Примирение / Reconciliation

      ***       Она кричит.       Она кричит, а её руки тянутся к голове, вцепляются в волосы, ногти словно когти. Тысячи эмоций поднимаются вверх откуда-то из живота, почти её задушив. Она еле стоит на ногах.       Она знает это лицо. Она видит его каждый день, смотрит в него каждую ночь перед сном, и теперь видит свою драгоценную, маленькую девочку своими глазами наяву…       Она не может дышать. Грудь сжимается как тиски и дыхание не может покинуть горящие лёгкие.       Медсестры суетятся по палате с медикаментами, оборудованием, иглами.       Она видит Ли… Ли, что нависает над ней. Ли, что знает её девочку, чье лицо обезумело от беспокойства, которого она ни разу не наблюдала на его лице за всю эту долгую ночь.       Он… он кричит её имя.       — «Тейлор! ТЕЙЛОР!»       Затем… пришел звук… этот звук словно открыл черную дыру в её животе.       Длинный, непрерывный тон. Звук, что становится все громче и громче с каждой секундой пока не поглощает собой весь её мир.       Звук остановившегося пульса.       Тэйлор… это её Тейлор. Каким-то образом, её драгоценная маленькая девочка наконец-то вернулась к ней.       И теперь она умирает… умирает… снова покидая её.       Она качает головой, желчь подступает к горлу, а сокрушительная боль разрывает грудь…       Ей хочется сбежать. Хочется отбросить кошмар наяву, в котором её девочка умирает. Но её ноги приросли к полу, не желая сделать и шага.       Как же она может уйти? Как же она может оставить свою маленькую девочку?       Она не может уйти… и она не уйдёт.       Она сжимает руками металлическую каталку, опираясь на нее всем весом, ноги дрожат, дыхание прерывается, а слезы просто ослепляют глаза.       Пульсометр гудит.       Но ничего не меняется.       Комок в горле буквально душит её.       Только не снова… она не сможет пройти через это снова.       А потом кто-то появился рядом, кто-то тянет её прочь, уводит, уводит прочь из этого места, уводит от её маленькой девочки.       Нет!       Она не уверена, произносит ли это вслух. Все что она знает, это что ей нельзя уходить.       Она не может оставить её здесь!       Она упирается ногами в землю и отказывается уходить. Отказывается быть выгнанной.       Тейлор… Тейлор прямо здесь!!!       Она не уверена что конкретно произошло, как её оттуда вывели. Она знает, что потребовался кто-то ещё помимо медсестры, кто-то намного сильнее, чтобы вытащить её прочь из медицинской палатки.       В конце концов, она стоит на слабеющих ногах посреди мокрого, грязного участка земли, цепляясь за длинные рукава костюма какого-то мужчины, скрюченными пальцами пытаясь оттолкнуть его, а он удерживает её на месте, в то время как дождь швыряет в них капли как камни.       Она плачет.       Она плачет так, как не плакала уже почти десять лет.       Он не отпускает. Даже когда она делает то, что не делала никогда ранее.       Она умоляет.       Она умоляет его отпустить её. Опустить её обратно к её маленькой девочке.       Но он… он не отпускает её, он удерживает её до тех пор, пока она не падает с плачем коленями в жидкую грязь, весь дух борьбы уходит из её тела.       Затем, появляется какой-то то доктор, и кейп снова удерживает её неподвижно на месте, пока укол иголки не отправляет её в беспамятство.       Когда она просыпается, то сразу же думает о Тейлор.       Её разум в тумане, а мысли еле ворочаются, как будто плавают в грязи.       Неужели это был сон?       От одной этой мысли на глаза наворачиваются слезы, а желудок сводит от тошноты.       Если это действительно так, то она не способна представить себе ещё более жестокой иллюзии.       Она поднимает себя с пола в палатке, где её поместили на койку размерами примерно с коврик для йоги. Она окружена ранеными мужчинами и женщинами, суета докторов и медсестер делится поровну между работой над пациентами и размещением медицинского оборудования. Гудящие голоса соревнуются в том, чтобы перекричать друг друга, вызывая пульсирующую головную боль посреди лба.       Она встаёт, прижимая ладони к ушам, и наполовину плетется, наполовину падает к ближайшему выходу.       Она чувствует себя так, словно находится в пьяном оцепенении, каждая мысль в голове словно пробивается сквозь патоку, вялая и едва оформленная.       Она врезается в кого-то, спотыкается и почти падает, но в последний момент восстанавливает равновесие. Она слышит, как кто-то что-то говорит, но ей все равно.       Дождь снова окатывает её водой. Холод, словно ледяными ножами пронизывает до костей.       Кто-то ещё входит в палатку, их плечи ударяются друг о друга с такой силой, что ей приходится сделать шаг назад, чтобы просто устоять на ногах.       «Было ли все это сном?»       Ей нужно остановиться. Ей приходится остановиться, чтобы хотя бы просто снова вспомнить как дышать…       Слезы возвращаются, а пальцы поднимаются чтобы вцепиться в собственный скальп.       «Держи себя в руках… держи себя в руках.»       Она и раньше говорила себе эти слова. Использовала их, чтобы пережить худшие времена в своей жизни. Те самые времена, когда она лежала одна в своем холодном, пустом доме, с фотографией в одной руке и пистолетом в другой.       Ещё никогда не было так трудно, и в тоже время так легко прислушаться к ним, как сейчас.       Она не уверена, как долго простояла так, повторяя про себя эти слова словно это одновременно молитву и в то же время мантру.       — Миссис Эберт.       (Х)       Теперь, он не видит её глаз. Они закрыты.       Он хочет, чтобы она снова их открыла… посмотрела на него. Узнала его.       Монитор сердечного ритма неустойчив, пики скачков кровяного давления слишком высокие, а впадины слишком длинные, а временами слишком короткие.       Кровь течет у нее из глаз, носа, рта…       Она умирает, умирает прямо у него на глазах.       И он ничего не может сделать, чтобы это остановить.       Он качает насос кислородной маски, удерживая её на её лице руками, измазанными в её же крови.       Затем… он слышит как пульс остановился.       Единственный, монотонный звук, который казалось поглощает собой всю комнату…       Это самая ужасная вещь, которую он когда либо слышал в своей жизни.       Он кричит, вопит, зовёт её. Он практически не соображает, что говорит. Не заботясь о том, что кто-то может услышать её имя, что кто-нибудь увидит то, что они знакомы.       Его руки отбрасывают кислородный насос и давят ей на диафрагму, а сам он в голос кричит требуя дефибриллятор, который добирается до них слишком долго, учитывая такое количество пациентов вокруг о которых ему искренне не было дела в этот момент.       Затем, наконец появляется Эйдолон, отталкивая его прочь. Его руки светятся золотой энергией, которая выбивает из него усталость и наполняет бодростью даже после мимолетного прикосновения пальцев.       Но он не беспокоится о себе. Только о ней.       О девушке, которую он знает почти десять лет, о девушке, что лежит сейчас на столе, истекая кровью из своих глаз, ушей, носа, бьётся в конвульсиях и спазмах захлебываясь собственной кровью.       Светящиеся руки Эйдолона падают на неё. Свет почти ослепляет его, но он ни на мгновение не отводит взгляд.       Она обязана выжить… она должна, они зашли слишком далеко, сделали слишком многое, пережили слишком многое, чтобы принять другой результат.       Просыпайся Тейлор. Просыпайся!        Резкий звук грома выбивает его из воспоминаний и помассировав рукой переносицу, он делает глубокий вдох.       Он подходит к ближайшему крану, его яркая, белая пластиковая трубка резко контрастирует с тусклой, серой тканью из которой состоит палатка.       Он умывается, протирая ледяной водой щеки и глаза и делает ещё один глубокий, дрожащий вдох.       Шипя от неприятных ощущений он трет глаза, его длинные, до плеч, волосы свисают по обе стороны от лица.       — Доктор?       Обернувшись, он видит медсестру. Она стоит там, в медицинской маске и забрызганном кровью халате. У неё мешки под глазами и едва заметная дрожь в пальцах. Кофеин.       — Сэр, нам нужна ваша помощь в травмотделении.       Он отворачивается обратно к крану и моет руки.       — Вам придется найти кого-нибудь ещё себе в помощь.       Он задумался, поняла ли его женщина, учитывая его сильный акцент и то что недавние крики и сильные эмоции сделали его голос достаточно хриплым.       — Что?       Он закончил мыть руки, вытер их белым полотенцем, что лежало рядом с раковиной и обернувшись прошел мимо неё.       — Найдите кого-нибудь ещё.       Она слегка дернулась, испуганно на него посмотрев, но осталась на месте.       — Что… но… но сэр…       — Найдите кого-нибудь ещё, — повторил он в третий раз, повышая голос ровно настолько, чтобы этого хватило заглушить её протест, — Я здесь только ради одного пациента. Остальные мне безразличны.       — Сэр, пожалуйста, вы единственный хирург, кого я смогла найти, который прямо сейчас не заня…       — Ищите лучше, — отрезал он ровным голосом и отдернул полог палатки, игнорируя остальные крики в спину.       Дождь бьёт в его голову тяжёлыми каплями, словно камнями, когда он шагает в какофонию хаоса медицинского лагеря.       Слева от себя он заметил ещё три больших шатра - там, чуть дальше вниз по склону холма, стоящие на земле уже гораздо менее ровной чем тот из которого он вышел, но нищим выбирать не приходится, или как там ещё звучит эта поговорка. Каждый из них сможет вместить ещё сотню пациентов. Теперь, это уже не только герои. Гражданские — те, кто был ранен в убежищах, или просто не успевшие добраться до них во время тревоги тоже стекаются сюда.       Медцентр уже на грани переполненности. Нужно ещё больше шатров, да и самодельных инженерных коммуникаций надолго не хватит. Им понадобится помощь из других штатов. Первое здание, что снова заработает в разрушенном городе очевидно будет больницей. Прямо сейчас трое кейпов, чьи силы в той или иной мере оперируют электричеством работают посменно обеспечивая нужды полевого госпиталя, потому что топливо для генераторов уже закончилось.       Медсестры падают в обморок в любых местах, где могут себе это позволить, а доктора выживают на кофе и энергетиках. Крошечные моменты отдыха позволяют им проработать ещё чуть больше, спасти ещё одного пациента.       Даже Отала — единственный местный кейп, что была способна наделить регенерацией уже была готова рухнуть в обморок от полного истощения, хотя все, что ей требовалось делать — это прикасаться на несколько секунд к своим пациентам.       Даже Эйдолона все ещё не отозвали обратно, чтобы присоединиться к следующей атаке. Прямо сейчас, он всё ещё здесь, просеивает лагерь в поисках самых тяжёлых случаев, как единственный, у кого есть сила способная к множественным исцелениям прикосновением.       Без него, очень многие бы уже умерли.       Ли идёт через лагерь, сквозь холод дождя, сквозь шорох несущихся мимо тел. Все это теперь не имеет к нему никакого отношения. Он старается ступать аккуратно по скользкой грязи, что недавно была твердой поверхностью.       Наконец, он добирается до палатки… единственной палатки, где не слышно ничего… ничего кроме гробовой тишины.       Он открывает полог и входит внутрь, в тишину от которой замирает сердце.       Он делает шаг вперёд и его взгляд скользит по бледному лицу и завиткам темных волос.       Он смотрит на кардиомонитор, который показывает ровный, чистый пульс стараясь вести себя как можно тише, чтобы дать ей возможность спокойно отдохнуть.       Они почти потеряли её.       Почти.       Но смерть не смогла забрать её раньше. Не забрала её и сейчас.       Часть его, хочет забрать её отсюда или призвать большую группу для её защиты. Но так не получится. Уже нет.       Пусть так… ему всё равно этого хочется, даже если его рациональный разум подкидывает ему причину за причиной почему в этом нет необходимости. Перемирие все еще действует, а притворное невежество… просто притворство. Наверное, в этом лагере нет ни одного человека, который бы не знал, кто лежит в этой палатке. Более дюжины глаз, не последними из которых были глаза той девчонки Умника, возможной дочери Маркиза, были прикованы к этой палатке, готовые вмешаться… или послать кого-нибудь вмешаться, если кто-то будет хотя бы неправильно дышать рядом с этим местом.       За какой-то час, она превратилась в самую дорогую жизнь на всем восточном побережье.       Он проверил медицинское оборудование, снова просмотрел все линии пульса, калибровку и установки кардиомонитора, перепроверил файл с дозировками лекарств, что ей ввели на предмет оптимального соответствия с её ростом и весом, давление её кислородного баллона.       В этом не было необходимости. Он делал это уже в третий раз.       Он выпрямляет спину.       Она не нуждается в нем.       Она не нуждается в том, чтобы он сидел тут и не сводил с неё глаз.       Сейчас, ей нужно от него кое что другое.       Для него это сложно, почти испытание силы воли, но он оборачивается и снова выходит под дождь.       Он не знает, куда они увезли женщину. В тот момент он никак не мог отвлекаться от Тейлор.       Теперь, время отправляться на поиски. Он двигается с механическим упорством наметив себе план, уже зная планировку лагеря. Он ходит от палатки к палатке, от тела к телу, его глаза изучающе осматривают лица всех встречных. Он распрашивает медсестер, врачей и тех кейпов, что еще в состоянии говорить.       Но когда он наконец находит её, то не в палатке. Он находит её в темноте, в тенях аварийного освещения, её темные волосы прилипли к голове и лицу. Она дрожит, плачет, хватает волосы ладонями, бормочет себе под нос и выглядит так, словно весь мир рухнул вокруг неё.       Он проталкивается сквозь снующую толпу и выкрикивает её имя, вставая на расстояние вытянутой руки позади неё.       — Миссис Эберт.       Она оборачивается и бросает на него дикий взгляд, словно бешеное животное которое не узнает никого вокруг себя.       — Ли… — её голос хриплый и почти теряется в непреодолимом шипением дождя, — Ли…       Она делает шаг вперёд, а её руки тянутся к нему, но отдергиваются назад, как будто не решаясь прикоснуться к нему.       — Где она? Ли, я…       Теперь он видит её красные глаза и то, что не только вода стекает по её лицу.       — Я не сумасшедшая, Ли. Я не безумна… где она!       Он хватает её за руку.       — Пойдемте со мной.       Она хватает его за голубой халат в ответ, удерживая на месте, — Ли… просто… просто скажи… просто скажи мне хоть что-нибудь, пожалуйста!       Он приближается ближе и шепчет ей на ухо.       — Пойдемте… я приведу вас к ней.       Её глаза широко распахиваются и он видит страх в её взгляде. Снова, как у животного на первый план выходят инстинкты борьбы или бегства.       Она в ужасе.       Он держит её за руку, его собственная тревога о Тейлор потихоньку начинает усиливаться.       Неужели её страх быть отвергнутой был действительно обоснован?       Затем… он видит знакомые нотки… её взгляд становится твёрже, плечи чуть распрямляются, а страх отталкивается, отбрасывается туда, где уже не властен над ней.       Этого почти достаточно, чтобы вызвать у него улыбку.       Он держит её за руку, когда они идут по лагерю пробираясь сквозь толпу.       Он снова подходит к палатке, что зарезервирована за ними и вступает внутрь.       Она останавливается и его рука соскальзывает с места, за которое он ее держал.       Ли оборачивается, смотрит на женщину.       Но она его не видит… даже не смотрит на него.       Она смотрит на Тейлор и только на неё…       Её колени дрожат, когда она подходит ближе на ослабевших ногах. Все её тело сотрясает дрожь, которая вызвана отнюдь не холодом ранней зимы или ледяным дождем.       Она проходит мимо и подходит к кровати.       Её руки дрожат, когда она протягивает ладони к лицу Тейлор.       Он слышит её всхлип. Дрожь сотрясает все её тело и Ли на мгновение пугается, что она сейчас рухнет в обморок.       Затем, кончики её пальцев наконец опускаются вниз.       Её прикосновение переполнено мягкой, почти испуганной осторожностью. Как будто она боится, что иллюзия рухнет в одно мгновение, стоит ей приложить хоть чуть немного сил.       Её пальцы скользнули по волосам, которые так похожи на её собственные, и Ли почти видит его… этот момент, что пронзает её насквозь, тот, что одновременно эйфоричен и в тоже время неизмеримо мучителен.       Он слышит её прерывистое дыхание и может представить выражение её лица, когда она пытается заговорить, пытается найти слова, в одночасье покинувшие её.       Наконец, она поворачивается к нему. Её глаза затуманены, взгляд почти стеклянный… невидящий.       — Я… моя…       Она замирает и Ли даёт ей время подумать, собрать себя в кучу.       — София, — сказала наконец она, — Я… мне надо найти Софию.       Она оглядывается на Тейлор как будто только сейчас внезапно осознав, что чтобы это сделать ей придется покинуть палатку.       Сердце Ли уже давно превратилось в камень. Но он вовсе не настолько бессердечен, неважно насколько ему самому хотелось бы тут остаться.       — Я найду её.       (Х)       Она едва слышит его слова, даже едва замечает как он уходит. Её разум даже не успел толком осознать этот факт, как тут же вернулся обратно в сон, который внезапно стал реальностью…       Тейлор лежит здесь… прямо напротив неё…       Её детка прямо здесь…       Её маленькая девочка всё ещё жива… жива и прямо здесь и сейчас!       Ей хочется протянуть руки, прижать её к груди и никогда больше не отпускать.       Но она сдерживает порыв… нельзя.       Её лицо мертвенно бледное, тело ужасно худое, её дыхание едва слышно хрипит, а на губах кислородная маска, в венах на руках трубки. Пятна крови на её шелковой, синей одежде.       Неужели, она проделала весь этот путь только для того, чтобы сейчас умереть?       Бывало, в нее стреляли и раньше, но боль от ранения не идёт ни в какое сравнение с болью даже от одной этой мысли.       Она чувствует, как её пальцы перебирают прядки волос Тейлор. Волнистые, темно-каштановые локоны, такие же как у неё самой.       Тоже самое ощущение. Точно такое же, какое она сохранила в своих воспоминаниях, такое же, что она выжгла в своем разуме. Много лет назад, в то утро, что они уезжали её пальцы запутались в этих волосах когда она поцеловала идеальный лоб Тейлор на прощанье.       Тейлор обняла её за шею в ответ. Крепко сжала.       «Я люблю тебя, мамочка.»       Звук собственного плача ошеломил её, рука с волос Тейлор поднимается, чтобы прикрыть рот и она чувствует как её губы и подбородок дрожат под кончиками пальцев, глаза крепко зажмурены, слезы текут по лицу.       Другая её рука тянется вниз и прежде чем она сама это осознает, её пальцы переплетаются с пальцами дочери.       Она смотрит вниз, указательный палец упирается в датчик пульсометр, его громоздкая форма совершенно неуместна на тонкой, изящной руке девушки.       Она аккуратно касается его, как будто боится что он разобьётся.       Она давно не верила в Бога. Жизненные пути давно уже лишили её той малой веры, что она когда-то питала в благожелательное высшее существо.       Но прямо сейчас… прямо сейчас она молилась. Молилась всем, кто способен её услышать, всем кто способен ответить.       «Открой глаза, Тейлор. Пожалуйста, открой свои глаза… позволь мне увидеть тебя снова… пожалуйста, детка… просто открой свои глаза…»       (Х)       Для Софии… хуже всего был запах.       Она могла смириться с шумом. На самом деле он не намного отличался от переполненного коридора старшей школы или популярной улицы ночного города. Фоновый звук. Белый шум. Она могла отключиться, не обращать внимания. Когда раненый кричит, или плачет где-то вдалеке, это уже немного сложнее, но только потому, что её инстинкты ассоциируют это с чем-то ещё. С чем-то, что может двигаться, сражаться, с чем-то чему можно сделать больно. Она не отождествляла это с кем-то в медицинской палатке…       Она не позволяла себе отождествлять это как кого-то в медицинской палатке.       Даже отсутствие уединения не особо беспокоило её. Девушка понимала, что это не навсегда, знала, что по сравнению с большинством… она довольно легко отделалась. Знала, что она выберется отсюда через пару часов, когда регенерация Оталы закончит свою работу, так что жаловаться на отсутствие разделительных перегородок в то время, как люди там все еще продолжают сражаться и умирать было бы совсем уж за гранью любой мелочности.       Но этот запах её добивал.       Вонь промышленного антисептика, крови, освобожденных кишечников, медикаментов, химикатов, мокрой травы и мульчированной земли, вонь бензиновых выхлопов из генераторов, приторный запах маслянистой воды плещущейся у подножия холма и быстро коченеющих трупов. Этот тяжёлый, густой мускус.       Она буквально чувствует как он просачивается в её одежду.       Она сожжёт ее, когда выберется отсюда. Просто из принципа, неважно, костюм это или нет.       Просто лёжа здесь, она только и делает, что мечтает о горячем душе.       Но больше всего… ей нужна миссис Э.       Это глупо… может быть даже по детски, но… София хочет, чтобы она была здесь с ней, хочет знать, что с ней все в порядке. Хочет, чтобы миссис Э знала, что с ней самой все хорошо. Чтобы она сказала, что они сейчас просто поедут домой или к Эмме. Или куда угодно, лишь бы подальше отсюда и чтобы все это наконец закончилось.       Точно так же, как она сделала в тот день — пообещала вытащить её из того гребанного дома и действительно сдержала свое слово.       Она глубоко вдыхает гнилостную вонь, пытаясь успокоиться.       Понадобится некоторое время, чтобы миссис Э нашла её. Женщина даже не в курсе, что она ранена, тем более в какую из почти дюжины палаток её определили.       Похоже, что она застряла здесь надолго.       Ещё через пару минут ожидания София глубоко вздохнула, выдохнув через ноздри.       … Как они могут продолжать делать это?       Это была её первая битва с Губителем и она очень надеялась, что последняя. Если бы ей пришлось снова оказаться на одной из них, то она не была уверена, что смогла бы найти в себе достаточно мужества или терпения, чтобы справиться с логистическим кошмаров её последствий.       Для таких людей как Александрия, Легенда или Эйдолон… Она понятия не имела, как они способны раз за разом делать это. И ведь это был слабейший из Губителей.       — Сталкер?       София обернулась, удивленно моргнув.       — Блэкаут?       Кейп Протектората, чья сила была основана на тьме, кивнул.       — Йеп. Просто проверяю эту палатку. Как себя чувствуешь? Думаешь, тебе нужен ещё визит Оталы или кого-нибудь из остальных?       Она моргнула.       — Ты щас всерьез? Ты ведь осознаешь, что я черная, верно? Разве у этой нацистской сучки не политика — «Никакой второй дозы для цветных» или типа того?       — У неё сегодня особый тариф, — криво усмехнулся Блэкаут, — Так что, как себя чувствуешь?       Она пожала плечами.       — Не откажусь. Чем быстрее я отсюда выберусь, тем быстрее освобожу койку для ваших ребят.       Он кивнул.       — Не могу обещать ничего определенного, раз уж ты не мертва и не умираешь прямо сейчас. Драка всё ещё не закончена.       Это… заставило её замереть.       — Что? Что значит — «не закончена»?       София оборачивается и смотрит на дальнюю стену палатки, за зелёной тканью которой скрывается город. Все, что она слышит это шипение и стук дождя.       - Бой переместили, — ответил кейп, — Не спрашивай меня как, я всегда думал что они иммунны ко всему подобному дерьму. Что-то типа технарской бомбы или типа того. Та девушка в синем перенесла драку куда-то вглубь страны. Больше никаких приливных волн или затопленных городов для этого долбанного ублюдка.       — Куда? — язык автоматически задаёт вопрос, пока мозг все ещё пытается включить первую передачу.       — Без понятия. Куда-то глубоко на материк. Наши телефоны и рации дальнего действия туда не достают. Александрия и Легенда в курсе точного места. Александрия уже повела всех тяжёлых штурмовиков в атаку, Легенда организует всех остальных, кто ещё способен стоять не ногах и оказать поддержку, а Эйдолон старается поставить как можно больше людей на ноги. Я даже слышал, что они призывают на помощь кейпов из других стран. Не могу сказать, что виню их за это. В конце концов, это наша лучшая возможность наконец нанести реальный ущерб этим тварям из всех, что у нас когда-либо были.       Её рот открывается позади её маски, и тут же захлопывается, ужас ползет вверх по пищеводу, едкой кислотой ощущается в горле.       Они все ещё сражаются?       — Я попробую устроить, чтобы Отала вернулась сюда ещё разок. Но никаких обещаний.       Больше ничего не добавив, Блекаут прошел мимо неё и отправился к следующему кейпу в ряду, в то время как её мысли всё ещё пытаются переварить пресловутую ментальную пощечину, которую, как она чувствует, только что получила.       Без проблем. Это все что ей хотелось сказать.       Серьёзно, если они все ещё сражаются, то её проблемы могут и подождать.       С резким выдохом она откинула голову на подушку.       Она закрывает глаза, пытаясь заставить себя уснуть.       Может, когда она проснется, то все это… просто закончится.       В конце концов, сдавшись, София снова открывает глаза, и тут же замечает того, кого совсем не ожидала встретить тут.       Её сердце падает в яму, когда она видит лицо, которое совершенно не ожидала увидеть ещё раз.       Это доктор. Тот, что был с Пижамной девчонкой почти неделю назад.       — Какого…       Он протянул ей полоску бумаги.       Нерешительно и осторожно, глядя на него, как на потенциально опасного незнакомца, она берет её в руки и разворачивает.       «Перемирие все ещё действует.»       «Это не несёт в себе никакой угрозы.»       «Кивни головой, чтобы ответить.»       «Тебе знакома Аннет Эберт?»       Её глаза тут же впиваются в него, переполненные желанием немедленно выстрелить ему в лицо. Уж для этого то она не слишком сильно пострадала.       Прежде чем она успела хоть что-то сделать, его палец прижался к её губам призывая к молчанию.       — Твое лицо все сказало за тебя.       — Где она черт возьми? Что ты сделал с ней? Да поможет тебе Бог, если…       — Нет. — отвечает мужчина, поднимая руки вверх в жесте, призывающим её говорить потише, когда другие в палатке начали оборачиваться в их сторону.       — Она попросила меня помочь найти тебя. Теперь я пойду и расскажу ей где ты.       — Отведи меня к…       Её начальный порыв сесть на кровати резко оборвался, когда вроде бы отсутствующая боль в сломанных рёбрах внезапно решила напомнить о себе вышибив весь воздух у нее из лёгких.       Руки Ли внезапно оказываются у неё не плечах, прижимая девушку спиной к кровати.       — Ты сейчас не в том состоянии. Я расскажу ей и я уверен, она придет сюда сразу же, как только сможет.       София пристально уставилась на него, со свистом втягивая воздух через сомкнутые зубы.       — Я бы не пришел сюда, только для того, чтобы соврать тебе, — продолжал настаивать мужчина.       Она медленно дышит, заставляя себя расслабиться, пытаясь придумать какую-нибудь дьявольскую игру, в которую он бы мог играть с ней, но ничего не приходит в голову.       Наконец, София позволяет себе упасть обратно на кровать, обещая себе, что если миссис Э не будет здесь в течение десяти минут, то она отправится её искать и плевать на сломанные ребра или вывихнутую лодыжку.       И если она не сможет её найти, то отправится проверить насколько искренним был Маркиз в своем недавнем предложении помощи.       Но этого так и не понадобилось. Через несколько минут, прямо перед тем, как она была уже готова протестировать свою решимость (и болевой порог), полог палатки откинулся и внутрь вошла Аннет.       И тут же беспокойство Софии возросло на порядок.       Аннет плакала.       Это не было очевидно, особенно учитывая насколько промокшей она была из-за дождя снаружи и девушка сомневалась, что люди незнакомые с женщиной вряд-ли бы догадались что она она вся в слезах.       Но София знала её.       Она садится и резко вдыхает в себя воздух, когда боль снова даёт о себе знать.       - Миссис Э, что случилось?       Миссис Э подошла к её кровати и села на неё сбоку.       — Что… — вопрос девушки обрывается, когда Аннет придвигается ближе, молча обвивает руки вокруг головы и шеи Софии и прижимает ее к своей груди. Её рот и нос прижимаются к макушке девушки.       София застывает, замирая на мгновение, прежде чем нерешительно ответить на объятие.       Руки Аннет ещё крепче обхватывают её, прижимая к себе с какой-то почти отчаянной силой.       София никогда не отличалась особой мягкостью тона, но когда её вопрос возник, он прозвучал именно так — как мягкая утешающая мольба о объяснении.       Аннет сильнейшая, самая лучшая женщина из всех, кого она знает… и сейчас она здесь… выглядит и чувствует себя так, словно разваливается на куски.       — Что случилось, миссис Э?       После долгой паузы, она отвечает. Её голос звучит так надломлено, так сдавленно, что София не может разобрать слов.       — Что?       — Это Тейлор, — шепот женщины больше похож на всхлип. Её плечи и грудь дрожат прижимаясь к телу Софии.       — Это Тейлор, София.