Флейта, кото и сямисэн

      Впервые он видит Сяо в аудитории, где у их групп будет философия. Имя узнаёт тогда же, на первом же занятии, но по-настоящему знакомится с ним в студии танца. Настоящий восточный красавец.       Ожидаемо — Сяо старше него на пару лет. Ожидаемо — чуть тоньше, изящнее смотрится в огромном зеркале в штанах-шароварах с узкими манжетами и в получешках на босую ногу. С убранными назад волосами совсем незнакомец, хоть Итэр и не может сказать, что они близки.       Поймите правильно, у него есть какие-то ожидания. Он занимается танцами уже не первый год, и обычно представляет, что может сделать любой другой человек в студии. По телосложению, по ширине стоп, по длине рук можно многое сказать, если умеешь видеть.       Например, он смотрит на Венти: парень тоже чуть старше, чуть ниже, чуть шире в скелете, хотя и умудряется двигаться легче ветра, так естественно и притягательно. Каждое движение словно песня, самый сладкий голос, взвивающийся в небеса, срывающийся с обрыва. Строчки-петли, спасательные соломинки.       Он похож на того, кто хорош в гимнастике, и Итэр не удивляется, когда видит его в кольце. Венти вписывается туда так же легко и правильно, как каждая буква в его имени. Мягко, стремительно, плавно, совсем без остановок, без сучка-задоринки. Это не отменяет того, что Итэр всё равно подвисает и смотрит, любуется им в воздухе, когда Венти забывается в импровизации напротив зеркала и небольшой камеры на штативе.       Итэр ожидает, что Сяо будет более… погружён в восточную культуру. Будет танцевать с полотнами, например, чтобы во время танца они были крыльями, способными унести зрителя в неизведанные миры. С веерами, а может, бамбуком, если ему нравится пожёстче, но тоже с воздухом — земля для таких, как он, отравленное, гнилое место, неизменно порочащее душу.       Сяо не такой. Не кажется таким.       Но Итэр видит его одним из поздних вечеров, когда студия пуста, делающим головокружительный обрыв на пилоне. И тогда его ожидания действительно обрываются.       Грубо говоря, пилон похож на бамбук, но это всё ещё не то. И увидеть Сяо тут — как-то неправильно, как-то за границей того, что Итэр себе представляет. И он не может винить в этом никого, кроме себя, да и себя тоже не за что. У каждого свои предпочтения.       Он не может отрицать того, что его это возбуждает. Вид тонкого, изящного парня, с худыми длинными руками и крепкими, приятно сложенными бёдрами, не спрятанными за тёмно-фиолетовыми шароварами, неожиданно крепко хватающего пилон. По Сяо не скажешь, что он силён. Но Итэр видит, как он удерживает себя в флажке, как виснет вниз головой, бесстрашно — доверчиво — отпуская руки.       Когда красивые ноги Сяо разводятся в поперечном шпагате, Итэр не видит ничего. Он спешит уйти.       Они потом преследуют его во снах, эти ноги, и он не может ничего поделать с собой, когда в коридорах универа встречается с парнем и провожает взглядом закутанную в худи и обтягивающие брюки фигуру. В голове у него пусто.       Они мало общаются, и, сам не зная почему, Итэр идёт к нему на одной из репетиций. Его специализация — хип-хоп, стритовые стили, он не собирается заниматься пластикой. Но всё равно приветливо улыбается Венти, который позабавлено щурит яркие глаза в ответ. И обращается к Сяо с таким простым, но таким же трудным:       — Научи меня основам, пожалуйста.       Сяо похож на куклу. У него лицо, не выказывающее эмоций, всегда сосредоточенное. Кажется, что он глубоко в себе, и его совершенно не волнует, что происходит во внешнем мире. Он не любит людей, но любит искусство, любит традиции, любит символизм. Однако же сидя в поперечном на полу, а не в воздухе, с Итэром, смотрящим сверху, а в то же время словно бы снизу, неожиданно проявляет что-то: непонимающе хмурится, поджимает губы, смотрит с какой-то мольбой.       Венти смеётся, и звучит его смех точно как ветер, легко и свободно. От него всегда пахнет чем-то свежим, таким, какими, наверное, должны быть небеса, какой должна быть безмятежность. Словно оказался в горах, где воздух совсем другой, без дыма и смога, без грязи и вони канализации. Как будто он весь соткан из порывов, плавного течения, нежных касаний, морского бриза.       Венти располагает к себе, и то, что Сяо с ним спокойно общается, не удивительно. Но Итэр тоже хочет быть кем-то для него, быть с ними обоими, просто общаться. Ему не кажется, что кто-то из них против.       — Зачем тебе это? — в противовес безмятежности Венти Сяо кажется напряжённым, потяжелевшим. Острым, точно клинок, нацеленный Итэру на горло, в самый центр груди.       Он пожимает плечами с самым простейшим выражением на лице. Небрежно, будто ничего в этом нет. Будто это логично, что он пришёл к каким-то таким своим умозаключениям.       — Мне слишком тесно в своём жанре, — почти правда. — Хочу попробовать что-то ещё.       — Вряд ли пол дэнс то, что тебе нужно, — замечает Венти, весело покачивая ступнями. В отличие от Сяо, он носит тряпичные чешки с забавными замшевыми кругляшками на пятках и под основанием пальцев. Откинувшийся на руки позади, он запрокидывает голову и смотрит на Итэра так. И Итэру кажется, что его видят насквозь.       Глаза Венти темнеют, губы изгибаются хитрой, острой дугой. Знание читается в каждой черте его лица, в выражении, сотканном из тонких, едва заметных линий. Если он что-то и понимает, всё равно молчит.       — Почему нет? — притворяется, что не замечает этого, Итэр и прячет руки в карманы треников. Длинный шнурок, всё равно не завязанный узлом на животе, на обоих концах сплетён петлями висельника. Он видит, как Сяо рассматривает их.       — На пилоне работают совершенно другие группы мышц, — чуть растягивая гласные, отвечает Венти.       Итэр задумывается: есть между ними что-то? Пытается ли Венти его отговорить от пилона только потому, что это Сяо? Ведь в ином случае, он мог бы посоветовать другого танцора. Просто техника Сяо иная, более экзотичная, какая-то самобытная, не шаблонная, потому чарующая. Итэру нравится она, Итэру нравится Сяо.       — Я довольно гибкий, — возражает он на всякий случай. Всё это так сильно похоже на игру. — И достаточно сильный.       — Это же совершенно другое, — Венти посмеивается, будто колокольчики звенят, тонко и легко. Итэр ничего смешного не видит. Но прежде, чем он успевает ответить колкостью в своём стиле, Сяо говорит:       — Хорошо.       Венти падает на спину, растягивая конечности в стороны, и музыкально мурлычет себе под нос. Итэр смотрит Сяо в глаза, а тот выдерживает всего пару секунд, прежде чем отвести взгляд и поджать губы.       — Я обычно занимаюсь вечером до закрытия. Приходи, я… покажу тебе базу.       И это по-своему победа. Итэр, несмотря на всё, не пытается сдержать улыбку. Венти кладёт голову Сяо на колени, обвивая его талию руками. Сяо не смотрит ни на кого из них.       Скорее всего, никто из них не ожидает того, что Итэр придёт. А когда он правда приходит вечером пятницы, после собственной репетиции, едва сменив одежду после быстрого душа, Сяо выглядит так, будто на самом деле удивлён.       Он не тратит время зря: сразу объясняет основы, строение пилона, механизм, благодаря которому он крутится и не падает, правила, которые необходимо соблюдать. Он не смотрит на Итэра лишний раз, неуютно чувствует себя под его взглядом, и говорит ровно, слегка сбиваясь иногда на акцент.       Японская речь кажется Итэру впервые такой красивой, когда он слышит её сотканной языком этого человека.       Сяо неудобно с кем-то, он зажимается, это чувствуется. Итэр хочет облегчить его состояние, как-то помочь ему расслабиться. Но он знает его очень мало, недостаточно, чтобы наверняка предугадать реакцию или способ, каким он может ему показать, что его не нужно бояться.       Сяо закрытый сам по себе, вряд ли за этим скрывается какая-то тяжёлая история. А если и да, Итэр не спешит её узнавать, выведывать, наводить справки, устраивать допросы. Он просто хочет быть удобным, чтобы не быть причиной, по которой Сяо не может чувствовать себя естественно и спокойно. Не хочет вызывать у него панику или ещё что-то.       Итэр старается не отвлекаться. Он хочет, чтобы Сяо увидел, что ему не плевать, что он действительно отдаётся делу сердцем. И в какой-то момент он правда проникается пилоном, и вниз головой виснет не потому, что ему говорят это сделать, а потому, что сам хочет. Потому что ему интересно посмотреть на мир под таким углом, под каким Сяо он не кажется враждебным. Так он совсем другой.       Во время перерыва, когда они оба, мокрые и уставшие, пьют воду в тишине пустой студии, посреди запотевших зеркал, а старый хилый вентилятор лениво и бесполезно гоняет воздух туда-сюда, Итэр позволяет себе спросить:       — Давно ты занимаешься этим?       Сяо хмурится в непонимании. У него, Итэр уже заметил, есть проблемы с тем, чтобы контактировать с людьми, вести с ними диалоги, в принципе находиться в их обществе. Он будто рос вдали от цивилизации, в какой-нибудь деревушке с плантациями, глубоко в горах, где прохладно и редко идут дожди. Сяо не похож на того, кого воспитывали улицы и дворы, и представить его лазающим по заборам и деревьям трудно.       Но Итэр знает, как он ловко вскарабкивается на пилон, знает, как обнимает шест ногами, как натягиваются мышцы его рук, когда он держится, объясняя или размышляя над чем-то.       Перед ним, с бутылкой в руке, наполовину с водой, сидит человек, сошедший со страниц какой-то книжки с древними легендами, о которых никто не знает. У Сяо в голове странные, старые идеологии, принципы, с которыми в современном мире не выживают. Он пытается подстроиться, подтачивает несуразный ум под социум, не спешащий помогать ему с адаптацией, откуда бы он ни пришёл в него.       Сяо пытается. Выросший на рассказах дедушки о семерых древних богах и пятерых защитниках, живущих где-то по сей день, он верит в то, что миров несколько, и что добро и зло настоящие, материальные, а не условные. Что мир не чёрно-белый, и оттенков в нём бесчисленное множество.       В студии с Итэром поздним вечером пятницы, уходящей в ночь на субботу, человек, учащий его танцевать на пилоне и учащийся различать каждый новый оттенок.       Сяо недоверчивый, хоть больше сюда подойдёт определение "дикий", наверное. Неручной. Свободный. Порывистый ветер, способный сбить с ног. Молчаливый и тихий, он несёт в своём хрупком с виду теле опасную мощь, с которой стоит считаться.       У Итэра неизгладимое ощущение того, что мальчик, сидящий на полу сбоку от него, не такой же, как он сам. Он другой. Из совершенно другого мира.       А вот как другой мир пустил это божество на пилон, он не понимает.       — Тебя ведь волнует совсем не это, — Сяо кидает на него взгляд. И несмотря на то, что Итэр готов был о него порезаться, смотрят на него совсем не остро. Смотрят устало, вымучено. Сдавшись. Ему вдруг становится стыдно: он не думал, что настолько прилипчивый.       — Прости, — он слабо улыбается и складывает ладони в молельном жесте, — но ты прав. Мне интересно, почему именно пилон. Можешь не отвечать, всё хорошо.       Только Сяо не выглядит пристыженным или обиженным, его лицо ровно никак не меняется. Он только закрывает глаза, будто подставляется ветру, и на какое-то мгновение даже Итэру кажется, что он чувствует лёгкое дуновение, нежный свежий привкус, прикосновение к коже мягких перьев.       Старый вентилятор кряхтит, подрагивая, дребезжит болтами. Он шумный, но когда занимаешься, его не слышно. Всё внимание концентрируется на других вещах. Мышцы Итэра болят после тренировки, после первых флажков, на которые ему предсказуемо, но всё равно неожиданно не хватает сил. Пилон действительно заставляет тело работать совсем иначе, но оттого только интереснее.       Итэр — человек страсти, во всех смыслах, и останавливаться перед чем-то ему не хочется. Если бы танцы были губительным водоворотом, он бы кинулся в него без раздумий, не сожалея ни о чём.       Сяо вдруг такой же водоворот для него, пляски с китайскими драконами под толщей тяжестью в тонны без вдоха и выдоха, на одной лишь финальной затяжке. Всё или ничего. И в этот мир, в эту мясорубку броситься хочется даже больше.       Итэр не собирается вредить, действовать вопреки. Он хочет видеть, что ему доверяют, и чтобы доверие это было искренним, не вынужденным, не на самой грани отчаянным. Он не хочет обманывать, притворяться, быть кем-то, но не собой. Не таким, какой он. А настоящий он никогда не причинит никому вреда без причины, он не нападает первым.       Но Сяо — он загадка, которую разгадать хочется до зуда в кончиках пальцев. И пока он молчит, налаживая темп дыхания и незаметно пульсируя всем своим тонким хрупким телом, Итэр понимает, что всё не так просто, как он думает о себе.       — Я не очень хорошо лажу с людьми, — признаётся наконец Сяо, снова встретившись с ним взглядом. В этот раз глаза он не отводит, говорит спокойно, чуть более расслабленный, чем обычно. Танец сближает, даже если танцуют не в паре. — Ты сам это видишь. Мне есть, что сказать им, а танец для меня самый универсальный из всех доступных языков.       Мало кто, смотря на выступающего, что рассказывает истории телом, взмахами рук, натянутыми ступнями и резкими вдохами, думает о том, чтобы прочитать историю. Люди любят зрелищность. Итэр не знает, что именно танцует Сяо, какое у него освещение, какой костюм, макияж, причёска. Не знает, поэтому не может в полной мере представить его рассказ.       Он хочет это увидеть. Прочитать его универсальный язык.       Поэтому вместо того, чтобы спросить у него: "А о чём ты хочешь рассказать им?" — он спрашивает:       — Можно мне посмотреть тоже?       Сяо слабо улыбается ему уголком губ.       — Я назову тебе дату и время, когда будет известно.       И Итэр понимает, что вопрос задал правильный.