Огонёк

Холодный дождь обжигает лицо и спину. Из-за шума ливня не слышно даже звука собственного дыхания, а бежать в такую погоду до безумия трудно: твëрдая земля под ногами из-за воды превращается в противную скользкую кашицу, что всё время мешает нормально передвигаться. Одно неверное движение — и можно с лёгкостью свалиться в чавкающую грязь, неудачно при этом подвернув или вывихнув ноги. Тем временем волосы неприятно липнут к мокрой коже, как и промокшая насквозь одежда. В ботинках противно хлюпает вода. Где-то совсем рядом грохочет гром, что оглушает своими раскатами, но Юна не обращает на него должного внимания. Ей сейчас отнюдь не до него и белых вспышек молнии сквозь тёмные грозовые тучи. Эйса нигде нет. Умом может Юна и понимает, что искать мальчишку в лесу при такой погоде изначально было идеей провальной, однако желания повернуть обратно у неё даже не возникает. Подгоняемая голыми мыслями об одном таком глупом и несносном мальчишке, она упрямо продолжает идти напролом. Эйс умудрился сбежать в бурю. В лес, дикий. Босым. За брата Юне до простого страшно. Внезапно её правая нога предательски подгибается и девочка падает на колени в липкую грязь. Юне плевать на испачкавшиеся штаны и руки. Ей лишь хочется грязно выругаться и она себе в этом нисколечки не отказывает. Она с бараньим упорством поднимается на уже порядком уставшие ноги и вновь продолжает путь. Назад не сворачивает. Ни за что не позволит себе этого сделать.

***

Эйс влажно шмыгает носом, когда Юна молча входит в небольшую пещерку под корнями столетнего дерева, где темно и относительно сухо. Нашëлся. Её прерывистый вздох отчаянного облегчения тогда затерялся в звуках грозы и совсем не был услышан. Мальчишка сидит в тёмном углу, уткнувшись лбом и обхватывая руками свои острые коленки. Не обращает ни на что внимания, всё также игнорируя всякое окружение, как то происходило совсем недавно. Юна неспешно подходит к и садится рядом с ним на холодную землю, без слов замечая, как Эйса начинает быть мелкая дрожь. Шутка ли, побегать под ледяным дождём? Ребёнок молчит и трясётся. А Юна уверенно подвигается ближе к нему и обхватывает своей рукой его подрагивающие плечи, обнимая и прижимая к себе. Эйс напрягается, и Юна чувствует это. Вялые мальчишечьи попытки выбраться из живой ловушки Юна пресекает на корню одним единственным предложением. — Не вырывайся, так теплее. И услышав шелест слов, Эйс тут же замирает. Голос у Юны был ровным, тихим и вселенски усталым, не требующим отказа. Последующую тишину несколько напряжённую и молчаливую прерывает шуршание куртки. Снимая её с себя, Юна, недолго думая, накидывает её на Эйса. Всё же это было намного лучше чем ничего. — Замёрз? Эйс на вопрос, в котором Юна так и не смогла укрыть долю заботы и осторожного беспокойства, не отвечает. А она не расстраивается — догадывалась. Самое главное, что малец сейчас найден и цел. Девочка сильнее обнимает его, окончательно убеждаясь в этом. Теперь она спокойна — они в безопасности. А ведь ей всего-навсего чертовски повезло. Голая удача заключалась в том, что она вышла на это дерево, случайно вспомнив как однажды при игре в прятки её младший брат отыскал это место. Юна не хотела думать о том, что бы случилось, не будь Эйса здесь. — Зачем? — хмурый мальчишеский голос после продолжительных минут молчания со свистом режет воздух и звучит с надломленным непониманием происходящего. Юна прикрывает глаза и в молчаливой поддержке чуть сжимает плечо потерявшегося в себе ребёнка. Она улыбается слабо, но тепло, когда воздух, пропитанный озоном, пронизывают её по-искреннему сказанные слова. — Так надо, бестолочь. Проходит не больше секунды. — Это глупо, — Эйс говорит глухо и тихо, дрожащим голосом, сильнее вжимаясь в стену. Его пальцы сжимаются в кулаки, и Юна чувствует, как его внутренняя струна, что натянулась уже до невозможности, скоро лопнет. Не выдержит. И она не ошибается. Вместе с раскатом грома Эйс кричит. — Я тебя не понимаю! Совсем! Почему, зная о моем монстре-отце ты ведёшь себя так? Ведь ты знала об этом. Так почему...!? В ушах Юны звенит мальчишеский крик. Эйс же смотрит глаза в глаза, ищет ответы на свои вопросы, нетерпеливо ждет. И Юна может видеть в блестящем отражении графитовых зрачков своё нахмуренное лицо с напряжёнными скулами. Она выдыхает сипло, коротко, а тем временем в голове у неё все слова разбегаются, саднит горло и в груди тяжело-тяжело. Лицо Эйса медленно выравнивается, и прежде чем его глаза опасливо мигнут в вспышке молнии, чтобы потом и вовсе потухнуть, она шёпотом и сбивчиво произносносит щемящее, натужное, единственное: — Горе ты мое луковое. Объятия выходят крепкими, надёжными и цепляющимися. Юна не говорит — действует. Влажные, пахнущие дождем волосы тем временем щекочут щёки, а детские ладони настороженно замирают, чтобы после сомкнуться на спине. Холодный-холодный нос утыкается ей куда-то в ключицу. Юна зарывается лицом в чужую макушку, когда слышит первый судорожный всхлип и чувствует горячее прерывистое дыхание на коже. Эйс трясется в тихом плаче у неё на руках, понимая интуитивно всё то, что она была не в силах сказать, и наконец отпуская сейчас вместе со слезами все свои последние переживания. У Юны же тоже в тот момент будто что-то падает с сердца, а дышать становится в несколько раз легче и свободнее. И сейчас в тёмных вихрастых волосах вместе с дождевыми каплями переплетаются несколько соленых слезинок. Это от счастья — тихого облегчения и тепла загорелых ручонок за спиной. Она невесомо целует его в макушку. Вскоре утихнет дождь и они обязательно вернутся домой.