Сокджин плетётся к ванной комнате, бросая по пути взгляд на лежащую на полу разорванную в лоскуты белую футболку. Босые ноги ступают на холодный кафель, а затем на него же падают домашние шорты, трусы и серая кофта. Омега не смотрит в зеркало — боится увидеть своё отражение в нём и своё опороченное тело. Казалось, запах пряной карамели не только до сих пор витал в воздухе, но и липкими пятнами растёкся по омежьей коже. Хотелось всё это смыть и как можно скорее.
Сокджин заходит в ванну, задвигая за собой белую шторку, и подставляет голову к душевой лейке, выкручивая смеситель до конца влево. Из лейки струйками хлынула сначала ледяная, а потом тёплая, смешанная с горячей, вода, ударяющая в лицо Киму. Она ручейками стекает с лиловых волос, очерчивает контуры точеного, будто выкованного из самого дорогого камня, лица и скользит ниже, обжигая чувствительную кожу. Места, помеченные засосами, истерзанные клыками Намджуна, горят, соприкасаясь с водой, что стала подобна лаве. Сокджин жмурит глаза и до боли сжимает малиновые губы, терпит эту пытку, словно она поможет очиститься от невидимой грязи. Дрожащими руками омега прикасается к коже, некогда осквернённой укусами и поцелуями альфы, подушечками пальцев водит по этим местам, а сам заживо сгорает внутри. Стыдно, боязно осознавать, что то дыхание, согревающее кожу песочного оттенка, и тот лёгкий поцелуй оставленный за ушком, посылающий волну мурашек по всему телу, были настолько сильно желанными самим омегой. Альфа будил в Джине те самые чувства, которые последний всё пытался держать под крепким замком. Но лишь одно слово заставило эти чувства раствориться, исчезнуть, словно их никогда и не было. Хочется ударить себя по лицу, да так, чтобы посильнее, чтобы выбить из себя все бессмысленные фантазии. Но омега может лишь сесть на колени, обхватить себя руками и содрогнуться в беззвучном плаче. Горькие слёзы смешиваются с водой и стекают по лицу на акриловую поверхность ванны, исчезая в сливном отверстии, а рот искажается в немом крике.
Сокджин громко всхлипывает, проливая горькие слёзы, что небольшими дорожками струятся к вискам и исчезают в волосах от очередного болезненного укуса альфы, но неожиданно слух улавливает звон ключей, и носа касается знакомый запах, отчего омега судорожно выдыхает. Ким всем богам молится, чтобы это не оказалось его глупым видением, подкинутым бредившим от боли сознанием, пытающимся хоть как-то успокоить своего хозяина.
Намджун упивается сладкопахнущим телом, а внутренний зверь, наконец-то дорвавшийся до желанной сладости, ликует. Внезапно в ноздри ударяет чужой, освежающий запах хвойных иголок с нотками терпкого табака, просачивается глубже, забивает собой носовые пазухи, доминирует над слабым, омежьим. Будто отрезвев, Намджун вмиг отскакивает от Сокджина и испуганно, с отблеском удивления глядит на тело, усыпанное бордовыми отметинами.
— Третий раз повторять не буду. Какого хуя я спрашиваю здесь происходит? — рычит вошедший мужчина с копной угольных волос на голове. Тот явно был не в лучшем расположении духа и церемониться ни с кем не собирался.
Сокджин поджимает под себя голые ноги и отползает подальше от альфы. Темноволосый расстёгивает серую кофту, оставшись в одной футболке, и накидывает её на подрагивающие плечи омеги.
Альфа на голову ниже доигровщика, но даже с таким заметным различием в росте тот вселял страх и тревогу. Намджун немного отступает назад, будто переживая, что, если сделает резкое движение, то альфа с цепи сорвётся, и живым Киму отсюда будет не уйти. Джун переводит взгляд на Сокджина, с ужасом смотрит на кровавые отметины и следы от собственных же рук на коже, и чувство полного отвращения к себе затмевает страх перед темноволосым мужчиной.
«Это сделал я?»
— С-Сокджин… я-я…
— Ты не с Джином разговаривай, а со мной, — перебивает альфа, и кажется, он вот-вот вспыхнет от переполняющей ярости, обрушится на поджавшего хвост Джуна.
— Я-я… я не хотел… — мямлит Ким.
— Не хотел бы — не делал, — шипит темноволосый.
— Я-я, не хотел, честно… я не знаю, что на меня нашло, правда, Сокджин, — Намджун делает шаг в сторону омеги, но ему быстро перегораживают путь и резко бьют кулаком в переносицу, проливая кровь. Намджун отшатнулся назад, прижимая ладонь к кровоточащему носу и пачкаясь в красной жидкости. Омега вскрикивает, пытается оттащить взбудораженного альфу от волейболиста, вцепившись тому в руку. Мужчина хочет замахнуться, разукрасить лицо насильника фиолетовыми синяками и ссадинами, чтобы тот умолял остановиться, чтобы не смел больше обижать его кровинушку, но тот, кого он так хочет защитить, сам тянет его на себя, оттаскивает от чужака.
— Не надо! Дай ему уйти! — умоляет Сокджин.
Намджун мешкается — пульсирующая боль в переносице немного притупляет разум, и тот не сразу осознаёт, что у него появился отходной путь. Обогнув стол, Джун приставным шагом пятится к выходу из кухни. Альфа порывается двинуть тому ещё раз по морде, но Сокджин держит крепко, не даёт вырваться.
— Джин-а! Отпусти! — но омега лишь сильнее жмёт к себе темноволосого, а тот навредить боится, поэтому выпутаться из хватки не может.
Намджун подхватывает на бегу куртку, ботинки , рюкзак с книгами и исчезает за входной дверью. Альфа дёргает руку, но Сокджин всё ещё её не отпускает. Знает же, что даже так он его догонит, и от волейболиста живого места не останется.
Ким стоит на коленях, дрожит, хоть и по телу стекает жгучая вода. Сокджин проводит ладонями по покрасневшему от жара лицу, трогает ранку на губе и зарывается в намокшие волосы, убирает прилипшую ко лбу чёлку.
«Почему он так удивился?»
Этот вопрос надоедливым сорняком вырастает в голове каждый раз, когда Сокджин хоть как-то пытается отвлечься от давящих на мозг мыслей и прокручивания в голове недавних событий.
Когда дышать становится уже нечем, омега поднимается с колен, придерживаясь за стену, и выключает льющуюся воду. Сокджин рукой проводит по запотевшему зеркалу, рассматривает лицо, замечая красные, почти стеклянные от пролитых слёз глаза, что пугают даже его самого своей пустотой, а ниже — на изгибе шее — два кровяных подтёка. Джин проводит по ним пальцем.
На кухне его ждёт недавно прибывший гость; нахмурившись, тот пристально изучает стоящую перед ним на столе, чашку. Когда Сокджин входит в комнату, тот разом разглаживается в лице и выпрямляется, оторвав от неё взгляд. Омега плюхается на диван, прижимаясь ближе к темноволосому мужчине. Тот позволяет обнять себя и сам придвигается к связующему. Альфа нежно гладит цветную макушку, перебирает влажные прядки тонкими пальцами и массирует кожу головы.
— Малыш, — ласково гладит по выкрашенными в лиловый цвет волосам мужчина, — нам нужно поговорить, — шепчет альфа на ушко пригревшемуся у того на груди омеге. Вода смысла засохшие солёные дорожки слёз на нежных сокджиновых щёчках, а маленькая ранка, оставленная Намджуном на пухлой губе, сейчас выделялась лишь незаметной красной точкой.
Парень недовольно мычит в ответ и только сильнее жмётся к тёплому альфе, обхватывая того рукой поперёк широкой груди. Хвоя, исходящая от мужчины, действует как самое лучшее успокоительное — заставляет чувствовать себя в безопасности, защищенным ото всех невзгод. Альфа перебирает непослушные прядки волос — утопает в таком любимом и родном запахе цветущей розы.
— Малыш, я серьезно, — отстраняется тот, заглядывая не столько в глаза, сколько в душу омеги. Сокджин дует розовые губки, пытаясь сделать обиженное лицо, от того, что его, словно пригревшегося на солнышке кота, хотят прогнать с понравившегося места, но потом всё-таки отлипает от альфы и садится рядом на диване.
— Почему ты остановил меня? — аккуратно спрашивает тот. Ким поворачивает к альфе голову, прикусив нижнюю губу, — Кто он? — темноволосый подмечает два белых пластыря на тонкой шее омеги.
— Юнги, — вздыхает парень, пряча взгляд, — давай не будем. Не сейчас, — коротко отвечает с толикой заметного раздражения в голосе.
— Почему нет? Этому гаду нужно преподать хороший урок, чтобы раз и навсегда запомнил, что не стоит вестись на поводу у своего полового органа, — сжимает кулаки альфа.
— Потому что я устал, понимаешь? Хочу закутаться в одеяло и завалиться спать на ближайшие дня три.
Сокджин понимает, что брат готов всё бросить и прибежать к нему, когда тому требуется помощь. Да что уж говорить — Юнги горы ради своего младшего свернёт. Но он уже и так получил два выговора на работе, и Джину не хочется, чтобы его брат потерял свою должность, ради которой тот учился днями и ночами, оставляя на сон какие-то жалкие часы или даже минуты.
— Твоя воля, малыш. Но безнаказанным он не уйдёт, — строго говорит Юнги. Старший не может сдержать гневного рыка, когда Сокджин покидает комнату. Злость, смешиваясь с кровью, циркулирует по организму, подпитывает желание разорвать этого альфу на мелкие кусочки. Зверь внутри бушует ураганом, мечется, скребётся когтями, жаждет отомстить за своего.
«Эта тварь получит по заслугам» — рычит Юнги.
Альфа думает остудить немного свой пыл, заняться чем-то другим, пока несносный младший брат созревает на действительно серьёзный разговор. Юнги подходит к холодильнику, дабы посмотреть чего-нибудь холодненького, но внутри него мышь не только повесилась, но потом воскресла и сожрала сама себя от голода. Юнги хмыкает, закрывает дверцу и решает съездить в магазин закупить брату продуктов. Альфа разворачивается, берёт телефон со стола и цепляется взглядом за чёрную толстовку, висящую на спинке стула. Подойдя ближе, мужчина берёт её в руки, рассматривает. На груди большая белая эмблема с каким-то хищником посередине, напоминающего не то гепарда, не то пуму, а выше — большая надпись на английском — «Black Panthers».
«Чёрные пантеры…» — думает Юнги, — «команда, в которую перешёл Сокджин».
Толстовка точно не принадлежит омеге. Она слишком большая — Джин просто бы в ней утонул. Да и запах совсем не смахивает на омежий. Это даёт наводку на то, где искать обидчика. Юнги ухмыляется, кидает кофту обратно на спинку стула и выходит из комнаты. Накидывает куртку, натягивает ботинки и берёт в руки ключи.
— Малыш, я в магазин, хочешь чего-нибудь вкусненького? — зашнуровывая обувь, кричит Юнги.
Из комнаты слышится громкое «нет», от чего альфа улыбается уголками губ и делает себе пометочку в голове обязательно купить чего-нибудь сладенького.
— Юнги, — слышит тот и оборачивается на зов. В дверях своей комнаты стоит омега, придерживаясь за косяк двери. — Купи краску. Чёрную.
— Зачем? — вопросительно смотрит старший.
— Пожалуйста… — молвит тот.
Юнги смотрит несколько секунд, а потом кивает и выходит из квартиры. Сокджин провожает брата усталым взглядом и возвращается к себе.
Омега падает на кровать, поджимает под себя ноги и закутывается в одеяло с мягким ворсом. Рука тянется к телефону, что лежит на прикроватной тумбочке, и подрагивающими пальцами Сокджин печатает смску. Ответ приходит незамедлительно с огромным количеством вопросительных знаков, на что Джин вздыхает коротко и пишет ещё одно. Собеседник так же быстро отвечает, а потом приходит ещё смска, и ещё, и ещё… Сокджин отбрасывает телефон, не имея ни малейшего желания писать что-то в ответ, и кутается ещё сильнее в тёплый плед, накрываясь чуть-ли не с головой. Телефон бренчит почти каждую секунду, оповещая своего владельца о новых уведомлениях, а затем на всю комнату раздаётся протяжный звук сокджинова рингтона. Омега отвечает на звонок и подносит телефон к уху:
— Да, — выдыхает связующий.
— Хён? Что случилось? Почему ты не придёшь? Я не понимаю, — тараторит Чонгук, явно забывая при этом дышать.
— Всё в порядке, Гук-и, — успокаивает тот, — просто нехорошо себя чувствую…
— Не верю, — твёрдо отвечает омега, — ты не выглядел болезненным сегодня, я видел, как вы с Тэхёном «забег» оттачивали и смеялись. А потом вы с Джун-хёном ушли делать реферат… — задумался на секунду тот, — подожди… он что-то сделал? Хён! Намджун что-то тебе сделал?!
— Н-нет, — тихо отвечает Ким, пытаясь сглотнуть ком, что встал поперёк горла. Голос предательски дрожит, а глаза жжёт проступившая на них влага, — в-всё в порядке, Гук-и, — еле слышно произносит Джин.
— Что с тобой… хён? — кажется, у Чонгука от страха тоже голос начинает дрожать, и омега почти заикается, — х-хён?…
— В-вс-сё х-хорош-шо, — почти по слогам шепчет связующий. По щекам вновь текут слёзы, и Сокджин аккуратно стирает их рукавом, шмыгая носом. Ким уже не слышит, как Чонгук через динамик телефона пытается до него докричаться, и сбрасывает звонок.
Сокджин не может утихомирить дрожь по всему телу и льющиеся из глаз горькие слёзы. Синяки, бережно смазанные мазью, вдруг резко начинают болеть, разнося агонию по всему телу. Джин всхлипывает и утыкается лицом в подушку, что тут же намокает из-за впитанной влаги. Плакать, рыдать, выть — всё это хорошо и даже полезно в таких ситуациях, ведь это действительно помогает. Со слезами выходят все страдания, оставляя внутри ровным счётом ничего. Этого «ничего» Сокджин и хочет добиться, потому что чувствовать невыносимо больно.
* * *
— Джин-хён! — кричит в трубку Чон, — Джин! Джин!… — звонок обрывается, оставляя после себя режущую слух тишину.
Чонгук перезванивает один раз, второй, третий, но на все попытки либеро дозвониться тот лишь слышит это неопределённое «Абонент недоступен». Омегу прошибает страх за связующего. Не может быть всё в порядке, когда Сокджин практически разревелся в трубку. Чонгук оглядывается по сторонам, но видит только спокойно идущих по своим делам студентов, которым глубоко по барабану до дел остальных людей. Они проходят мимо Чонгука, игнорируя парня, у которого из-за нарастающего страха, что будто маленькими жучками ползёт под кожей, чуть-ли сердце из горла не выпрыгивает. Судорога охватывает всё тело парнишки, и телефон сам выскальзывает из ослабевших рук. Омега наклоняется за телефоном и случайно с кем-то сталкивается. Чонгук бормочет скомканные извинения, пытаясь взять в руки телефон, но человек так просто уходить не собирается — встаёт напротив парня в ожидании чего-то неясного. Чон распрямляется и понимает, что человек напротив — Ким Тэхён, чьё лицо выражало не то удивление, не то счастье от встречи с либеро.
— Что случилось, Гук-и? — недоумевает альфа, заметив волнение в больших почти оленьих глазах.
— Тэ-тэ… Тэхён… — заикается омега. Сдерживать накатывающую истерику уже не получается — она волной накрывает Чонгука, и, не выдержав, омега срывается.
Тэхён явно не ожидал такого поворота событий, и точно не уверен, не он ли причина такой бурной реакции. Альфа трясёт Чона за плечи, безостановочно спрашивая это надоедливое за весь день «что случилось?» и пытаясь хоть как-то успокоить. Проходящие мимо зеваки кидают удивлённые взгляды, перешёптываются, кивая на странную парочку. Тэхёну плевать на них, потому что его мальчик, его Чонгук-и содрогается сейчас в отчаянном плаче, а он ничем не может помочь. Но вдруг альфа просто берёт и прижимает к себе ревущего омегу, обнимает поперёк туловища, позволяя уткнуться носом в собственный свитер. Альфа шепчет тихое «чш-чш» на ушко Чонгуку, успокаивает, словно мать утешает своё плачущее дитя. И это помогает: омега затихает и только изредка всхлипывает в намокшее плечо Кима. Тэхён гладит подрагивающую спину, вплетает длинные пальцы в волосы шоколадного цвета, хочет отгородить своего крольчонка от остальных — показать, что всё хорошо. Из-за сильных переживаний любимый альфой запах заварного крема тускнеет, смешивается с арахисовым латте Тэхёна, образуя приторную смесь ароматов, что можно услышать лишь в самых дорогих кофейнях их города.
— Гук-и, — тихонько подкрадывается Тэ, — расскажи, что произошло, — просит альфа.
Чонгук отстраняется, слёзы утирает рукавом толстовки и смотрит в глаза Тэхёну своим проникновенным взглядом.
— С-сокджин… — шепчет омега, на что Ким удивлённо вскинул бровь.
— Что Сокджин? Он тебя обидел?
— Нет, нет. С ним что-то случилось… что-то очень плохое, Тэ… — голос дрожит, норовит вот-вот сорваться в очередном приступе плача.
— Что? С чего ты это решил, Гук-и? — Тэхён до конца не понимает, почему либеро так разволновался, но фраза «я так не думаю…», брошенная сегодня Чонгуком, ненароком всплывает в белокурой голове.
— Джин-хён… он написал мне сегодня, что в ближайшие дни его не будет на тренировках из-за плохого самочувствия. Мне отчего-то показалось это подозрительным, и я решил позвонить… а он… он расплакался, Тэ… — альфа видит, как омегу переполняет тревога за связующего, — в его голосе… в его тоне было столько боли, Тэ! Мне… мне кажется, что здесь точно замешан Намджун-хён… ещё часа два назад они как ни в чем не бывало ушли делать реферат вместе, а сейчас...
Тэхёна озаряет. В голове будто все шестерёнки мигом складываются в один рабочий механизм. Альфа задумчиво опускает взгляд карих глаз, игнорируя уже вопросительное выражение на лице Чонгука.
— Так вот почему он мне не отвечает… — тянет Ким, сложив два и два. Он приподнимается, накидывает свалившуюся с плеча лямку рюкзака.
— Что будем делать? — спрашивает тот. Кажется, Чонгук настроен решительно.
— Что делать, что делать… ну муравью точно хуй приделывать не будем, — задумывается Ким, прикидывая в голове возможные варианты, — ты знаешь, где живёт Сокджин?
— Нет, — качает головой омега, — но Хосок должен. Он заносил ему, кажется, форму однажды.
— Отлично! — воскликнул Тэхён, обрадованно, — а где сейчас сам Хо знаешь?
— Неа…
* * *
Добежав до нужного этажа, Чонгук несётся к пятьдесят третьей квартире и долго жмёт в звонок. Тэхён на перевес с двумя сумками пытается поспевать за омегой, но достигнув пятого этажа, останавливается недалеко от входа в сокджинову квартиру отдышаться. Профессиональный спортсмен, хули нет-то.
Бьющая по ушам трель звонка прекращается, когда оба волейболиста слышат, как провернулся пару раз в замке ключ. Чонгук, затаив дыхание, готовится к худшему.
Дверь осторожно открывает Сокджин. Потрёпанный, с опухшими глазами, что смотрят из-под слипшихся из-за пролитых слёз ресниц, но Сокджин.
Чонгук бросается к омеге, сжимает в объятиях крепко-крепко, а связующий обнимает в ответ, ласково трепет тёмные волосы, утыкаясь в них носом. Тэхён по-доброму смотрит на прижавшихся к друг дружке омег, и на душе становится немного легче.
— Зачем вы пришли? — отстраняется Ким, — что-то случилось? — поднимая взгляд воспалённых глаз, спрашивает Джин.
— Это мы как раз у тебя хотели спросить, — кидает Тэ, подходя ближе, — говоришь Чонгуку, что всё в порядке, а сейчас мы лицезреем зарёванного связующего с двумя пластырями на шее, — пальцем тычет почти в лицо, — не расскажешь, что на самом деле произошло? Не думай, что нам плевать. Мы команда, а значит одна семья так-то.
Сокджин замирает на фразе «одна семья», а затем стыдливо опускает измученный взгляд и приглашает гостей пройти в своё скромное жилище. Джин наклоняется, убирая разбросанные по ковру кроссовки, и Тэ случайно замечает бледно-красные следы на чужих бёдрах. Следы, что уж очень сильно напоминают человеческие ладони… Тэхён язык до боли прикусывает, дабы не спросить сейчас чего лишнего, и проходит внутрь.
… — Это… так это сделал он? — спустя несколько минут разговоров, скалит Тэхён, сжимая в кулаках мягкую ткань своего свитера.
Сокджин отводит взгляд к полу, прикусывая пухлую нижнюю губу, и кивает робко.
— Блять, — со злостью рычит альфа, заставляя двух омег вздрогнуть, и поднимается со стула. Делает шаг к стоящему у плиты Сокджину и заключает в крепкие объятия. — Прости… — шепчет Тэхён, прижимаясь к омежьей шее, — прости, прости, прости…
— Тебе не за что извинятся, Тэ, — так же тихо произносит Джин, окунаясь в шлейф природного запаха альфы.
— Ошибаешься. Как раз есть за что, — шелестит тот, прижимая к себе ближе, — я ничего тебе о нём не рассказал, не предупредил, слепо поверил его наигранному дружелюбию…
— Тэхён… всё в порядке, — успокаивает друга омега.
Ничего не в порядке.
* * *
В замке пару раз проворачиваются ключи, и через несколько секунд дверь распахивается, пропуская хозяина квартиры внутрь. Тот проходит не спеша, кидает на пол рюкзак и вешает на крючок зимнюю куртку. Кидает на табурет испачканный кровью шарф и опускается на корточки, привалившись к входной двери. Вытягивает из-под себя ноги, сгибая одну в колене и откидывает голову назад, ударяясь ею об деревянную дверь.
…Ледяные струи душа, ударившие прямо в лицо, приводят Кима в сознание, и вот альфа уже замечает, что сидит на холодной плитке в своей душевой кабине. Льющаяся с волос вода стирает размазанную по лицу засохшую кровь, что мутными каплями стекает к подбородку и падает вниз, смешиваясь с остальной водой. Намджун привстаёт, дёргает смеситель, выключая поток холодной воды, и садится обратно.
В голове альфы картинками проносятся события сегодняшнего дня — яркими образами предстают перед глазами, будто фильм, поставленный с самого начала.
Грудная клетка давит на лёгкие и сердце, сжимает органы в тесной клетке, и Намджуну даже кажется, что он начинает постепенно задыхаться. Руки неконтролируемо трясутся, а глаза смаргивают первые капельки слёз, что почти не видно на влажном лице. Альфа подносит к себе руки, пытается спрятаться в дрожащих ладонях, что ещё хранят на себе слабый аромат благоухающих цветов с доминирующей дикой розой.
Что же я наделал? 
