***
Как можно охарактеризовать физическую боль? Моральная — всегда томные мучения в пустынном одиночестве, наполненность мыслями и волнениями. Физическая же боль, полная противоположность сказочных и иногда сладких страданий, — это скрежет в зубах, тошнота, подкатывающая к горлу, зависимость и слабость. Больно дышать, не то что жить. Ткани всегда затягиваются мучительно долго, тело приходит в полную недееспособность и скулит, затекает и немеет. Сай ненавидел физическую боль, но стал её очередным пленником: она неподъемным грузом лежала на его узкой груди, давила, закрывала когтистой лапой его глаза и не давала ощутить ничего, кроме глубокого и беспробудного сна. Но видимо он наконец-то наскучил ей и она слезла с бледного тела, оставив за собой лишь шлейф скомканных чувств в области затягивающейся раны и сонливый яд, растекающийся по венам шиноби. Сай долго пытался открыть глаза, но его слипшиеся скомканные ресницы стали вторым препятствием, парню уже начинало казаться, что всё в этом мире против его пробуждения. Он будто бы изнутри пробивал жирный барьер, недоступный для взора: на деле же, этим барьером был диссонанс, ведь раненый, истекающий плотными ручейками крови брюнет попрощался с жизнью и смиренно закрыл глаза, отпуская все свои мысли и испуская последний, по его мнению, вздох. Сай верил, что погиб и теперь, вынужден был бороться со своим же убеждением. Он ощущал успокаивающее тепло рядом, прохладные капли, огибающие его впалые щёки, они казались ему солоноватыми. Он ощущал чужое, но такое необходимое присутствие кого-то, кто казался ему эфирно призрачным и непостижимо воздушным, этот «кто-то» оставлял на коже следы и всегда, всегда в его присутствии боль притухала. Будто боль уступала место едва ощутимым касаниям, после которых даже дышать было легче. Сай ждал возвращения этого спасителя и безмерно радовался, когда утешающее тепло перестало оставлять его надолго и парню казалось, что, в итоге, именно постоянное присутствие кого-то рядом спасло его от оков сна и тяжести барьера. Ему так хотелось увидеть, ощутить что-то большее, чем призрачное дыхание над его лицом, что брюнет в одно мгновение смог, приложив всю силу, что теплилась в его теле, чтоб наконец-то распахнуть глаза. Распахнуть — громко сказано, его тёмные ресницы слегка дрогнули и наконец-то пропустили что-то наподобие солнечного света. Глаза функционировали с огромным трудом, веки казались неподъемным грузом, но Сай пытался. Он ощущал чьё-то присутствие совсем рядом и это было твёрдым стимулом: моргание, ещё одно, плавно попытаться поднять веки, выходило отвратительно, поэтому ещё раз всё заново. Эти крошечные движения приносили странный дискомфорт во всём теле, которому приходилось снова функционировать. Сай тихо заскулил, не в силах открыть рот и сообщить о том, что он наконец-то смог прийти в себя. Вымученная постоянным лечением и тратами чакры, Ино лежала сжатым комком под полупрозрачным пледом в паре сантиметров от парня, её прерывистое дыхание грело брюнету грудь, а надутые губки наверняка вызвали бы в Сае умиление, но он не видел ничего, кроме блондинистой макушки рядом с собой. Парень не был бы настоящим шиноби, если бы не приложил всех усилий к попыткам расшевелить занемевшее тело. Тяжело, обидно и злостно отказывались конечности подчиняться, но, в итоге, у них не было выбора: сначала глаза, потом кисти рук, а потом и шея, тело начинало оттаивать. Девушка ощутила странные шевеления рядом с собой. Её болотные глаза встретили виноватый и немного уставший взгляд чёрных глаз, а уже через мгновение Ино пыталась сдержать горькие слёзы облегчения и вымученной радости. Живой, полностью залатанный Сай молча смотрел на неё и улыбался уголками губ. Если бы он мог сейчас говорить, то обязательно сказал бы о том, что больше никогда так не оставит её и не позволит девушке пройти весь тот ад заново. Она плакала под его боком и что-то лепетала про то, как волновалась и боялась, что больше не сможет поговорить с ним, шептала про то, что он чуть в могилу её не свёл и как только поправится, она обязательно сломает ему парочку конечностей. Обязательно, но пока она прижималась к его торсу своим трясущимся тельцем и вдыхала родной запах живого, пришедшего в себя брюнета. Сай с каждым часом набирал всё больше сил, постепенно начинал двигаться и понемногу говорить, тело начинало входить в прошлый ритм. Там, где раньше был пупок и линия пресса теперь красовался уродливый глубокий шрам, распластанный по всей поверхности кожи от аккуратной впадины под грудной клеткой и до уровня тазобедренных косточек. Ино позаботилась о том, чтобы накормить парня и дать ему достаточно жидкости. После, уже ближе к вечеру Какаши стоял, слегка потерянный и оторванный от внешнего мира, прижавшись копчиком к прохладной поверхности стола. Ино устроилась ровно напротив полулежащего в постели Сая и всё указывало на ощутимую нервозность и целую тонну вопросов, в главе которого одно простое «кто?». — Не спеши, говори медленно, — ласково протянула девушка, незаметно для Хатаке сжимая в своей влажной ладошке ледяные пальцы брюнета. Она сжимала, гладила их, пыталась ощутить их, осознать реальность этого момента, ведь с той самой секунды, как шиноби поднял на неё помутневший глаз, затуманенный болью, всё кардинально изменилось. — Сай, ты точно в состоянии сейчас всё обсуждать? — Какаши нахмурился, сложил руки на груди. Он видел все тонкие касания парочки, которые невозможно было упустить и в глубине души радовался за них. Хоть кто-то должен был обрести счастье, пусть это будет не он: его глубоко ранила та вечерняя картина, хоть он и стал её невольным свидетелем, но каждый замедлившийся кадр этих секунд врезался глубоко в сознание мужчины. Это стало поворотным моментом в загустевшей душе Какаши, это заставило его наконец-то завести с собой честный разговор, будто кто-то провёл точёным лезвием по уродливому нарыву, полному гноя и грязи. Сначала мимолётное облегчение, сменившееся острой болью. Бессонной ночью, которая тянулась предательски долго, мужчина наконец-то осмелился задать себе главный вопрос, которого изначально избегал, прятался от него и молча отнекивался, делая вид, что он не при чём. Почему помимо простого учительского волнения душу пепельноволосого сжирала глухая, слепая и юная ревность? Почему ему не всё равно и почему его жизнь стала подобна серому пятну, бессмысленному и пустому, без смысла и цели. Сначала он смело валил это всё на то, что ему трудно терять кого-то из близких людей, и связано это с тем, что он потерял слишком много важных друзей и товарищей. Может это просто одна из детских травм, которая так противно лезет в повседневную жизнь сейчас? Той же ночью в голове всплыли потерянные, зарытые глубоко в сердце воспоминания о том, как Хатаке эгоистично ревновал Рин к Обито, хоть и никак не любил её. Какаши любил быть любимым, ему не нравилось быть вторым для людей: личное соревнование с каждым существующим человеком за звание лучшего, пусть то будет лучший друг, лучший шиноби или лучший возлюбленный. Ему было чаще всего плевать на всех окружающих людей, но мужчину, тогда ещё юного мальчика, волновало то, насколько он нужен другим людям. Это часто приводило к разбитым сердцам, потерям хороших людей из и так не очень крупного круга общения Хатаке. Именно поэтому такое притупленное огорчение и ревность по отношению к Сакуре не казались странными, но мужчине трудно было вычислить причину, обосновать эти эмоции рационально, так что первым его вариантом был тот самый злостный эгоизм. Другим же предположением стало нежелание, чтобы что-то в жизни Хатаке менялось: у него была своя команда, верные ученики, старые друзья. Он стабильно виделся с ними, проводил чудные тёплые вечера в родной компании и всё это рухнуло с такой лёгкостью, что весь внутренний мир мужчины мощно пошатнулся. Вся деревня преобразилась после этого чудовищного инцидента, но если деревня и жители постепенно приходили в себя, то Какаши был на обочине, потерянный и потрепанный. А что, если Харуно не вернётся, предпочтёт компанию какого-то малознакомого человека, который, по мнению пепельноволосого, не был ровней для Харуно. Но Хатаке так боялся увидеть, ощутить обжигающую волну холода в глазах своей прелестной ученицы. Он не ринулся за ней в первый раз, не бросился искать её во второй раз, просто потому что «не смог бы найти». На деле, мужчина боялся холода во взгляде, который когда-то обдавал его сладким теплом и обожанием, он боялся этих значительных перемен в итоге которых он станет просто пережитком прошлого для неё. Какой-то осколок страшно ныл в груди Какаши, намекая, что оба варианта в одинаковых степенях бред, но с другой стороны они оба правдивы. Пропала Харуно — пропал интерес к жизни, любые эмоции, кроме зудящего раздражения, но появился ребяческий страх, волнение и липкое, текущее по венам, сомнение. Хатаке казалось, что она забрала его настоящего с собой и оставила в деревне лишь пустынную трусливую оболочку. За эту ночь губы мужчины были наполнены черничным ароматом с горькими отголосками табака, а главное предположение Какаши зарыл глубоко в своём тёмном сердце, спрятал в взъерошенных локонах и уставшем взгляде. Он до дрожи по телу скучал и решил, что обойдётся без лишних слов: ему необходимо посмотреть на неё, в её изменившиеся глаза. Тогда он наверняка сможет всё понять и поймёт, примет если она тихо откажется, прогонит, но сможет ли тогда Хатаке бездействовать? Талия Харуно в чужих руках стала причиной волнения, лёгкой злости и прохладной решительности, которой так не хватало мужчине долгое время. Он не собирался снова трусливо упускать её, давая девушке пропасть из поля зрения вместе с очень подозрительным типом. За те долгие часы ночных раздумий мужчина прокрутил в голове каждую секунду своего тошнотворного молчания рядом с девушкой, он будто бы не видел тех многозначительных влажных взглядов, полных преданной ласки. Почему он постоянно отворачивался, пропускал любые намёки и вымученные улыбки, посвященные только ему, почему он понимал всё, но игнорировал? Возможно, просто боялся честно признаться самому себе в этом, может просто был не готов принимать это от девушки, которая в его ледяном взгляде была малышкой-ученицей, наивной и простодушной. Теперь он разглядел её в другом ракурсе, и Хатаке тихо злился, что кто-то увидел в ней взрослую и сформированную девушку раньше, чем это смог сделать сам пепельноволосый. «Ладно, шёл мужчина сам с собой на однобокий компромисс, даже если у меня к ней… Чувства? Что дальше? Она преданно побежит за мной, после всех дней тишины?» Тихий монолог длился до пяти утра, но, в итоге, закончился двумя скомканными пачками сигарет, маленькой горкой влажных и искусанных окурков, пеплом витающим в воздухе, до крови истерзанными губами и вымученными, покрасневшими глазами, которые ныли едва ли так сильно, как ныло что-то глубоко в груди, за ребрами. Мужчина протянул бледную руку вверх, будто бы прохладными пальцами пытался поймать первые тусклые солнечные лучи, растекавшиеся по комнате. Хатаке аккуратно повернул запястье, смотря сквозь тёплые лучики, облизывающие его огрубевшую и пропахшую сигаретной гарью кожу. Где-то именно в это время он и заснул, хотя хотел просто прикрыть глаза и немного передохнуть от роящихся в пепельной голове мыслей. В итоге, его беспардонно громко разбудила блондинистая девушка: она распахнула хлипкую дверь и затараторила, о чём-то радостно оповещая Какаши, но нормально воспринимать информацию он смог только через пару минут и двух кружек прохладной воды. За окном уже бушевал обычный полуденный день: яркий свет пробивался в комнату вместе с отдалёнными звуками шумного и такого веселого города. Теперь сонный мужчина стоял в комнате Сая и в глубине души радовался, с его широких плечей рухнул огромный камень напряжения, и воздушное облегчение наполнило его сердце. Сай был в полном порядке, хоть и тяжеловато приходил в себя и ещё был не способен разговаривать уверенно, а взгляд парня беспорядочно блуждал по комнате. — Сай, ты понимаешь, что я сейчас говорю? — Хатаке хрипел, голос сел после беспорядочного курения. Брюнет слегка кивнул в ответ на вопрос старшего, но смотрел куда-то в противоположную сторону. — Попробуй вспомнить, как выглядел человек, который это сделал? Особые приметы? Сай снова легонько кивнул, но ничего не сказал: видно, что он морально набирался сил и готовился, формировал в голове план того, как будет изъясняться. — Х… — Многозначительно, — на выдохе подытожил Какаши после пары секунд мучительной тишины. В ответ на свою колкость он поймал довольно укоризненный взгляд блондинки, но Хатаке не успел покаяться — Ино уже перевела своё внимание на раненного шиноби. — Всё в порядке, попробуй ещё раз. Мы никуда не спешим, — Яманака ласково поглаживала запястье парня, он снова кивнул, и всё лицо Сая выдавало тяжелое напряжение. Он нахмурился, прикусил нижнюю губу и тяжело вздохнул. — Хината, — наконец-то смог вырвать из себя брюнет, сразу же устало опуская голову. Он ожидал какой-то реакции и интереса к информации, которую смог высказать сквозь целую тонну усилий, но получил лишь растерянный, даже вопросительный взгляд из-под светлых бровок. Хатаке, судя по лицу, пропустил информацию мимо себя. Словами нельзя передать ту степень разочарования, настигшую Сая. — Это Хъюга. — Слушай, Сай, может ты ещё не слишком отошёл от травмы? — Если бы можно было прочесть эмоции в глазах брюнета, то любого поразило количество тихого отчаяния и невозможности нормально передать свою мысль. Конечно, сейчас они решат, что он повернулся после серьезного ранения и кровопотери и несёт какую-то чушь. Дело пахло жареным, двое членов команды явно начинали сомневаться в словах своего товарища. Парень зло тряхнул головой, опровергая предположение о том, что он что-то путает. Он сам на мгновение задумался, что всё это — плод его разыгравшейся от сильного потрясения фантазии, но он не мог забыть глубокий цвет волос девушки, до боли знакомый голос, наполненный до краёв истеричностью и безумием и белёсые глаза, которые невозможно перепутать. В конце концов, Сай понял, что если даже он себе не будет верить, то кто вообще будет его слушать? — Это она, Хината, — в подтверждение своих слов, брюнет указал дрожащим пальцем на свой живот, перебинтованный в несколько слоёв. Две пары глаз уставились прямо туда же, переваривая сомнительные высказывания потерпевшего. — Ты уверен? Это веское обвинение, — тихо начал Какаши, отодвигаясь от поверхности стола. Мужчина нахмурился, внимательно обдумывая такой неожиданный поворот событий: он этого не ожидал, но на фоне того, что вчера чуть не разгромил несчастную кафешку в порыве непонятных чувств к определённой особе, решил не спешить с выводами. Видимо, всё в этом мире возможно. Ино приходилось гораздо труднее, она сидела молча, сжимая в руке руку Сая, тихо понурила голову и о чём-то судорожно думала. Он не стал бы врать, и девушка верит ему, как себе. Но с другой стороны стояла такая знакомая, простая, местами тихая, Хината, с которой они прошли огонь, воду и обсуждения всех парней в деревне. Её терзали смутные сомнения, это казалось чем-то таким неправдоподобным. — Она была в странной одежде, — резво выпалил Сай, прижимая руку к быстро вздымающейся груди. Лёгкие пылали, ему явно не хватало воздуха для нормального формирования предложений. — Ещё, рана прямо на лбу. Она рыдала. Это был его честный максимум, на большее парня просто не хватило: по ощущениям, он едва не упал в обморок после этой фразы. Хатаке лишь понимающе кивнул. — Тогда, мы возвращаемся в Коноху, — спокойно изрёк мужчина, бросая спокойный взгляд куда-то в сторону улицы. Ему показалось, что она рядом.***
— Эй, ты в порядке? Тёплая рука парня аккуратно отодвинула взъерошенные прядки с широкого лба и прижалась к тонкой ткани повязки. Его глаза обдавали собеседника приятной теплотой заботы и волнения. — Спасибо, Наруто-кун, уже почти не болит, — почти шёпотом отозвалась смущённая Хината, стоя на пороге его квартиры. — Я всё же не понимаю, как ты так умудрилась пораниться на миссии, Хината, — после небольшой паузы блондин привычно улыбнулся и отошёл в сторону, пропуская в девушку в свои не очень чистые владения. — Будь пожалуйста аккуратнее! Его квартира пришла в ещё более запущенное состояние и даже постоянные визиты темноволосой девушки не меняли ситуацию, хоть она и пыталась что-то сделать. Только слепой не заметил, что Узумаки сильно отличался от своей предыдущей версии и схожим была лишь привычная, очень симпатичная внешность. Наруто ел гораздо меньше и сбросил прилично весу, тренировался гораздо упорнее, чем раньше, но без того горячего энтузиазма. Блондин начинал понимать своего лучшего друга и причину его частичной безразличности ко всему, происходящему вокруг. Первое время ему было совсем плохо, он даже пробовал курить, но не нашёл в этом занятии того самого успокаивающего шарма, о котором был так наслышан. После, парень пробовал пить, что стало ему неплохим убежищем. Как бы объяснить, Наруто находил в этом ту самую отдушину, позволяющую закрыть глаза на внешний мир: горячее, тошнотворное пойло заливало глотку и ноющее сердце, но открывало ту самую дверцу, проход в старую версию парня. Только так он снова вспоминал как это — смеяться громко и от души, но это было панацеей лишь на парочку часов, а потом становилось хуже, чем раньше. С таинственным брюнетом он не хотел и не мог видеться, чтоб не сделать хуже никому из них двоих. Узумаки решил, что договорится о встрече с Саске только тогда, когда сможет полностью прийти в прежнее состояние. Другой забавной отдушиной стала Хината: она постоянно была рядом, никогда не трогала болезненную тему, старательно ухаживала и помогала парню. Для него это было прикольно и довольно удобно, он нашёл в ней вторую версию утешения, которой хватало, чтобы спокойно проживать свои обычные дни. Вот и этим вечером девушка аккуратно постучала в дверь Наруто, она отсутствовала пару дней на миссии, а после незначительного ранения там же, восстанавливалась. Теперь же, её белёсые глаза смотрели на парня с тем же преданным обожанием и восторгом, что и раньше. Она что-то тихонько рассказывала, пока раскладывала продукты на кухне и ставила кастрюли, бурчала про беспорядок, который резко образовался в её отсутствие. Так проходили многие их вечера, она готовила, рассказывала, он молча слушал, но казалось, головой был где-то далеко. Иногда в нём пробивалась привычная, родная душе Хинаты, сущность Наруто, он начинал громко шутить или хихикать над её поведением, но это было довольно редким удовольствием и чаще она встречала прохладную, едва ли не болезную улыбку. — Слышала, что Цунаде никак не может найти Какаши-сенсея? — Наруто что-то искал в холодильнике, сегодня он был немного громче обычного. Хьюга пронесла пакеты на кухню и задумалась. — Нет, я же была на миссии. — Бабуля хотела ускорить передачу поста Хокаге, но Какаши-сенсей будто провалился под землю. Даже не выходит на связь, представляешь, — в голосе парня звучала усмешка, будто бы его забавляла ситуация. — Я знал, что он никогда не сядет в это кресло. Хината ничего не ответила, но немного поникла: руки её заметно подрагивали, но парень никак не реагировал на хоть какие-то изменения в её поведении. Тугой бинт обтягивал лоб девушки, проходил через виски и был плотно затянут на затылке, да и в целом, она выглядела немного потрепанной. — Кстати, Хината, — уже более серьезно позвал девушку блондин. Она не повернулась к нему, продолжая разбирать продукты и раздумывать, что бы приготовить своему возлюбленному на ужин. — Можно спросить? — Конечно, Наруто-кун, — Хьюга буквально ощущала, что вопрос будет самым неприятным и как же она избегала этой темы последний месяц. Она всегда отнекивалась от всех этих разговоров, успешно выскальзывала из диалогов, где звучало то самое имя и сводила всё к одному логическому заключению — Сакура погибла, больше тут и говорить не о чём. Зачем ворошить едва зажившую рану, если можно смиренно отпустить это? По спине девушки бежали мурашки, руки слегка подрагивали. — Как думаешь, может быть Саку жива? Тонкие длинные пальцы девушки резко ослабели, и какая-то баночка с соусом выскользнула, оглушительно разбиваясь о деревянные полы.***
Сакура недовольно жмурилась, пряталась и хныкала, но никак не получалось ей избежать настойчивого стука в дверь. Кто-то очень упёртый видел цель и не видел препятствий, поэтому девушка всё же сдалась. Она едва смогла пересилить себя и подняться с постели, игнорируя приличную по силе головную боль и что-то похожее на сильное похмелье. Её тёмные волосы растрепались, губы пересохли и ныли, откуда-то на них взялось несколько ранок, одета она была в белоснежных халат, но абсолютно не помнила, как она умудрилась переодеться ночью. Харуно в целом не всё помнила и не бралась утверждать об окончании вечера, что явно ей не нравилось. Девушка распахнула дверь и окинула раздражённым взглядом мужчину: молодой шиноби глубоко поклонился, но нахмурился. — Мне нужен Тоби-сан, — робко оповестил нежданный гость, ища куда бы спрятаться от всё более злого взгляда сонной девушки. — Я в душе не… — О, спасибочки, — сладко протянул Обито, легко кивая шиноби. Он стоял за спиной Сакуры, но ощущал, как её глаза закатываются и наливаются злостью. Мужчина протянул руку вперёд и передал Учихе туго свёрнутый свиток с громоздкой печатью из красного воска. Когда посланник ретировался, Обито поспешил вернуться к своему креслу и утреннему кофе. — Трудно было самому открыть дверь? — Харуно тихо буркнула, направляясь в ванну. — Ну-ну, мне было интересно, когда ты встанешь, — широко улыбнулся мужчина, пожимая плечами. Он явно был в шикарном расположении духа и одна из главных причин — бумажка, свёрнутая в тугой свиток, она буквально грела Учихе руку. Второй причиной была сонная и потрёпанная напарница, скрывшаяся в ванной комнате. Она явно не помнила ничего из того, что нагло творила вчерашним вечером, но Учиха едва не сошёл с ума от каждого её безумного решения: он нашёл в себе те самые силы, хрупкие осколки разорванного в клочья самообладания, чтобы просто уложить сонную Сакуру на мягкую простынь. Обито аккуратно переодел девушку, смотря лишь в сторону и не позволяя себе наглеть, даже когда брюнетка была почти спящей. Это было тем самым уважением, которого в сердце Учихи было слишком много по отношению к девушке, он даже не позволил себе думать о лишнем. Он лишь лёг рядом, накрыл спящую Харуно одеялом и, почему-то, грустно улыбнулся. Обито понимал, что ей хочется внимания и ласки, чего-то живого и человеческого, кроме слёз, смертей и проблем, но она была так мила, когда просто причмокивала губами во сне, скидывала с себя одеяло и бурчала во сне. Халат немного спал и обнажил покрывшуюся коркой метку с кланом Учих, что почему-то ещё сильнее умилило мужчину. Он позволил себе лишь одну наглость: активировав шаринган, он будто бы запечатлел в памяти этот самый момент, не желая его терять. Тоби хотел запомнить навсегда, в любую секунду вернуть эту картинку себе, насладиться воспоминаниями о том, что и на его улице был праздник, когда важный для него человек забавно говорил во сне, дул губы и был так рядом. — Кстати, — громко отозвалась девушка из ванной, нарушая цепочку мыслей мужчины. — Что это тебе там принесли? Обито опустил голову на свёрток и на секунду задумался: он мог даже не открывать это сейчас, оставить печать Даймё для более торжественного случая, ведь Учиха и так знал, что это обозначает. — Разрешение вернуться в Коноху и устроить там веселье, — хитро протянул мужчина, буквально предвкушая фурор, который он произведёт этой бумажкой. — Сам глава страны Огня на нашей стороне. «Потому что я его шантажировал и буквально угрожал», — фыркнул мужчина про себя. Харуно выглянула из ванной, в её руках была крепко сжата напененная зубная щетка, а в уголках губ собралась белоснежная мятная пенка, но её глаза горели недобрым огнём. Сакура метнула взгляд, ища в своей комнате свои новенькие мечи, которые явно скоро опробуют человеческой плоти. Восторг, предвкушение, нетерпение — это был горючий сбор эмоций, которые наполняли девушку и едва ли не заставляли подрагивать. — Когда…? — Завтра на рассвете выдвигаемся, — тепло улыбнулся Обито, в глубине души умиляясь нетерпению девушки.