Пойду восвояси, — сказал Хань Цанлун, когда они вступили на территорию лагеря. — Мне негоже рядом с тобой крутиться. — С чего? — удивился и даже немного расстроился Вэй Усянь. — Молодые господа из великих орденов изволят быть недовольны, когда такие, как я, наступают на их тень. — Ну ты и язва, — восхитился Вэй Усянь. Он и сам, пожалуй, не сумел бы вложить в голос столько колкой насмешки. Ну разве что если б говорил о Павлинчике. — А тебе не наплевать ли? — Возможно, — сказал Хань Цанлун и сделал странное движение всем телом, будто уворачивался… ...ну да, уворачивался. И увернулся — от якобы случайного тычка. Мимо волоклась группка юношей в желтых нарядах, с Цзинь Цзысюанем в центре: наверное, недостаточно устали на охоте и сочли необходимым зацепить незначительного вэньского адепта. Оно и понятно: как не пнуть Вэня, когда можно пнуть, и никому за это ничего не будет. Но Хань Цанлун, похоже, именно этого ждал и пропустил мимо себя с силой выставленный вбок локоть. Вообще-то по Вэй Усяню не попало бы, стой он смирно. Но они с Хань Цанлуном только что были боевой парой, и неплохой, так что когда тот пошел в уклонение, Вэй Усянь сделал то же самое, вообще не думая и даже не заметив, что делает. И пошатнувшийся от собственного резкого движения адепт Цзинь, балансируя руками, заехал Вэй Усяню кулаком в плечо. Не сильно: можно было бы сделать вид, что не заметил. Или сбить щелчком будто бы пылинку с рукава, намекая, что очень даже заметил, но так уж и быть — согласен не обращать внимания. Вэй Усянь порядком напрыгался сегодня и затевать ссору с Цзинями особенно не желал… — Тебе что, сегодняшний гуль глаза на задницу натянул? Тебе, тебе, Цзинь-как-тебя-там? Чего кулаками размахиваешь?! А это был Лю-шиди, взъерошенный и помятый. Видимо, гуль им попался бодрый, и без мечей оказалось тяжело. — Да самого тебя этот гуль… — Тихо! — прикрикнул Цзинь Цзысюань, но брань, слетевшая с губ его подчиненного, оказалась громче, и Лю-шиди, набычившись, попер на обидчика. Вот тут уже деваться было некуда: не ловить же собрата за шкирку, оттаскивая! Когда драка уже начинается, отступить значит проиграть. Поэтому Вэй Усянь громко рассмеялся: — Похоже, гуль тебе еще и в рот плюнул, а, Цзинь-как-тебя-там? — и прикинул, кого из «желтых» ловчее будет бить первым. Дальше все покатилось, как лавина. Тот грязноротый Цзинь бросился на Лю-шиди с кулаками и вдруг грохнулся на ровном месте… а нет, не на ровном: Хань Цанлун, так и стоявший рядом тихо и незаметно, вытянул длинную ногу у него на пути. И тут же убрал; Вэй Усянь успел заметить, но Цзини, похоже, нет, и решили, будто Цзяны что-то сделали нечестное. Сразу двое попытались накинуться на него самого, но мимо промелькнуло лиловое, и Цзян Чэн ринулся то ли драться, то ли разнимать драку с криком «Вэй Усянь, что ты творишь!» — Да чего я-то, — удивился Вэй Усянь и пнул кого-то в зеленом, который вообще неизвестно откуда взялся, но все равно полез в кучу-малу. Через несколько мгновений драка превратилось в побоище. Каждый был сам за себя и еще немного за братьев по ордену — кого удавалось отличить по одежде. Вэй Усянь старался прикрывать спину Цзян Чэну, а еще приглядывать за Хань Цанлуном — хотя, по правде говоря, пригляд был тому нужен, как карпу зонтик. Драться парень, судя по всему, умел и любил, только не на уличный манер, а по-благородному: не метил в горло, живот или колено, не молотил кулаками почем зря, вместо того пихая противника основанием ладони в плечо или бок — сильно, чувствительно, но не опасно. Добрый, наверное, а может, воспитан строго, подумал Вэй Усянь. Нужно бы ему показать приемчик-другой из подлых, мало ли когда пригодится… Цзян Чэн стукнул кого-то в сине-красном, тот отшатнулся, взмахнув рукавом, и рукав этот мазнул по голове пригнувшегося Хань Цанлуна. По заколке. И зацепился. «Сине-красный» в панике рванулся. Вэй Усянь аж зажмурился на миг — это ж как зверски больно, когда заколку с головы сдирают, не вынув шпильки! Клок волос точно долой, и хорошо еще, если не вместе с кожей! Сам-то он заколок не носил, завязывая волосы лентой: ну и что, что по-простецки, зато вот такой истории не стрясется. Из-под заколки будто черный водопад обрушился. Вэй Усянь недоверчиво помотал головой, едва не пропустив удар в лицо — Цзян Чэн перехватил, зыркнул злобно, тоже заметил и рот приоткрыл от удивления. Распущенные волосы доставали Хань Цанлуну до пят. В самом прямом смысле: цепляли кончиками землю. Но… но только что хвост у него был едва до лопаток? — Цянькунь, — бросил Хань Цанлун, заметив остолбеневших союзников. Одной рукой он отбил чей-то удар, другой — наматывал удлинившуюся гриву на запястье. Выходило… вроде монашеской метелки, пожалуй. — Обет, — пояснил он, ухмыльнувшись, и хлестнул кого-то из Цзиней волосами прямо по лицу. Будь то метелка из конского волоса, какие носят странствующие даочжаны, — противник остался бы изуродован, а то и без глаз. С человеческими выходило куда мягче, но все равно юноша, получивший удар, завопил и закрыл лицо ладонями. Поежившись, Вэй Усянь мельком подумал, что вот этакой подлости ни на одной улице не встретишь, даже в самых что ни на есть трущобах. Заколка-цянькунь, вот ведь придумка! А ведь бывают и рукава, и перстни-цянькунь, почему б и не заколка, в самом-то деле… И это хорошо еще, что в волосы, к примеру, пары свинцовых грузов не вплетено! Драка меж тем распадалась на пары и тройки, расползалась в стороны. Кто-то выпускал накопившееся раздражение и мутузил всех подряд, лишь бы почесать кулаки, кто-то припоминал мелкие обиды, кто-то давал сдачи за себя или собрата по ордену. Некоторые уже помаленьку выбирались из заварухи. Вэй Усянь тоже было попытался, но ему не дали: ребята из Ланьлин Цзинь, похоже, решили, что это он всему виной, и продолжали наскакивать. Цзинь Цзысюань, взъерошенный и утративший холодное высокомерие, никак не мог решить, терять ли ему лицо дальше, пытаясь докричаться до распалившихся подчиненных, или отойти в сторонку и дать возне утихнуть самой по себе. Цзян Чэн прикрывал Вэй Усяню спину, бранясь сквозь зубы и тяжело дыша. Хань Цанлун неподалеку уже не скрываясь наслаждался потасовкой, почти небрежно расшвыривая противников и охаживая их волосяной «метелкой»; желающих начистить вэньскому прихвостню лицо хватало, да только достать до этого лица и согнать с него блаженную ухмылку ни у кого не выходило. Вэй Усянь уже набрал в грудь воздуху, собираясь предложить долговязому сойтись один на один — поединок врукопашную обещал быть захватывающим, — как заметил краем глаза незваных зрителей, и радостный кураж тут же увял. На краю лужайки торчал столбом Вэнь Чао, за его плечом молчаливо возвышался Вэнь Чжулю. Вот принесло-то, чего не сиделось второму наследнику Вэнь с его девкой? Все настроение навьям под хвост, сейчас еще велит построиться и нудеть начнет про поведение, воспитание, то-се… И ведь будет прав в кои веки раз: безобразие же, а не молодые господа из приличных семей. Вэнь Чао отчего-то глумиться не спешил: стоял и таращился так, словно гуля в невестином наряде увидал или что-то вроде того: невероятное, несообразное и опасное к тому же. Драки не видал в жизни, что ли? Так-то оно да, когда толпой дерутся, зрелище это злое, а Вэнь Чжулю хоть и страшен, но один с тремя десятками парней быстро не сладит. Но так а чего стоять тогда, позвал бы стражу или сам ушел бы потихоньку… Наверное, просто дурак, решил Вэй Усянь и даже плечами пожал, отмахиваясь от чьего-то кулака, уже вялого: другие тоже начали замечать, кто на них смотрит. Шум стал затихать, и тут-то Вэнь Чао открыл рот. — Папа?! Еще одно Вэй Усянь заметить успел: выражение лица Вэнь Чжулю. Сказать тот не сказал ничего, но на обычно бесстрастном лице будто лучшей каллиграфией начерталось: «Молчи, дурак!» И пала тишина. Вэнь Чао во все глаза смотрел на Хань Цанлуна, а Хань Цанлун… выпрямлялся. Исчезла сутулость, добавив еще с пол-ладони роста, развернулись плечи, стекла с лица улыбка, унося с собой легкость юности, и даже волосы, размотавшись с запястья, сами легли роскошным ровным плащом, чуть-чуть не достигая земли. Начинал оборачиваться мальчишка из мелкого горного клана — завершил поворот взрослый могущественный заклинатель. — Что тебе, А-Чао? Вэй Усянь видел главу Вэнь только однажды и издалека, но сейчас ошибиться было невозможно. Даже если б не «папа». Даже если б не Вэнь Чжулю, неслышной тенью скользнувший, чтобы подобрать с земли заколку и в глубоком поклоне подать ее господину. Пусть простоволосого, пусть в наряде невесть какой семьи — есть ли она вообще на свете, эта семья горцев Хань?.. — нельзя было не узнать главу великого ордена. Вэнь Чао бессмысленно пошевелил губами, бледнея. До него, видно, теперь только дошло очевидное: он испортил отцу игру. Вэнь Жохань едва заметно повел плечом и, мягко ступая, вышел из неровного круга замерших, позабывших дышать юношей. По сторонам он не смотрел. На сына — после одного короткого взгляда — тоже. Само величие... и хорошая пригоршня разочарования. Вэнь Чао шумно сглотнул и, предусмотрительно отстав шагов на пять, двинулся следом за отцом. Страх его заметен был даже со спины. Вэнь Чжулю просто шел позади — и по его фигуре ничего прочесть было нельзя. Постояв в ошеломленном молчании, юноши разошлись восвояси. О драке никто уже не вспоминал. Что там — и глядеть-то друг на друга было неловко. И завести разговор тоже никто не решался. До тех пор, пока, получив свою порцию невкусной просяной каши на ужин, Вэй Усянь не произнес задумчиво: — А ему как обидно, наверное… — Вэнь Чао? — удивился Цзян Чэн, не донеся до рта ложку. — Да нет, Вэнь Жоханю. Он так притворился славно, и тут этот недоумок… — Вэй Усянь! Тебя по голове не сильно стукнули?! «Славно притворился», ляпнешь ведь… — Скажи, не так? Столько дней никто и не догадывался! Лю-шиди буркнул из своего угла: — Вот поди знай, сам-то глава Вэнь в своем ли у… — Тише! Юноши разом замолчали, нервно озираясь. Честить последними словами, хоть и шепотом, Вэней в целом и Вэнь Чао отдельно они не опасались, но Вэнь Жохань, способный прикинуться одним из них, внушал неподдельный ужас. А вдруг он где-то рядом прямо сейчас?! И вроде бы всем было известно, что глава ордена Вэнь достиг вершин совершенствования и оттого выглядит очень молодо. Но одно дело слышать об этом, а другое — увидеть воочию там, где совсем не ждал. — А мне кажется, что очень даже в своем, — заметил Вэй Усянь. Каша была вязкой, так что говорил он невнятно и тут же схлопотал оплеуху от Цзян Чэна: — Не болтай с набитым ртом! — Да ладно тебе, Цзян Чэн! Вот, я проглотил. Нет, серьезно! Отличная же шутка была. И потом, ну где и когда он бы еще смог и без свиты за нечистью погоняться, и на сына тайком посмотреть, да и на всех нас… ну то есть — на наследников других орденов. Остальные ему без надобности, наверное. — Хочешь сказать, у главы Вэнь такие же шутки дурацкие, как у тебя?! Придержи вожжи-то, а? Самому прикинуться заложником, чтобы на других поглазеть — вот только тебе бы в голову и пришло! Спорить Вэй Усянь не стал. День был утомительный, разговоры не клеились, так что вскоре юноши один за другим разошлись по лежанкам. Вэй Усянь с самого начала занял место у окна — сквозняки его не пугали, а вот привычная возможность, если что, ускользнуть незамеченным как раз радовала, — и теперь, отчего-то не в силах уснуть, все глазел на ущербную луну меж клочкастых облаков, потом на бледнеющее небо и горб ближайшего холма… и протер глаза — не снится ли?! — завидев на этом горбу знакомый силуэт. Сейчас Вэнь Жоханю не было уже нужды сутулиться и прятать разворот плеч, поэтому выглядел он на фоне рассвета как небольшая башня. Внушительная и одинокая. В два движения Вэй Усянь сунул ноги в сапоги, набросил на плечи верхнее ханьфу и рыбкой бросился в окно. Пригибаясь, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза, он перебежал угол лагеря и выскочил на тропинку, ведущую к холму. От бессонной ночи в голове чуть-чуть туманилось, утренний ветер вкусно пах горной свежестью, и зачем, собственно, было догонять главу Вэнь, отправившегося встречать восход наедине с собой, Вэй Усянь подумал, только уже вылетев на ровный пятачок за гребнем того самого холма. Там посреди каких-то низких кустиков с розовыми, убийственно ароматными цветами сидел на плоском камне глава Вэнь и созерцал буйные краски рассвета над высоченным обрывом. По сю сторону холма была, оказывается, самая настоящая пропасть. Судя по тянущимся вверх обрывкам тумана — с рекой на дне. Вэнь Жохань ничем не показал, что заметил гостя, но Вэй Усянь решил, что подкрадываться вплотную будет, самое меньшее, неразумно. — Доброе утро, господин Цанлун! Или уже правильно говорить Сяньлун*? Не оборачиваясь, глава Вэнь поднял руку приглашающим жестом: мол, подойди сюда. Выглядело это почему-то опасно. Вэй Усянь не мог бы объяснить, где он углядел опасность в неторопливом движении пальцев, но внутри все напряглось, как когда встречаешь крупного хищника или незнакомую тварь и не знаешь пока, что вернее: бить или бежать. Однако ослушаться сейчас, когда явился сам и без приглашения, наверняка было неправильным решением. Вэй Усянь сделал несколько шагов и остановился сбоку от Вэнь Жоханя — чуть дальше, чем тот смог бы дотянуться рукой, без броска всем телом. Какие длинные у Хань Цанлуна руки, накануне было очень заметно… — Здесь красивые восходы, — негромко произнес глава Вэнь, сидя все так же неподвижно. — Нравится? Или в Пристани лучше? — По-другому, — не задумываясь ответил Вэй Усянь. Зрелище действительно впечатляло. — Краски совсем не такие, как дома, и горизонт получается ниже. — Зачем явился? Вопрос был задан спокойно и мягко даже, но что-то было неуловимое в фигуре ли, в голосе Вэнь Жоханя, от чего в животе волной поднималась нехорошая дрожь — знакомое чувство смертельной угрозы. — Сам не знаю, — помедлив полвздоха, Вэй Усянь решился ответить честно. — Вчера… смотрел, как молодой господин Хань дерется, хотел поединок предложить. Обидно, что не случилось. — Обидно, говоришь. Собрался склеивать разбитое? — Не. Главе ордена Вэнь предлагать подраться — это перебор. — Боишься? Вот теперь опасностью дохнуло уже нескрываемо. Как будто и правда с драконом разговаривал — вроде речь человеческая, а шипение-то прорывается… — Непочтительно. И бессмысленно. А молодой господин Хань часто вот так… в люди выходит? Вэнь Жохань неспешно повернулся. Всем телом, в четверть оборота, так, чтобы видеть разом и восход, и Вэй Усяня. И да, он и вправду выглядел совсем молодым, даже сейчас, когда не изображал мальчишку с гор. На лицо — молодым. Сила и опыт сквозили в другом: взгляд, осанка… положение рук. Расслабленные вот эти руки на коленях, самая грозная позиция, когда не предскажешь: выпад ли с кинжалом, талисман из рукава или пальцы, сложенные в печать. — Что за дело ученику Юньмэн Цзян? — Да… шутка с заколкой понравилась, — Вэй Усянь ухмыльнулся, почесал в затылке. Собственные руки нестерпимо хотелось куда-то деть, заложить ли за спину, в рукавах ли спрятать… но было нельзя. Это вот как тигру в глаза не смотреть и обезьяне не улыбаться: перед опытным бойцом, если хочешь разойтись миром, держи ладони на виду. — Подумал: если часто, так ведь можно что-то тяжелое или там колючее в прическу добавить… Брови Вэнь Жоханя поползли вверх. — Полагаешь, мне без того не хватит сил справиться с уличной босотой? — Вам — хватит. А молодой господин Хань попроще будет, разве нет? Холодный прищур Вэй Усянь заметить успел. Движение — нет. Да и было ли движение, не понял: просто внезапно что-то пихнуло его в грудь, мягко, но так сильно, что швырнуло назад, оторвав от земли. Небо в огненных полосах перевернулось перед глазами, мелькнул край обрыва… Вэй Усянь летел в пропасть. Без меча. Река внизу еще куталась в туман, но клыки скал там-сям выступали над серым покровом; испугаться Вэй Усянь толком не успел, попытался сжаться поплотнее — авось да минует камни, авось да хватит глубины, чтобы не разбиться… но тут будто бы невидимые руки упруго рванули его за шиворот и за пояс обратно вверх. Мир опять перекувырнулся, полоснул по глазам пылающий край солнечного диска, и в колени ударил камень, смягченный цветущими кустиками. Вэй Усянь стоял на четвереньках ровно там же, откуда его снесло неведомой силой несколько вздохов назад. И, кстати, стоило бы все-таки дышать. Встряхнувшись и глотнув воздуха, он поднялся на ноги. Голова кружилась. Вэнь Жохань сидел на прежнем месте в той же позе и насмешливо улыбался. — Молодому господину Хань можно и вовсе ничего не делать. Да. Конечно. Противник Хань Цанлуна может ненароком поскользнуться и напороться на что-нибудь острое или разбить голову о ближайший угол. И совсем незачем при таких умениях прятать в волосах грузила и заточенные шипы… Только ведь это скучно, если вот так. Если ты настолько сильнее всех, кого можешь встретить… Мысль эту Вэй Усянь не то что высказать — додумать не успел, потому что с языка сорвалось как-то само собою: — Глава Вэнь, а можно еще раз? — И в ответ на недоуменный взгляд пояснил торопливо: — Ну, меня туда еще раз так… уронить и вернуть? Когда исчезло чувство опасности, он не понял. Но исчезло бесследно, а Вэнь Жохань смотрел теперь прямо, чуть расширенными глазами, и совсем не походил на дракона. Зато очень — на парня чуть-чуть, может, постарше самого Вэй Усяня, немало чем-то удивленного. — Понравилось, что ли? — Да как может не понравиться?! Только я толком рассмотреть ничего не успел. Вэнь Жохань поднялся. Налобная подвеска бросила Вэй Усяню в глаза целый сноп бликов. — Встань на край. Все-таки жеста никакого не было. Только вот тот самый прищур. И теперь уже было страшно, самую малость, потому что сам момент падения… Но на сей раз Вэй Усянь сжиматься не стал, наоборот, растопырился, как летяга, и глазел по сторонам, снова забывая дышать, потому что это было как купаться в восходе. Потрясающе. Не лететь на мече, балансируя и тратя ци, а расслабиться и скользить, будто в воде, глотая ветер... — Да ты счастлив, я смотрю, — заметил Вэнь Жохань, выдернув его назад на обрыв. — Неужто так интересно? Вэй Усянь открыл было рот, но смог только взмахнуть руками, не в силах подобрать слова. — Да это… это… да вы сами попробуйте, это же… А. Ох. А никто не умеет больше, да? — Даже если бы умели. — Это выражение на лице Вэнь Жоханя Вэй Усянь уже видел вчера. Досада. Разочарование. Капелька обиды. — Никто не рискнет скидывать главу ордена с обрыва. Можно ведь и не удержать. Случайно. — Я бы скинул! Если б умел… — тут Вэй Усянь прикусил язык и постарался улыбнуться как можно более невинно. Развлечения развлечениями, а сулить скинуть главу Вэнь с обрыва, когда ты у этого самого главы Вэнь в заложниках… — Не сомневаюсь даже. Кажется, не разгневался, хоть и усмехнулся очень прохладно. Солнце полностью поднялось над горизонтом, и из-за гребня холма донеслись голоса. — Ой, — спохватился Вэй Усянь, — побудка же! Молодой господин Хань, наверное, уже в лагере не появится, а я побегу, а то огребу сейчас по самое все… — Стой. Выражение лица Вэнь Жоханя прочитать он не смог — с первого взгляда. А второго и бросить не успел, потому что в этот миг глава Вэнь схватил его за руку — и прыгнул с обрыва. Теперь они летели вдвоем, опасно близко к каменной стене, но Вэй Усянь все равно вытянул руки и ноги в стороны, показывая, как лучше наслаждаться падением. Вэнь Жохань покосился и тоже расправил конечности, а Вэй Усянь как раз только теперь подумал — как же они собираются возвращаться назад? Вытащить самих себя ведь не получится? Как оказалось, вытаскивать никто никого не собирался. Просто, когда белая кипень воды — река в этом месте была бурной и довольно мелкой — завиднелась совсем уже близко, Вэнь Жохань рывком перевернулся ногами вниз и встал на выхваченный мгновением раньше меч. Он его, наверное, в рукаве носил все время… Вэй Усянь, висевший в крепком хвате главы Вэнь, чиркнул сапогами по воде, поджал ноги. — На меч или так? — крикнул ему Вэнь Жохань; кажется, он смеялся. — Лучше на меч! Вздох спустя они неслись, стоя на клинке, над самой рекой, виляя между камнями, в тучах брызг и сонмах мелких радуг. Было немного похоже на то, как развлекались в Юньмэне, но там таких бурных вод не сыскалось бы, так что Вэй Усянь изо всех сил вертел головой, впитывая впечатления. Когда, выскользнув из ущелья и поднявшись обратно к лагерю, Вэнь Жохань приземлил меч, Вэй Усянь низко поклонился: — Вэй Усянь от всего сердца благодарит господина Сяньлуна за несравненное удовольствие! — Хорошее прозвище. Я запомню. Ступай. Завтра должен быть интересный день. — Завтра? — Под горой Муси вроде бы нашли что-то сильное. Вэй Усянь сначала не понял, отчего Вэнь Жохань кажется недовольным. Затем сообразил: — Вы хотели участвовать? — Хань Цанлун больше здесь не появится. — Так и не надо? Я имею в виду, разве глава Вэнь не может принять участие… то есть возглавить охоту на что-то сильное? Вэнь Жохань поморщился, но Вэй Усяня уже несло вдохновением: — Раз это лагерь перевоспитания, и нам тут беспрестанно рассказывают про величие ордена Вэнь, вы же можете это самое величие, ну, личным примером показать? Потому что второй молодой господин Вэнь как пример… что-то не очень… Договаривал он, прижатый спиной к сосне на высоте двух собственных ростов. Хорошо еще, что не за глотку: невидимая ладонь уперлась ровнехонько в средний даньтянь. Еще лучше — что не нанизав его при том на сучок. Один, с острым отломком, как раз пришелся почти под мышку. Вэнь Жохань грозно хмурился, но холодом смертельной опасности, как с утра, от него не веяло, и Вэй Усянь поспешно добавил: — А если там, под горой, что-то и правда сильное, так главе Вэнь и скучно не будет… Невидимая рука отпустила его, и он свалился, разодрав о сучок ханьфу и кожу, а в конце пребольно ударившись копчиком о корень. — Ты последовательно усомнился в величии моего ордена, оскорбил моего сына и напоследок пожелал мне найти на свою голову по-настоящему сильного противника, я верно тебя понял, Вэй Усянь из Юньмэн Цзян? Прямо сейчас, Вэй Усянь знал это точно, показывать испуг было нельзя никак. И потому, заставив себя вовсе не обращать внимания на дергающую боль сверху спины и ноющую — снизу, он, не вставая, сложил руки в поклоне: — Всего лишь имел в виду, что главе Вэнь, наверное, ужасно тоскливо жить, будучи могущественнее всех на свете. Глава Вэнь позволит, эм, рассуждение? — Ну-ну? Не похоже было, чтобы Вэнь Жохань сердился. Но уже слишком очевидно стало, что одной вспышки его недовольства хватит, чтобы в прямом смысле размазать собеседника по ближайшим деревьям. Говорить с ним было — как сидеть у костра, куда напихали бамбука, то ли пустого, а то ли с порохом в коленцах. Вэй Усянь постарался дышать ровно. — Тут в лагере есть второй молодой господин Лань, я немного его знаю по учебе в Гусу. Так вот он, похоже, с колыбели знает назубок все правила их ордена и следует им. Такой правильный, просто жуть, как будто древний старец, хоть и мой ровесник. А глава Вэнь, кажется, наоборот… чувствует себя на столько, на сколько выглядит, и тяготится необходимостью постоянно соблюдать вот это вот, — тут Вэй Усянь постарался состроить как можно более постное и высокомерное выражение лица. — А хотел бы — прыгать с обрыва… Хохот Вэнь Жоханя поднял из кустов пару перепуганных фазанов. — Знаешь ли, Вэй Усянь из Юньмэн Цзян, — отсмеявшись, глава Вэнь смотрел весело, но очень внимательно, — мне мало доводилось встречать людей, которые, отведав падения в пропасть, не получили бы разрыв сердца или хоть заикаться не стали. Но ты — ты единственный, кто попросил о повторении. И единственный на моей памяти, кто осмелился корчить рожи, изображая главу ордена Вэнь для него же самого. Это заслуживает или жесточайшей кары, или щедрой награды. И я, пожалуй, не жажду карать человека, который так славно меня развлек. Что хочешь в награду? — А… подумать можно? — О, надо же, ты и думать умеешь, прежде чем говорить! — преувеличенно удивился Вэнь Жохань. — Думай тогда. До завтра. Он повернулся уходить, и Вэй Усянь спросил скороговоркой: — Так как, выдастся ли нам честь посмотреть на величайшего заклинателя нынешних времен на серьезной охоте? Вэнь Жохань только что заявил, что не намерен причинять ему совсем уж злое зло, так что Вэй Усянь ожидал пинка или оплеухи. Не получил ни того, ни другого — только короткий жгучий взгляд. — А ты упорный. — А как иначе. — Я подумаю. До завтра. Когда шаги Вэнь Жоханя стихли, а силуэт окончательно слился с тенями перелеска, Вэй Усянь позволил себе переменить позу и застонать сквозь зубы. Одежда сделалась тяжелой от крови, основание спины уже не ныло, а прямо-таки выло. Оставалось добраться до лагеря, честно сказать, что имел беседу с главой ордена Вэнь — похоже, удивятся тут разве тому, что вообще жив остался! — попросить кого-то из своих обработать рану… и ждать завтрашнего дня. И если завтра Вэнь Жохань сам не пожелает отправиться на гору Муси — потребовать это в награду. Пусть делом подтверждает навязшие в зубах речи о могуществе и величии ордена Вэнь, а заодно хоть покажет сыночку, как на самом деле должен выглядеть заклинатель на охоте. И развлечется тоже — пусть. Ему это все-таки совершенно необходимо.