Она пробыла в деревне ещё три дня, отдыхая, набираясь сил и гнева. Правда на кого она гневалась Антонина не знала, потому что… Да как бы никто и не был виноват в том, что она застряла в своём же сне. От осознания этого факта хотелось рычать и бросаться на всех подряд, словно дикий зверь на прутья своей новой клетки, но пока она сдерживалась. Изо всех сил, но сдерживалась. Не хватало ещё ввязаться в бой на чужой территории.
А есть ли у неё «своя» территория? — Антонина нахмурилась и завернула на очередной улочке, на звук чужих голосов, запах еды и выпивки. Бар. Возможно, это то, что ей сейчас нужно?
В питейном заведении было полупусто, большая часть столиков скрывалась за ширмами, откуда приглушенно доносились мужские голоса. Зато стойка у дальней стены была совершенно свободна. Туда-то она и пошла, присаживаясь на высокий табурет.
Бармен, словно появившийся из ниоткуда, хмуро на неё посмотрел, надеясь, что посетительница изволит сделать заказ без его подсказки. Антонина окинула взглядом пространство за стойкой и взгляд остановился на вине. Вот и выбрала.
— Вино, пожалуйста. — Мужчина повернулся к ней спиной и снял с полки указанную бутыль, достав из-под стойки пиалу и поставил перед ней. Антонина отвлеклась от окружающего и вновь утонула в мыслях, медленно наливая напиток себе и любуясь бликами, отражающимися в прозрачно-желтой жидкости — сливовое вино. Перед носом возникло небольшое блюдце с нарезанными фруктами. Вот это сервис, однако.
Вчера она немного разговорилась с хостес, от которой наконец узнала, что деревня находится в одном дне пешего перехода до границы со страной Травы, там уже и климат помягче и поспокойнее, и вода есть почти повсеместно. Антонина скривилась — её поход от места ритуала до этой деревни ей теперь будет сниться в страшных снах.
Вот только есть ли сны, страшнее того, в котором она сейчас находится? Она сомневалась.
Решение не пришлось принимать долго. Глоток за глотком осушая пиалу и откусывая от фруктового ломтика, она уже к третьей пиале сформировала мысль достаточно чётко — как можно быстрее исчезнуть из Тсучи но Куни с концами. Чтобы вышли в поле, и ищи-свищи её. Хмельные мысли немного её развеселили, но она буквально чувствовала, как из организма выветривается спирт. Чёртова регенерация, даже не напьёшься как приличная (или не очень?) женщина, зато перегаром от неё разить начнёт довольно рано. Чёрт. Она снова потянулась поскребсти своё сгоревшее плечо через широкий ворот рубахи, купленной Тоей до её осознанности. Ворот натянулся, впившись краем в предплечье, но принесённое облегчение после почёсывания кожи определённо стоило того. И почему она постоянно про эту рубаху днём забывает? Это бы решило её стольких проблем!
Ну, одной так точно.
Не знаю, как там ходила Тоя, но мне сгоревшие ко всем чертям плечи уже надоели. Сколько уже можно-то, в конце-то концов?! Вечно облезающая кожа, которая ко всему прочему всегда чешется… Врагу не пожелаешь.
Но регенерация ускоряла противный процесс в несколько раз и плечи, только зажившие за ночь, с которых почти полностью слезла старая кожа, уже к обеду вновь были красные и понемногу начинали шелушиться.
Легкий фоновый шум от пьяных разговоров иногда прерывался громкими вскриками и угрозами. Рядом, на соседнее сидение за стойкой, подсел медвежьего вида мужчина, чей запах пота пробивался в немного покрасневший из-за алкоголя нос Антонины. Работяга, самый обычный деревенский мужик…
…настолько обычный, что его большая замозоленная ладонь уже спустя несколько минут соседствования за стойкой незатейливо оказалась на её обтянутой брючиной коленке.
Внутри начала поднимать голову ярость.
Да как он..!
Рука Антонины хлёстко ударила по чужой ладони, но мужик словно и не заметил, ухмыльнулся себе в усы, даже ни разу не повернув лица в её сторону — это вновь включилась её природная наблюдательность — продолжая держать лапу на чужой конечности, начав слегка её сдавливать и поглаживать большим пальцем.
Да я тебе..!
Она яростно зашипела, словно большая кошка и впилась своими короткими, но острыми ногтями в чужую кисть, пропарывая загрубевшую кожу. Вниз по пальцам тут же побежали струйки крови, срываясь на грязный деревянный пол. Мужик руку тут же отдёрнул и угрожающе просмотрел ей в глаза.
— Ну, и, чего смотришь? — агрессивно спросила она, прищурив глаза в лучших своих традициях и разворачиваясь к тому всем корпусом.
Как давно она не пила уже алкоголя? Год? Или больше?..
А, впрочем, разве сейчас важно то, когда она в последний раз пила в реальности? Вряд ли. Да и Тоя перед ней отчета не держала. Но она уже слишком давно не чувствовала такой
ярости. Ярости, что принадлежала одной лишь Антонине, а не как когда она была наблюдательницей в не совсем здоровой головушке Тои.
Мужик наклонился к ней, буквально нависая, пытаясь задавить своей мощью. Но Антонине было абсолютно всё равно. Она была захмелевшей, а запах чужого пота и тонкий армат крови, что она сейчас чувствовала, действовал на неё, словно тряпка на быка — так же раздражающе. Вдруг он протянул к ней свою хваталку, — Антонина дерзко ухмыльнулась, заметив, что именно раненую, — и схватил её за округлый подбородок:
— Пойдёшь со мной, люблю дерзких, — мужик растянул слишком тонкие губы в стороны, хвастаясь отсутствием пары зубов с левой стороны.
— А я люблю
мёртвых, — словно чужими губами прошипела Антонина в чужое нависшее лицо, хватая ворот рубахи, отстающий от массивной шеи, обеими руками и резко потянув его вниз, заставляя встретиться чужую челюсть с её коленкой.
Той самой, которую он лапал.
Чужая рука отлипла от подбородка, но запах крови, раздражающий её обоняние, так никуда и не делся.
— Ты меня замарал, — Антонина схватила его за загривок и сильно сдавила чужую шею, от чего мужик зашипел, словно большой кот. Её запястье резко тёрло подбородок в попытке убрать из-под носа раздражающий запах, но только сильнее размазывая капли по коже. Пока Антонина занималась собой, мужик наконец пришёл в себя и вывернувшись замахнулся, чтобы дать ей пощёчину.
Да кто же тебе даст это сделать, малыш?
Антонина резко присела, делая подсечку, от которой этот увалень упал спиной на стойку подняв шум и привлекая наконец чужое внимание — из коморки вновь вынырнул бармен и, увидев это безобразие, поднял голос:
— А ну проваливайте, оба! Пока за погром не заставил платить!
Она повела плечами, пожала ими и тут же направилась на выход, не дожидаясь реакции слегка опешившего мужика. Прохладный уличный воздух немного её протрезвил, и Антонина захотела дать себе по шее — надо же было нарваться. Тикать отсюда, пока мо́лодец не вышел за продолжением.
Право, не убивать же его?
В мыслях поселилась противная мысль, что можно было бы. Двух зайцев тогда одним выстрелом — и развеяться, и мужик больше хваталки свои к дамам протянуть не сможет чисто по причине их отсутствия.
… Развеяться? Она подумала развеяться?!
Скорее, просто вон отсюда. Убежать не оглядываясь, пока ей опять не пришло в мысли развеяться с помощью чужого убийства. Утром же она отсюда свалит!
Скопив чакру в ногах (а она наконец-то наловчилась этому делу), Антонина запрыгнула на ближайшую крышу и побежала вперёд, как можно дальше от бара, откуда как раз вывалился попытавшийся её домогаться мужик. Её затопило мимолетное отчаяние — не дали как следует порезвиться, уж она бы ему..!
Впереди замаячил её отель, вот видно небольшое окошко её комнаты, с закрытыми шторами. Тихо. Просто оглушающе тихо…
Чуть ли не на цыпочках вскочить на крышу, подцепить непослушными от алкоголя пальцами раму и открыть её, плавно соскользнув внутрь. Грация кошки, реакция… тоже кошки, а не как любила шутить Евгеша.
Евгеша… Как она там? Сколько это уже продолжается?
Антонина умылась холодной водой в ванной, смывая с себя липкий пот после посещения бара и следы чужой крови с подбородка, которые ей оставил тот мужик, тщательно проверила, закрыла ли она за собой окно и только тогда, плотно закрыв шторы, разделась и наконец улеглась на футон, закуклившись в одеяло словно гусеница.
Она лежала долго, может, час, может, даже два, с грустью вспоминая лица своих девочек и лишь к рассвету забылась беспокойным сном, который окончательно прервала чужая возня за дверью — наступило позднее утро, и постояльцы из других комнат занимались своими повседневными делами.
Ей, наверное, тоже уже пора вставать и валить отсюда поскорее.
Внезапно ей вспомнилась вчерашняя небольшая потасовка в баре. Она…
увернулась? И не просто увернулась, но ещё и ответила противнику, превосходящему её в размерах в несколько раз? Нет, это конечно круто, но
как?
Рефлексы? Явно не рефлексы самой Антонины. Значит, это рефлексы Тои.
Антонина уже начала сомневаться, что это сон. Сильно сомневаться, но принять происходящее как реальность? Нет ничего более бредового, если она, конечно, не вторая личность Тои, что внезапно захватила над той контроль, как иногда показывают в фильмах про людей с расстройством личности.
Неужели тогда вся её жизнь — это выдумка больного мозга Тои, и не было никакой Антонины, не было Дашки и Наташи, не было Лидии Григорьевны, не было Тишки… Не было Женечки и Ярославы…
Нет, быть такого не может!
А если она
умерла?
Антонина крепко задумалась, резко сев на футоне и прижимая одеяло к голой груди.
Может ли быть такое?
А почему нет? Пятьдесят восемь конечно еще не самая старость, но кто-то и раньше уходит, даже до тридцати. Даже если у неё и не было никаких предвестников, это же ничего не значит, да?
Тогда что с ней тогда происходит? Галлюцинации умирающего во сне сознания, застрявшего во сне о жизни кровавой и бессмертной джашинистки?
Антонина крепко зажмурилась и прижала руки к лицу, пытаясь остановить подступающие слёзы отчаяния. Внутри вновь поднималась ярость. Да откуда же она берётся?!
Антонина (или всё-таки ей будет проще начать считать себя Тоей?) успокоилась только спустя полчаса, когда солнце вновь начало подниматься к зениту, щедро одаривая земли под собой жаром, что пробивался даже сквозь стекло и плотно задёрнутые шторы. В дверь постучались:
— Госпожа, через полчаса выселение, — сообщили ей через дверное полотно.
Значит, ей пора.
Тоя (пускай будет так, она слишком хочет сберечь свою прошлую жизнь, не мешать светлое прошлое с кровавым настоящим) быстро поднялась и начала скидывать все свои вещи обратно в рюкзак, который был вновь запечатан в свиток. В этот раз она была умнее и взяла воды с запасом, благо в этом мире своя ноша может буквально
не тянуть, спасибо фуиндзютцу и свиткам. А ещё она конец-то сообразила надеть закрытые плечи перед длинной дорогой.
Пожалуйста, только не сгори опять! — взмолилась Тоя к своему организму.
***
Спустя полчаса она уже стояла у ворот, что ограничивали территорию деревни. Впереди маячили зелёные кроны деревьев, до которых осталось только добраться, чтобы её скорость перемещения была наконец-то сравнима со скоростью перемещения нормальных куноичи, а не улиточной скоростью гражданских. Странно, но принятие мысли о собственной смерти её успокоило и подарило умиротворение. Жаль только, что совсем недолгое.
Через час пути вдоль дороги ей в спину прилетел первый кунай. Она только вступила в редкий подлесок, который активно просматривался во всех направлениях ещё несколько километров наперёд. Прямо в лопатку. Тело прошила боль, а рука незамедлительно вытянула свиток нагинаты из подсумка, призывая грозное оружие, что пустило солнечного зайчика от луча, попавшего прямиком на лезвие.
С бессмертной играть решили, шутники?
Мысли вновь начал застилать гнев. Кто посмел?! Свободной рукой она дотянулась до лопатки и выдернула метательное оружие.
Бо-ольно.
Какая интересная форма, — подумалось ей, когда она увидела трехгранное лезвие. Кровь неприятно заструилась по горячему от уличного зноя телу. —
Опять шмотьё на выброс.
На лицо вернулся злобный прищур и кособокая ухмылка. Взгляд выцепил переставших скрываться двоих мужчин.
Было бы очень иронично, если бы с ними был тот вчерашний мужик.
Слежка? Или всё же засада? На случайного прохожего или именно на неё?
Чёрт, она так и знала, что была слишком беспечна.
— Мальчики, — громко протянула она гласные и раскинула руки в стороны, словно приветствуя старых друзей. Раненную лопатку прострелило болью, но лицо словно сковало льдом и ничего кроме ухмыляющейся гримасы там так и не появилось.
Вот только друзья обычно не умирают от рук друг друга. О, сейчас определённо кто-то умрёт.
И этот «кто-то» не она.
— Хей, Ичи, смотри какая пташка, — пихнул один другого под ребро локтем. Второй нахмурился, отпихнув товарища и оценив чужое оружие и выражение лица.
Так не смотрят на тех, кто тебя ранил. Что-то не то.
Что же?
Девушка напротив заняла выжидательную позицию, уперев нагинату в мягкую землю под ногами, а пара мужчин всё ещё ничего не предпринимала, только ответно скорчила ухмыляющиеся гримасы.
Что им, пигалицы что ли какой-то пугаться?
— Хей, милашка, — обратился он к Тое, — кошелёк или жизнь? Или ты хочешь погрубее? — вновь обратился к ней первый мужчина, поиграв бровями. Мужчина, названный Ичи, расслабил лицо и хмуро окинул местность взглядом из-под кустистых бровей.
— Если и жизнь, то только ваша! — задорно крикнула девчонка, перехватив нагинату по центру, лезвием вниз, зажимая древко локтем и отведя его в сторону. Левая нога плавно переместилась назад, колени немного согнулись — она готовилась к схватке.
В крови начал прибывать адреналин. Сердцебиение и дыхание ускорились, насыщая мышцы кислородом. Правая рука начала немного подрагивать, словно от нетерпения. Заметившие её приготовления разбойники (теперь она была уверена, что она не по её душу, просто так сложилось) напряглись. Повезло же — нарваться на куноичи в гражданском. Глядишь, была б своём они б и не вылезли.
Рука более крупного Ичи легла на меч, закреплённый на бедре, большой палец немного оголил острое лезвие. Он готов. И он не отступит в страхе от какой-то
девчонки. Брат, который кажется ещё не всё понял, стоял рядом, прокручивая на указательном пальце кунай.
Они замерли друг напротив друга, ветер шелестел в кронах молодых деревьев, перекрикивались птицы и изредка шуршало в кустах. Обычная лесная жизнь. Первым не выдержал молодой Тецу. Перехватил кунай в ладонь и швырнул его вперёд, метя в корпус — цель крупная, сложно промахнуться.
Тоя легко уклонилась, отведя корпус немного назад и тут же вернулась в устойчивое положение.
Начнём.
Она вышла на три шага вперёд. Деревья. Не самая удачная позиция для боя длинным оружием, но если использовать их как препятствия? Губы раздвинулись в открытой улыбке. Зрачки в розовых глазах расширились, затапливая радужку.
Шаг вперёд. Перехватить древко второй рукой, выставив вперёд тупой конец.
Ичи оголил катану и бросился вперёд. Выпад, который Тоя блокирует хвостом нагинаты. Скрежет металла о металл. Тело, не давая опомниться разуму, действует самостоятельно. Мимо вновь пролетает кунай, призванный отвлечь её внимание.
Не хочет мешать или он вообще не боец, так, страху помогает нагонять?
Всё ещё сцепленное оружие она подкидывает вверх, разрывая контакт, целя лезвием по ногам, пускай её атаку и успевают заметить и отскочить.
Идеальное оружие.
Это почти что бой до первой крови. Он пытается задавить её грубой силой, а она делает ответные колющие выпады, оттесняя мужчину всё дальше, пусть ей тем временем уже прилетело сюрикеном в бедро и зацепило кунаем плечо. Не страшно, только подогревает схватку. Занести нагинату над головой, кратковременно открываясь, но тут же начав быструю атаку, снизу-вверх, по широкой дуге. Внезапно меняя направление движения, чтобы зацепить чужое открытое плечо.
Наконец-то.
В голове пусто и гулко, словно в бочке. Серьёзное лицо озаряет открытая улыбка. Достала! Финальный тычок древком в торс, пропущенный Ичи из-за зажимания небольшой раны. Она отходит назад на два шага совсем позабыв про второго.
Горит, да? Ничего, то ли ещё будет…
Триумф портит подскочивший к ней со спины Тецу, пока она отвлеклась на своё довольство добытой кровью. Прижать спиной к торсу девчонку, одновременно вгоняя под лопатку очередной кунай, сдавить предплечьем её горло, чтобы немного приструнить. Тоя вскрикнула, почувствовав, как острая боль расходится во все стороны.
Если останутся шрамы — можно будет потом шутить, что она упала с небес, а это — следы бывших крыльев, — пришла ей в голову нелепая мысль.
Глубоко вошёл. Во рту чувствовался вкус крови, которая начала скапливаться. Может, пустить кровавые пузыри? Да нет, глупо. Она тяжело вздохнула, чувствуя подступающий захлебывающийся кашель, ухватилась ближе к лезвию, вывернув кисть в сторону локтя и резко распрямила руку на уровень груди, перерезая чужие сухожильные мышцы.
В уши ударил крик.
—
Тебе же больно? Расскажи мне, — мурлычет она упавшему парню на ухо, обойдя его и присев со спины. Рукой хватает его за ногу, погружая пальцы глубоко в свежую рану. —
Кричи для меня — словно безумная шепчет она.
Мысли наполнились экстазом от чужой боли, понемногу вытесняя азарт от первого боя. Кисть, покрытая чужой кровью, поднимается на уровень глаз, чтобы видеть, как теплые капли расчерчивают её бледную кожу алыми дорожками, скатывающимися до локтя. Словно в трансе, она касается пальцами губ и слизывает языком с них кровь.
Её кожа окрашивается в чёрный, на лице появляется белая маска, по пальцам растекаются белые полосы, символизирующие кости. Растрепавшиеся волосы липнут к мокрым от пота щекам, а чистая рука хватает один из клинков, что продолжали украшать её шею.
Рассечь кожу, смешивая свою кровь вместе с кровью Тецу, щедро окропить ею землю вокруг себя, ногой соединяя прерывистую дорожку в единый рисунок.
Нагината, всё ещё удерживаемая ею в руке, подносится ближе к глазам. На черном глянцевом лезвии видна подсыхающая кровь Ичи. Может ли она одновременно держать контакт с двумя жертвами?
Пальцы пробегаются по кромке и она, склонив голову, мягко слизывает языком чужую кровь. Попробуем…
Короткий перехват и она разрезает штанину, а вместе с ней и бедро сбоку. Крик раздается сзади, где остался старший. Младший же пытается отползти от неё подальше, оглядываясь назад со священным ужасом.
Что же у всех жертв за дурные манеры? — возмущённо думает она.
Тоя оглядывается через плечо. Значит, только последний.
Жаль, было бы интересно работать одновременно с двумя…
В мысли закрался ужас.
Ритуал! Она начала чёртов ритуал!
Глаза расширились от осознания её поступков. Она вступила с ними в бой, и начала ритуал!
Оступаясь она шагает назад, почти падая на спину, от накатившего отчаяния она не оглядываясь разворачивается и бежит вперёд, глубже в лес, куда она изначально держала дорогу. Вперёд!
Вперёд! Как можно дальше от ритуального круга и от не состоявшихся жертв.
Постепенно чёрный цвет начал вновь уходить с её кожи. Значит, ритуал прерван. Они умерли или это просто она так далеко? Хоть бы второе…
***
Она бежала без остановки до самого заката, когда уже совершенно выдохлась. Нагината, крепко сжимаемая всё это время в её руке сильно оттянула плечо, от чего мышцы противно ныли.
— Идиотка! — прошипела она себе под нос, упав под ближайшее дерево и переводя дух.
