It`s always difficult with the Russians

      Приближался конец марта, а на улице морозило похлеще, чем в новогодние выходные. Солнце добросовестно пригревало, растапливая снег, а ветер в свою очередь его замораживал, потому были на дорогах подталый снег да подводный лёд.       Туфли Великобритании давно промокли, он озяб и, щеки его покраснели, морозный ветер щипал их безжалостно. Руки в перчатках тоже онемели, он сунул их в карманы пальто, придерживая чёрную кожаную папку подмышкой. Здание его работы уже виднелось из-за угла жилого дома, но на это лишь брови его сдвинулись к переносице и он опустил глаза, переступая через очередной образовавшийся ручей.       На стоянке возле крыльца Британия видел машины коллег, из одной выходил Шотландия, и он подумал, что тоже мог бы поехать на автомобиле или, на крайний случай, вызвать такси. Но нет, ему же показалось, будто на улице такая хорошая погода, что неплохо было бы прогуляться. В очередной раз он ошибся. К недовольству прибавилось чувство грусти, когда сын, проходя мимо, приметил плачевное состояние Королевства и, как ничего не бывало, вошёл внутрь. Британия же остался на крыльце, времени много ещё оставалось.       Он стоял перед самыми ступенями, кафельными, скользкими, и смотрел на суету на улице. Машины шумно мелькали на дороге, народ суетился, спешил на работу или по иным своим делам, кто-то пытался перескочить через дорогу по проезжей части, кто-то нелепо, подобно пингвину, поскальзывался, ругался и ненавидел четверг. Англия тоже не любил четверги — вроде и неделя уже кончается, а завтра всё равно на работу. А, может, дело в нелюбимой работе, но что, собственно, ему ещё остаётся. Он задумался над тем, что хотел бы родиться обычным человеком с обычным телом, обычной судьбой или хотя бы обычной короткой жизнью. Смерть должна была забрать его сотни и сотни лет назад, но где-то заблудилась, где-то не туда зашла да плюнула на это дело, вот ему маяться тут только и остаётся. Совсем никаких плюсов у подобного существования, врагу бы заклятому не пожелал такого.       Резко приблизившийся стук каблуков мужских туфлей прервал сетования и заставил повернуть голову. Шустро по ступенькам вбежал Россия, одёргивая куртку, и посмотрел на британца, полностью подняв голову и показав розовые щёки. Англия сжал челюсть и глубоко вдохнул от удивления и радости. Что тот здесь делает? Почему его раскрасневшееся лицо такое милое? Четверги не такие уж ужасные.       — Чего морозишься здесь? — спросил Россия, подходя и протягивая руку для приветствия. Британия удивляется тому, какая она тёплая, раз даже через перчатку чувствует это, и рукопожатие заканчивать совсем не хочется. Но он хлопает по ней второй ладонью и отстраняется, поправляя выпадающую папку.       — Готовлюсь морально, — отвечает он и любуется появившейся на лице русского улыбкой.       — Ха, понимаю, — Федерация достаёт из кармана пачку сигарет и довольно долго безуспешно пытается прикурить. В это время Великобритания украдкой осматривает его. Туфли и низ брюк замызганы грязью, значит, тоже шёл пешком, куртка обыкновенная, зимняя, из-под неё торчит подол пиджака, из-под того — рубашки. На голове короткий «ёжик», видно, совсем на днях постригся, что, как всегда, идёт ему неимоверно. А ведь руки Королевства помнят, какие эти волосы с детства неизменно мягкие, топорщащиеся. Они гладили их, когда тот был совсем молодым пацанёнком, и позже, по чистой случайности, когда перед выступлением тот попросил причесать непослушные отросшие «лохмы». Сейчас подобное не случается, но память, слава Богу, пока ещё на его стороне. Правда, только в этом случае он может благодарить её, в других же хочется, чтобы её вообще отшибло напрочь.       — Мне кажется, это знак, чтобы я бросал курить, — усмехается Россия и, убирая, промахивается мимо кармана и роняет всю пачку. Вздыхая, поднимает обречённый взгляд на британца.       - Действительно знак, — с улыбкой соглашается он и, наклонившись, поднимает её и протягивает парню. Но тот лишь пожимает плечами.       — Оставь себе, — Он подходит к двери и открывает её, придерживая для Королевства. — С сегодняшнего бросаю.       После такого незначительного диалога чувство радости и воодушевления долго ещё не покидало Великобританию. Он чувствовал лёгкость, пока шёл за парнем, чувствовал её, когда они разошлись и даже в своём кабинете — тоже чувствовал. Было ли когда-нибудь такое в его жизни? Во Францию он не был влюблён так искренне, так одержимо и так похабно. Конечно, он был моложе, тогда при любом удобном и неудобном случае что-то загоралось глубоко внутри, но сейчас, оценивая сквозь время, он понимает, что то было не более, чем жалкими мелкими искрами, никак не пламенем, даже не костром, что есть в нём сейчас. Это из-за всего пройденного жизненного пути? Из-за неудачного брака, после которого он долгое время пребывал в пред-депрессионном состоянии? Он не знает точно.       Англия глянул на настенные часы, вспомнил, во сколько всё же начинается собрание, встрепенулся, поняв, что опаздывает, и вскочил со стула, сгребая бумаги в стопку. Оглянулся — за окном заморосил то ли дождь, то ли засыпал мелкий сырой снег, небо посерело и, кажется, придётся сидеть с включённым светом. Он не нравится ему, лампы дают такой холодный оттенок всему, что глаза болят, а в груди совсем пусто становится. Неприятные ощущения. Входя в аудиторию после тёмного коридора, он морщится и щурится, в нос бьёт запах антисептика, и сразу приходит осознание, что Швейцария «наградил» его своим присутствием. Ох, это будут нуднейшие, раздражающие переговоры.       И он не ошибся, швейцар был упрям и остро настаивал на своём, слишком резко и категорично относясь к любым встречным утверждениям и доводам, которые приводили другие страны (Англия, Шотландия и Уэльс) и часть депутатов, довольно смелых для спора с такой вспыльчивой личностью. «Экология, экология, экология,» — твердил суверенное государство так упорно, что голова британца загудела. Сказав, что ему нужно в уборную, оставил проведение дискуссии на сына.       В туалете, на радость его глазам, свет был тихим и тёплым, почувствовалась такая уютная атмосфера, что ему захотелось остаться здесь на как можно долгое время. Из зеркала, висящего на стене над раковинами, на него оценочным взглядом смотрел он сам. Так и не скажешь, думает, что такой старый, больше тридцати пяти и не дашь. Немного, конечно, он прихорашивался, даже улыбнулся себе, что повлекло за собой и дальнейшие смешки. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит.       Когда он подошёл к писсуару и уже обнажил пенис, направляя его в верном направлении, дверь тихо открылась, кто-то вошёл и встал возле соседнего места. В силу приличия Британия не поворачивал голову, но боковым зрением совершенно случайно заметил уже знакомые запачканные туфли. Российская Федерация. Ему стало сразу некомфортно (но не сильно) и совсем немножко стыдно. Такой интимный момент. Вся сосредоточенность на процессе опустошения мочевого пузыря пропала, и он затормозил, что сделало ситуацию ещё более постыдной. Что парень подумает о нём? Что у него простатит? Кошмар какой!.. Когда орган всё же соизволил расслабиться и пропустить через себя мочу, он глубоко вдохнул через нос, закатывая глаза в немом благодарении Бога. Смешно даже обращаться с таким к нему, но что поделаешь — устоявшиеся выражения мелькают в мысленном потоке неосознанно. Внизу живота почувствовалась лёгкость.       Внимание снова завертелось вокруг русского рядом. В голове Англии появилась навязчивая мысль, от которой первую секунду он пытался отмахнуться, но в итоге сдался и напрягся в спине. В туалетах рассматривать чужие половые органы неприлично, но ему так сильно хочется сделать это. Выпрямившись, он поднял голову, смотря как бы в плитку, но, в действительности, сильно косясь в правую сторону. Россия использует правую руку, потому его член показан во всей своей красе, и ему удаётся насмотреться вдоволь, оценить и сравнить размеры. Британец уверен, что весь раскраснелся от такой шалости, но чувствует, что остался доволен. Он отвернулся и слабо дёрнулся, когда Федерация закончил, стряхнул капли и застегнул ширинку, смыв за собой, отошёл к раковинам. Зашумела вода и послышались вздохи, видимо, тот умывался. Англия довольно растопырил ноздри, улыбаясь самыми уголками губ и представляя, чем займётся по приходу домой. Сейчас он, наконец, закончил и, стряхивая остатки, закрыл глаза.       Россия взялся за его руки чуть ниже локтей, сомкнув пальцы. Это было неожиданно, Королевство думал, что тот ушёл, потому дёрнулся всем телом, повернув голову. Парень выглядел спокойно, но смотрел лукаво:       — Понравилось то, что увидел? — спросил он, прижимаясь к его спине и потягивая за руки, оттягивая их от незастёгнутой ширинки. Вот сейчас англичанин действительно вспыхнул, не зная, что сказать. Ему пришлось неловко улыбнуться, состроив извиняющееся выражение лица.       — Прости, это не то, о чём ты подумал, — начал оправдываться он, желая развернуться, но парень не отпускал его рук. — Я не хотел смутить тебя.       — Ты не смутил, не беспокойся, — ответил русский, прижимаясь сильнее, скорее даже толкая, на что тому пришлось шагнуть вперёд и упереться в стену рукой. — И всё же ты не ответил.       — Ну что, ты можешь гордиться — больше моего он точно, — выдал британец, решив подыграть такой шутке, чтобы не испортить момент своим снобизмом. — Барышни на шею вешаются?       — Да не в размере же дело, — протянул парень, кладя подбородок на плечо. Лицо его было сырым. Он настолько близко к щеке, немного покрывшейся щетиной за последние двое суток, что от неё по позвоночнику и, далее, по всему телу пробежали табуны мурашек. Настолько, что Англии эта беседа перестала казаться светской.       — Эй, — негромко возмутился он, дёргая плечом и делая попытку отстраниться от стены или хотя бы от русского, на что тот с силой толкает его и упирает в плитку, обеими руками и грудью вжимаясь в его спину. — Россия. — обращается он, тут же переставая делать резкие, да и вообще какие-либо движения. Сотни и сотни лет жизни, опять-таки, чего только не случалось. Конечно, он способен и драться, и обороняться, и, если уж на то пойдёт, то он, вероятно, даже победит, но тот же жизненный опыт научил его и не делать поспешных выводов, потому он пока хочет решить всё мирно. — В чём дело?       — Совершенно ни в чём, просто ты не дал мне договорить, а уже понаделал столько поспешных выводов. О чём я там, — Он говорил спокойно, будто не зажимал страну в общественном мужском туалете, фактически, позволяя рукам сползать вниз, цепляя край брюк большим пальцем. — Ах, точно, — почти прошептал он в ухо, и где-то очень глубоко внутри Великобритании чувство любви к этому парню перемешалось с каким-то иным резким чувством, название которому он не мог пока дать. — Я говорил о том, что дело совсем не в размере моего члена, а в том, как я им пользуюсь. И знаешь, — интригующе протянул он и, воспользовавшись положением расстёгнутой ширинки, мягко, но резко заполз ладонью в штаны Королевства и накрыл ею все его причиндалы. В ту же секунду Англия опустил туда свою руку и схватил его за запястье, сжимая пальцы и готовясь в любой момент разодрать его ногтями, опасаясь лишь того, что парень сожмёт руку раньше. — Ну-ну, — «успокоил» русский, свободной рукой хватая его за подбородок и поворачивая к своему лицу. Их носы соприкоснулись на мгновение. — Я лишь предлагаю продемонстрировать своим умения. — закончил наконец-то он свою мысль и, не успел Британия ответить толком, вжался своими губами в его. Он задел носом его очки, те сползли, и выглядело это всё теперь совсем нелепо, но он не отступал, стащил их с его лица, даже не разрывая поцелуй. В это время что-то перевернулось в голове Королевства, возможно, мозг, так что он услышал, как тот булькнул в черепушке.       — У меня совсем нет права голоса в этой ситуации? — спросил он, разворачиваясь полностью.       — Почему же нет — есть, — улыбнулся Россия. — Но любые высказывания и возгласы должны быть исключительно положительными.       Великобритания зашипел, ударившись затылком о бортик кабинки туалета.       — Не здесь же, Россия, пошли в мой кабинет, — предложил он, цепляя руки парня, стаскивающего с него пиджак. Тот покачал головой, улыбнувшись:       — Ну нет уж, — заупрямился русский, вешая одежду на бак толчка. — Мы здесь сделаем это. Тебе же самому нравится это.       — Не нравится.       — Нравится, — оспорил он, не унимаясь, произнося слова самым заговорщеским тоном, что мог выдавить из себя.       — Зайдут же, — не переставал, в свою очередь, перечислять возможные риски Британия.       — Не это ли так возбудило тебя? — поднял бровь Федерация, проводя пальцем по вставшему под тканью трусов члену. — Тащишься же.       — Господи Боже, — прошептал Королевство, закатив глаза. — Ты за всё это в ответе будешь.       — Как скажешь. — легко согласился русский и скинул свой пиджак тоже.       В кабинке тесно, едва ли они помещаются вдвоём. Парень прижал мужчину спиной к бортику и саморучно ублажал, периодически целуя. Тот тоже не сильно отставал, расстегнув ремень с ширинкой, приспустил чужие брюки с боксерами и, можно сказать, щекотал уже твердеющий член. Вторая его рука то и дело тянулась дальше и оглаживала упругую желанную задницу русского, но он пытался себя остановить, поднимая ладонь в итоге на поясницу или на бок с талией. В самом его нутре расцветали цветы, что чуть-чуть, но сводило с ума. Эти цветы, они… кололись и вызывали зуд в прямой кишке. Такой неприятный и выматывающий в сумме с возбуждением, что хотелось поскорее избавиться от него.       Россия нежно коснулся его бедра, притягивая за него, как бы говоря, чтобы тот развернулся. Он всем крупным собой прижался ко всему небольшому нему. Ладони спустились по бочкам, зацепили штаны с трусами и спустили их аж до колен. Британия почувствовал холод, прошедшийся по ягодицам и под яичками. В какой-то степени стало полегче, жар там внизу перестал распыляться сильнее. На несколько секунд, лишь до момента, когда Федерация потёрся о его поясницу. Горячее дыхание пробежалось под затылком:       — У тебя, случаем, нет резинки? — тихо спросил парень, и Британия повернул голову, глянув на коротко стриженную голову.       — Рез…зинки?.. — запнулся он на середине слова, поняв суть вопроса. — А, нет-нет, у меня нет, — улыбнулся неловко, почти так же, как при извинении за подглядывание. Только более разжато, даже с какой-то лёгкостью. Хотя, казалось бы, какое здесь расслабление — совсем не та ситуация.       — Ну, — потянул русский. — Я тоже не каждый день на работе трахаюсь, — Он глянул на него, как если бы обговаривал какую-то будненную ситуацию. — Ну ладно, — руки его скользнули вверх, приподнимая рубашку на спине, потом вниз, чуть нажимая, чтобы тот ещё немного прогнулся в пояснице. — Как давно ты проверялся? — спросил, уперевшись ладонью в стену и пригнувшись в нему поближе.       — На венерические?       — Да, на СПИД, — кивнул он, собирая слюну во рту и пуская её в итоге на пальцы. — В этом году диспансеризацию проходил? — Всё собранное он размазал между ягодицами, сжавшимися на несколько секунд от холода, и ввёл один палец.       — Нет, только в прошлом, — неловко ответил Англия, щурясь от мерзких ощущений.       — Почему так давно, — с осуждением поинтересовался парень, вводя второй палец.       — Я уезжал тогда.       — Ну и что мне делать с тобой, скажи, — повысил он голос, на что Британия обернулся, нахмурившись. — Извини. — сказал он уже тише.       — В чём дело, объясни? Я не имел никаких половых связей с тех пор, — немного раздражённо прошипел британец. Россия удивлённо глянул на него, подняв брови. — Что?       — Ты не занимался сексом… почти полтора года? — медленно перефразировал парень. — Да ты шутишь что ли?       — Какие шутки, Россия? Я развёлся со своим мужем много лет назад. Уф, — Он стиснул зубы, почувствовав боль. — Ты царапаешь.       — Прости. А, ну, любовники? Проститутки?       — Я похож на сторонника полигамии?       — Ясно всё с тобой, — пробормотал русский, поняв, что общается с современником другого поколения. Великобритания подумал так же. Конечно, их суждения расходятся — Королевство и представить не мог, чтобы в своём возрасте гулять по койкам. И дело не в том, что он старый и не в состоянии, нет, просто этого подросткового баловства уже нет, он перерос это, переосмыслил. Россия же, видимо, пока ещё не берёт во внимание свою сущность, он знает, что он — может, ему — можно, и он пользуется своим положением. Но это всё тема для ночных рассуждений, сейчас совершенно не та ситуация, тем более ощущения между ногами совсем невыносимыми стали.       — Ты всё ещё царапаешься, — заметил он, протягивая руку назад и берясь за чужое запястье. — Давай входи уже лучше.       — Рано пока.       — Нормально. — заверил Британия, выпрямился, потянулся, чувствуя хрусты в затёкшей спине, и снова прогнулся, уперевшись лбом в сгиб локтя.       — Хорошо, если ты так хочешь, — ответил Россия, задирая свою рубашку. — Моё дело предупредить. — тихо договорил он и, раздвинув ягодицы и пристроившись, вошёл на пару сантиметров. Англия сморщился и шумно выдохнул. Зубы его плотно стиснулись и, кажется, немного покрошились. Дыхание тут же сбилось, он попытался дышать глубоко и равномерно, но выходило лишь делать рваные вдохи между полными задержками дыхания. В это же время Федерация зашёл полностью. По сути, боли особо сильной не было, самым неприятным было ощущение, как из ануса выходило что-то, вход же давался проще.       Как и говорил Россия ранее, пользовался своим членом он действительно умело. Он знал, что делать, не забывал ублажнять партнёра и всё прислушивался, когда попадёт по простате. Его ритм был разумным, увеличивался лишь со временем, и уже через пару минут Королевство искреннее потёк. Ему доставляли нереальное удовольствие глубокие толчки, ему открылось это, когда парень единожды сильно и очень резко толкнулся до упора. Он хотел попросить, на языке крутилась эта просьба, десятки, сотни раз он повторил её, один раз сказал ртом, но совсем беззвучно — стыд не позволял вырваться из глотки чему-то связанному. Он так сильно хотел, что застонал самым несчастным стоном, громким и плачущим.       — Нормально всё? — поинтересовался русский, чуть наклоняясь. В ответ британец положительно угукнул. — Не больно? — Снова согласие. — Может, хочешь чего-то определённого? — не унимался тот. Он ничего не ответил, но толкнулся чуть назад, когда парень замедлился. — Ага-а, — протянул довольный догадкой голос. — Хочешь, значит. Ну давай, чего же?       — Всё в порядке, — подал голос Англия, но не успел он сказать, чтобы тот просто продолжал двигаться, как широкая рука скользнула ему под шею и оттянула назад, заставив задрать голову. Скосив галаз в сторону, он увидел серьёзное лицо Федерации. Тот повернул к себе его голову за подбородок и упёрся взглядом из-под полуприкрытых век.       — Выкладывай, — низким голосом произнёс он, не отпуская руки. — Телепатическими способностями я не владею, чтобы угадывать тут. — Шею Британии заломило, да и дышать так сложнее, конечно. Он нахмурился и через силу сглотнул накопившуюся слюну.       В нём снова смешались противоречивые чувства. С одной стороны, его раздражало, что парень такой вспыльчивый и ведёт себя, будто оказывает ему услугу, а с другой — это чертовски сексуально в их ситуации. От сурового лица перед носом, от низкого голоса и грубого, но разумного обращения гудело в груди, его бросало в приятную дрожь и он тонул в неге. Боже, да он просто влюблён в этого мальчика, какое здесь недовольство.       Рука его вцепилась в кисть на горле:       — Хорошо, подожди, — прошептал он, оторвав крепкие пальцы от себя. Голова, наконец, опустилась, дав расслабиться шее. — Я хочу, — пересиливал он себя, но всё равно тормозил. — Чтобы ты был резче.       — Просто двигаться быстрее? — Россия в который раз поднял брови.       — Нет, именно резче. — замотал головой Великобритания.       — Скажи громче и понятнее, Англия.       — Вдалбливайся в меня сильнее! Так понятнее?.. — наконец в полный голос, даже немного на повышенных тонах произнёс Королевство, но Федерация резко заткнул ему рот обеими руками, прижав к себе. Послышался хлопок двери и глухое цоканье каблуков мужских ботинок, и британец вздрогнул, когда понял это. Он застыл, плотнее прижавшись к груди. Кто-то в помещении прошёлся до зеркала, потоптался там и подошёл к писсуарам. До ушей «любовников» доносилось лишь журчание мочи и их собственные дыхания и биения сердец. Англия с тревогой обернулся на парня, тот выглядел спокойным и просто кивнул ему, мол, всё хорошо, не паникуй. Он встал ровно, поглядывая на пол, но начал медленно, без лишних шуршаний подтягивать бельё. Сие действие остановил Россия, схватив его за запястья, подняв их и прижав к его же груди, сжав в своём кулаке. Ему ничего не оставалось, кроме как смириться и замереть в ожидании.       Надежда, что их оставят наедине исчезла тогда же, когда человек, уже смыв воду и направившись к двери, вдруг остановился, развернулся и подошёл к кабинкам. Он вошёл в соседнюю кабинку, в ту, на бортик которой облокачивался Британия, потому обе страны отпрянули назад. Русский упёрся спиной в стену, британец прижался к нему, как можно дальше ставя ноги, чтобы их, не дай Бог, не увидели. Он, казалось, весь горел — так стыдно ему было. Буквально в метре от него неизвестно какой человек собирается справлять большую нужду, а тут он — голозадый и с эрекцией, жмётся спиной к такому же полуголому парню, в которого влюблён невесть сколько лет, но никогда не признается из-за трусости и слабости. Порой свою ничтожность обнаруживаешь в самых необычных местах и при самых странных обстоятельствах, сегодня он понял это.       На бёдра легли тёплые ладони. Англия обернулся на мило улыбающегося парня, мотнул головой в сторону соседней кабинки, на что тот лишь махнул рукой и, приблизившись к его лицу, медленно поцеловал. Один большой его палец тем временем, надавив на анус и поняв, что смазки совсем никакой нет, поднялся к его губам и разжал челюсть. Он надавил на язык, из-под которого выделилась слюна с пеной. От его основания до кончика подушечка пальца прошлась, сгребая всё жидкое, что могло быть в ротовой полости, и, давая всему стечь по подбородку, скопил в ладони. С неё перенёс снова к анусу, размазал и вошёл тремя пальцами, толкнувшись несколько раз. Британия сжался, попытался остановить его и отстраниться, но тот подогнул пальцы и уцепился за него изнутри, так что, как бы унизительно то ни было, ему пришлось расставить ноги пошире, насколько возможно сделать это со спущенными до колен брюками, и стиснуть зубы. Конечно, он не хотел прервать их соитие, но этот человек… портил всё. Он задумался, какое право имеет, как воплощение государства, на убийство или хотя бы на заказное убийство. Кажется, особо никакого. Но эта мысль быстро отлетела на задний план, когда холодноватый из-за слюны член резко вошёл в него. Он снова почувствовал это волшебное чувство, так резво толкающее несуществующую шкалу оргазма вперёд. Невероятно приятное. Делающее невыносимым ожидание другого такого толчка.       Россия сделал ещё несколько таких проникновений подряд, держась за его бёдра.       — Так ты хотел, чтобы я вдалбливался в тебя? — спросил он невероятно тихим шёпотом, губами касаясь самого уха. Англия медленно кивнул, сжав губы в узкую полоску в предвкушении, когда из него начали выходить и тут же толкаться внутрь как можно глубже.       Конечно, о быстром ритме и речи не было, парень хоть и входил глубоко, но явно не до конца, чтобы не создавать шлепков. Но это было прекрасно. Королевство задыхался, ему хотелось застонать хотя бы тихонечко, но не мог сделать и полноценного вдоха. Он зажимал себе рот ладонью, со лба тёк пот, а из глаз минутами позже — слёзы. В какой-то момент пришло осознание, что он сам толкается тазом, насаживаясь, при этом ублажая себя свободной рукой. Федерация, можно сказать, почти не совершал никаких движений, но, стоило Британии представить его лицо, так всё это не продлилось особо долго — он кончил, запачкав стену и немного пол. Парень двигался ещё около минуты — толчки во время и в первые десятки секунд после эякулции казались ещё более яркими, поэтому ему подумалось, что снова сейчас кончит, — и тоже, наконец, излился, успев вытащить член, ему на спину. Пальцы на бёдрах согнулись, разодрав кожу, но британец едва ли заметил это. Ноги тряслись и подгибались, а слёзы всё ещё текли по его щекам от невозможности выплеснуть все свои эмоции наружу.       Он пребывал в глубокой истоме, когда Россия во весь голос позвал его:       — Англия!       Дрожь вдруг пробрала его, и он мотнул головой. Обернулся и увидел парня, стоящего метрах в трёх от него, одетого и серьёзного. Повернулся обратно: писсуар, смытая вода в котором ещё даже не успокоилась, кружась в водовороте. Время встряло, но тут же пошло дальше. Слабая тошнота подступила к горлу. Он развернулся всем телом.       — Ты чего тормозишь сегодня? — поинтересовался Россия, уперевшись руками в стойку с умывальниками, стоящую за его спиной. — Накидался вчера неплохо небось? — Англия увидел на его лице хитрую улыбку. — Понимаю.       — Нет, я… — начал он, думая ответить что-то в духе «просто задумался», но осёкся, сомкнув на пару секунд веки. Перед глазами заплыли круги. — Мне просто нехорошо. По какой-то другой причине… Не знаю, — Он тоже подошёл к одной из раковин, включил воду и глянул в зеркало. «Красавчик».       — Шёл бы ты домой, — порекомендовал парень. — А то выглядишь ты совсем уныло.       — Не знай я тебя столько лет, сказал бы, что у тебя напрочь отсутствует чувство такта, — выдал британец и наклонился, набирая воду в ладони и плеская себе на лицо. Тут же он чертыхнулся и одёрнулся, но капли всё равно осели на стёклах его очков. Как же ненавистны ему такие моменты. Он поднял взгляд, из зеркала на него смотрел сырой идиот, и, чуть правее, чуть ли не ухахатывался парень. К моменту, когда он протирал очки рубашкой, тот уже успокоился, но улыбка тянулась до ушей.       — Ну так не чужие же друг другу люди, — хохотнул русский, не затрагивая произошедшую полминуты назад нелепость, и лицо его прям засияло. Видно, вечно суровый Россия сегодня в приподнятом настроении. Англия и не помнит, когда видел его таким открытым в последний раз. Ещё до тех пор, когда он научился носить маски на своём милом личике? Очень давно это было. Хочется понаблюдать подольше.       — Конечно, не чужие, через столькое прошли вместе, — улыбается Британия, промакивая лицо бумажным полотенцем. — Но сейчас, думаю, нашим жизненным путям суждено разойтись, как минимум, до конца рабочего дня.       — Это да, — наигранно погрустнел русский. Он подошёл к двери и открыл её, снова придерживая для англичанина. — Прошу.       — Ещё раз благодарю, Россия, сэр, — Поклонившись, Великобритания прошёл дверной проём и повернул в сторону аудитории. Федерации было в противоположную по коридору сторону. — До свидания, — попрощался он, повернув голову. Парень махнул ему рукой.       — Увидимся ещё.       Королевство остановился, положив руку на дверь в аудиторию. Из-за неё слышатся громкие выкрики Швейцарии, чуть потише гудят низкие голоса Уэльса и Шотландии. Он вздохнул. Голова потяжелела и его начало клонить в сон. Почему-то ему подумалось, что, войди он туда, его осудят, наругают, смерят недовольными взглядами. Он почувствовал себя в клетке, запертой и с таймером на дверце, но цифры на нём перелистываются так быстро, что их невозможно разобрать. Англия прошёлся до конца коридора, развеивая нелепые мысли, и вернулся обратно. Упёрся спиной в стену, отстранился, приблизился к противостоящей стене, развернулся, упёрся, отстранился. Откуда-то повеяло холодом.       Он маялся под дверью ещё несколько минут. Наконец, поправив одежду, щёлкнул ручкой и вошёл внутрь. Свет резанул глаза. Вопреки переживаниям, на него никто не обратил внимания, кроме сына. Ноги сами понесли его к месту рядом с ним.       — Чего он всё трещит? — шёпотом спросил Англия, наклонившись к парню рядом.       — Да всё о том же, — со вздохом ответил тот. Глаза скользнули по его лицу. — Ты нормально себя чувствуешь? Выглядишь бледнее обычного.       — Нет, — покачал головой британец. — Не хорошо.       — Иди домой, — коротко бросил парень.       — Сейчас? — недовольно спросил он, смотря при этом на светящийся экран. Швед маячил на его фоне.       — Да, я подменю тебя, — объяснил шотландец. — Уэльс тоже против не будет, давай, — подбивал он его, уже толкая локтём в бок. — Давай-давай.       — Да чего ты так избавиться от меня хочешь сильно, а? — возмутился Англия, но не со злостью, скорее подбадривая себя такой шуткой.       — Я же беспокоюсь о тебе, старик, — наигранно обиделся сын.       — Ладно, извини, — тихо попросил британец и погладил его по голове, приводя волосы в порядок. Он резко поднялся, громко обращаясь к присутствующим: — Прошу меня простить, господа! По непредвиденным рабочим обстоятельствам мне нужно отлучиться. Шотландия заменит меня. Если возникнут вопросы, прошу обращаться со всем именно к нему или к Уэльсу. Надеюсь, он не будет против.       — Всё в порядке, не беспокойтесь, — удивлённо прибавил де-юре унитарное государство, с вопросом глядя на племянника, сидящего возле стоящего Королевства и кивающего ему, мол, потом всё объясню. Впрочем, у него никаких проблем не возникло, так что помочь названному брату он в состоянии.       Великобритания закончил свою речь, пожал руку Шотландии и вышел из аудитории. Дошёл до своего кабинета и заперся там. Он опустился на кресло, сгорбившись над столом и обхватив голову руками. Перед глазами предстало улыбающееся лицо России, говорящее о том, что они не чужие люди. Чувство стыда захлестнуло его. Как он мог навоображать подобное? Но, что хуже, как то, что произошло, могло оказаться лишь выдумкой? Он так чётко ощущал всё это, не было и толики сомнения в реальности, хотя нестыковки с жизнью были, конечно. Что главное — Федерация никогда бы не повёл себя так. Дальше уже по мелочи: слишком острое восприятие, неприсущее ему самому поведение, почти полное отсутствие боли и фекалий в его заду. Реальность не такая розовая.       Англия шумно вздохнул, откинулся на спинку и потёр глаза, не снимая очков. Мысли о произошедшем напоминали ему о собственной ничтожности. Это что, действительно единственное, на что он способен — воображать такие перепихоны, будучи не в состоянии признаться в любви стране, которую знает дольше, чем может просуществовать любое поколение обычных людей? Почему так сложно не было с Францией? За того он даже замуж выйти умудрился, «усыновить» несколько детей и развестись. Хотя, если припомнить его короткую, но плодотворную в моральном плане интрижку с Советским Союзом, то всё встаёт на свои места.       С русскими всегда сложно.       Память предоставила ему достаточное множество воспоминаний, в том числе интимных, и он почувствовал, как затянуло внизу живота, из-за чего позволил себе вслух проматериться. В обычной ситуации он не возбудился бы так просто, но в этот раз поспособствовало неудовлетворение отсутствием всего того прекрасного, что британец навоображал в уборной. Ему стало жарко. В кабинете было темно, ни ламп, ни общего света он не включал. Атмосфера была… неподходящей, но и идти со стояком через город было ниже его (мёртвого) достоинства. Он решил, что никто не умрёт, леса не загорятся и города не разрушатся, если он быстро вздрочнёт здесь.       Руки скользнули вниз, медлённо расстёгивая пуговицу и ширинку, чуть приспуская штаны, чтобы не так сжимали, и останавливаясь на пару секунд на бёдрах. Он перевёл дыхание. Левая ладонь легла на ткань трусов и начала массажировать, пока член не стал достаточно твердым, чтобы высунуть его наружу. Британия собрал всю возможную слюну и пустил по языку, с которого она капнула на пальцы, тут же размазавшие такую «смазку». Он представил сначала единственное, что было реальностью в туалете — пенис Федерации, но столь банальная картинка не помогла почувствовать искру. Тогда он вспомнил свои занятия любовью с Советами — при мастурбации именно они обычно всплывали в его голове, но на этот раз это всё — лишь пережитки прошлого. Ничего больше не осталось. Сегодняшняя фантазия снова была пройдена. Особенно хорошо ему дались резкие толчки — он почти что почувствовал их, пока мастурбировал. Внутри себя воспроизводя эти волны наслаждения, он понял, что по щекам стекают слёзы — он плакал. Снова по той же причине. Он согнулся, уперевшись лбом в стол, рука уже заболела от столько интенсивных движений, и, наконец, еле успев подставить вторую руку, он кончил.       Таким был печальный конец этой мастурбации. Он откинул голову назад, глотая сопли и ком рыдания, а с руки на пол одиноко капнула капля спермы, процесс достижения которой совсем не принёс расслабления.       Великобритания закрыл дверь в свой кабинет, убрав в карман ключ, который позже отдал на посту охраны. Было уже поздно, его рабочий день закончился ещё полтора часа назад. Он вышел на улицу и вдохнул. Морозный воздух обжёг горло, дышать сразу же расхотелось и он раскашлялся. Солнце уже скрылось, но небо со стороны запада было ещё светлым. Машин, в сравнение с утром, было намного больше, люди домой торопятся. Ему бы тоже поторопиться.       — Знаешь, не люблю я четверги, — послышалось из-за спины, и он обернулся. У стены стоял Россия. — Казалось бы, вот неделя уже кончается, но нет, завтра всё равно идти на работу. — закончил парень, подходя ближе и вставая рядом.       — Не поверишь, но я того же мнения. — ответил британец, смотря под ноги. Он чувствовал грусть рядом с ним.       — Поверю, ведь это ты однажды сказал мне подобную фразу.       — Да? Я не помню. — удивился Королевство.       — Да, — с задержкой ответил русский. — Но суть её я понял лишь лет двадцать назад. — Он поёжился и глянул на мужчину, наконец поднявшего глаза. — После этого обычно понимаешь, что в твоей жизни что-то не так, — задумчиво произнёс он. — Не отдашь мне мои сигареты?       — Ты же бросил сегодня, — подстегнул Британия, но всё равно полез во внутренний карман пальто и протянул пачку парню. Тот улыбнулся и пожал плечами:       — Я и так не курил сегодня весь день, — пробормотал он, прикуривая. — Для начала, думаю, очень даже неплохо, — похвалил себя русский. Англия тихо засмеялся, щурясь. Уныние немного сошло на нет. — Ты так смешно морщишь нос, когда улыбаешься и смеёшься, — заметил Россия, и он поднял удивлённо брови. — Это очень мило.       — Э, — многозначительно протянул британец, чувствуя, как онемевшие от холода щёки оттаяли. — Спасибо? — наконец выдал он неуверенно, отвернувшись, и расплылся в ещё большей улыбке. Любовь витала над его головой, и он ничего не делал с этим, даже не старался.       Они стояли пару минут в тишине, смотря на дорогу за стоянкой. Вокруг довольно быстро темнело. Над ними давно уже горел фонарь.       — Сегодня был тяжёлый день, — снова заговорил Россия, бросая окурок в лужу под лестницей. Швейцария урыл бы его, увидь сейчас это. — Не хочешь выпить со мной? — предложил он, начиная спускаться по ступеням. Британец последовал за ним.       — У меня в планах выйти на работу завтра, — уныло произнёс он, останавливаясь перед ним на одну ступеньку выше. Получились почти одного роста.       — Да ладно, немного «поболеем» утром, к обеду уже свежачком будем, — продолжал уговаривать русский. - Пойдём сейчас ко мне в отель, по пути купим чего покрепче, Bell`s, например, или мою продукцию какую-нибудь, и накидаемся до тошноты, как в старые времена.       — О-о, ну это ты загнул, — засмеялся Англия, воспроизводя в голове попойки, которыми они вдвоём грешили пару веков назад. — Ну ладно, выпьем немного. Но, может, ко мне тогда пойдём? — предложил он, прикидывая, что в квартире поспокойнее будет.       — Не, мой отель ближе, да и на утро уборку можно запросить будет, — отверг предложение парень, пальцем стукая по черепушке, мол, какой я умный. Улыбка на его лице светится молодостью и здоровьем, и Королевство уже знает, кому на утро хуже будет, но соглашается со всем, что говорит Федерация. На сегодня его лимит отторжения чувства любви к нему исчерпан.       Они пошли рядом, болтая о чём-то обычном и светском. Россия шутил, говорил, шептал, немного толкался и много хватался за руку британца, когда один или второй поскальзывался. И Англии было уже всё равно, произошло днём ранее что-то или нет. Единственное, о чём он мог думать сейчас, так это о том, что парень весел, искренен, не надевает повседневной маски равнодушия и выглядит счастливо. Он не знает, что произошло с ним, но он точно уверен, что готов на всё, чтобы так и оставалось как можно дольше. И не важно, будет ли счастлив он сам. Потому что он любит этого человека, это воплощение государства, эту страну. Ему не важно, кто тот по существу, он уверен, что, будь Федерация обычным человеком, мужчиной, каким-то образом связавшим свою жизнь с его, всё равно Королевство влюбился бы, возможно, признался бы даже, ведь человеческая жизнь не так долгосрочна, как его. Он любит его личность, это главное. И он будет любить его, пока это будет возможно.