луна сегодня так прекрасна, не правда ли?

‒ я не понимаю, почему ты не хочешь, ‒ сынмин приземлился на кровать рядом с феликсом. ‒ потому что я едва не завалил зимнюю сессию и мне пизда, если я не наверстаю упущенное, ‒ феликс повернул голову и наклонился вперёд, приближаясь к парню так, что ещё немного, и их бы носы соприкоснулись, ‒ достаточно веское оправдание? ‒ нет, ‒ невозмутимо заявил сынмин и подался вперёд, касаясь своим кончиком носа ликса, ‒ ну камон, это же рождество. ‒ я не праздную рождество, ‒ ли вернулся к своим конспектам, которые он не вёл с ноября. ‒ зато празднуешь каждую возможность выпить. феликс промолчал. ‒ от того, что ты куксишься и маринуешься в своей комнате уже второй месяц, тебе лучше не станет, ‒ сынмин подпёр щёку ладонью, ‒ развейся хоть разок. ликс оторвался от конспектов и снова бросил взгляд на парня. ‒ если схожу, ты от меня отстанешь? ‒ до весны трогать не буду. ‒ до апреля. ‒ договорились. феликс практически два месяца никуда из своей комнаты не выходил за исключением универа. его социальная жизнь ограничилась минхо, сынмином, чанбином и куратором, который тряс его последние две недели, как несчастного. ликс отвык от больших скоплений людей, алкоголя и громкой музыки. выползти в люди и постоять несколько часов в каком-нибудь углу ‒ только ради успокоения души кима. в семье парня никогда не праздновали рождество. так уж получилось – отца не было, а мать постоянно пропадала на вторых и третьих работах, беря сверхурочные в выходные и праздники. на попойке феликсу не понравилось. ему в принципе подобного рода мероприятия не особо заходили – ликсу больше по душе были свои локальные вечера, когда чанбин, пуская слезу, вытягивал партии наён в фил спешл, а минхо молча цедил пиво и наблюдал за этим зрелищем, размышляя о том, где по жизни он свернул не туда. спустя какое-то время парень решил подняться на крышу, благо лестница наверх была буквально за углом. подышать свежим воздухом, покурить, да и просто сбежать из толпы. он уже говорил, что ненавидит громкие вечеринки? ночь была морозной – оно и понятно, конец декабря. феликс, выскочивший наружу в одной толстовке, поёжился от холода и засунул руки в карманы джинсов, нащупав внутри пачку сигарет. он пересёк крышу корпуса, направляясь к закутку, который все присутствующие использовали как одну из курилок. зря направлялся, надо сказать. ‒ блять, ‒ зашипел ликс, когда вынырнул из-за угла и наткнулся взглядом на слишком знакомую фигуру того, кого он избегал последние восемь недель. хёнджин стоял к нему боком, облокачиваясь на перила и затягиваясь уже которой по счёту сигаретой. всё такой же невероятно прекрасный, как и всегда. бесит. феликс отпрянул назад, за стену кирпичной кладки, но хван, скосив взглядом, уже успел его заметить. ликс начал усиленно думать над тем, что ему, собственно, делать дальше. из всех вариантов самым адекватным казался тот, в котором парень со всех ног мчится обратно, срывая дверь на крышу с петель, смешивается с толпой, находит минхо и джисона и засасывает их обоих по очереди. да, именно так он сейчас и поступит. ‒ я попросил не подходить ко мне, ‒ сквозь сжатые зубы сказал он, когда рядом материализовался хёнджин. феликс сильнее вжался спиной в стену, чувствуя, как его начинает потряхивать в мелкой дрожи. хван стоял рядом и молчал. боялся сказать хоть слово, сделать хоть движение – казалось, что тогда ликс окончательно сломается и рассыплется в его руках. или взорвётся. ‒ я, ‒ наконец подал надломленный голос хёнджин и запнулся на полуслове, ‒ я скучал. младший опустил голову ниже. встать прямо сейчас и уйти. ничего не говоря и не комментируя – просто исчезнуть, сделав лучше для них обоих. его, наверное, уже девушка заждалась там, внизу. но спина как будто приросла к кирпичной кладке, и парню оставалось лишь выругаться, плотнее сжать зубы и вскинуть голову. ‒ скучал он, ‒ зло начал феликс, чувствуя, как в глазах от напряжения и слёз всё плывёт, ‒ а я, думаешь, не скучал? да я себя чувствую так, будто меня через мясорубку пропустили, собрали и пропустили ещё раз. такое ощущение, будто катафалк переехал, шаришь? ‒ ликс, ‒ попытался мягко остановить хёнджин, но парня уже несло. наконец выдалась возможность вылить всё дерьмо, что варилось и кипело в нём уже долгое время. и вылить не на ближнее окружение, которому и так достаётся, а непосредственно источнику всех бед и проблем на всём земном шаре. ‒ нихуя я не понял и не понимаю, ‒ феликс всё же нашёл в себе силы оторваться от стены, и хвану на секунду показалось, что стоит подуть лёгкому ветру, и парень упадёт, ‒ не понимаю, как меня блять засосало и почему именно ты, почему так долго и так крепко, почему не отпускает уже второй год подряд. ‒ феликс, ‒ хёнджин протянул руку вперёд, остановившись в нерешимости. раньше он автоматически хватал парня за шкирку, чтобы тот себе не сломал ничего, а сейчас… сейчас всё по-другому. ‒ и не нужно говорить сейчас, что мы можем быть друзьями и общаться как раньше, потому что нихуя не сможем, ‒ к горлу подкатила истерика, и ликс ясно почувствовал это, ‒ потому что я тебя автоматически ревновать к твоей девушке буду и ненавидеть её тоже буду по умолчанию, даже если она будет самой чудесной из всех, потому что рыдать постоянно буду и не смогу встать, отряхнуться и пойти, как это сделал ты. он замолчал на секунду и поднял взгляд вверх, понимая, что сейчас расплачется прямо здесь. дерьмо. ‒ потому что я люблю тебя, блять, ‒ на последнем слове голос сорвался, и феликс уже хотел развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы уйти как можно скорее, но хёнджин схватил его за руку чуть повыше локтя, не отпуская. ‒ не трогай меня, ‒ хотел было возмутиться ликс, потому что слеза уже прочертила влажную дорожку вдоль переносицы, но договорить фразу не успел. феликс не сразу понял, что произошло. плакать на морозе – та ещё хуйня, кожу на ебале стягивает моментально. порыв ветра хлестнул сзади, обдав лицо обжигающим и отрезвляющим холодом. и тогда до ликса дошло. хёнджин целовал. целовал мягко, придерживая за локоть, чтобы не сбежал. целовал, извиняясь тысячу раз и прося прощения за всю ту хуйню, что натворил. целовал, успокаивая и говоря, что всё уже прошло. и когда феликс понял это, то начал отвечать. сначала осторожно и робко, будто не до конца веря в реальность происходящего, а потом – жадно и напористо. хёнджин начал отстраняться, но ликс подался вперёд, не желая разрывать контакт. оторвался он от парня только тогда, когда в лёгких начало жечь от недостатка воздуха. ‒ я подумал, что это успокоит тебя лучше любых слов, ‒ сказал хван, когда феликс уткнулся ему носом в плечо, тяжело дыша и сжимая в пальцах хёнджинову рубашку. ‒ иди нахуй, ‒ привычно отозвался ли, поднимая взгляд наверх. они стояли в полутьме – лунного света не хватало, чтобы хорошо разглядеть друг друга, но даже так ликс готов был поклясться, что не видел ничего прекраснее, чем лицо хёнджина в этот момент. раскрасневшись то ли от морозца, то ли от поцелуя, он дышал через приоткрытые влажные губы, высвобождая с каждым выдохом клубы пара изо рта. рука феликса потянулась машинально – он мягко дотронулся до пряди волос старшего, что падала на лоб, и убрал её назад. ‒ луна сегодня так прекрасна, не правда ли? – спросил хёнджин, и ликс почувствовал, как хочет поцеловать его снова и уебать одновременно. ‒ я могу умереть.