Моя Гиперборея

      К потолку крепилось шесть длинных люминесцентных ламп. Исходивший от них белый свет пробивался сквозь потускневший пластик плафонов. Те темнели к углам: присмотревшись, получалось разглядеть сотни мёртвых мошек, погибших в своих темницах. Но до них никому не было дела. В этом месте никому и ни до кого не было дела. Ни живым, ни мёртвым.       Лилиан с трудом сглатывала вязкую слюну, комом спускающуюся по глотке, и старалась не дышать. Вдох носом – всё внутри забивалось отвратительной смесью запахов, окутавших тела. Вдох ртом – то же самое, с прибавившейся специфической горечью на языке. Её тело колотило от безмолвной истерики, иногда она вздрагивала и шумно втягивала в себя воздух. В такие моменты становилось абсолютно всё равно и на дурной запах, и на вкус, и на холод.       Ей было всё равно. Как и всем здесь.       У стоящего рядом врача не было лица – только белый халат, блики на очках и выдрессированное безразличие во взгляде. А ещё у него был голос: холодный, как застывший в помещении воздух, и резкий, как углы скудных металлических столов вокруг.       Его голос резал. Ювелирными движениями опытного хирурга отсекал от Лилиан тонкие полосы плоти словами. Она истекала кровью, погибала с каждым новым предложением, но позволяла себя терзать. Сейчас, стоя в крохотном морге на улице, названия которой раньше не знала, Лилиан хотела умереть по-настоящему.       – Ваш вердикт? – человеку рядом с ней было всё равно, что она умирала. Он привык, прикипел к мертвецам больше, чем к реальным людям. В нём не было ни понимания, ни сострадания, ни души – её отсутствие скрывал вечный отблеск очков. – Есть кто-то ещё, кто может опознать тело?       Тело – вот, как его называли теперь.       Лилиан шмыгнула носом, по лицу побежал новый поток слёз. Она раскраснелась, задыхалась в истерике, но не сводила раздражённых глаз с человека перед ней.       Тело – это её мёртвый отец.       Она не знала, как смогла сделать первый шаг. Она понятия не имела, как ноги не подогнулись под ней и она не рухнула на холодный кафельный пол, разбивая колени и локти в кровь. Она не отдавала себе отчёта в том, как оказалась так близко к Шиджеру. К тому, что от него осталось.       Его невозможно было опознать.       Перед ней лежал обугленный мертвец. Кожа на нём оплавилась, плоть превратилась в угли. Когда-то серебрящиеся сединой волосы исчезли, объятые пламенем. На родном лице не осталось ни одной знакомой черты – лишь бугры костей, белыми пятнами проступающие сквозь черноту.       – Вот остатки одежды.       Перед ней положили прозрачный пакет. Там были обгоревшие клочки ткани, кусок ремня, оплавившаяся пряжка. Лилиан смотрела невидящим взглядом на содержимое и не могла различить ни цвет, ни текстуру. В чём уходил её отец? Она не могла вернуться к тем воспоминаниям. Казалось, у него действительно была синяя рубашка. Такого же цвета, как и обрывок оставшейся ткани.       Ей не хотелось верить в его смерть. Она могла отказаться. Опровергнуть всё, солгать, велеть искать дальше. Она могла скинуть эту ношу. Взвалить её на плечи другой семьи, чей родственник так же исчез в огне.       Она не стала этого делать.       Перед её глазами, сквозь вечную пелену слёз, был виден кулон. Небольшой серебряный полукруг, когда-то изображавший месяц, вплавился в сгоревшее тело. Лилиан смотрела, как металл древней печатью слабо мелькал на чёрной груди, и не могла отрицать того, что узнала его с первой секунды. Она кивнула, утопая в новой волне рыданий, и больше не могла различить перед собой совершенно ничего: ни контура протянутой ей ручки, ни места, где надо было подписать.       Её будто выдернули из воды.       Лилиан сделала глубокий вдох, словно лёгкие были совершенно пусты, и распахнула глаза. Белизна морга сменилась тьмой, в которой нельзя было ничего рассмотреть. Назойливый искусственный запах исчез, уступая место привычным дереву и белью. Прежними оставались лишь ужас, сковавший тело, и мокрое от слёз лицо.       – Ты в порядке?       Она не сразу поняла, что обращаются к ней. Даже простое понимание, что в комнате есть кто-то ещё, пришло не сразу. Только спустя пару мгновений, когда сознание начало возвращаться, а реальность принялась обретать очертания, она ощутила прикосновение ладоней к своим плечам.       Годжо.       Он был совсем рядом. Навис, придерживая дрожащее тело, и смотрел не отрываясь. Даже в темноте Лилиан различила всепоглощающее беспокойство, застилающее его глаза.       – Сон, – прохрипела она, только теперь понимая, что же произошло.       Всё действительно было простым кошмаром.       – Ты кричала, – Сатору шептал, словно боясь спугнуть только добравшееся до неё спокойствие.       – Громко?       Она могла не задавать этот вопрос: горло саднило неприятной острой болью, голос казался хриплым и шипящим.       – Я был у себя, когда услышал.       В дверь постучали.       От этого звука Лилиан вздрогнула и вновь затряслась. Годжо нахмурился:       – Это Кусакабе, – не оборачиваясь, сказал он.       – Тоже слышал?       – Похоже на то. Жди здесь.       Парень поднялся, и только услышав лёгкий скрип кровати, Лилиан поняла, что всё это время он сидел рядом. В темноте зашаркали шаги, штора, повинуясь мимолётному порыву магии, отодвинулась в сторону. Помещение заполнила дымка белёсого лунного света, позволяющая рассмотреть скудные очертания. Щёлкнул замок, и по полу лёгкой волной пробежал ветер.       – Что с ней? – на пороге действительно стоял Ацуя.       Годжо облокотился плечом о дверной косяк, всем своим корпусом преграждая проход и не позволяя увидеть Лилиан.       – Всё хорошо. Уже.       – Она кричала.       – У женщин бывает такое. Особенно по ночам. Не в курсе?       – Скорее от ужаса, – голос Кусакабе стал ниже и жёстче. – От твоего вида?       Сатору лишь тихо засмеялся вопросу:       – Не думаешь же ты…       – Хватит! – ей было больно повышать голос. Лилиан прижала ладонь к шее, растирая горло, и заставила себя встать с кровати. Края одеяла, тёплым коконом обернувшего её тело, смиренно ползли по полу. Ей самой едва удавалось переставлять ноги. – Не устраивайте здесь цирк, – она выглянула из-за спины Годжо и толкнула его в бок, заставляя подвинуться. Парень недовольно скривил губы, но повиновался.       Кусакабе пристально смотрел на неё.       – Со мной всё хорошо, – она пыталась звучать как можно убедительнее. – Просто кошмар.       Мужчина хмыкнул и бросил на Сатору очередной колкий взгляд. Лилиан сразу же пресекла это, не дав ответить:       – Дурной сон, – повторила с нажимом. – Уже всё в порядке. Спасибо.       Ацуя запустил ладонь в растрёпанные после сна волосы. На нём была мятая футболка и тонкие растянутые штаны: он сам только вылез из кровати.       – Хорошо, если так.       – Правда. Спасибо большое, – Лилиан выдавила из себя улыбку. – Простите, что разбудила.       – Доброй ночи.       – И вам, – она закрыла дверь.       Годжо, всё это время молча стоявший в проёме, прошмыгнул внутрь.       – Дёбрай ноти, – передразнил он.       Внутри вспыхнуло навязчивое желание пнуть его за все выходки, но Лилиан всё ещё была слишком слаба. Она бесформенной тенью проскользнула мимо и рухнула на кровать. Хотелось уснуть и забыться, но сейчас это было невиданной роскошью. Куда более вероятным исходом казался очередной кошмар, поджидавший на пороге сна и реальности. Лилиан пересилила себя, вытянув руку из-под одеяла, и наощупь включила настольную лампу. Озаривший комнату свет резал глаза, и она недовольно и обиженно заворчала и вновь щёлкнула выключателем, возвращая темноту. С головой нырнула под одеяло и притянула ноги к себе, хоть немного чувствуя себя защищённой.       – Тебе бы купить ночник, – Годжо тут же приземлился рядом. Он оттеснил её ближе к стене, без лишней скромности растягиваясь на освободившемся краю. – Что тебе снилось?       – Не важно.       – Точно? Можешь поделиться, если хочешь. Если рассказать кошмар, он будет казаться менее реальным.       Лилиан тяжело вздохнула: её кошмар, сколько бы она его ни рассказывала, не исчезал. Она выглянула из своего укрытия: Сатору полулежал рядом, закинув за голову подушку, и смотрел перед собой. В лунном свете его белые волосы отдавали платиной и переливались при малейшем движении. Лилиан поймала себя на мысли, что хочет поделиться с ним всем. Рассказать секрет, который носила в себе всё это время.       – Мой отец мёртв, – простые слова, которые приходилось силой срывать с собственных губ.       Она вылезла из-под одеяла, наконец вдохнув прохладный воздух, перевернулась на спину и уставилась невидящим взглядом в потолок.       – Он сгорел. Погиб при пожаре. В торговом центре произошёл несчастный случай, что-то взорвалось рядом с ним.       Голос дрогнул, выдавая подступившие слёзы. Лилиан вцепилась пальцами в простынь, с силой комкая её.       – Он умер из-за меня.       Вот и всё. Так просто. Секунда – и она призналась в том, что скрывала.       Рядом раздался шорох. Ей не надо было поворачиваться, чтобы знать: сейчас Годжо смотрит не отрываясь.       – Я мало тренировалась, – слёзы собирались в уголках глаз и скатывались вниз по вискам, теряясь в спутанных волосах. – Мне не надо было становиться шаманом, но он хотел, чтобы я могла себя защитить. В тот день… – она всхлипнула, вытирая ладонью лицо. – В тот день он оставил клинок мне. Попросил хоть немного позаниматься. Если бы не это, он бы смог себя защитить. Его территория спасла бы всех там, но он оставил клинок мне.       Она вновь всхлипнула и замолкла. Губы дрожали, и Лилиан до боли кусала их, пытаясь успокоиться. Во рту появился знакомый привкус крови, в нос ударил её запах. Она ковыряла ногтями простынь, норовя порвать тонкую ткань.       – Ты…       – Мне сказали, он помогал людям эвакуироваться. Проводил их в безопасные места, искал потерявшихся. Он должен был выжить, – она прикрыла глаза и вновь увидела перед собой сгоревшее тело. – Рядом с ним что-то взорвалось. Какой-то баллон или что-то вроде. Он не успел защититься. Говорят, он умер сразу же.       Она замолчала. Они оба молчали, позволив тишине захватить их и окутать лишь тихими звуками дыхания: его – спокойного, и её – то и дело прерывающегося рыданиями.       Кровать скрипнула, и Лилиан почувствовала движение совсем рядом. Перед глазами мелькнула тень, и она ощутила мягкое тёплое прикосновение к своему лицу. Годжо вытирал её слёзы. Бережно вёл пальцами по мокрым следам, прижимался тыльной стороной ладони к мягкой щеке. Было тепло. От обволакивающей её заботы хотелось плакать лишь сильнее.       – Тебе принести воды? – голос его был одурманивающе тихим и успокаивающим.       Хотелось пить. Губы отдавали неприятной сухостью, горло першило. Она прошептала:       – Обними меня.       В то же мгновение Лилиан накрыл жар. Это был не собственный, вызванный смущением от произнесённых слов, – он исходил от Годжо. Её аккуратно повернули, обхватив за талию, притянули ближе. Она почувствовала горячее дыхание в своих волосах и то, как Сатору бережно зарывается в них носом. Перед ней открылась его шея, и даже через отступающую волну слёз можно было разглядеть венки, вязью поднимающиеся от ключиц к подбородку.       Сейчас Годжо был совершенно другим: обыденным и домашним в своей мягкой одежде, с нескрытыми ничем глазами и без бесконечности, окружавшей его. Он был непривычно тёплым, уютным, и, поддавшись малейшей прихоти, Лилиан прижалась теснее, утыкаясь носом в открытую бледную шею и глубоко вдыхая запах чужой кожи. Она всё ещё мелко дрожала, но страх уходящего кошмара и вновь нахлынувших на неё воспоминаний медленно отступал. Она чувствовала, как её обнимают крепче, как бьётся сердце человека рядом с ней, и всё это приносило то самое спокойствие, которое, казалось, навсегда покинуло её.       – Ты ни в чём не виновата.       Она не сразу разобрала сказанное. Годжо шептал ей в макушку, слова терялись в волосах, мурашками разбегались по коже, пробирались к солнечному сплетению и оставались там.       – Это действительно стечение обстоятельств. Ужаснейшее, кошмарнейшее совпадение, – его ладонь скользила по спине, пальцами перебирала один позвонок за другим, прижимала к себе ещё ближе. – Ты ни на что не могла повлиять. В этом мире есть вещи, перед которыми мы все бессильны.       Он замолк. Лилиан чувствовала тяжесть, с которой были произнесены последние слова. Ей казалось, что они сорвались с губ сами. Без спроса, раздирая собой горло, пробрались из глубин чужой души.       – Спасибо, – она ответила так же тихо, даже не надеясь быть услышанной. Подалась вперёд, ткнулась носом в угол челюсти, прижалась к тонкой коже губами. Не поцелуй – попытка приблизиться, прижаться, почувствовать тепло рядом. Годжо был живым и как никогда настоящим. Обычным человеком, сотканным из плоти и крови. Тонкая венка пульсировала под её губами, повторяя биение сердца.       – Попробуй уснуть, – она была готова поклясться, что сейчас он улыбается.       Слабое поле его энергии возникло из ниоткуда. Оно растеклось в воздухе невидимой пеленой, и Лилиан почувствовала, как её тело накрывает магия.       «Бесконечность, – сразу поняла она. – Непробиваемая защита».       Они вместе были под куполом, тонкой невидимой плёнкой окружившей их тела. Ничего вокруг не поменялось: редкие звуки окружающего мира не стали тише, воздух не потяжелел, но Лилиан чувствовала себя как никогда защищённой. Она заёрзала, устраиваясь удобнее. Позволила укрыть себя одеялом.       – Тебе не холодно?       – Мне замечательно, – он всё ещё улыбался, и Лилиан осознала, насколько сильно хотела бы видеть его лицо. Она думала о том, как долго мечтала оказаться в его объятиях и вовсе не могла предположить, что всё случится именно так.       «Ничего, – говорила она себе, устраивая руку на мужском плече, обнимая, – надо же с чего-то начинать».

***

      В следующий раз Лилиан проснулась ранним утром, когда солнце ещё не появилось над тёмными кронами деревьев, но слабым золотистым светом уже рассеивало полумрак. Ей было тепло и уютно, хотелось вновь провалиться в сон, предавшись молчаливому забвению, но раз за разом её сознания достигал посторонний шум. Она поморщилась, делая первое движение, и лениво приоткрыла глаза. Годжо рядом не было: подушка казалась непривычно пустой, а незанятый край кровати – неуютным и холодным. Лилиан повернулась набок, устраиваясь удобнее, и наконец осмотрелась.       – Разбудил? – голос раздался со стороны двери, и ей быстро удалось заметить шамана в тени крохотной кухни.       – Сколько времени?       – Скоро будет пять.       – Чего не спишь?       – У меня самолёт.       – В такую рань? – она захныкала и по-детски потёрла глаза, словно это ей предстояло выбраться из-под тёплого одеяла и добрых пару часов провести в аэропорту.       – Что уж поделать, порой даже сильнейшим приходится подстраиваться под расписание перелётов, – Сатору засмеялся своей же шутке, а потом, неспешно сократив дистанцию, присел на корточки у самого изголовья. – Как спалось?       – Прекрасно, – Лилиан улыбнулась, довольно смакуя остатки покоя. – Никаких снов, никаких кошмаров – что ещё нужно для счастья? – из-под опущенных ресниц она бросила на парня беглый взгляд.       – Ещё больше сна? – словно подтверждая собственные слова, он широко зевнул. – Нечего нормальным людям бодрствовать в такое время. Укладывайся баиньки, я не буду мешать.       Отпускать его совсем не хотелось. Лилиан обвела парня взглядом и заставила себя послушаться:       – Тогда доброй ночи?       – Скорее, доброго утра, – улыбнулся Годжо прежде, чем уйти.       В комнате вновь повисла тишина, но сон не спешил возвращаться. Лилиан ворочалась, пытаясь устроиться удобнее, перекладывала подушку, то скидывала с себя одеяло, то с недовольным ворчанием тянула его обратно. Все её попытки забыться вновь рано или поздно приводили лишь к одному – воспоминаниям минувшей ночи, теплу чужого тела рядом и горячему дыханию в волосах.       – Вот чёрт, – она счастливо засмеялась, в очередной раз осознавая, что всё произошедшее – реальность. Резким движением она села, скидывая с себя одеяло и остатки дремоты. Сейчас Лилиан была как никогда бодрой и отдохнувшей. Солнце, наконец взобравшееся на макушки деревьев, лучами исполосовало комнату. На столе сверкал, переливаясь инкрустированными в него камнями, клинок. Этот день – даже если он не отличится от всех предыдущих – уже был невероятным.       Но даже здесь её поджидал сюрприз. И, как бы ей ни хотелось верить в лучшее, сюрпризы не всегда были хорошими.       Всё началось, когда перевалило за полдень. В коридоре, ведущему к архивным комнатам, раздался беспокойный топот шагов. Следом за ним – громко захлопали двери. Лилиан оторвалась от своего занятия, отложив очередную пыльную папку в сторону, и прислушалась. Среди всего нагрянувшего шума и неразберихи отчётливо звучало её имя.       Она не успела ни встать, ни отозваться, когда ведущая к ней дверь с хлопком распахнулась и на пороге появился растрёпанный и взлохмаченный Иджичи.       – Лилиан!       — Я здесь! — она стремглав покинула своё укрытие из стеллажей и поспешила к мужчине.       – Будда, я нашёл вас! – воскликнул он, стоило ей появиться. – Нашёл, – пробормотал в разы тише. Его плечи, до этого напряжённо вздёрнутые, опустились и привычно ссутулились, с лица пропала тонкая вязь морщин.       – Что случилось? Меня кто-то ищет?       Он кивнул:       – Да, я. Я ищу. Студентам нужна ваша помощь.       Больше слов не требовалось. Лилиан метнулась обратно в проход. Схватила оставленное на полу оружие, проигнорировала раскинутые вокруг стула папки и записи. На них не было времени. Сейчас ни на что не было времени.       То, что первогодки уехали на внеплановую миссию, не было тайной. Они сами вызвались: первым попросился Мегуми, и одноклассники решили не оставлять его одного. Лилиан почти ничего не знала о задании: то проходило в префектуре Сайтама, было связано с чередой странных смертей – и всё.       — Что там за проклятье? — шаги её были широкими, стук подошв тихим эхом отскакивал от стен. Она уверенно шла вперёд, и Иджичи едва поспевал за ней.       — Все умерли у порога своих домов. Дверь заклинивало. На камерах видеонаблюдения зафиксировано, что жертвы видели проклятье. Они были напуганы, пытались спастись, но не могли попасть внутрь. Когда человек умирал, всё начинало работать вновь. Другие жильцы, разумеется, с проблемой не сталкивались.       — Двери автоматические?       — Разные. Мы уже связались с теми фирмами и организацией, предоставляющей услуги безопасности.       — И?       — Никаких совпадений. Но это не главное.       Она остановилась так внезапно, что мужчина едва ли не врезался в неё. Голос звучал холодно и резко: Лилиан не могла контролировать собственный гнев, скрывающий беспокойство.       — Что же тогда главное?       — Я расскажу всё в машине. Нам стоит поторопиться.       Всё оказалось вовсе не так, как она себе представляла.       Первое, что ей сообщили: Сайтама — место, где вырос Фушигуро.       Второе: всех жертв связывала лишь одна вещь. Это никак не относилось ни к дверям, ни к домам, ни к фирмам. Все погибшие окончили одну школу. Ту же, где когда-то учился Мегуми.       И третье: следующей жертвой проклятого духа могла стать Фушигуро Цумики — его старшая сестра, о которой Лилиан слышала всего раз.       — Вся суть в обряде, — Иджичи не сводил глаз с проезжей части. Его лицо было напряжено, пальцы сжимали руль так, что выпирающие костяшки казались белыми. — Ребята выяснили, что у старшеклассников была своего рода проверка на храбрость. Они прыгали с тарзанкой с моста. Мы считаем, что именно там к ним цеплялось проклятье.       — Дух, вызванный страхом прыжка?       — Или страха стать изгоем. Передумать и отступить в последний момент, дав одноклассникам вечный повод для насмешек.       Лилиан нахмурилась: она и представить не могла, что простая школьная глупость может привести к таким последствиям.       — Сколько у нас времени?       — Никто не знает. Студенты сейчас пытаются найти духа, но Фушигуро боится, что тот уже отправился за его сестрой. Нам нужен шаман, способный остановить его. Извините, все первые уровни заняты, иначе бы я ни в коем случае не стал дёргать вас.       — Масамичи знает? — ей был неважен ответ. Даже если бы Яга оказался против её выезда из колледжа, Лилиан всё равно не смогла бы поступить иначе. У неё был шанс помочь. Возможно, даже спасти чужую жизнь. Она не имела права отказываться.       — Я предупредил его. Никто не считает, что происходящее как-то связано с тем проклятьем, что преследует вас. То есть, мы не думаем, что это может быть ловушкой. Но всё же будьте настороже. Если кто-то освободится раньше, вас подменят.       — Рядом с Цумики есть кто-то?       — Простите?       — Ну, ассистент. Кто-то, связанный с колледжем, — без разницы. Или просто позвоните ей и попросите вызвать такси: пусть едет к нам навстречу. Чем быстрее мы пересечёмся…       — Так вы не знаете? — впервые за всё время Иджичи оторвал взгляд от дороги, чтобы бегло посмотреть на неё. Даже этой доли секунды хватило, чтобы рассмотреть беспокойство на бледном лице.       — Не знаю чего?       — Фушигуро Цумики. Она проклята.       Лилиан никогда не задумывалась о масштабности этого слова. Она знала, что в Японии её колдовство принято называть проклятой энергией. В этом даже находился особый смысл: всё-таки в основе их магии действительно лежали негативные эмоции. Они были неподвластны обычным людям. То, что шаманы умели превращать в собственную силу и использовать во благо, в теле любого прохожего являлось рассадником злобных духов. Все страхи, обиды, разочарования — тысячи зёрен, из которых могли вырасти опаснейшие существа.       Проклятья – создания, сотканные из отрицательной материи чужих негативных эмоций.       Проклятая энергия – то, что могли предоставить шаманы в противовес.       Даже зная это, Лилиан понятия не имела, что же в полном магии мире означало слово «проклинать». У неё не было никаких догадок ровно до того момента, пока она не увидела Фушигуро Цумики.       Девушка была не похожа на брата – разве что такая же вытянутая и худощавая. Каштановые волосы струились мягкими прядями, обрамляя нежное, умиротворённое лицо. Она отличалась от Мегуми – только такая же бледная и угловатая. Но, в то время как Фушигуро-младший мог лишь ссылаться на генетику, с Цумики всё оказалось иначе. И бледность, и остроту черт объясняла кома.       Кардиомонитор размеренно пищал рядом с её кроватью. Костлявая грудь то и дело вздымалась под тонким белым покрывалом. Руки, почти сливавшиеся с ним, были опоясаны тонкими змеями проводов. Цумики спала долгим сотканным магией сном и могла никогда не проснуться.       – Я буду в коридоре, – Иджичи тихо кашлянул в попытке привлечь к себе внимание и вышел из палаты.       Лилиан запоздало кивнула в ответ.       Она не отрываясь смотрела на совсем юное лицо: бледные губы покрывали трещины, под сомкнутыми глазами пролегли глубокие круги, на лбу тонкими витиеватыми узорами застыла печать. Её не видел никто из персонала – это был символ проклятья. Знак, дающий понять, что Цумики находилась во власти колдовства и лишь оно было способно вернуть её обратно.       «Врачи бессильны».       «Она в коме уже два года».       «Годжо не поможет, пока мы не найдём проклятье».       Лилиан тяжело вздохнула: всё-таки, в этом мире были вещи, неподвластные даже сильнейшему.       Она ещё раз бегло взглянула на лежащую перед ней девушку. В воздухе висел стойкий запах медикаментов. Он смешивался со сладковатым ароматом стоящих в вазе цветов, и всё это придавало неприятной бутафорности происходящему. Лилиан измерила шагами комнату, пытаясь уловить тонкие всполохи проклятой энергии, но не нашла совершенно ничего. Даже печать почти не испускала магии: она была похожа на замысловатый шрам, клеймо, видимое лишь избранным. Тогда она тяжело вздохнула и уставшим движением потёрла переносицу. У неё не было ни малейшей идеи, что надо делать. С чего лучше начать и как быть уверенной, что она сможет помочь. За неимением выбора ей пришлось устроиться в широком приземистом кресле. Вытянуть из чехла клинок и, сжав рукоять в ладони, закрыть глаза. Она сконцентрировалась на ощущениях.       В то же мгновение время перестало существовать. Секунды слились с минутами, перетекли в часы и смешались в неразделимый поток, который нельзя было ни просчитать, ни контролировать. Лилиан понятия не имела, как долго сидела в одном и том же положении. Всё могло исчисляться как минутами, так и часами. Ей не было это подвластно. Единственным, что замерло в её сознании, воздушными линиями мелькая перед закрытыми глазами, была проклятая энергия.       Она чувствовала, как магия разливается по зданию, как тонкими шлейфами она струится за каждым человеком внутри. Её было слишком мало – мало для тех, кто мог называться шаманами и проклятьями. Внутри не было никого, представляющего опасность, но это не останавливало Лилиан. Она продолжала не двигаться с места, всю себя отдавая концентрации и едва уловимому ощущению энергии всех людей, наполнявших больницу. В реальность её сознание возвращалось лишь изредка, когда отдалённые его участки улавливали приглушённый, словно доносящийся из-под толщи воды, писк аппарата. Цумики всё ещё была жива. У них оставался шанс.       Яркий всполох энергии Лилиан почувствовала ещё издалека. Он доносился от входа в здание, нарастал и расширялся, приближаясь к палате с удивительной скоростью. В коридоре раздались возмущённые голоса, топот шагов, обрывки пререканий. Дверь распахнулась тогда же, когда Лилиан открыла глаза. Она знала, что опасности нет: на пороге стоял Мегуми. И всё же, то, каким юноша предстал перед ней, не могло не поражать.       Весь растрёпанный, с глубокими царапинами ран и наливающимися цветом синяками, он казался даже бледнее обычного. Жёсткие волосы слиплись от залившей их крови и ещё больше топорщились во все стороны. Тонкие тёмные брови сошлись на переносице, губы были поджаты и тянулись уголками вниз. Позади него суетился Иджичи.       – Тебе срочно надо к Сёко, – он сжимал в руках мобильный и что-то активно искал в нём.       – Позже, – непривычно грубо отмахнулся студент.       Он бросил на Лилиан быстрый взгляд и в пару широких шагов оказался перед больничной койкой. Мегуми буквально рухнул перед ней: его ноги подогнулись, словно от удара; колени с глухим отдающим болью звуком ударились о серый кафельный пол. Нельзя было сказать, из-за чего всё случилось именно так. Был ли Фушигуро измотан битвой, или это отчаяние лишило его остатков сил – Лилиан не знала. Она кое-как встала со своего места, только теперь понимая, насколько сильно затекли её конечности, и не спеша подошла к ученику. Говорить ничего не хотелось. Смысла не было.       Мегуми сидел молча, уткнувшись окровавленным лбом в белые простыни. Его узловатые пальцы бережно сжимали тонкую ладонь сестры. Он не плакал. Узкие, прорезающиеся сквозь грубую ткань пиджака плечи не дрожали от сдерживаемых рыданий. Лилиан неуверенно положила свою руку ему на спину.       – Я изгнал его, – парень хрипел, будто горло его было изодрано в клочья и каждое слово приходилось вытягивать сквозь сражение и боль. – Уничтожил проклятье, – он с силой сжал тонкие пальцы, словно это могло вернуть его сестру в сознание. – Это не оно. Цумики проклял кто-то другой.       Загробный холод липким потоком поднялся по рукам Лилиан. Она знала это. Поняла в тот самый момент, когда почувствовала энергию Мегуми у входа в больницу. И всё-таки ей по-детски наивно хотелось верить в то, что это можно так просто решить.       – Я не почувствовала никаких изменений в проклятом фоне, – грустная правда, которую она вынуждена была сообщить. Сказать прямо сейчас, пока Фушигуро не выбрался из захлестнувшего его отчаяния. Это было жестоко, но было и действенно. Её слова лишали даже малейшей надежды, что состояние Цумики было связано с изгнанным духом и проклятьем моста.       – Вот как, – Мегуми словно и не ожидал услышать иное. – Значит, надо искать дальше.       Лилиан молча кивнула, даже не рассчитывая, что студент увидит этот жест. Она и так знала, что ему не нужно чьё-либо одобрение.       – Только не смей отказываться, – она протянула ладонь и замерла в таком положении, пока парень не сжал её пальцы. Тогда Лилиан помогла ему подняться и устоять на ногах, когда он, уже окончательно ослабевший, пошатнулся.       – В колледж?       – Конечно. Тебя надо показать Сёко.       Студент не стал спорить: лишь медленно поплёлся к двери. Он остановился у порога, посмотрел ещё раз на сестру, а потом — на Лилиан. Ей хватило и доли секунды, чтобы узнать этот взгляд. Тот самый, полный наивной надежды и призрачной веры в лучшее. Мегуми искал подтверждение своих мыслей в её действиях и словах, но она молчала.       Лилиан сама не знала, чем всё это закончится. Да и врать она никогда не любила.