Огонёк

У Эйса еле видимые ямочки на щеках, белозубая щербатая улыбка и взгляд, ещё незатуманенный тяжёлыми мыслями. Ему на днях только исполнилось два года, он ещё слишком мал и по-детски невинен. Юна смотрит на россыпь тёмных веснушек, вихрастые волосы, курносый нос и ловит себя на мысли, что будущее у сына Роджера, чей отец — местный дьявол в обличии человека, прозванный таковым ведомым сплетнями народом, тяжёлое и непозволительно короткое. Двадцать лет. Портгас-и-Гол Д. Эйс прожил всего два десятка лет на этом свете, умерев за грехи своего отца. Кадры с магмовым кулаком, что насквозь прошёл через спину пирата, защищающего своего младшего брата от неминуемой гибели, киноплёнкой проносятся перед глазами, стоит только вспомнить, что в этом мире Юна — чужая. У неё даже имя чужое, не своё, совсем непривычное, взятое у прошлой владелицы тела — девятилетней маленькой девочки, которую чуть ли не насмерть забили пираты в пыльной портовой подворотне. Юна до сих пор помнит первые минуты в этом мире и молниеносный удар ногой под дых, что в качестве приветствия преподнесла ей новая жизнь. От четвёртого, который должен был быть для нее завершающим и отправляющим снова за ту грань, её спасли. Своего спасителя она не видела, потому что в тот момент свернулась в калачик, защищая руками голову. Только глухой удар, последовавший за отсутствием хруста очередной сломанной кости и наполненное непрекрытой яростью «урод» сообщили, что избиение закончилось. И закончилось не её смертью. Что радовало. Потеряла сознание она оглушённая, заплаканная и так и не увидевшая лица своего спасителя. Она только помнит горячие большие руки, которые прижали её к чужой широкой груди крепко-крепко, совсем по-отечески. Возвращение в сознание выдалось тяжёлым. Проснулась Юна уже на корабле, и пыталась разобраться, при этом не сойдя с ума, почему она неожиданно уменьшилась в размере, откуда на ней столько бинтов и отчего так дьявольски болит тело с головой, когда в неизвестную ей комнату (совсем без стука) ворвался мужчина с шапкой в виде собаки на макушке, а потом громко представился именем деда главного героя аниме про безызвестное сокровище. Именно тогда Юна, бывшая Юлия Рихина, поняла, что попала она по самые уши. Первые недели попадания сюда Юна вспоминает с дрожью и горькой грустью. Принять тот факт, что ты на самом деле, всерьёз, по-настоящему, без доли шуток умерла и попала в абсолютно другой мир, было сложно. Очень. И практически нереально. Поэтому вспоминать те минуты она не любит, не хочет и совершенно не желает, как и свою прошлую жизнь, которую она была вынуждена похоронить н а в с е г д а. Юна яростно машет головой, отчего по щекам отрезвляюще бьют, будто плёткой, карминовые косички. На неё же заинтересованно смотрит маленький Эйс, который перестал играть в немного кривовато вырезанные Магрой кубики. Ему осталось жить каких-то восе — Что такое, Эйс-чан? — Юна через силу улыбается, старательно пытаясь прогнать ненавистные ей мысли из головы. Знание будущего лежит на ней мертвым грузом, невозможно стягивает грудь и придавливает, словно свинцом, хрупкие девичьи плечи. Заставляя все время захлёбываться тем фактом, что смерть маленького мальчика с которым она иногда, изредка засыпает в обнимку, до невозможности реальная. Эйс указывает своим крохотным пальчиком на неё. — Оне-чан смешная. — Вот как. Юна прерывисто вдыхает, почёсывет шрамик на брови, натянуто смеётся, кивая. Нечего знать ребёнку и подавать тому вид, что его оне-чан чем-то опечалена. Она уже так палилась. Больше не хочет. Тонкие молочные руки обхватывают сзади спину ребёнка. Объятия Эйс любит, но знает об этом только Юна, которая не брезгует человеческой лаской. Она утыкается носом в чёрные вьющиеся волосы и думает о том, что обнимать вот так Эйса Юна хочет и в будущем. И через восемнадцать, двадцать, и сорок лет, пусть для этого даже придётся сразиться с самим Сакадзуки. Юна привязалась к этому ребёнку. Бесповоротно, сразу признавая этот факт со всеми вытекающими из него бедствиями. Она узнала об этом сразу же после того, как прошел месяц после приезда в этот дом, под попечение рыжей бандитки. После того, как Эйс впервые неумело выговорил постоянно слышимое из уст других бандитов запомнившееся прозвище — оне-чан. Возможно он даже не понял смысл сказанных собой слогов, но Юна, у которой в прошлом было двое непосед-племянников, поняла, что то, чего она так опасалась с момента осмысления, куда именно решил отвезти её Гарп, произошло. — Я не позволю тебе умереть, — шепчет Юна на своем родном, но не существующем в этом мире языке, в макушку Эйса, отчего мальчишка ведёт головой в сторону, смотрит через плечо, ловит своими чернявыми глазами её взгляд и вопросительно произносит, совсем не догадываясь о том, что именно было сказано на самом деле его сестрёнкой: — Оне-чан? Юна приподнимает уголки губ, тычет пальцем в ямочку на щеке Эйса. Тот забавно морщится. Мило. — Ничего. Пойдем поможем Дадан приготовить обед. Эйс смешно сводит брови на переносице. — Не хочу. Она злая старуха. — Эйс! — Но так говорит деда! Юна тяжело вздыхает. Треплет мягкие волосы и приподнимается, разрывая объятья. Эйс нехотя за ней встаёт, отчего еле слышно хмыкает Юна и улыбается. Наконец по-настоящему. Тепло, без тени печали. — Так и быть, я приготовлю тот пирог с вишней, что тебе понравился, — только для этого придётся сходить в город за мукой, но что не сделаешь ради ребёнка. — Правда!? У Эйса звонкий детский голос и восторженные блестящие глаза. Живые — не мёртвые, напоминает себе Юна и кивает головой. — Да.