Огонёк

В очередной раз смачивая ватку спиртом, Юна уверенным движением прикладывает её к воспалившейся ссадине на его подбородке — Эйс снова подрался, но виноватым себя совсем не чувствовал. — Не дëргайся, — на вкрадчивый шёпот сестры он только поджимает губы, но острое жжение переносит стойко, хотя ранки ощутимо пекут под спиртом и щипят на воздухе. Конечно, весьма неприятно, но по-другому — никак. Юна очень серьёзно относится к здоровью, постоянно твердя о том, что стоит лучше перестраховаться, чем потом мучиться с какой-нибудь болячкой или, не дай море, словить сепсис. Что такое сепсис, Эйс не знал, но расстраивать, а особенно злить сестру тот отнюдь не хотел, поэтому каждый раз позволял обрабатывать себе ранки, терпел острый запах спирта и неприятное жжение. — Осталась ещё коленка, — предупреждает Юна, после чего поднимает свой внимательный взгляд. У неё редкие тёмно-красные ресницы, фиолетового цвета глаза и чернильно-чёрные зрачки. В их отражении Эйс видит себя: слегка насупленного, конопатого и... с глупым розовым пластырем на скуле. Когда он там успел появиться, мальчишка не заметил. — Нее-чан!.. Но его возмущение прерывают. — Не чанкай, — между тем Юна осаждает его, доставая из своей небольшой аптечки йод, — Остались только такие, — она как-то по-особому вздыхает. — И где ты умудрился счесать себе лицо? Эйс отводит взгляд. Например, это складка на мятой простыне немного напоминает рыло кабана, а девчачий пластырь больше и не кажется ему такой большой проблемой... Смотреть в глаза Юне ему сейчас неуютно. Потому что она не спрашивает — больше интересуется, так по крайней мере кажется ему на первый взгляд. Ведь сестра, если действительно решит всерьёз что-то узнать, то вряд-ли будет говорить об этом так — в его памяти до сих пор отчётливо сохранилось то утро после грозы, то с каким цепким беспокойством смотрела на него тогда как никогда серьёзная нее-чан. — Упал, — ответ с губ соскальзывает без раздумий. Эйс напоминает себе, что он не врёт — только позволяет себе немного недоговаривать. Это другое. Узнав о том, что он пару раз ходил один в город, в не совсем благоприятные части города, где посещал пивнухи да душные кабаки и ввязывался в многочисленные драки, Юна бы не поняла. Наверняка бы расстроилась и начала за него волноваться. Эйс же этого не хотел, поэтому и молчал. И продолжает молчать. Даже когда глаза сестры смотрят как будто бы знающе, терпеливо дожидаясь момента с признанием, а не получив его, на какие-то секунды подёргиваются грустной, но понимающей дымкой. Однако Эйс убеждает себя, что это — всего лишь его иллюзии, игра виноватого воображения, потому как Юна не может об этом знать, а значит и смотреть так, по-своему. Возможно, узнав об его отлучках, сестра бы запретила посещать столицу Гоа, в одиночку бродить среди пыльных подворотен и заявляться в пабы, под завязку заполненные пьяным сбродом. Возможно, она на какое-то время бы следила за ним, наказав быть рядом. Эйс не знает. Слишком много этих «возможно» и обязательно грустных глаз сестры, сопровождающих в каждом из них. Ссадина на коленке тем временем щиплет не так сильно, как то было с ранкой на скуле. Он пытался расспросить там у других людей немного о Роджере, но каждый раз всё равно попадал в просак. Били больно, но и сам он сил не жалел. Злость тогда бурлила в крови и настойчиво просилась наружу. Всё же щуплый, конопатый пацан не тянет на того, кто сможет ощутимо заехать по лицу, а вот на увесилительную грушу для хмельного битья — пожалуйста, тем более, что сам первый лезет куда не надо. По их драгоценному мнению. Да, он злился. Впрочем, не знал от чего именно. Однако, когда он слышал в свой адрес о том, что порождение самого дьявола, если таковое и существовало, должно было сдохнуть в младенчестве, то это чертовски сильно било по вискам. Хотелось выкрикнуть, что не он решал, рождаться ему или нет, когда и от кого, но делать этого было исключительно нельзя, поэтому в ход шли кулаки с трубой, найденной на помойке. И если в первый раз он хотел узнать с чужих слов о короле пиратов, о том как к нему относятся в народе, то в последующие, пусть и редкие от того, чтобы их не заметила сестра, превратились в упрямые распросы о проклятой крови и всегда знаемые наперед скользкие ухмылки да однотипные ответы. Всё, что он узнал это то, что Роджера люто ненавидели. А будь у него ребёнок, то, не раздумывая, задушили бы в люльке, потому что пиратское отродье права на жизнь не имеет. Однако нее-чан говорит обратное. Нее-чан зовёт его отото, волнуется, обрабатывает на ночь ранки, а тем утром шёпотом кричала о том, что ей нужен живой брат. Эйс до сих пор не знает как к себе относиться, но на имя Короля пиратов ничего кроме зла и обиды в его сердце не возникает да и, кажется, никогда не возникнет. Эйс хмурится — забивать им голову сейчас у него совершенно желания нет, особенно смотря на такой же розовый пластырь на коленке и вспоминая сегодняшний день. Завтра прежде чем уйти, он обязательно снимет с себя это девчачье недоразумение, потому как играть на потеху тому утырку в глупом цилиндре отнюдь не хочется. Пацан натурально хотел выкрасть припрятанную в кустах его, Эйса, трубу, благо он появился вовремя. А после, слово за слово, любезность за любезность, развернулась ожидаемая потасовка, стремительно переходящая в драку. Курчавый блондин с дыркой вместо зуба оказался не так плох на деле, как Эйс вначале предполагал. Пусть тот и носил странный цилиндр, потёртое жабо и пытался своим видом копировать аристократов из книжки с картинками, которую однажды принесла Юна. Да, Эйс признаёт, что дрался воришка на уровне и одним ударом в скулу не обошёлся. Они вдвоём даже умудрились скатиться со склона вниз, а дальше как-то да забылась оставшаяся в кустах труба, и просто навалять блондину стало делом принципа. Эйс в итоге победил, но мальчишка запросил реванша: — Завтра в полдень на этом же месте! — сидя на примятой траве, провозгласил он с со странной улыбкой. И с опозданием, но Эйс понял, что сам, к собственному удивлению, улыбается, но это не казалось ему чем-то неправильным, отчего он, не задумываясь, согласился. Раньше он не видел того в лесу, поэтому интерес подстёгивает к ожиданию, к тому же Эйсу любопытно, где блондин научился драться. — О чём задумался? — Что? — Эйс непонимающе смотрит на Юну и невольно пытается отыскать глазами аптечку с ватой, но не находит. — А где?... — Я уже успела закончить и всё убрать, — успевшая переодеться в пижаму сестра сидит, поджав под себя ногу, и верно истолковывает его взгляд, — Тебя что-то гложет? — она распускает волосы из куцего хвостика на затылке, смотря куда-то в сторону. Эйс удивляется. И отвечает отрицательно, несильно качнув головой. — Нет, — после чего он все-таки решает добавить, — просто устал, — Эйс и вправду чувствует, как медленно начинает подступать лёгкая сонливость, да и к тому же рассказывать о пацане в цилиндре ему не хочется. Тогда придется упоминать трубу, а дальше и о том, как она у него появилась... Нет, он просто хочет спать.