***
Быть под её командованием, по-настоящему быть под её командованием — это… Косые взгляды со стороны других служащих, да. Слухи об их состоявшемся вскоре служебном романе со временем разнеслись по всему разведкорпусу, на что сам Ривай то и дело лишь устало отмахивался и, ловя попутно виноватую полуулыбку своей начальницы, бесшумно вздыхал. Сама же женщина напрочь не брала подобные замечания со стороны того же Найла Дота во внимание. Для неё не было понятия «роман». Не для неё, не для той, в чьих руках ютится судьба всего человечество в пределах стен. Времени на романы не было, а на что-то более серьёзно… Тем более. Умрёт не сегодня-завтра. Иногда Эрвин подолгу двумысленно засматривалась в сторону своего «маленького» помощника, снующего туда-сюда с очередной кипой муторных отчётов и отчётливо понимала: перед ней стоит сильная личность, достойная уважения. Все эти слухи о них двоих, о его прошлом, да в конце-то концов параллель его заслуг со столь неподходящим ростом — Эрвин бы сновала и бесилась, пусть незаметно, для других, но факт остаётся фактом. Риваю же было, будто бы, все равно. И кто бы что не говорил, Ривай был и остаётся тем, кого Эрвин почитает в самом деле достойным уважения. Да и, к слову, нежелание заводить служебные романы — не значило отсутствие влечения к мужскому полу. Эрвин не могла объяснить это, не могла объяснить даже самой себе, даже в те скудные моменты мимолётных раздумий, не касающихся работы и всего человечества в целом, откуда и когда это появилось? Да, удивительно, но у женщины были подобные моменты, когда читать уже конкретно надоедало, глаза и вовсе слипались, а мысли… А мысли её были далеко за пределами кабинета наперевес с документами. Абсолютное отсутствие мужчины и регулярной интимной жизни всё же очень пагубно сказывалось на стрессоустойчивости и Эрвин это признавала, пусть и с явным трудом. Со слов Ханджи, женщине всё же стоило хотя бы раз в месяц уделять внимание разрядке, как моральной, так и физической, иначе подобные стрессы слишком уж плохо скажутся на здоровье. Это лишь со слов озорной Ханджи, подтрунивающей свою командиршу обратить взор хоть на что-то, кроме подготовок к миссиям и различным бумагам. Но Эрвин плевать хотела на это всё. Плевать на догадки и убеждения, плевать на домыслы Зоэ — ей и не хотелось кого-то. Видимо, чистоплотная натура Ривая пустила свои корни глубоко в нутро самой Эрвин и женщина, представив лишь интимную близость с чёрт пойми кем, явно морщилась и тут же отбрасывала подобные перфомансы глубоко-глубоко в себя, в самый дальний уголок своего подсознания. Так ей совсем не хочется. …и в один такой прекрасный одинокий вечер, устало потерев покрасневшие после длительного чтения глаза, Эрвин невольно представила извечно угрюмого и подолгу неразговорчивого Ривая рядом с собой. Совсем не так, как могла бы представить в любой другой момент. Да. И сразу же покраснела. Действительно покраснела; мысленно выругавшись, женщина устало откинулась на спинку стула и, поднеся вспотевшие мозолистые ладони к лицу, будто бы попыталась стереть непрошенную краску с щёк, дабы как можно скорее прогнать внезапное наваждение. Напрасно. Краснота никоим образом не желала спадать с лица, поэтому женщина, сложив руки на столе перед собой, выругалась уже вслух, как-то кривовато усмехнувшись. Она и Ривай. Она. И. Ривай. Ужас какой-то. Перед глазами её промелькнуло с десяток картинок их возможной близости и каждая из них, отчего-то, была инициативой самой Эрвин. Да, именно так. Удивительно, но, пересилив себя, свое недоумение и капнув глубже, Эрвин именно в этот момент отчётливо себе представила, как трогает Ривая в тех местах, где ей трогать уж точно нельзя. Детально представила то, как Низкорослый Аккерман, будучи облаченным лишь в том, в чем мать родила, томно дышит, отвечая на каждую ласку, обрушенную на него с новой силой, сипло дышит, смотря на начальницу из-под приоткрытых век, обрамленных прямыми ресницами, облизывает без того припухшие влажные губы и тут же одернула себя. Сама лишь мысль об этом… Мокрая ладонь дрогнула, как-то дергано поглаживая вторую, а именно, небольшую ранку в районе костяшек, так ярко выделяющуюся своей краснотой на фоне бледной кожи. Эрвин нахмурила свои густые светлые брови, глубоко вздохнув и глянув в сторону дубовой прочной двери, ведущую на выход из кабинета. Никто не зайдёт. Никто не зайдёт, Эрвин, попробуй. Ну же. Шумно, как-то уж слишком томно втянув спёртый воздух, чем-то отдалённо напоминающий запах чернил и пергамента, женщина вновь прикрыла голубые глаза и, решительно отодвинув стул вместе с собой от края стола, расставила подкаченнын бедра чуть шире, попутно отстёгивая столь мешающие сейчас ремешки стандартной формы. Глупо? Не то слово. Когда с ремешками было покончено, женщина действовала уже более решительно: расстегнув пуговицу и стянув слегка облегающие брюки настолько, чтобы можно было просунуть руку, Смит выругалась уже вслух, через плотно сжатые зубы, тем самым остановив себя же саму. Приоткрыв один глаз, Эрвин нерешительно глянула в сторону двери и тут же дала себе мысленную затрещину — дверь даже не закрыта, а лишь прикрыта и зашедший вдруг тот же Ривай, пусть и поймёт, она точно знает, но вот Майк вряд ли. — К чёрту. …и, натянув белые брюки обратно, старательно прогнала откровенный образ краснощёкого Ривая из головы и вновь вернулась к бумагам. Да, к чёрту.***
— Эта свинья даже не знала, о чем шла речь, зато свои вшивые пять копеек все равно вставила. Хриплый голос Аккермана набатом отдался где-то глубоко в подсознании — Эрвин, откинувшись на спинку стула, сидела, сложив руки на уровне перетянутой упругой стягивающей тканью груди. Усмехнувшись, женщина лукаво глянула в сторону товарища и, увидев на его лице тонну недовольства, уже более открыто растянула губы в улыбке. — Я надеюсь, ты не грубил ему? — ответом ей был красноречивый взмах ладонью. Как же, не грубил, ага, — Ты не против, если я?.. Хочется отдохнуть уже от этого. Ривай мельком глянул туда, куда Смит указала одним лишь кивком головы и, неопределённо передернув плечами, кивнул. Подобное у женщины уже вошло в привычку, ведь, как понял сам Аккерман, он входил с тот самый список «лучших друзей», раз уж женщина вот так просто может себе позволить чуть ли недогола раздеться, оставив на теле лишь рабочую рубашку, да брюки. Без утяжки, ремней и сапог, а также портянок под ними. В некоторые такие вечера женщина и вовсе ерошила уложенные до этого блондинистые волосы и, вздохнув полной грудью, облегчённо, с примесью благодарности смотрела на подчинённого. — Ты чудо, ты знаешь об этом? — невозмутимо протянула Эрвин, расстегнув пару верхних пуговиц и вынудив из-под рубашки бежевую потертую временем утяжку. Небрежно кинув её на край стола, женщина облегчённо потянулась и с тихим удовлетворением заметила, как мужчина встаёт и, укоризренно цыкнув, складывает стянутые принадлежности и неряшливо сброшенные в кучку в куда более аккуратную стопку. Косится в сторону блондинки, но ни слова при этом не говорит, видимо, привыкнув уже к подобному, — Ты и правда чудо, зн… — Хватит. Обрывает, не позволив договорить. На что Эрвин непонимающе смотрит, но все же замолкает. Ривай же усаживается обратно в кресло и, подперев голову рукой, смотрит прямиком на начальницу. Впивается взглядом в оголенную шею, невольно поджимает губы, а после — ключицы и тут же, будто бы внезапно смутившись, отводит взгляд, уткнувшись куда-то в район противоположной стены. — На днях Ханджи заявила мне, что мне и моему мозгу не хватает сексуальной разрядки. Представляешь? — решив не заострять внимание на несговорчивости, Эрвин усмехнулась, продолжая незамысловатый диалог и вспоминая взбудораженную Зоэ, а в особенности её подведенные итоги в отношении физического и морального состояния комардора разведкорпуса. Ривай, не снимая с лица извечную угрюмость, кажется, даже слегка удивился услышанному, но виду особого не подал, продолжая все также невозмутимо пялиться в стену. Кажется, ещё немного и там дыра появится, вот правда. — Четырехглазая и мне такое говорила. Проще забыть об этом бреде. — говорит вполголоса, насмехаясь. И тут же слышит ответный смешок, — А что ты думаешь по этому поводу? Эта сумасшедшая права? И Эрвин зависает, не зная, что и ответить на подобное. Задумчиво кусая губы, женщина вдруг поморщилась, будто бы вспоминая что-то, о чем помнить не хотела бы. В этот момент Смит, невольно вспомнив неудачную попытку самоудовлетворить себя, была благодарна за то, что люди не умеют читать мысли. — Может да, а может и нет… Кто знает? — неопределённо жмет плечами, опустив взгляд голубых глаз в лакированную поверхность стола. Но тут же поднимает его, буквально вцепившись взором в извечно безэмоциональное лицо капитана, — А что насчёт тебя? И чувствует. Все это слишком. Ранее они никогда не говорили о подобном, ибо тема секса и чего-то подобного в приличном обществе считается непростительной похабщиной, кичащей на уровне лишь разгульных девок из борделей Подземного города, но… Раз уж на то пошло, хотелось бы узнать мнение Аккермана по этому поводу. Да и к тому же, товарищи они или как? Не собирается же Эрвин валить его и зажимать прямо на собственном столе в порыве несдержания, верно? — Как я уже сказал, это бред. Полнейший, причём. Да. Верно. …приоткрыв покусанные припухшие от длительных поцелуев губы, Ривай глухо, еле слышно стонет куда-то в район шеи женщины и, прикрыв мутный взор, вновь припадает губами к устам блондинки. Сама же Эрвин в столь нежный момент бережно удерживает оголённого мужчину подле себя, любовно поглаживая того по взмокшей спине, а после с трудом отстраняется, сипло выдыхая Аккерману прямо в губы… — Блять, — сердце женщины буквально пропускает удар, из-за чего та вслух ругается и, схватившись рукой за край стола, удивлённо тращится в никуда. Этот хренов сон, приснившийся командиру буквально на днях, кажется, ещё долго будет всплывать в памяти, как и сейчас, особенно в столь неподходящей момент. А Ривай тем временем хмурится, чуть ли не подскочив с места и не подлетев к Эрвин на всех порах — уставившись на замершую женщину, Аккерман поджимает и без того тонкие губы, спрашивая тем самым, мол, в чем дело-то? А Смит молчит, все также сжимая побелевшими пальцами край стола и вдруг прикрывает глаза, в миг расслабившись. — А теперь объясни, что это было, командир? — почти властно требует, заставляя Эрвин вновь мысленно удивиться подобной дерзости со стороны подчинённого по отношению к непосредственно своему командиру. — Ничего, что требовало бы твоего внимания. Не переживай. Не то, чтобы он переживал, просто… Просто. С трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза и, укоризненно цыкнув, вновь поинтересоваться, в чем же, собственно, дело? — Ладно. Ладно. Остаток вечера пара провела в разборе документов по папкам, изредка переговариваясь, отмечая те или иные различия. Ривай же порыкивал в сторону Майка, сделавшего всего с пару незначительных ошибок в отчёте, на что Эрвин качала головой и слегка усмехалась. Как никак, подобным образом проводили они, как минимум, четыре дня в неделю. И к тихим ворчанием Ривая откуда-то сбоку, на самом деле, уже давным давно она привыкла. Да и комфортно с ним было. Никаких лишних разговоров, ничего лишнего, от слова совсем. Иногда Эрвин самой и вовсе приходилось начинать говорить, ибо Аккерман сидел уткнувшись в работу и вовсе забыв обо всем напрочь. С одной стороны, это было похвально. С другой же, Смит приходилось по несколько ко раз переспрашивать некоторые вопросы, касаемые работы. Настенные часы показывали половину второго ночи. Отложив в сторону простой сточенный карандаш, женщина поднесла ладонь ко рту и устало зевнула — глаза слипались, текст перед взором и вовсе плыл. Кажется, самое время закругляться. Оглянувшись на сгорбленного над документами Ривая, женщина прокашлялась, дабы не хрипеть после длительного молчания, — Мне кажется, пора бы уже и заканчивать. А тебе стоит поспать, Ривай. И тут же замолкла, прочувствовать на себе все иголочки убийственного взора низкорослого капитана. — Я не хочу. Если тебе нужно, можешь идти, а я пока ещё посижу. Вот всегда он так. Именно поэтому он и вызывает явное восхищение в глазах командира разведкорпуса, так ли? Именно так. Вопреки словам Аккермана, Эрвин продолжает сидеть за рабочим местом, наблюдая за тем, как мужчина, присматриваясь к бумагам, откладывает нужное в сторону, а ненужное, скомкав, кидает в в специально подставленную корзинку, стоящую аккурат возле ножки стола. К слову, та была уже практически полной, ещё с десяток таких таких скомканных кусков бумаги и места в ней. попросту больше не будет. Постукивая пальцами по прямой поверхности стола, Смит придирчиво осмотрела собственный кабинет и с немым удивлением отметила про себя отсутствие идеального порядка. И почему Ривай молчит по этому поводу? На него это не похоже, хах. Сухие губы женщины растянулись в лёгкой улыбке. Со стороны это было похоже на… Улыбку матери, вспомнившей проделку собственного чада и из-за подобного сравнения женщина и вовсе не удержалась, негромко хохотнув и все же привлеча к себе внимание брюнета. — Кажется, тебе и правда нужно поспать, Эрвин. — Да брось, у меня просто хорошее настроение, — отмахивается, не восприняв легкий подстеб со стороны капитана всерьёз. Тот в свою очередь саркастично изогнул тонкую бровь, так и говоря всем своим видом, мол, да, конечно, я тебе верю. Эрвин, все ещё тихонько посмеиваясь, а после склонившись над столом и задумчиво уставившись на Аккермана, склонила голову набок и уложила ту на предплечье, — Давай переспим? — Иди спать, говорю же, я сам всё доделаю. — не отрываясь от бумаг, монотонно проговорил черноволосый. На самом деле Смит и не надеялась на положительный ответ. Слишком уж знала этого низкорослого скрягу, любящего поворчать на всех и вся. Быть может, многих возмутит подобное поведение со стороны Аккермана, но только не Смит. Ей всегда было комфортно рядом с ним, не было ни дня, чтобы Эрвин не думала о том, что не будь Аккермана в её жизни, всё вокруг было бы относительно серым. Для неё уж точно. И поэтому сейчас, уже несколько дней думая о напарнике в столь грязном ключе, Эрвин решила предпринять попытку искоренить из себя это. Клин клином вышибают, не так ли? — Ривай, переспи со мной. — уже не смеётся. Более того, голос молодой женщины сделался хриплым, а глаза и вовсе заблестели, придавая той какую-то маниакальную видимость — копия Ханджи. Чёртова копия дуры-Ханджи, увидевшей низкорослого титана. — Ты не понял? Это не просьба, это приказ. — Блять, Эрвин. — взгляд Ривая в ту же секунду вдруг ожесточился когда тот, мазнув по женскому лицу, вспыхнувшему алой краской недоверчивым взглядом, оторвался от документов и сел вполоборота. А Эрвин стала словно сама не своя. Выпрямившись, женщина потянулась к пуговицам на рубашке и, подцепив первую, начала уже было расстегивать, как вдруг Аккерман, чье лицо на данный момент было крайне недовольным, подорвался с места и в пару быстрых больших шагов подошёл к командорше. Чуть пригнувшись, черноволосый, не спуская с лица недовольный мины, уткнулся своими сухими губами в губы Эрвин, сразу же принявшись их слегка покусывать. Нет, он не целовал её — вымещал недовольство внезапной просьбой, прозвучавшей столь глупо сейчас. А Эрвин и рада была: удобно устроив правую руку на островатом плече мужчины и притянув Аккермана к себе ближе, блондинка кончиком языка юркнула по губам Ривая и, приоткрыв их этим самым, углубила поцелуй. Целовать его так, как ей хотелось, не получилось: Ривай, обхватив обеими ладонями голову командира, перенял «командование» на себя. С остервенением кусал женские губы, больно кусал, а после виновато зализывал, подобно щенку, что ластиться к своему хозяину, проявившему ласку. Подобно беспородному щенку. Эрвин совсем не мыслила в подобном и определённо не знала, как именно ему нравилось, но отчего-то смутно догадывалась, что делать и как нужно. Дернув ни на шутку раскрасневшегося мужчину за рубашку и одним коротким рывком усадив его к себе на колени, Эрвин беспорядочно запустила пальцы в короткие чёрные волосы, сильно сжимая в кулак и больно оттягивая. С явным трудом оторвавшись от вспухших из-за грубого поцелуя губ Смит, Ривай послушно запрокинул голову и, прикрыв глаза, прошипел сквозь плотно сжатые губы невнятные ругательства. А Эрвин это и было нужно. Довольным взглядом женщина осмотрела пунцовое лицо Аккермана и сказать, что увиденное ей более чем понравилось — ничего не сказать. Придвинувшись ближе и высунув язык, Эрвин ласково прошлась им от самых губ и до нежной кожи за ухом, тщательно слизывая стойкий запах чернил, терпкого хозяйственного мыла и извечно любимого Риваем чая. Шаловливо сместив вторую руку чуть ниже и нашарив, наконец, ненавистные пуговицы, женщина в спешке дёрнула податливую ткань на себя. Сразу же послышался приглушенный треск: несколько пуговиц упали на пол и Эрвин, сдернув оборванную ткань в сторону, обнажила худой подтянутый живот Аккермана. Отрываться от шеи мужчины, ну, никак не хотелось, поэтому, дав волю свободной руке, женщина принялась поглаживающими действиями ласкать льнущего к ней Ривая. И удивляет вся эта сложившаяся ситуация тем, что Ривай-то действительно не против. Стонет и поддаётся, смотрит из-под приоткрытых ресниц и, кажется, поощряет каждое действие своей главнокомандующей. Вскоре вот так вот сидеть на коленях Смит, из-за налившейся тяжести в районе паха, стало крайне неудобно. Перехватив руку женщины, чья кожа была сравнима лишь с дорогущей мягкой тканью, Аккерман слез с насиженных колен и, несильно пнув носком ботинка по ножке стула, безмолвно попросил блондинку слегка отодвинуться от стола, что она, в итоге и сделала. Женщина молча наблюдала за тем как Ривай, привстав на мыски и усевшись на край её рабочего стола, угрюмо смотрит изподлобья, так уж и говоря всем своим видом: «ну, ты же хотела». Очень хотела. Терять время зря Эрвин не стала — опустив взгляд и потянувшись руками к оттопыренной ширинке капитана, Эрвин мысленно поблагодарила всевозможных Богов за то, что сейчас поздняя ночь и привычные ремни сцепления на бёдрах Аккермана отсутствовал. Иначе их присутствие значительно ухудшили бы задачу. …они оба с завидной легкостью упустили тот момент, когда в комнате главнокомандующей стояло поистине неимоверно душно; Ривай, все же стянув с себя порванную с следствии бурного начала рубаху, скинул её на пол, непривычно для самого же себя наплевав на все правила приличия и собственные принципы всецелого порядка. Капля удивления отразилась на лице женщины, разумеется, не оставшаяся незамеченной — Ривай укоризренно цыкнул, прижавшись всем телом ближе к придвинувшейся Смит. Стоит ли уточнять, что Ривай, сидящий прямо сейчас перед ней без верха и смущаясь словно нетронутая доныне никем девка, пылал от одной лишь мысли о том, что и кто сейчас с ним делает? Нет, скорее всего, не стоит. Крепко обхватив бедра Аккермана обеими руками, женщина, придвинувшись настолько, насколько ей позволяло расстояние между ними, наугад мазнула по подтянутой груди губами. И не прогадала. Лизнув бархатную горошину соска и обхватив губами, Эрвин блаженно прикрыла глаза. Откуда тот сверху послышался приглушенный несдержанный полустон. Ривая, столь отчётливо чувствующего влажный язык женщины, ощутимо тряхнуло; стояк, обтянутый плотной тканью узких штанов, буквально горел адским пламенем. И Эрвин будто бы услышала все; не отрываясь от риваевских сосков, влажно облизывая и обсасывая, женщина поглаживающими движениями спустилась ладонью прямиком к паху. Обхватив пальцами выступающий бугорок, Смит усмехнулась краем губ. Резко захотелось стянуть с себя к чертям собачьим и плевать на все те отметины на теле, оставленные ремнями. Не то, чтобы Эрвин как-то смущалась этого, это не так. Да и к тому же, на идеальном, идеальном для Эрвин, теле Аккермана присутствовали точно такие же, просто… Она и без того своей мужеподобностью была слишком уж несовершенной, а с ними и подавно. — Возьми его в руку, — тихий хриплый шёпот сверху вытянул молодую женщину из столь болезненных для неё раздумий, а та в свою очередь вдруг почувствовала, как влажная ладонь Аккермана, будучи слегка меньше её собственной, доверчиво ложиться сверху и прижимает плотнее к паху. Эрвин слушается. Послушно отстраняется и стягивает наконец, стаскивает вместе с нижним бельем и тут же чувствует, как кровь с новой силой поступает к лицу, а после прямиком к шее, обдавая жаром. Сжимает крепко, слегка оттягивая, не забыв при это языком дразнить столь чувствительный соски притихшего Аккермана. Её недотрога от такого напора и контраста, кажется, забыл, как дышать — только мышцы напрягаются под бледной кожей. Смит, слегка оттянув крайнюю плоть с розоватой головки и стерев большим пальцем вступившую прозрачную каплю прелэякулята с самого кончика, решительно поднесла влажный палец ко рту и, наблюдая, как глаза Ривая от удивления раскрываются, слизывает влажность языком. — Что ты… Блять, стой, — мужчина, скривившись, дёргается вперёд, но перехватить не руку успевает, просто взявшись поверх кисти, — Оно же… Грязное. Идиотка. Эрвин же, напоследок облизав взмокшие от смазки губы, воспользовалась аккермановским замешательством и, стянув штаны с мужских ног окончательно, вторично ухватив мужчину под бедра, усадила капитана к себе на колени. Ловит недовольный взгляд серых глаз. — Я чувствую себя бордельной девкой. На губах блондинки растягивается ироничная ухмылка. — Смеёшься с меня? — глаза его беспорядочно мечутся по лицу главнокомандующей в тщетной попытке разглядеть что-то кроме открытой насмешки, — Эрвин, либо делай с этим что-то, либо я ухожу к себе. Эрвин в ответ молчит, цепко хватает пальцами острый подбородок и, устроив его лицо так, как ей нужно, смачно целует. Мысленно представляет как Ривай, вновь скривившись от послевкусия собственной смазки, недовольно отталкивает ее и, подхватив скинутые вещи с пола, уходит из кабинета. Как бы не так. Да, пусть он был недоволен подобным поворотом, но на внезапный поцелуй с остервенением отвечает. Блондинка, оставшись довольной этим, подхватив худощавое тельце, рывком встаёт с насиженного места. Ривай тут же охает, пусть и беззвучно, чувствуя, как крепкие женские руки подхватили его и, не сдерживавшись, практически сбросили на рабочий стол. Больно ударившись обнажённой спиной о лакированную поверхность, Аккерман шёпотом ругается и, подобравшись весь, притягивает Смит обратно к себе за ворот все ещё надетой на ней рубашки. А она и не против вовсе: склонившись над низкорослым капитаном, вдруг хмурится. Слишком много ненужных тряпок. Всколохмоченной блондинке без особого желания приходится слегка отстраниться, дабы как можно скорее стянуть с себя столь ненужную сейчас одежду. Обхватив подол рубахи, тянет ткань вверх и, сняв её с себя через голову, скидывает тряпку на пол, прямиком к штанам Ривая. И тут же облегчённо выдыхает, чувствуя, как слегка качнулись свободные от утяжек и рабочей рубахи внушительный размеров груди. Ривай, искоса наблюдающей за этим «перфомансом», буквально слюной давится: вероятно, бархатная на ощуп бледная кожа, под которой виднелись синеватые сеточки вен, розовые вздернутые соски, которые, скорее всего, было до чувствительные чёртиков, как, впрочем, и его. Взгляд уцепился за темновато-розовые ореолы вокруг этих самых сосков, которые так и хотелось облизать, трогать… Отведя взгляд, брюнет вовремя одергивает самого себя и уже самостоятельно тянется к стоящему колом члену. Хотелось подрочить. Подрочить и кончить, наконец, дабы получить желаемую разрядку. Что он и сделал, но тут же был прерван пристальным взглядом голубых глаз, направленных прямиком на него. — Не трогай, я сама. Слушается. Смотри-ка, какой податливый. Довольное урчание невольно вырывается из горла: Ривай, недовольно съежившись, сам ластиться вперёд, прижимаясь и разводя ноги шире. Весь напряжённый, мышцы под кожей не сходили с комканного состояния, но в то же время такой открытый и беспомощный… Эрвин смотрела на известного героя человечества и искренне завидовала самой себе. Хотелось трогать его везде. Всегда, везде, так, как ей хочется. Аккерман шумно вытягивает носом воздух когда женские ладони вновь вернулись в нужное место — покрепче обхватив эрогированный член ладонью, Эрвин на пробу провела рукою вверх-вниз, чем и вызвала тихий приглушенный стон лежащего на столе Ривая. — Ну, прямо умница, — сипло шепчет, нахваливая и зная наперёд, что перспектива лежать под кем-то Аккермана до жути смущает. Особенно лежать под управлением женщины, будучи мужчиной. Черноволосый смотрит убийственно из-под ниспадающей чёлки, но бёдрами навстречу руке Эрвин ведёт, рвано выдыхая. А Эрвин смотрит и поражается: как можно быть настолько прекрасным в столь пошлый и непристойные момент? Не выпуская орган из ладони, женщина буквально наваливается сверху, выцеловывая бархатную шею, так любовно подставленную под ласку. Ривай, к слову, даже и не собирается противиться засосам — знает наверняка, Эрвин сделает все, что ей нужно, да и к тому же… Это был приказ. Женские губы остервенело целуют, всасывая нежную кожу, щипают и оттягивают, дабы оставить как можно больше засосов, особенно там, где одежда попросту не сможет их скрыть. Эдакие принадлежательные метки. — Знаешь, будь я мужчиной, то предоставила твоему рту куда более лучшее занятие, — слыша тихие постанывания уткнувшегося ей в шею Ривая, хмыкает блондинка. Ривай тихо ругается, вероятно, будучи недовольным насмешкой со стороны главнокомандующей. — Хотя, может, и так сойдёт?.. Ты ведь хочешь кончить сегодня как следует? — испытывающе смотрит, терпеливо дождавшись положительного кивка, — Тогда слезай. Выпустив дрожащее то ли от холода, то ли от возбуждения худощавое тело мужчины из рук, Эрвин тянется к ремню, звенит пряжкой и, взмахом руки указав на пол, стягивает с себя рабочие белые штаны, также отбросив их к кучке стянутых вещей. И лишь сейчас понимает, насколько мокро было там. Непривычное ощущение. Не то, чтобы женщина стыдилась своей невинности в свои тридцать с лишним лет, попросту шанса не выпадало, но… Столько скользкой влаги в районе паха было для неё вновинку. — Поработаешь языком, м? И постели под колени что-нибудь, пол холодный, не хочу, чтобы ты заболел. — Не посмеешь… Я не буду этого делать. — шипит возмущённо, поняв о чем именно его просит командующая. А Эрвин молчит. Не без стыда стянув с себя влажное нижнее белье следом за штанами, женщина уселась обратно в кресло, поглядывая на мужчину снизу вверх озорным взглядом. Молчит даже тогда, когда Аккерман, тяжело вздохнув и нахмурившись, стелит меж чуть расставленных женских ног сброшенные на пол тряпки и становится на колени, разводя длинные крепкие ноги шире. Продолжает молчать и тогда, когда Ривай, весь красный до ушей, аккуратно коснувшись кончиками пальцев колена, легко целует, постепенно переходя к внутренней стороне бедра. — Брезгуешь? …и громко стонет когда черноволосый, принявшись круговыми движениями массировать набухший клитор, припал губами к истекающим естественными соками половым губам женщины. Размашисто мазнул между ними языком, собрав кончиком языка смазку и, нахмурившись вновь, мысленно попытался разобраться в собственных ощущениях. Никогда раньше он не делал такого, ни для кого. Мало того, что перспектива быть измазанным черт знает чем не сулила ничем привлекательным, так ещё и делать это хрен пойми с кем?.. Нет уж. Сейчас же, придерживая свою женщину за подрагивающие бедра, Аккерман с каким-то непонятным для себя самого азартом буквально вылизывал половые губы, время от времени спускаясь ко входу и возвращаясь обратно к клитору, посасывая и утыкаясь кончиком носа в светлые завитки на лобке. Свою женщину? Да, скорее всего. Заниматься подобным с кем попало он бы не стал. Да и Эрвин не стала бы. Не сдержавшись и слегка поддев передними зубами клитор, Риваю пришлось тут же ухватиться за бедра женщины покрепче — почувствовав лёгкую боль, Эрвин громко выругалась и, вскинувшись, выгнулась в спине настолько, насколько ей вообще позволяло положение. Всё же, кресло для подобного было явно неподходящим местом. Подаваясь тазом навстречу тонким губам, так умело работающим с её сокровенные местом, Эрвин отчётливо ощущала тот самый тугой ком внизу живота, так и наровящийся «взорваться» с неимоверной силой. — Хочу тебя, ты бы знал как я хочу тебя. Люблю тебя, ч-чёрт… Судорожно шарит руками по кресло, желая найти хоть какую-нибудь опору и успешно находит: пускает пальцы в черный как смоль волосы, теперь уже самостоятельно направляя и прижимая еще ближе. Поощрительно поглаживает по затылку, проявляя тем самым столь нужное на данный момент для Ривая одобрение. И лишь краем своего помутненого разума думает, мол, «лишь бы не задохнулся». Разрядки долго ждать не пришлось; оторвавшись от половых губ женщины, Ривай вытер испачканный в смазке рот тыльной стороной ладони, все также продолжая круговыми движениями массировать клитор. Наблюдая за каждым судорожным вздохом, Аккерман то и дело замедлялся, а после ускорялся, насмешливо кривя припухшие влажные губы. И когда терпеть уже попросту не было сил, Смит с силой вцепилась в руку черноволосого, не позволяя более замедляться. Глаза её жалобно смотрят и Аккерман сдаётся, продолжая сладкую истому в быстром ритме. Пальцы скользили с завидной быстротой, мужчина не особо заботился о том, больно ли Смит от столь сильного напора? Наблюдая за тем, как её рот приоткрывается в безмолвии, мужчина отчаянно желал довести её до окончания. И вскоре тело женщины, дрогнув в короткой судороге, расслабленно обмякло. Но держать риваевскую руку Эрвин не прекратила, пришлось аккуратно отцеплять пальцы один за другим, дабы высвободиться. — Ну, ты там что-то го-… Блять, ты серьёзно? — несмотря на матершину, тембр мужского голоса оставался неизменно спокойном — Эрвин, буквально вырубившись из-за послеоргазменного состояния, тихо-мирно посапывала, склонив голову набок и чуть приоткрыв рот. Ривай криво усмехнулся, уложив женскую ладонь на живот Смит и, поднявшись с колен, подобрал собственную одежду. Натянув штаны и порванную Эрвин рубашку, мужчина ещё раз обвел обнажённую фигуру главнокомандующей придирчивым взглядом. — Услуга за услугу, да? Оно и видно, — подняв с пола и её одежду тоже, а после заведомо отряхнув от всевозможной пыли, Ривай аккуратно укрыл Смит рубашкой, а после, проверив входную дверь на прочность закрытия, уселся в кресло, прикрыа глаза. И что это было вообще? Бесспорно, довести себя до желаемой разрядки Ривай сможет в пару ловких движений, но все же… Придётся в следующий раз сполна взять свое. Брюнет усмехается, продолжая пристальным взглядом сверлить уснувшую женщину. — Красавица. — думает он. …поистине.