На всю жизнь в памяти след, а над нами голубое небо (Книги про Гарри Поттера)

В воскресенье утром, утопая по колено в снегу, Гермиона снова побрела к хижине Хагрида. Рон и Гарри хотели пойти с ней, но гора домашних заданий достигла у них пугающей высоты, и они неохотно остались в гостиной, стараясь не обращать внимания на веселые крики, доносившиеся снизу, где ребята катались на коньках по замерзшему озеру, ездили на санках и — самое обидное — заговаривали снежки, чтобы они долетали до самого верха гриффиндорской башни и ударялись в окна. — Надо делать все сразу, а не копить и не ждать последнего момента, — фыркнула бывшая староста гриффиндора и тут с ней согласны были даже мародеры, понимая, что девушка абсолютно права. Гермиона вернулась от Хагрида только к обеду, слегка дрожа, в промокшей до колен одежде. — Ну? — сказал Рон, подняв голову при ее появлении. — Составила ему программу занятий? — Попыталась, — уныло ответила она и опустилась в кресло рядом с Гарри. — А мы говорили, — в один голос сказали братья Пруэтт. — С вами никто и не спорил, — закатила глаза Андромеда. — Это же Хагрид и его практически невозможно переубедить, даже если это делается для его же блага. Потом вытащила палочку, произвела ею замысловатое движение, так что из конца хлынул горячий воздух, и направила ее на свою мантию, от которой сразу пошел пар. — Его даже дома не было, когда я пришла, — чуть не полчаса стучалась. Потом притопал из леса… Гарри застонал. Запретный лес кишел созданиями, из-за которых Хагрида скорее всего и уволят. — Только для начала этих созданий нужно найти, а после еще и выбраться от них живыми и со здоровой психикой, — хмыкнул Сириус. — Кого он там держит? Не сказал? — Нет. Говорит, что хочет сделать нам сюрприз. Я пыталась объяснить ему про Амбридж, но он просто не понимает. Говорит, что только ненормальный предпочтет изучать нарлов или химер… Нет, не думаю, что он завел химеру, — поспешила сказать она, увидев испуг на лицах Гарри и Рона. — Почему же нет? Уверена, что с него станеться, — фыркнула Беллатриса. — Сегодня занимаемся здесь! — радостно встретил Хагрид учеников, кивнув головой в сторону темных деревьев. — Поукромнее будет. Да и они больше любят темноту. — Кто это там любит темноту? — услышал Гарри голос Малфоя, в котором звучали панические нотки. Малфой обращался к Крэббу и Гойлу. — Кто, он сказал, любит темноту — не слышали? Гарри помнил только один случай, когда Малфой вошел в Запретный лес, и показал он себя тогда не очень большим храбрецом. Гарри усмехнулся — после матча по квиддичу он не против любой неприятности для Малфоя. — Месть никогда не приведет ни к чему хорошему, чтобы не сделал тот или иной человек, — покачала головой Дорея. — Согласна с вами, в этой жизни все всегда вернеться бумерангом, — кивнула Марлин. — Готовы? — весело спросил Хагрид, обводя взглядом учеников. — Лесную прогулку приберегал для вашего пятого года. Ну, теперь пойдем посмотрим на этих животных в естественной среде обитания. Значит, кого мы изучаем сегодня, — они довольно редкие. Я, думается, только один в Британии сумел их приручить. — А вы уверены, что приручили? — совсем уже испуганно спросил Малфой. — А то ведь вы не раз уже давали нам диких животных. Среди слизеринцев пробежал одобрительный шумок, да и у некоторых гриффиндорских было такое выражение на лицах, как будто Малфой высказал их опасения. — Конечно, приручил, — насупясь, сказал Хагрид и поправил на плече сползшую коровью тушу. — И это его главная проблема, — вздохнула Доркас. — Боюсь он никогда не поймет, что все то, что безопасно для него, как для полувеликана и то не всегда, может быть совсем не безопасно для студентов. Из сумрака к ним приближалась пара белых светящихся глаз, потом обозначилась драконья морда, шея и, наконец, скелетообразное тело громадной черной крылатой лошади. Секунду она оглядывала ребят, взмахивая длинным черным хвостом, потом наклонила голову и острыми клыками стала отрывать куски от коровьей туши. Гарри вздохнул с глубоким облегчением. Наконец-то подтверждение тому, что они ему не померещились: Хагрид тоже о них знает. — Фестралы не лучшие животные для изучения на практике, — заметила Друэлла. — Их лучше изучать по теоретическим материалам, так как видят этих животных не многие. Он с любопытством обернулся к Рону, но тот по-прежнему вглядывался в чащу, а через несколько секунд прошептал: — Почему он больше не зовет? У большинства учеников на лицах было такое же недоуменное и настороженное выражение, как у Рона, и смотрели они куда угодно, только не на лошадь. Лишь двое ее увидели: тощий слизеринский парень позади Гойла с отвращением смотрел, как она ест, да Невилл, наблюдавший за взмахами длинного черного хвоста. — Я даже знать не хочу, кто же погиб у него на глазах, — тихо проговорила Алиса, уткнувшись в плече мужа. — Фестралы, — гордо сказал Хагрид, и Гермиона тихо охнула за плечом у Гарри: ей это слово что-то говорило. — У Хогвартса здесь целый табун. Ну, кто знает?.. — Они же очень, очень несчастливые! — перебила его испуганная Парвати. — Приносят всякие ужасные несчастья тем, кто их увидел. Профессор Трелони сказала мне однажды… — Сами лошади вовсе не несчастливые, — покачала головой Меда. — Несчастливыми являются обстоятельства, по которой люди начинают их видеть. Хагрид усмехнулся: — Нет, нет, нет, это просто суеверие, не приносят они несчастья, они страсть какие умные. И полезные! Конечно, эта порода не очень-то рабочая, только школьные кареты возит туда-сюда. Да если Дамблдору надо куда-то подальше, а переноситься не хочет… Глядите, вот еще пара… — Он кажется даже не понимает, что их никто не видет кроме нескольких людей, — тихо хмыкнул Рабастан. — А чего еще от него можно ожидать, — закатил глаза Регулус. Еще две лошади тихо вышли из чащи, одна прошла совсем близко к Парвати. Та вздрогнула и прижалась к дереву со словами: — Кажется, я что-то почувствовала, кажется, он рядом! — Ты не бойся, он тебя не обидит, — терпеливо сказал Хагрид. — А теперь кто мне скажет, почему одни их видят, а другие — нет? Гермиона подняла руку. — Ну, говори, — обрадовался Хагрид. — Фестралов могут видеть только те, кто видел смерть. — Правильно, молодец, — торжественно произнес Хагрид. — Десять очков Гриффиндору. Фестралы, значит… — Кхе-кхе. — Какая жалость, я думала, что ей что-то упало на голову и она больше не появится в книге, — проворчала бывшая Маккиннон. — Мечты мечты, — хмыкнула Меда, зная, что не может быть все так просто. — А, здрасьте! — с улыбкой сказал Хагрид, обнаружив источник звука. — Вы получили записку, которую я послала утром к вам на дом? — как и в прошлый раз, громко и раздельно произнесла Амбридж, словно обращалась к иностранцу, причем тупому. — С уведомлением, что буду инспектировать ваше занятие? — Да-да, — бодро подтвердил Хагрид. — Рад, что вы нашли нас. Вы это… не знаю… вы их видите? Сегодня у нас фестралы. — Простите? — громко сказала Амбридж, приставив к уху ладонь. — Что вы сказали? — О как, так она еще и глухая, превосходно, — проворчала Марлин. Эта женщина порядком ее раздражала. Хагрид немного смутился. — Ну… фестралы! — гаркнул он. — Ну, знаете… такие большие лошадки с крыльями! Для наглядности он помахал своими ручищами. Профессор Амбридж подняла брови и стала писать в блокноте, сопровождая это бормотанием: — «Вынужден… прибегать… к примитивному… языку… жестов». — Ну, так… это… — Хагрид, несколько волнуясь, снова обратился к ученикам: — Хм… о чем я говорил? — «По-видимому… легко… теряет… нить… изложения», — бубнила Амбридж, но достаточно громко, чтобы слышали все. — Надо было это заметить еще в прошлых главах, но по-моему если ты берешься инспектировать занятия, то делай это так, чтобы тебя было не видно и не слышно, чтобы посмотреть как они действительно проходят, — холодно заметила Вальбурга. — Сомневаюсь, что это инспекция проводится для проверки занятий, — покачала головой мадам Лонгботтом. — Как вам кажется, — громко спросила Амбридж у Пэнси Паркинсон… — вы в состоянии понимать речь профессора Хагрида? У Пэнси Паркинсон, как и у Гермионы, были слезы на глазах — только она давилась от смеха и поэтому едва смогла выговорить: — Нет… потому что… это… большей частью… похоже… на рычание. Амбридж записала в блокноте. Неповрежденная часть лица у Хагрида побагровела, но он старался вести себя так, как будто не слышал ответа Пэнси Паркинсон. — Да… Хорошие качества фестралов. Когда ты их приручил, как этих, ты уже никогда не заблудишься. Изумительно ориентируются — только скажи им, куда тебе надо… — Ну да, если они понимают твою речь, — громко заметил Малфой, и Пэнси Паркинсон снова согнулась пополам от смеха. Амбридж посмотрела на них снисходительно и повернулась к Невиллу. — Вы видите фестралов, не так ли, Долгопупс? Невилл кивнул. — Кто при вас умирал? — равнодушно спросила она. — Нельзя так спрашивать об этом у ребенка, — проворчал Фрэнк. — Хоть бы каплю сожаления в свой вопрос вложила. — Мой… мой дедушка. — Видимо дядя, папа уже давно погиб, — еще больше нахмурился Лонгботтом, кинув мимолетный взгляд на мать. Та поджала губы и что-то записывала в пергамент. — И что вы о них думаете? — Она показала короткопалой рукой на лошадей, которые уже обглодали половину коровьей туши почти до костей. — Ну… — нерешительно начал Невилл и оглянулся на Хагрида. — Ну… они хорошие… — Он не запуган, а просто неуверен, жаба ты проклятая, — прошипела Алиса, зло смотря на книгу. — Я начинаю радоваться тому, что мы читаем эти книги не в школе, — тихо прошептал другу Рабастан. — Угу, они бы убили ее еще несколько глав назад, — согласился Регулус. — Амбридж остается радоваться, что ее сейчас защищают стены Хогвартса. — «Ученики… запуганы… настолько… что… не признаются… в своем страхе», — декламировала свою запись Амбридж. — Нет! — Невилл был явно расстроен. — Нет, я их не боюсь! — Ничего, ничего, — сказала Амбридж, похлопав Невилла по плечу и изобразив понимающую улыбку, которая показалась Гарри злобной гримасой. Она повернулась к Хагриду и опять заговорила громко и раздельно: — Ну что ж. Я достаточно тут увидела. Вы получите (с таким жестом, как будто взяла что-то из воздуха) результаты инспекции (показала на блокнот) через десять дней. — Она растопырила десять кургузых пальцев и с широкой, еще более жабьей, чем прежде, улыбкой двинулась прочь, оставив позади себя хохочущих Малфоя и Пэнси Паркинсон, трясущуюся от ярости Гермиону и растерянного, огорченного Невилла. — Ничем хорошим эта инспекция не закончится, — покачала головой Лили, мысленно жалея Хагрида в будущем. — Подлая, лживая, старая горгулья, — бушевала полчаса спустя Гермиона, когда они возвращались в замок по коридорам, ими же протоптанным в снегу. — Вы поняли, к чему она клонит? Это ее помешательство на полукровках — хочет представить Хагрида каким-то безмозглым троллем, а все потому, что у него мать была великанша… Нечестно — урок был совсем не плохой… Конечно, если бы опять соплохвосты… а фестралы славные — в смысле, для урока то, что надо. — Амбридж сказала, они опасны, — возразил Рон. — Нашел кого слушать, — проворчал Гидеон. — Хагрид и сам сказал, что они умеют за себя постоять. Думаю, обычный преподаватель, вроде Граббли-Дерг, не показал бы их нам раньше, чем к экзаменам на ЖАБА, а они ведь интересные, правда? Кто-то их видит, а кто-то — нет. Хотела бы я их увидеть. — Неужели? — тихо сказал Гарри. До нее только теперь дошел страшный смысл ее слов. — Ой, Гарри… извини… конечно, нет, какую глупость я сморозила. — Бывает, не огорчайся. — Я удивляюсь, сколько народу их видит, — сказал Рон. — Смотри, у нас целых трое. — И мы удивляемся, Уизли, — раздался позади злорадный голос. Неслышно ступая по снегу, позади них шли Малфой, Крэбб и Гойл. — Если бы при тебе кто откинул копыта, может, ты и квоффл увидел бы? — Это уже даже не мое влияние, — почувствовав на себе разгневанный взгляд жены, поспешил оправдаться Люциус. — Да, скорее всего твоего отца, — чуть ли не прошипела Цисси. — Внука он в ближайшее время тоже не увидит, не беспокойся. Они с гоготом прошли вперед и через несколько минут затянули: «Уизли — наш король». Уши у Рона стали алыми. — Не обращай внимания, не обращай внимания, — приговаривала Гермиона. Она вынула волшебную палочку и заклинанием включила горячий воздух, чтобы растопить в снежной целине тропинку к теплицам. Пришел декабрь со снегопадами и целой лавиной домашних заданий для пятикурсников. С приближением Рождества обременительнее стали и обязанности старост для Рона и Гермионы. Они надзирали за украшением замка («Ты вешаешь мишуру, а Пивз взялся за другой конец и пробует ею же тебя задушить», — говорил Рон), — О да, жутко бесит, — проворчала рыжеволосая ведьма. — Именно поэтому после того, как Макгонагалл поняла, что у мародеров хорошие отношения с Пивзм, замок всегда украшали они, — усмехнулась Доркас. — И вот ни капельки сочувствия, — проворчал Сириус, недовольно покосившись на подругу детства. Гермиона сделала большие глаза, но Гарри воспрял духом. Перспектива провести праздники в «Норе» была чудесной, только одно ее омрачало — виноватое чувство, что с ним не будет Сириуса. Он даже подумал, не уговорить ли миссис Уизли, чтобы она пригласила крестного. Но вряд ли Дамблдор позволит Сириусу покинуть площадь Гриммо, да и миссис Уизли может не захотеть — уж больно часто они с Сириусом препираются. — Ну еще бы, — закатил глаза вышеупомянутые. Сириус не подавал о себе вестей с тех пор, как последний раз появился в камине, и, хотя Гарри понимал, что Амбридж на стороже и связываться с ним рискованно, ему неприятно было думать о том, как Сириус сидит один в старом материнском доме и бесится, коротая время с Кикимером. — Если он еще его не убил, — хмыкнул Регулус, почему-то виновато покосившись на мать. Прощаясь, все желали Гарри счастливого Рождества. Веселый, он собирал вместе с Роном и Гермионой подушки и аккуратно складывал. Рон с Гермионой ушли, а он остался, потому что задержалась Чжоу и он надеялся услышать от нее: «Счастливого Рождества». — Нет, ты иди, — сказала она своей подруге Мариэтте, и сердце у него радостно подпрыгнуло чуть не до самого кадыка. Гарри сделал вид, что поправляет стопку подушек. Теперь они остались вдвоем, и он ожидал, что Чжоу заговорит. Вместо этого услышал громкое шмыганье. Он обернулся и увидел, что Чжоу стоит посреди комнаты и по щекам ее текут слезы. — Что такое? Он не знал, как поступить. Чжоу стояла и беззвучно плакала. — Что случилось? беспомощно спросил он. Она покачала головой, утерла слезы рукавом и хрипло сказала: — Извини… наверное… мы тут учим эти заклинания… и я подумала… если бы он их знал… то остался бы жив. — Он был застанут в расплох, так что тут навряд ли он остался бы жив, — покачал головой Джеймс. — Не всегда все решается знаниями заклинаний или проклятий посильнее, — согласно кивнула Меда, посмотрев на старшую сестру. Сердце у Гарри ухнуло вниз и остановилось где-то на уровне пупка. Какой же недогадливый. Она хотела поговорить о Седрике. — Он все это знал. И очень даже хорошо, иначе не дошел бы до центра лабиринта. Но если Волан-де-Морт решил тебя убить, у тебя нет никаких шансов. — Шансы есть, если быть всегда на готове, — хмыкнул Лонгботтом, покоившись на бывших сторонников. При чтение помня об опасности, имя предусмотрительно не читали. Проверять защиту своего поместья, в то время когда в нем находится его семь, Сириус не желал. При имени Волан-де-Морта Чжоу икнула, но глаз от Гарри не отвела. — А ты не умер, хотя был еще младенцем, — тихо сказала она. — Ну… да, — устало отозвался он и пошел к двери. — Не знаю почему, и никто не знает. Так что гордиться тут нечем. — Нет, не уходи! — сказала она со слезами в голосе. — Извини, что я тут распустилась… Я не собиралась… Она опять икнула. Даже с красными опухшими глазами Чжоу была красива. Гарри чувствовал себя несчастным. Насколько было бы приятнее, если бы она просто пожелала счастливого Рождества. — Ох Гарри, она ведь по своему парню горюет ей не до новых отношений, — с сожалением проговорила его мать. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, — сказала она и опять вытерла рукавом слезы. — Я заговорила о Седрике, а он умирал у тебя на глазах. Ты, наверное, хочешь все это забыть? Гарри не ответил. Она правильно его поняла, но было бы черствостью с его стороны признаться в этом. — Ты правда хороший учитель. — Чжоу улыбнулась сквозь слезы. — До сих пор я никого не могла оглушить. — Спасибо, — смущенно сказал он. Они смотрели друг другу в глаза. Гарри сгорал от желания выскочить из комнаты, но ноги его приросли к полу. Чжоу показала на потолок над его головой. — Омела. — И к сожалению есть лишь один способ от нее избавится, — вздохнула Марлин, с сочувствием посмотрев на книгу. — Да. — Во рту у него пересохло. — Но, наверное, кишит нарглами. — Кто такие нарглы? — Понятия не имею. — Чжоу подошла ближе. Он сам как будто был оглушен. — Лучше спроси Полоумну Лавгуд. В смысле — Полумну. Чжоу издала странный звук — не то хихикнула, не то всхлипнула. Теперь она стояла совсем близко. Он мог пересчитать веснушки у нее на носу. — Ты мне очень нравишься, Гарри. — Слегка эгоистично за счет одного пытаться забыть другого, — недовольно заметила Нарцисса. Получасом позже вернувшись в гостиную, он застал там Рона и Гермиону на лучших местах перед камином; почти все уже разошлись по спальням. Гермиона писала длиннющее письмо; исписана была половина свитка, конец которого свешивался со стола. Рон валялся на коврике и домучивал сочинение по трансфигурации. — Ты чего там застрял? — спросил он, когда Гарри уселся в кресло рядом с Гермионой. Гарри не ответил. Он был в шоке. Половина его жаждала поведать друзьям о том, что с ним произошло, другая половина желала унести эту тайну в могилу. — Ты нездоров? — спросила Гермиона, глядя на него поверх своего пера. Гарри неопределенно пожал плечами. По правде, он сам не понимал, здоров он или нет. — В чем дело? — сказал Рон и приподнялся на локте, чтобы лучше его видеть. — Что случилось? Гарри не знал, как к этому подступиться, да и не был уверен, что хочет рассказать. И как раз когда решил ничего не говорить, Гермиона сама взялась за дело. — Это Чжоу? — деловито спросила она. — Она зацепила тебя после урока? Ошеломленный Гарри кивнул. Рон засмеялся было и сразу осекся под взглядом Гермионы. — Так… э-э… что ей надо? — спросил он с напускным равнодушием. — Она… — вдруг осипнув, начал Гарри, потом откашлялся и начал снова. — Она… — Целовались? — все так же деловито спросила Гермиона. Рон сел так порывисто, что чернильница покатилась по коврику. — Все то она знает, — усмехнулся Сириус, ловя ладошку жены, которая собиралась залепить ему очередной подзатыльник. — По-моему по Гарри все вполне можно понять, если его хорошо знать, — пожала плечами Лили, усмехнувшись шуточной перепалки подруги и ее мужа. Не обратив на нее внимания, он алчно вперился в Гарри. — Ну? Гарри перевел взгляд с его насмешливо-любопытного лица на сосредоточенную Гермиону и кивнул. — ХА! Рон ликующе вскинул кулак и разразился громовым хохотом, заставившим вздрогнуть двух робких второ курсников у окна. Глядя, как Рон катается по ковру, Гарри невольно расплылся в улыбке. — Ну? — выговорил наконец Рон. — Как это было? Гарри немного задумался и честно ответил: — Сыро. Рон отреагировал непонятным звуком, который мог означать и торжество, и отвращение. — Потому что она плакала, — серьезно объяснил Гарри. — Ну? — Улыбка Рона притухла. — Так плохо целуешься?       Многие в гостиной закатили глаза, но в слух никто ничего не сказал. — Не знаю. — Гарри эта мысль не приходила в голову, и он несколько встревожился. — Может быть. — Да нет, конечно, — рассеянно сказала Гермиона, не отрываясь от письма. — А ты-то почем знаешь? — с некоторой настороженностью спросил Рон. — Потому что Чжоу теперь все время плачет, — рассеянно сказала Гермиона, — и за едой, и в туалете, повсюду. — Надо думать, поцелуи ее немного развеселят, — ухмыльнулся Рон. — Как можно быть таким бесчувственным, — недовольно покачала головой Медоуз. — Рон, — назидательно сказала Гермиона, погрузив перо в чернильницу. — Ты самое бесчувственное животное, с каким я имела несчастье познакомиться. — Это что же такое? — вознегодовал Рон. — Кем надо быть, чтобы плакать, когда тебя целуют? — Да, — сказал Гарри с легким отчаянием в голосе, — почему так? Гермиона посмотрела на друзей чуть ли не с жалостью. — Вам непонятно, что сейчас переживает Чжоу? — Нет, — ответили они хором. Гермиона вздохнула и отложила перо. — Вот же два идиота, — проворчала Лили, под несколько согласных женских кивков. — Ну, очевидно, что она глубоко опечалена смертью Седрика. Кроме того, я думаю, она растеряна, потому что ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может решить, кто ей нравится больше. Кроме того, она испытывает чувство вины — ей кажется, что, целуясь с Гарри, она оскорбляет память о Седрике, и ее беспокоит, что будут говорить о ней, если она начнет встречаться с Гарри. — По прошествию некоторого времени, когда история с его смертью и всем происходящим чуть поутихнет, ей и слово никто не скажет. Должна же она рано или поздно начать новую жизнь, — вздохнула миссис Тонкс. — Тут нет ничего такого. Вдобавок она, вероятно, не может разобраться в своих чувствах к Гарри: ведь это он был с Седриком, когда Седрик погиб. Так что все это очень запуганно и болезненно. Да, и она боится, что ее выведут из когтевранской команды по квиддичу, потому что стала плохо летать. Речь была встречена ошеломленным молчанием. Затем Рон сказал: — Один человек не может столько всего чувствовать сразу — он разорвется. — Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не значит, что у нас такой же, — сварливо произнесла Гермиона и взялась за перо. — Она сама начала, — сказал Гарри. — Я бы не… вроде подошла ко мне, а потом смотрю, чуть ли не всего слезами залила… Я не знал, что делать. — Не вини себя, сынок, — сказал Рон, видимо вообразив эту тревожную картину. Гермиона оторвалась от письма: — Ты должен был отнестись К ней чутко. Надеюсь, так и было? — Ну, — Гарри ощутил неприятный прилив жара к лицу, — я вроде… похлопал ее по спине. Еще бы чуть-чуть, и Гермиона, кажется, возвела бы глаза к небу. — Могло быть и хуже, — сказала она. — Ты намерен с ней встречаться? — Придется, наверное. У нас же собрания ОД, правда? — Ты знаешь, о чем я, — в сердцах сказала Гермиона. Гарри ничего не ответил.       Мать мальчика тяжело вздохнула и закатила глаза, качая головой, но вслух также ничего не сказала, подумав, что сейчас это будет бессмысленным. Слова Гермионы раскрыли перед ним пугающую перспективу. Он пытался вообразить, как идет куда-то с Чжоу — например, в Хогсмид — и проводит наедине с ней многие часы. Конечно, она ожидает от него приглашения после того, что сегодня произошло… От этой мысли внутри у него что-то болезненно сжалось. — Ну что ж, — сухо сказала Гермиона, с головой уйдя в свое письмо, — у тебя будет масса возможностей пригласить ее. — А если он не хочет ее приглашать? — сказал Рон, наблюдавший за Гарри с несвойственной ему пристальностью. — Не говори глупостей. Она давным-давно ему нравится. Гарри промолчал. Да, Чжоу давным-давно ему нравилась, но, когда он представлял себя с ней вдвоем, Чжоу в этой сцене была радостной, а не той Чжоу, которая проливала слезы у него на плече. — А кому ты вообще пишешь этот роман? — спросил Рон у Гермионы, пытаясь прочесть ту часть пергамента, которая свесилась уже на пол. Гермиона отдернула ее. — Виктору. — Краму? — А сколько еще у нас Викторов? Рон ничего не сказал, но вид у него был недовольный. — Ревность до добра тоже не доводит, — кивнула Марлин, многозначительно посмотрев на мужа. — Да что ты говоришь, солнышко? — ехидно протянул Блэк, с прищуром глядя на девушку. Двадцать минут они провели в молчании: Рон дописывал сочинение по трансфигурации, то и дело раздраженно крякая и зачеркивая фразы; Гермиона неутомимо писала письмо и, исписав пергамент до конца, свернула его и запечатала; Гарри смотрел в огонь и мечтал о том, чтобы там появилась голова Сириуса и дала ему какой-нибудь совет насчет девушек — О да, этот точно даст, — наигранно ворчливо проговорила молодая леди Блэк. — Какие высокие отношения, — усмехнулась Доркас, но пара только отмахнулась от подруги. Сон переменился… Тело у него стало сильным, гибким, гладким. Он скользил между блестящими металлическими перекладинами, по темному холодному камню… Он скользил по полу на животе… было темно, но он видел вокруг мерцающие предметы странной переливчатой окраски… поворачивал голову туда и сюда… На первый взгляд коридор был пуст… но нет… впереди сидел человек, его подбородок отвис, и фигура его слабо светилась во тьме… Гарри высунул язык… он ощущал запах человека… тот был жив, но дремал… он сидел перед дверью в конце коридора… Гарри желал укусить человека… и нельзя поддаться желанию… его ждет более важное дело… Но человек зашевелился, серебряный плащ свалился с его ног, и он вскочил. Его неясная мерцающая фигура надвигалась, нависала, он вынул из-за пояса волшебную палочку… и у Гарри не было выбора… он взвился с пола и раз, другой, третий всадил зубы в тело человека, чувствуя, как захрустели ребра и хлынула теплая кровь… Человек кричал от боли… потом умолк… съехал по стене… кровь растекалась по полу… Нестерпимая головная боль… голова раскалывается… — Не нравятся мне его сны, — передернула плечами рыжеволосая ведь, под согласный кивок со стороны свекрови. — Гарри! ГАРРИ! Он открыл глаза. Все тело покрылось холодным по­том; простыни опутывали его, как смирительная рубашка, и казалось, что к голове приложили раскаленную добела кочергу. — Гарри! Над ним стоял перепутанный Рон. В ногах кровати маячили еще чьи-то фигуры. Он схватился за голову: боль застилала глаза… Он свесился с кровати, и его вырвало. — Он заболел, — послышался испуганный голос. — Надо кого-то позвать. — Гарри! Гарри! «Надо сказать Рону, во что бы то ни стало сказать…» Хватая ртом воздух, полуослепший от боли, Гарри сел. Он с трудом сдерживал подступающую рвоту. — Твой папа, — пропыхтел он. — На него напали… — Что? — не понял Рон. — Твой отец! Его кто-то укусил, это серьезно, повсюду была кровь. — Надеюсь это был всего лишь сон, — поджала губы бывшая Маккиннон, покосившись на мужа. — Если это не сон, то эта связь мне очень не нравится, — покачал головой Джеймс. — Да уж, больно она странная и непонятная, — согласился его лучший друг, поглядывая на книгу. — Пойду позову помощь, — раздался тот же испуганный голос, и кто-то выбежал из спальни. — Сюда, профессор. Профессор Макгонагалл — в халате из шотландки, очки на костистой переносице перекошены — торопливо вошла в спальню. — Что случилось, Поттер? Где болит? — Вау, Макгонагалл в башне Гриффиндора, — удивленно протянул одни из братьев Пруэтт. — События века. — Чего удивляться, если это Поттера касается, — хмыкнул Снейп. Гарри никогда еще так ей не радовался — сейчас ему нужен был кто-то из Ордена Феникса, а не тот, кто будет хлопотать над ним и потчевать ненужными зельями. — Отец Рона. — Он сел. — На него напала змея, и ему плохо, я видел, как это случилось. — Что значит «видел»? — спросила Макгонагалл, сведя брови. — Не знаю, я спал, а потом очутился там… — Хотите сказать, вам это снилось? — Да нет же! (Неужели никто из них не поймет?) Сперва мне снилось что-то совсем другое, какая-то глупость… а потом вмешалось это. Это было на самом деле, не в моем воображении. Мистер Уизли спал на полу, на него напала гигантская змея, он истекал кровью, он упал, надо выяснить, где он. Профессор Макгонагалл смотрела на него сквозь перекошенные очки так, словно увидела нечто ужасное. — Я не вру, и я не сумасшедший. — Голос Гарри взвился до крика. — Говорю вам, я видел, как это случилось! — Я верю вам, Поттер. Надевайте халат — мы идем к директору.