Параграф 1. Потерявшая память
24 декабря 2011 г. в 02:37
Такое ощущение, что сознание упало в бездну, из которой невозможно выбраться, и с каждой минутой она затягивает все глубже и глубже, лишая мыслей, жизни, желаний... Нет! Нужно выбираться! Карабкаться вверх по ступенькам – нет, по стене своего сознания, увидеть свет, мыслить, жить. Быстрее, пока бездна не засосала тебя целиком, лишив всего. Нельзя останавливаться. Открой свои глаза, пока ты не погрузился во тьму. Открой глаза, теперь, когда ты прошел свой трудный путь от тьмы к свету. Не медли, иначе бездна снова возьмет в свои объятия и заберет тебя. Открой глаза…
Сильно саднило в запястьях, дышать было очень тяжело, по телу разливалась слабость, а вокруг виднелась только чернота. Наконец, девушка открыла глаза, но ни света, ни приятных видов перед ней не появилось. Она лежала на кровати, приставленной к стене, с ржавыми перилами и жестким матрасом, который давно можно было выбросить, а бугры и выпирающие пружины больно давили на тело, покрытое синяками. Голова болела так, будто какой-то ударник на рок-концерте отбивал по ней барабанную дробь. Во рту ощущался стойкий металлический привкус, вкус крови: по всем ощущениям было ясно – разбита губа. Девушка поняла, что находится в комнате, которая выглядела просто ужасно: через желтое грязное стекло окна еле-еле проходил свет, тускло освещая стены с обветшалыми обоями, цвета которых было уже не определить, и штукатуркой, сыпавшейся из-под них. На холодном, бетонном, ничем не застеленном полу лежал слой пыли, на углах можно было заметить паутину. Входом в комнату служила старая железная дверь. Около кровати стоял покосившийся комод, а в противоположном от неё конце комнаты на стене висели треснувшее зеркало и железный умывальник, выглядевший немного новее, чем вся обстановка, но все же старый.
После осмотра комнаты в практически бессознательном состоянии девушке в голову врезалась, подобно выстрелу из пистолета, мысль, что она ничего не помнит: ни своего имени, ни прошлого... Только чистый лист с вкраплением имен и ничтожных воспоминаний, ничего не значащих. Чувство, появившееся от осознания потери памяти, неприятно подкатывало к горлу, рождая непонятный страх, вызванный не только самой амнезией, но и окружающей обстановкой.
Девушка села на кровати, чувствуя под собой, как двигаются и скрипят пружины. Коснувшись пальцами правой ноги холодного пола, она тут же ее отдернула. Скрестив пятки, она посмотрела на пол и обнаружила синенькие ботиночки-тапки, вдела свои ножки в обувку, оказавшуюся ей по размеру, и встала. Ей стало прохладно, так как на ней были лишь темные шорты и рваная красная майка. Она подошла к треснувшему зеркалу, у которого отсутствовал осколок.
В зеркальной поверхности отразилась молодая девушка, ещё несовершеннолетняя, точно возраст было не определить, лет пятнадцати или шестнадцати. У неё были седые волосы, спадающие ниже плеч, кожа светло-молочного цвета, большие серые глаза в обрамлении пушистых ресниц. На лице отражались последствия усталости, а припухшие, покрытые небольшой коркой из крови губы немного дрожали от холода. Девушка закрыла одной ладонью глаза, и на её губах появилась отчаянная улыбка, переходящая в хохот. Его она едва сдерживала, не узнавая своего лица: каждая черта была незнакома, словно она впервые его видит. Не узнать своего лица было так странно, как безумие, шок, навалившийся на неё так неожиданно. Хотелось смеяться плакать, кричать, но вместо этого была лишь тишина, в которой раздавались короткие несдержанные смешки.
Наконец, когда состояние некой истерики прошло, девушка отняла руку от глаз и дёрнула себя за майку. Одежда была очень тонкой и к тому же рваной – неудивительно, что она не спасала от холода, но шорты оказались теплые, и в них было нормально находиться при такой температуре. Потерявшая память снова осмотрела эту тёмную комнату: она не знала этого места, не знала…
– Как я здесь оказалась? Что это за место? Кто я? – вопросы крутились в голове девушки безумным круговоротом.
Железная дверь со скрипом начала открываться, и взор молодой девушки обратился к ней. Первое, что появилось в дверях – это униформа медсестры, хоть и увидеть пока можно было лишь её очертания через щель.
– Вы знае... – потерявшая память девушка осеклась на полуслове, когда вошла медсестра. Всё бы ничего, но её форма была запачкана, запачкана красным, словно кровью. Медсестра встряхнула своими рыжеватыми волосами, подстриженными под каре.
– Ну вот, ещё одна новенькая на мою голову, – сказала она с явным недовольством в голосе, посматривая на файл в твердом блокноте. – Ага, теперь в коллекцию добавилась девочка с амнезией.
– Вы знаете моё имя? – робко спросила седовласая. В любом случае она побаивалась медсестры и не была уверена, что это за кровь на её халате. Но больше не у кого было спрашивать, эта женщина – единственная, кто появился в комнате.
– Тш-ш… – шикнула незнакомка. – Откуда я знаю? Этого нет в файле. А теперь слушай, девчонка. Ты находишься в психиатрической клинике «Св. Марокела», я здесь, чтобы тебе помочь, – резко сказала она. Слово «помочь» выглядело в её речи переносным, создавалось ощущение, что она и не собиралась помогать. Но седовласая, хоть и не поверила ей, все-таки кивнула в знак согласия.
– Хорошо, умница, – с каким-то садистским наслаждением протянула женщина. – Меня зовут Эллен, обращайся ко мне по имени. Я буду приносить тебе лекарства и следить за тобой. Можешь выходить из своей комнаты, когда пожелаешь, за исключением ночи, и так, чтобы я тебя не искала. Уходить с этого этажа можно только на этаж ниже, больше никуда. Можешь помогать персоналу по делам, если желание есть. И ещё, надеюсь, ты не буйная, не хочется тебя зашивать каждый день, – говорила Эллен.
– Стоп! Разве буйных не держат взаперти? – пронеслось в голове девушки, и она рассеянно посмотрела на медработницу.
– Ахах, – хохотнула Эллен, приподнимая свой халатик. На ноге у неё оказались вдетые под кожаный жгут лезвия и скальпели со свежими, не до конца вытертыми следами крови. На лице медсестры были смешинки. – У тебя такая забавная мордашка. Скоро сама всё узнаешь и поймешь, тихоня.
Седовласая не знала, что сказать, что думать.
– Не смотри так пугливо, – улыбнулась Эллен, опуская край халата, и добавила уже намного резче. – Ты выглядишь как бродяга.
Девушка в очередной раз посмотрела на свою тонкую красную майку. Эллен вернулась быстро и кинула ей другую, более тёплую одежду светло-зелёного цвета.
– Надевай, я не смотрю, – так же резко сказала Эллен и снова скрылась за дверью. Скорее всего, за дверью была тележка с одеждой. Девушка выпуталась из своей разодранной майки и переоделась в новую. Как ни странно, принесенная одежда была чистой и пахла кондиционером. Эллен занесла в комнату девушки постельное бельё, подушку и пуховое одеяло, не запачкав при этом их о свою окровавленную форму, и быстро застелила для пациентки кровать. После она забрала у седоволосой рваную майку и выдала предметы гигиены: мыло, небольшое полотенце, расческу с железными зубчиками, пасту и зубную щётку. Заставила проглотить несколько пилюль, назвав их «лекарством», снова таким тоном, словно это был яд, а не медикаменты.
Когда Эллен уже хотела уйти, седовласая села на край жесткой кровати. Внутри девушки словно что-то скрутило, её выгибало изнутри. Она завалилась на кровать, выгнувшись от припадка едва ли не на мостик. Голова, казалось, вот-вот развалится на несколько частей, в горло словно залили расплавленный свинец, а руки и ноги не слушались. Страх снова накатил огромной волной. Из уст девушки вырвался болезненный стон, то ли похожий на стон боли, то ли, отчасти, на вскрик от страха. На глаза стали наливаться капельки влаги.
– А ты точно псих, – надменно и издевательски произнесла Эллен, следя за состоянием девушки. И, прикрыв за собой дверь, ушла, толкая скрипучую тележку с лекарствами и сменным постельным бельем вдоль темного коридора с мерцающими лампами накаливания на потолке…
Пробыв в состоянии припадка где-то полчаса, безымянная девушка лежала на кровати и кусала уголок подушки, глотая слёзы. Ей не верилось в то, что она психически больна, не хотелось быть в этом месте и прожить такую жизнь в клинике, страдать от припадков, ей просто хотелось жить прошлой жизнью... Хотя... какой именно жизнью? Нет воспоминаний о прошлом, о себе, о семье, о друзьях – ничего не всплывало в памяти, словно вообще не существовало. Она – человек без прошлого, у неё нет будущего, пустая оболочка без всего, живущая лишь биологическими процессами. Нет мечты, нет воспоминаний, нет стремлений. Внутри лишь пустота.
Долго плакать не пришлось, слезы высохли, оставив лишь по-своему пустующий взгляд. Здесь она обречена лишь на бессмысленное существование. Это конец для тех, кто утерял себя, и большего ожидать не следует. Всё бесполезно. Ничего не будет, лишь безжизненное существование в сумраке скудной жизни и разума. Быть таким же, как и другие жители клиники – безвольным и морально сломленным. Не человеком – существом. Смотреть пустыми глазами на мир, говорить то, что даже неразумный ребенок не сможет процитировать своим лепетом, представлять себя кем-то великим, наподобие Наполеона, или же просто медленно умирать духовно.
Седовласая встала с кровати, медленным шагом подошла к двери. Раз уж теперь придется здесь существовать, то лучше хотя бы немного ознакомиться с этим местом, как-никак, а все-таки теперь оно должно было стать её «домом». Девушка потянула на себя скрипучую железную дверь за ручку, которая оказалась не массивной и даже легче, чем ожидалось. Юная девушка вышла из комнаты в темный коридор, выглядевший ещё хуже, чем палата. На потолке было достаточно много паутины, в которой запуталось немало мух и мотыльков. Подмигивали лампы. Девушка шла по коридору, обняв себя руками и озираясь по сторонам. Что-то треснуло под ногой, и седовласая посмотрела вниз, отступая назад. Оказалось, что она раздавила большого таракана, где-то с половину пальца. На лице девушки появилось отвращение, было неприятно осознавать, что ночью во время сна к ней в кровать может забраться такое отвратительное насекомое.
– Неужели придется здесь жить? – пронеслось в голове девушки, хотя она и понимала, что этот вопрос задавать даже самой себе не нужно, ответ был очевиден. Придется жить в этом месте.
Лампа над головой седоволосой быстро замерцала и, хлопнув, погасла, испуская искры. Девушка рефлекторно закрыла голову руками, согнув ноги в коленях, но искры, не долетев до неё, погасли. Спустя пару мгновений она отняла руки от головы и посмотрела на перегоревшую лампу на потолке. Та на глазах теряла накал, становясь красной, а после желтой, и, в конце концов, стала совсем темной, издавая едва слышное шипение. Раздался душераздирающий крик откуда-то сзади, из самого конца коридора. Девушка резко обернулась, и крик повторился, отдаваясь режущим звуком. Появилось ощущение, что кого-то страшно пытали в инквизиторском стиле. Страх, словно царапая своими чешуйками, змеёй проникал под кожу в самую душу, захватывая сознание. Было очень страшно, назад идти в комнату стало невозможным, только дальше, вперед. Истошные вопли всё продолжались, девушка быстрым шагом, едва не срываясь на бег, направилась дальше по коридору, прочь от источника холодящих кровь криков. Она пробежала мимо какого-то пациента, который только что вышел из своей палаты, он не боялся криков, будто их вовсе не существовало. Пациент посмотрел вслед пробежавшей мимо него девушке пустыми глазами. Простояв ещё пару минут, он медленными шаркающими шагами пошел по направлению, в котором она скрылась.
Седоволосая бежала по коридору, пока не наткнулась на лестницу. Она спустилась на этаж ниже. Здесь было оживленнее, коридоры не казались узкими, а были, скорее, той же ширины, что и помещения, на входе дежурили два санитара. В отличие от формы Эллен, их одежда была чистой. Они посматривали на девушку, видимо, чтобы она не заходила на другие этажи, а оставалась только на тех, куда было дозволенно идти. По коридорам бессмысленно бродили пациенты, общая картина интерьера ничем не отличалась от этажа, с которого спустилась девушка. Ей не хотелось идти дальше, но слишком пристальный взгляд дежуривших санитаров заставил её поменять решение: нужно идти, не стоит ввязываться в конфликты с такими шкафообразными бугаями.
Седоволосая шла. Она замечала худобу, синие круги под глазами пациентов, на ком-то была порвана одежда – видимо, они носили её уже долго. Вот она увидела мужчину со шрамом на пол-лица, у некоторых кожа отдавала желтизной от долгого применения препаратов и истощения организма. Но все они как будто не замечали девушку, просто шли куда-то, сами не зная куда, и смотрели в пустоту. Кто-то издавал при ходьбе звуки, похожие на стон, другие мычали. Все это создавало внутри девушки неприятное чувство и боязнь к ним.
Она остановилась около одной двери. Дверь была не такой, как на этаже, с которого она пришла, не железная, а самая обычная, как офисная, со вставленным стеклом, и сейчас седовласая смотрела через него. Она видела, как внутри помещения человек в одежде пациента разбирал папки с бумагами, проговаривая алфавит одними губами, рядом с ним сидел на стуле медбрат и контролировал процесс. Санитар резко повернулся и посмотрел на девушку. Но она не стала задерживаться и быстро ушла, прежде взглянув на план этажа, висящий рядом. И обнаружила, что рядом есть игровая комната. Пока она шла туда по коридору, какой-то парень шарахнулся от неё и убежал прочь, но она постаралась не обращать на это внимания. Также она «не заметила» странную девушку в вытертом зеленом халате, смотрящую на неё со злобой.
Дойдя до игровой, она толкнула лёгкую дверь, и та открылась. В комнате, что именовалась игровой, были перевернуты столы и стулья, клочки бумаги валялись на полу, свет не проникал свободно через мутные матово-желтые стекла, да и к тому же приклеенная к стеклу бумага и листы из газет препятствовали ему. На полу среди мусора и пыли валялись старые игрушки: кубики, мягкие игрушки, логические головоломки, кое-где взору попадались давно использованные фломастеры и сломанные карандаши. Девушка медленно прошла в центр комнаты, где под её ногой что-то негромко пискнуло. Это была старенькая резиновая уточка. Посмотрев, девушка убрала с неё ногу. Сзади что-то зашуршало. Потерявшая память обернулась: там стоял человек, мужчина лет двадцати двух или двадцати трёх, он носками своей обуви задел смятую бумагу на полу. Под его глазами залегли черные круги, на худых узловатых руках было множество царапин, на лице искаженная гримаса. Взгляд этого человека был безумен и устремлен на девушку. Что-то подсказывало, что хорошим это не кончится.
Неизвестный сорвался с места. Девушка даже не успела ничего сделать, слишком быстро он двигался по сравнению с ней. Резкая боль появилась в плече, по телу потекло что-то теплое. Седоволосая рефлекторно закрылась руками, полосы резкой нестерпимой боли появлялись на них от каждого прерывистого, дикого и быстрого до невозможности удара безумного пациента. В его руках блеснуло лезвие, и только сейчас седоволосая поняла, что на ней появились порезы, из которых на пол капала кровь. Она пыталась остановить его, старалась ударить, но все это были хрупкие, негодные рефлексы. Её сковывал страх. Ещё несколько ударов, и новые порезы появились на коже девушки. В глазах начало темнеть.
Слабость во всем теле, кровь кажется кипятком, а он, этот безумный, продолжает, как дикий зверь, сорвавшийся с цепи, зверь, который бежал прочь от ловушки, наносить удары своим небольшим лезвием. Седовласая кричала, но не слышала своего крика. Она даже не почувствовала удара об пол, когда уже не могла держаться на ногах. Боль стала тупее и почти не чувствовалась, и вскоре сознание упало в небытие...