В твоих объятьях очень тепло

Изуку вертится на кухне, напевая что-то еле слышно себе под нос. Он готовит ужин, ожидая возвращения мужа с работы. Тот обещал прийти чуть раньше, Мидории стоит поторопиться. Омега снимает кастрюлю с огня, вытаскивая из неё крупные отваренные картофелины, сразу же нарезает на мелкие кусочки и забрасывает в сковороду, где тушится мясо. Тодороки не любит жареное, приходится готовить без масла. Изуку чуть улыбается, раздумывая над тем, куда они могут сходить на этих выходных. Идей у него много, но вряд ли альфа одобрит хоть одну. Однако надежды Мидория не теряет, перебирая в голове варианты. Он нарезает овощи в салат, мельком поглядывая на время. Осталось всего ничего. Впрочем, Шото может немного подождать. Или нет. Нет. Он не любит ждать. Всё и сразу. И так было всегда. В квартире тихо, даже часы не тикают: недавно они заменили старые на новые, электрические, звука не создающие. За окном задувает ветер, осень. Омега смотрит краем глаза в окно и думает, что сам он бы ни за что не согласился блуждать по улицам в такую погоду. Пасмурно, тоскливо, холодно, мокро. Все улицы словно выкрашены в заунывный неприятный темно-серый цвет. Брр-р! Звонок в дверь. Изуку вздрагивает от прорезавшего привычную тишину звука. Он откладывает нож, вытирает руки о полотенце и спешит в прихожую открыть дверь. «Где же ключи?» – растерянно думает он, шаря по полочкам в шкафу. На лестничной клетке уже слышится нетерпеливый топот, Шото не любит ждать. – Сейчас-сейчас, – бурчит под нос себе Мидория, на всякий случай мельком глянув в глазок. Стоит только провернуть ключ в замочной скважине, как дверь, схватившись за ручку с внешней стороны, резко открывают. Омега шумно выдыхает: его пугает вся эта торопливость, резкость. Он слегка улыбается и отступает назад. – Я дома, – оповещает Тодороки, казалось бы, и так очевидный факт. Он переступает через порог, сразу же вешая намокший зонтик сушиться на крючок и нарочито медленно стягивает пальто. – Привет, – Изуку улыбается, с любовью смотрит на мужа. Тот не отводит от него глаз, снимая недавно отлакированные туфли и кепку. Мидория собирается спросить что-нибудь о работе, он всегда это спрашивает, и предупредить, что ужина придется немного подождать. Но не успевает. Шото подскакивает к нему слишком резко и быстро, чтобы омега смог успеть среагировать, обнимает и целует, обхватывая голову ладонями. Он зарывается пальцами в кудрявые волосы, притягивая к себе. Изуку кладет свои ладони поверх, пытаясь отстранить. – Нет, – пресекает его попытки альфа, отстранившись на мгновение. Мидория послушно убирает руки, терпеливо ожидая, когда Тодороки закончит. А Шото не спешит. Медленно опускает свои руки, скользя по спине омеги, оглаживает его бока и сразу же запускает пальцы под уже растянутую резинку штанов. Омега вздрагивает. – Тебе стоит сначала переодеться, – говорит он смущенно, на мгновение оторвавшись от цепких губ альфы. Тот хмурится мгновение, а после соглашается и кивает, уходит в ванную. Изуку спешно убегает на кухню, нужно доделать салат. Он заправляет всё на скорую руку оливковым маслом, кивая сам себе. Теперь, картошка с говядиной. Мидория выключает плиту и тянет носом. Всё готово вопреки его ожиданиям. Достает тарелки, расставляет всё на столе. – Ай! – омега бьется ногой о стул, что как будто нарочно перебежал со своего привычного места сюда, и мычит сквозь плотно сжатые губы. – Что случилось? – мгновенно следует ответ – на кухне появляется альфа. Он оглядывает стол и одобрительно кивает. Изуку оборачивается на него, улыбаясь, и потирает ушибленное место. – Об стул мизинцем ударился! Каждый раз больно жутко! – восклицает он недовольно. Шото мгновение хмурится, оценивая ущерб происшествия, а затем, поняв, что ничего критичного не произошло, пожимает плечами и уходит, бурча себе под нос что-то о том, что даже дома Мидория ухитряется находить опасности. Через семь минут они вдвоем уже сидят за столом в полнейшем молчании. Изуку смотрит на альфу исподлобья, медленно пережёвывая очередной мясной кусочек. Вкусно… Но сейчас его заботит совсем не это. – Сегодня пятница, – как бы невзначай замечает омега, обсасывая палочки. Тодороки поднимает на него глаза и проглатывает пережеванную пищу, вопросительно приподнимая брови. Но Мидория молчит, не собирается больше ничего говорить. Они смотрят друг на друга, словно играют в игру. Первый сдается альфа: – И? – спрашивает он. – Что «и»? – уточняет Изуку, покусывая губы. Он лучше всех знает своего мужа. Чтобы заставить его что-то сделать, достаточно убедить его в том, что он сам так решил, сам этого захотел. Проблема обычно заключается в том, что убедить его в этом бывает очень сложно. Но омега знает как. – Зачем ты сказал это? – спокойно поясняет Шото без тени раздражения. Он тоже прекрасно понимает суть: Мидория проделывает такое не раз. Но оба притворяются, будто впервые. – Я и так знаю, что сегодня пятница. Пятница, двадцатое ноября, если быть точнее. – Ммм… – Изуку качает головой, не стремится отвечать. – Ох, – он вздыхает, – тебе вкусно? – и резко переводит тему. Тодороки усмехается. – Да, – кивает он и продолжает есть. Омега смотрит на него в упор, нервно дрыгая под столом ногами. Он ждет и надеется. – Я рад… Молчание. За окном бушует ветер, приятно в такой момент находиться в теплой квартирке. – Больше ничего не скажешь? – сдается Шото, продолжая разговор. Цель достигнута: он заинтересован. – Пятница… – продолжает Изуку и вздыхает. – А завтра суббота, а послезавтра воскресенье… Выходные… – Манипуляция. И они оба прекрасно это понимают. – Выходные, – повторяет за ним Тодороки. – И что? – спрашивает он гортанно, пристально глядя на омегу. Тот замирает, не в состоянии выдержать этот взгляд. Он пытается сопротивляться, смотрит в ответ, но ничего не получается: Мидория опускает голову, тушуясь. – Пожалуйста! – он вновь проиграл в этой игре. – Пожалуйста, Шото! – взмаливается омега, от его серьезности и спокойности не остается и следа. – Изуку, – Тодороки подпирает щеку рукой и улыбается. Беззлобно, но опасно. Очень опасно. Он-то в этой игре спец, он – профи, он всегда задает ритм и правила. Он всё это придумал. – Пожалуйста! – повторяет Мидория, хмуря в надежде брови. Альфа не отзывается. Он медленно, нарочито медленно, растягивая свои действия, вновь берет в руки палочки и продолжает есть. Изуку смотрит на него, внутри всё замирает от беспокойства. Его взгляд давно перестал быть требовательным, если вообще когда был таким, он просящий, полный мечтаний. Шото не обращает на это внимания, медленно продолжая есть. Салат интересует его намного больше. Конечно, всё это напускное. И омега знает это. Но это безразличие всё равно заставляет его напрячься, забеспокоиться. А Тодороки только на этом и играет. Он мастер в этой игре. – Пожалуйста… – повторяет тихо Мидория, водя пальцами по яркой скатерти. Альфа вновь замирает. Откладывает палочки, прекращая есть, поднимает медленно глаза. Издевается. – Изуку, – повторяет он, облизывая губы. Его взгляд выпытывающий, хитрый, не пугающий, лишь напрягающий. Омега каждый раз вздрагивает, когда он так смотрит. – Шото, давай чем-нибудь займемся на этих выходных! – восклицает Мидория: он не в состоянии молчать под взором этих выпытывающих разноцветных таких любимых глаз. «Что я только что сказал?» – Изуку вздрагивает, удивленно хлопая глазами. Другое. Он собирался сказать нечто совершенно, совершенно, просто совершенно другое. Собирался заставить Тодороки самого предложить что-то сделать. Собирался убедить его в том, что он сам этого захотел! Собирался… Но дальше сборов дело не доходит никогда. Он в этой игре никто, он всегда проигрывает, ещё даже не успев начать. – Хочешь куда-то сходить? – учтиво интересуется Шото, мягко, но хитро улыбнувшись. Его глаза чем-то затуманены, по ним нельзя понять его искренние намерения. Мидория, впрочем, и не пытается. Знает, что нереально это. – Сходить? – глаза Изуку счастливо загораются, он хлопает в ладони, улыбается. – Эм… – надо подумать. Так сходу ответить он не может. Где-то в глубине души омега знает, что это всё ложь. Красивая картинка. Они никуда не пойдут. Ничем не займутся. Ничего не произойдет. Но эта надежда, пусть призрачная, пусть нарисованная, действует на него, будто наркотик. Мидория покусывая от напряжения губы, прикидывая, куда можно было бы сходить. Одна эта мысль вызывает внутри приятное тепло, мурашки на коже. Он думает, а Тодороки ждет, всё ещё глядя на него в упор. Изуку отвернулся. Ему стыдно. Этот взгляд Шото какой-то… особый. Он, как и все, обладает каким-то магическим эффектом, заставляющих других делать то, чего хочет альфа, и соглашаться на все его условия. Но всё же он другой, со своим особым свойством. Стыд. Именно это чувство испытывает каждый, на кого Тодороки так смотрит. И Мидория в частности. Он начинает нервничать, волнуется, ведь думает, что заставляет мужа ждать, отвлекает его от еды. Мысли из-за этого путаются, он думает о том, что стоило дождаться конца ужина, а не о том, что надо – куда им сходить. – Ну что? – Шото переваливает голову с одной стороны на другую, подпирая её рукой. – Кино, кафе, театр! Выбирай! – говорит он радостным голосом. Гипнотическим голосом, будоражащим. Он нарочно, он играет, а Мидория не может сопротивляться… Изуку вздыхает, вновь радостно хлопает в ладоши. – М… может, в театр? – осторожно предлагает он. – Театр? Тодороки молчит. Омега напрягается, беспокоится. Это молчание действует на него сильно, производит просто ошеломляющий эффект: Мидория сжимается, опуская голову, выдыхает, прискорбно глядя в пол. И без слов всё понятно. – Ну… да-да, театр не лучшая идея, – бормочет Изуку. – Хорошо, тогда давай хотя бы в кино! – восклицает он вновь радостно, полный надежд. – Кино? – переспрашивает Шото и вновь замолкает. Молчание. Оно такое тяготящее, напрягающее. Омега не любит молчание. Оно пугает. Это даже нельзя назвать неловкой паузой, просто… молчание. Но на сей раз Мидория не готов сдаваться так просто: он смотрит строго, чуть нахмурившись, и не собирается отступать. Они так редко куда-то выбираются! – Кино, – повторяет Изуку, пытаясь говорить так, чтоб в голосе звучала уверенность. Но это только в его мечтах. На деле же голос тихий, скорее просящий. – Кино… – протягивает Тодороки и вытягивает губу в трубочку, будто обдумывает. Омега вздрагивает, ждет. Шото смотрит на него пристально, по глазам видно, что ни черта он не обдумывает. Но Мидория в любом случае сдается раньше. – Ну… кино – это как-то глупо, – говорит он, усмехается над своим же предложением. – Мы вроде взрослые, серьезные люди, какое нам кино! – шутит он. Не смешно. Альфа удовлетворенно кивает, соглашаясь с его словами. Такого результата он и ждал. А Изуку, как и всегда, не смог воспротивиться. Он грустно вздыхает, опуская глаза. Не весело. Тодороки смотрит на него ещё несколько секунд, а после медленно берет в руки палочки, продолжает есть. Всем своим видом показывает, что разговор окончен, тема закрыта. Вновь его одергивать Мидория не решается. Он грустно вздыхает, мирится со своим положением. От его энтузиазма не осталось и следа. Просто идеальные отношения! Конфликт закончился, ещё даже не начавшись! Омега тоже берет в руки палочки, медленно начинает есть, лениво пережевывая пищу, что теперь кажется совершенно безвкусной, пресной. Молчание. – Зачем нам куда-то ходить? – говорит вдруг Тодороки, подняв глаза к потолку. – Мы и дома можем посмотреть кино! Я куплю вкусностей! Будет здорово! – заявляет он уверенно. Изуку поднимает большие глаза, что мгновенно наполняются надеждой и счастьем. – Давай! – соглашается он и слегка улыбается. Шото щурится, анализируя его лицо. Пытается понять, достаточно ли его омега счастлив. – Я готов согласиться на любую розовую сопливую чушь ради тебя! – добавляет он. Коронное. Мидория радостно хлопает в ладоши, на лице расцветает благодарная улыбка. Он вскакивает и подбегает к мужу, вешается к нему на шею, заваливаясь на коленки, целует в щеки, крепко-крепко обнимая и не замечая, что произошло. – Спасибо-спасибо! – радостно говорит Изуку. Он хорошо знает – Тодороки не любит смотреть кино. А в особенности мелодрамы и сопливые истории о чистой любви. Омега тоже их не любит. Не любит, но почему-то регулярно смотрит. И плачет. Постоянно плачет над каждым фильмом, вопя что-то в подушку. Каждый раз внутри что-то замирает, что-то тлеет, пытаясь разгореться, но никогда не разгорается. Его передергивает от излишней телячьей нежности на экране, он не любит внимательность, не любит свободные отношения, не любит искреннюю заботу. Сам не знает почему, но не любит. И при этом смотрит! Постоянно! В любой момент, в любую свободную минутку! Гуляя по улицам, он с отвращением смотрит на влюбленные парочки, целующиеся на каждом углу. Почему? Кто бы знал. Внутри что-то замирает, под ложечкой начинает сосать, будто зависть… Но откуда бы ей взяться? У него есть семья. Любимый, любящий муж. Они проводят много времени вместе, никогда не ссорятся. Целуются, с сексуальной жизнью никаких проблем тоже нет. Новинок в отношениях Мидория не желает. Ни искр, ни разнообразия. Ничего из этого ему не нужно. Было уже. И достаточно. Они начали встречаться на последнем году обучения. Хотя ещё в первом классе старшей школы между ними была какая-то химия. Глупые переглядки, нелепый смех. Фразы, сказанные невпопад, бессмысленные действия. Всё это так естественно для влюбленных. Изуку постоянно ловил на себе взгляды заинтересованных гетерохромных глаз, постоянно сам искал Тодороки среди одноклассников. Они не сильно общались первое время. Что-то изменилось беспричинно, вдруг. Просто Мидория решил, что нет смысла больше томиться от глупых мыслей и желаний. Так они и начали общаться. Отношения развивались стремительно, даже очень. Омега скоро начал замечать вожделенные взгляды на своем теле, его собственные руки стремились коснуться Шото, прижать его ближе… Ах, кажется, это всё было очень-очень давно. Расписались. Безо всякой свадьбы, празднеств, шума. Просто расписались, только позволила возможность. Через несколько лет купили квартиру. Счастливая семья. Прекрасная жизнь. Мидория был счастлив. Со временем лишь одно начало омрачать его душу. Дети. – Пойдем, – Тодороки поднимается и ведет Изуку за руку в спальню. Тот сразу же смущается отчего-то, одна мысль о сексе заставляет его краснеть. Уж слишком ассоциации непристойные. Остатки ужина так и остаются на столе. Шото прикрывает дверь в спальню, они стоят на пороге. Он смотрит пристально Мидории в глаза, скользя руками по его мягкому телу. Альфа облизывает губы, собираясь очевидно, как и всегда, растянуть прелюдию. Это тоже своего рода игра. Но эта игра Изуку очень-очень нравится. Это заводит, возбуждает. Он приподнимается на носочки, медленно обнимает мужа за шею, но тот останавливает его, слегка качая головой. Омега вздрагивает, послушно останавливаясь. Он не знает, что альфа задумал на этот раз, но спрашивать не решается. – Изуку, – Тодороки медленно наклоняется и целует его в губы, обнимает за талию, сжимая пальцами бока. Медленно. Время будто останавливается, дыхание перехватывает. Сердце замирает, в ожидании. Секунда, другая. Шото шумно вздыхает, весь напрягаясь, и резко подается вперед, вжимает Мидорию в стену, грубо целуя его, забираясь пальцами под футболку. Омега испуганно дергается, его пугают резкие действия. Тодороки всегда такой. То спокойный, ленивый. Будто события происходят в замедленной съемке. То резкий, буйный, шумный. Как вихрь, ураган. Изуку стоит, ждет. Альфа наклоняется, целует Мидорию в щеки, шею, ключицы, плечи, редко прикусывая нежную кожу. Обязательно останутся красные следы. Но кого это волнует? Он спускается ниже, задрав совсем легкую майку омеги – в квартире всегда очень тепло, – целует плоскую, но мягкую грудь, оглаживая языком ореолы сосков. Изуку шумно вздыхает, запрокидывая голову назад. Ему нравится. Дико нравится всё это. Шото буйный и непредсказуемый, он всегда делает, что хочет. Даже в постели. Но омега никогда и слова не скажет против. Уж слишком сильно ему это нравится. Поцелуи мокрые, горячие, быстрые, хаотичные. Влажные места будто горят, возбуждение накатывает на тело волнами. Мидория подрагивает, чувствуя, как ноги постепенно становятся слабыми, не способными держать его тушку. Тодороки целует быстро мужа в низ живота и поднимает на него глаза, вновь замедляясь. Смотрит в красное от смущения и подступающего возбуждения лицо. Изуку заправляет быстро прядь за ухо, его движения сейчас такие быстрые, неуверенные. Он стоит в ожидании, прижавшись к стене, и не двигается, боясь испортить момент. Шото медленно, словно нарочно нагоняя смущения и трепета, стягивает шорты омеги до самых щиколоток. – Ох, – Мидория шумно вздыхает, глядя на него сверху-вниз. Вроде давно уже женаты. А всё равно, каждый раз – как в первый. – Не бойся, – усмехается Тодороки. – Сейчас всё будет, – обещает он, а Изуку заливается краской, закрывая лицо ладонями. – Я не… ну… – заплетается язык, омега не может связать ни слова. Жар в теле нарастает, он в нетерпении. Стыдно признавать, как быстро, практически мгновенно, простые поцелуи заводят его. Альфа вновь тихо усмехается, облизывая губы. Он хватает Мидорию за таз, сжимая крепко, больно. Изуку дрожит, его ноги становятся ещё более ватными. А Шото словно только этого и ждет. Он разворачивает резко омегу лицом к стене, прижимая его к ней животом. Мидория шумно вздыхает, закусывая от удовольствия губы. Весь этот процесс его гипнотизирует, вводит в транс. Тодороки стягивает с Изуку трусы, сжимая ладонями его ягодицы. – Опять зажимаешься, – констатирует он факт и хмыкает. Громко, демонстративно. – Ой, – омега опускает глаза, неловко. В таких позах он никогда не чувствует себя достаточно раскрепощенным. Альфа вдруг прикусывает Мидорию за ягодицу, скользит языком меж его ног, сжимая сильно ладонями бедра. Наверняка останутся синяки. Но Изуку всё равно, это не страшно. Он не чувствует сейчас боли. Шото касается кончиком языка его ануса, надавливая на поясницу, заставляет выгнуться. Омега шумно вздыхает, запрокидывая голову назад. Он чувствует, как горячий язык толкается в него, скользит внутри, оглаживая пульсирующие стенки. Внизу живота накапливается жар, к паху приливает такое приятное, будоражащее ощущение. Мидория тихо стонет, сжимая ладони в кулаки, и дергается, тяжело рвано дыша. Тодороки держит его крепко, никуда не пуская. Его язык двигается не ритмично: то медленно, нежно, то быстро, неожиданно. Он проскальзывает своей рукой к паху омеги, обхватывая пальцами его уже не вялый член. Изуку мычит, плотно сжав губы. Всегда так. Стонать громко, как это делают актеры в порно, он не собирается. Это бессмысленно, это наигранно. А Шото не совсем идиот, чтоб придираться к таким вещам. Аромат кислой черной смородины, исходящий от омеги, усиливается, заполоняя всю комнату. Он всегда кислый, несмотря на его вторичный пол. Очень-очень кислый и даже в такие сладкие, горячие моменты. Мидория дергается, на мгновение перестает дышать, замирает. Он вжимается в стену, боясь, что сейчас свалится. Тепло волнами распространяется по телу от паха. Тодороки наконец его отпускает. Он отходит к тумбочке и вытирает сперму Изуку со своей руки салфеткой из коробочки, что предусмотрительно стоит здесь уже очень давно. Омега оборачивается на него, смотря затуманенным похотью взглядом. Его щеки красные, дыхание медленно восстанавливается. – Иди сюда, – манит его Шото, отходя к кровати. Тон его голоса мягкий, нежный, плавный. Но в нем чувствуются приказные нотки, Мидория знает, что не сможет ослушаться. Он даже и не пытается. – Я… – Изуку подбегает, замирает, думает. – Мне нужно… что-то сделать… – убирает прядь за ухо, смущаясь, и смотрит пристально альфе в пах. На выпирающий там бугорок. Тодороки качает головой. – Нет, – отзывается он, – не хочу, – улыбается и тянет мужа за руку, сажая к себе на коленки. Мидория обнимает его руками за шею, прижимаясь всем телом. Ему хорошо. Тепло, приятно. Что плохого в том, чтобы проводить так всякий досуг? Шото тянется рукой к тумбочке, достает початую пачку презервативов, вытаскивает один серебристый квадратик. Омега, видя это, напрягается, качает головой, с легкой улыбкой смотрит на альфу. Прижимается, целует его, поглаживая по голове, зарываясь пальцами в волосы. – Я… не думаю, что в этом есть смысл, – говорит Изуку осторожно. – В чем? – Тодороки хмурится, мгновенно понимая, о чем речь. – В презервативах? – Д-да… – Мидория кивает, склонив голову набок. – Может… заведем малыша, – смотрит с мольбой. Шото хмурится сильнее. Поджимает губы. Ему не нравятся такие разговоры. Совсем. Омега не впервой это спрашивает. Но всё всегда заканчивается неудачей. Почему? Он не знает. Альфа ведь любил детей. В студенческие годы они обсуждали это не раз, даже придумывали имена! А что теперь…? – Нет, – отрезает холодно альфа. Изуку вздрагивает, закусывая губу. Его взгляд грустнеет. – Ох… – вздыхает он, надеясь. – Ещё рано, – мягко добавляет Тодороки, и грусть Мидории мгновенно испаряется. «Рано» не значит «нет» или «никогда». Это дает такую желанную, пусть и призрачную надежду.