Помоги мне, или я уничтожу мир

Ванда угрюмо закрыла за собой дверь. На её счету теперь было ещё одно импульсивное решение. В её поведении проявлялась странная закономерность, которую Ванда просто не могла оставить без внимания. Стоило ей только открыть рот, как она сразу начинала руководствоваться непонятно откуда появляющейся интуицией. И ладно бы только на словах, но она, словно подгоняемая чужой волей, позволяла себе и необдуманные действия. Ванде не нужна была интуиция. Она умела быть рассудительной. Она умела подолгу думать, несколько раз взвешивая все за и против. Умела прослеживать взаимосвязь в том, что последует после совершённых ею действий. Более того, это единственное, что она делала, оставаясь один на один с собой. Так куда же всё это девалось, когда её сердце сбивалось с привычного ритма? Почему в такие моменты она становилась совершенно другим человеком? Жалким, пылким, безудержным? Ванда спешно разделась. Она не знала. Она была в тупике. Она пыталась найти ответ. Пыталась изо всех сил. Но в её сознании как будто выстраивалась стена при одной мысли об этом. Её не пускали к более глубоким переживаниям. Не позволяли постичь саму свою суть, залезть в подкорку. Ванде сковали руки. У неё не было ни единого предположения, почему эта информация была для неё недоступна. И Ванду это не устраивало. У Ванды от этого кипела кровь. Она хотела стать лучше. Сильнее. Умнее. Кем-то, кто вообще не был бы ею. Она хотела полностью себя изменить. Заставить тело подчиниться своей воле. Она не могла продолжать существовать в таком жалком виде. Ей нужно было что-то большее. Что-то, что запретило бы её душе яростно цепляться за любую возможность заполнить пустоту в области сердца. Что-то, что смогло бы её успокоить. Сдержать. Ей было просто необходимо избавиться от этой жадной потребности, иначе она согласится пойти на уступки. Согласится на любой вариант, который ей предложит вселенная. Соберёт каждую упавшую с барского стола крошку. Соберёт с земли. Ей было противно от этого. Противно от своей слабости. Ванда не хотела быть зависимой. Не хотела идти на поводу собственных потребностей. Она хотела быть главной. Хотела принимать свои собственные решения. Так, как это делали всё нормальные люди. Так, как должны были делать абсолютно все. Однако тело не слушало её. Оно работало с тем, что было здесь и сейчас, ни во что не ставя её доводы. И у Ванды не получалось остановить уже ринувшуюся лошадь. Тело уже направило все свои силы на устранение дыры. На укрепление плотины, которую Ванда построила, чтобы отгородиться от мира, чтобы ограничить поступление воды. Снизить нагрузку с психики, чтобы её эмоции ни в коем случае не вышли из берегов. Цель, которая теперь вынуждала её судорожно хвататься за всё, что было вокруг. Пачкать руки в глине, а затем ломать ногти в попытках её прикрепить. Однако Ванда не смогла найти даже глину. Она провалилась даже здесь. Дрожащими ладонями она держала жуткую, склизкую, кишащую червями землю. Землю, которая воняла настолько сильно, что Ванде было сложно сдерживать рвоту. Но дрожь, эта злая-злая дрожь в руках появилась не из-за отвращения. Напротив. Ванда не могла скрыть волнения. Она была воодушевлена. Она была готова использовать эту землю. Вскрыть себе рёбра и вложить её внутрь. Жить с ней. Хотя бы на время. Принять её. Принять Агату. Агнес. Как единственного доступного на данный момент человека. Как единственный подходящий материал. Всё естество Ванды выло от отчаяния. Ей был просто необходим кто-то живой. Не просто для поддержки. Нет. Скорее в качестве еды. Она иссыхала в одиночестве. Ей нечем было жить. Ей были нужны эмоции, мечты, желания. Она питалась ими, как вампир. И теперь из-за этого паразитической потребности душа Ванды плющом цеплялась за ту, что была доступна. Всё естество Ванды объединилось против неё в единогласном желании поглотить Агату. Оно внушало Ванде жгучую потребность. Заставляло Ванду требовать жертву. Требовать чужую жизнь. Подчинять себе чужую судьбу. И оно говорило взять её у того, кто таковую меньше всего заслуживал. Возможно в этом и был замысел Вселенной? Для этого она и взращивала в Ванде голод? Чтобы однажды Ванда осушила Агату? Стала её концом? Ванда хотела разрушить жизнь Агаты, испортить её окончательно. Но она не хотела жертвовать собой. Не хотела посвящать себя Агате. Она была для неё незначительна. Агата была для неё никем. Уж точно Агата не закроет пробел в её жизни. Не удовлетворит её жажду. Она просто была другой. Не тем человеком, которой ей был нужен. Она была никчёмным материалом, отвратительным человеком, и уж точно она никогда не сравнилась бы с теми, кто был до неё. С Виженом. С детьми. С Пьетро. И, в конце концов, с родителями. Руки Ванды сжались. Нижняя губа задрожала. Агата ей была не нужна. Ванда будет жить воспоминаниями о том идеальном времени, когда она чувствовала себя действительно завершённой. О счастливых днях детства. О семье, которая лелеяла её. О любви, которую она так полно испытывала, не заботясь о будущем. О любви, которой она лишилась четыре раза… Ванда насупилась. Взгляд опустился на пол, попеременно бегая от пальцев одной ноги до пальцев другой. В Вествью… Ванда опёрлась о стену. Кто заставил её отказаться от мальчиков в Вествью? Кто принудил изменить решение? Кто сумел найти подходящие слова? Как… Как могла она так легко передумать? Почему не смогла отказать? Ванда судорожно вдохнула. Почему очищение совести она поставила выше жизни своих детей? Почему не смогла себя пересилить? Почему она поддалась? Почему не справилась? Почему для неё было легче лишить своих детей жизни, чем смириться с ненавистью к ней людей? Почему она выбрала других? Как могла она поднять руку на детей? На своих детей? Она убила их. Убила. Убила их всех. Всю свою семью. Она была виновна во всём. Во всех своих страданиях. Мышцы лица исказились в беззвучной истерике. Зачем ей нужно было так многим жертвовать? Зачем нужно было спасать абсолютно чужих для неё людей? Зачем она из последних сил пыталась показаться для них хорошей? Почему она была такой слабой? Почему настолько жалкой? Ванда болезненно застонала. Она была отвратительна. Она не заслуживала права существовать. Она должна была исчезнуть из этого мира. Она должна была себя наказать. Резко она включила горячую воду практически на максимум и сразу рухнула на пол, не устояв на ногах. Ванда сгорбилась, обхватывая руками колени. Мышцы спины туго сжались, встречая первые жгучие капли. Всё её тело затряслось. Забывая все убеждения, оно мгновенно попросило у Ванды прощения. Взмолило смягчить наказание. Ванда зажмурилась, не позволяя себе потянуться за краном. Она должна была усвоить урок. Окончательно запомнить это чувство. Чувство контроля. Чувство безоговорочной власти над телом, над собой. Чувство победы, триумфа. Чувство преодоления собственной природы, самого закона вселенной, по которому все живые существа бежали от боли. Она была обязана стать сильнее. Требовать своего. Снова и снова. Спасать свою жизнь. У неё не было другого выхода. *** Громкий топот ног, жалобный скрип досок, диктаторская потребность контролировать каждый шаг: Ванда была не в лучшем из своих настроений. И потому, когда она вошла в зал, Сеньор Скретчи не удивился, почувствовав тончайшую нотку гари в привычном гераневом аромате её магии. Что бы ни было причиной её прежнего гнева, тот ещё не иссяк окончательно. Сеньор Скретчи сразу испытал раздражение. Головную боль от приближающейся суматохи. Зная Ванду и её избалованный характер, он не сомневался, что это будут худшие минуты за последние годы его жизни. — Дай мне Даркхолд, — надменно искривленные губы, дрожащее горло, нервно зажатая правая нога. Ванда делала ровно то же, что и все другие люди. Пренебрегала им, считала его незначительным, ставила себя на вершину пищевой цепи, приписывая себе способность им помыкать, а, в случае чего, и способность его уничтожить. Словно она была ответственна за его жизнь. Словно он был всего лишь животным. — Ты меня слышишь?! — серьёзный вопрос, замаскированный под грубость. Она действительно не понимала. Она не верила, что у него на самом деле был разум. Как будто он был у неё. Как будто Ванда вообще знала, что такое разум. — Я с тобой разговариваю, — слегка сорванный голос, невысказанное оскорбление на губах. Ему было смешно. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять её состояние. Понять, что Ванда была в тупике. Что она попросту не знала, чем привлечь его внимание. Не знала, чем ему угрожать. У неё была лишь напускная дерзость. И та плохо сыгранная. Несколько быстрых шагов в его сторону. Булькающая алая аура в поле зрения. Как будто поняла, что проигрывает. Попыталась запугать. Но он лишь убедился в её неготовности вступить с ним в драку. В её страхе перед ним. Будь на месте Ванды кто-то другой, на полу бы уже лежал пепел. — Отвечай, когда с тобой разговаривают! — ещё один рывок вперёд, воспоминание о его незначительном размере, чувство вины. Она была жалкой. Ничтожной. Она была слишком маленькой по сравнению с ним. У него было чувство, что с ним разговаривает ребёнок. Она была слишком необразованной, слишком наглой. Её хотелось бросить в огненную яму на перевоспитание. — Как Агата это делает?.. Тот же вопрос был и у него. Разговаривать с Вандой было настоящим испытанием. Наказанием даже. Как будто в подтверждение его мыслей, магия Ванды бесшумным взрывом вырвалась из тела и расползлась по пространству. Сеньор Скретчи приготовился к новому потоку дерзких слов, но вместо этого Ванда резко приблизилась к нему, критически сокращая дистанцию и нависая над ним. Она протянула к нему руку. Сразу же в нём вспыхнул гнев. Порыв подчинить конкурента. Стремление отстоять территорию и свой порядок на ней. Необходимость подавить попытку доминирования. Его задняя лапа автоматически застучала по обшивке дивана, предупреждая о готовности напасть в любую секунду. Все шутки кончились. Ванда в шоке отступила. Её поза стала менее вызывающей, а подбородок опустился чуть ниже, лишаясь высокомерного угла. Он перестал. Сел поудобнее. Вот таким должно было быть запугивание. — Я не хочу ругаться… — слишком поздно опомнилась Ванда, — но у нас была сделка с Агатой… С Агатой была, пусть Агата у него и требует. Он Ванде ничего не должен. Если Ванда не могла переступить через свою гордость, он не станет и подавно. — Я просто хочу вернуть то, что мне положено. Никто не получает положенного. Ни люди, ни ведьмы, ни демоны. Кому, как ни ей об этом знать? Почему ей всегда всё нужно разжёвывать? Нельзя же было быть такой слепой. Такой недалёкой. Её этот мир вообще когда-либо интересовал? Она чему-нибудь в нём научилась? — Ты не дашь мне его просто так, верно? Он фыркнул. Громко. Это был какой-то новый уровень глупости. Она над ним точно смеялась. — Чего ты хочешь? Что мне сделать для тебя? Как будто она могла что-то ему предложить! У неё буквально ничего не было. — Почему ты мне не отвечаешь? Тебе нравится выводить меня из себя? — на грани отчаяния, с чувством приближающегося краха. А затем неожиданно жёстко, с чувством предательства. — Агата тебе приказала? Именно так и было. Конечно! Он же без Агаты ни на шаг. У него же своей воли никогда не было. Он ведь только дополнение к другому существу. Раб. И у кого? У ведьмы. Ванда даже не старалась. Она оскорбляла его в открытую. — Ты заплатишь за то, что издеваешься надо мной. Он хмыкнул. Интересно, чем? Шерстью? Зубами? Телевизором? Слова на ветер, как всегда. Алые лучики магии втянулась обратно в тело. Он неосознанно дёрнул носом, принюхиваясь. Дым прошёл, остался лишь приторный запах цветов. Все её гормоны пришли в норму. Ванда наконец успокоилась. Теперь она точно оставит его в покое. После её ухода придётся проветривать комнату. Ведьмы всегда слишком сильно воняли. Конечно, к запаху Агаты он уже привык, но и он раздражал его в те особенные моменты… — Будешь ли ты таким спокойным, когда я уничтожу твоего медведя? Он замер. Уши прижались к голове. Сначала не поверил. Но холод, расползшийся по подушечкам лап, вернул в чувство. Вот, о чём говорила Агата. Вот, та необъяснимая железная нотка. Иголка в ковре, на которую никогда не ожидаешь наткнуться. Он впервые поднял глаза. Совершенно спокойна. В полном контроле над собой. Ни единой алой молнии рядом. Его усики недовольно дёрнулись. Он понял. Агата ещё не видела этого, не могла видеть. Она ещё не знала причины. Не догадалась. Но каким-то волшебным образом она, нужно отдать должное, делала именно то, что от неё требовалось. Неосознанно, интуитивно. Выезжала на одной своей маниакальности. Похоже теперь его очередь быть переигранным Вандой. Она его сокрушила. Зажала со всех сторон. Ему негде было искать спасения. Книга появилась на столе из маленького портала, сверкающего жёлтыми искрами. Ванда громко хмыкнула. Она жадно схватила Даркхолд и сразу же ушла, не говоря ни слова. Он проводил её взглядом и мордочкой уткнулся в Диего, переводя дыхание. Во что Агата его втянула? Ему же обещали спокойствие. *** Чувство победы безгранично. Её сердце парило, она не могла устоять на ногах. Душе хотелось быстрее начать. Быстрее. Быстрее. Она телепортировалась. Прямо в комнату Агнес. Не отрывая глаз от книги, она в каком-то помутнении залезла на кровать. Дрожащими пальцами провела по обложке. Задержала дыхание. Она вот-вот его откроет. Она вот-вот изменит свою жизнь. — Ванда, милая, ты уже вернулась? — слова разрезали воздух, ударили поддых. Испуганные глаза Ванды поднялись. Ей захотелось убежать. Скрыться. Сжаться в клубок. Она не хотела ни с кем сталкиваться. Не хотела ни с кем видеться. Не хотела делиться. Ногти впились в кожаную обложку. Она едва слышно зарычала. — Эй-эй, Ванда… — Агнес ринулась вперёд с широко раставленными руками и всей своей душой нараспашку, — брось, дорогая, это же я. Мягкие руки коснулись напряжённых плеч. Ванда дёрнулась как от огня. Её ноги начали судорожно биться по матрасу в попытках отодвинуться. Руки изо всех сил цеплялись за книгу. Она не хотела. Не хотела. Это было не её. Не её тело. Она не должна была ничего чувствовать. Её душа была не здесь. Однако Агнес лишь сильнее прижала её к себе. — Ну давай же, малышка, успокойся. Мама тебя не тронет. Ванда замерла. Каждая эмоция, бушевавшая в её душе, бесследно исчезла. Ванда в шоке уставилась в чужие голубые глаза. Жалость. Сожаление. Участие. Готовность выслушать. Её затрясло. Она не выдержала. На глазах сразу же появились слёзы. Ванда откинула Даркхолд в сторону и даже не обернулась, когда тот упал на пол с грохотом. Теперь уже она сама потянулась к Агнес, прямой наводкой утыкаясь в её шею носом. Пальцами вцепилась в футболку на плечах. На затылок упали чужие мокрые волосы. Ванда не заметила ничего из этого. Она содрогалась от нежных поглаживаний по спине. Каждая новая ласка — новый всхлип, ещё более громкий. — Ну хватит, хватит, — воркование на ухо. Ванда опять задрожала. Её эмоции всё сильнее и сильнее вырывались на волю. — Прости… — просипела она, — прости, мне так жаль… Извинялась, не имея в голове причины. Руководствовалась лишь чувством вины и обиды. Чувством ответственности. С которой она никак не справлялась. — Ничего, ничего… — Агнес начала гладить её по голове. Ванда захныкала. — Ты молодец. Ванда спрятала глаза в изгибе чужой шеи, скрывая стыд от самой себя. Руками сильнее обвила талию Агнес. — Такая хорошая девочка, а так много плачет… Лишь новый приступ слёз у Ванды. Ещё более страстные поглаживания по голове. А потом резко Агнес остановилась и просто крепко её обняла. Прижала к себе. Вжала в себя. Поделилась с Вандой силой. Приняла её боль в себя. И в тот момент Ванде стало сложно плакать. У неё сковало горло. Она начала задыхаться от слёз. Она начала успокаиваться. Она сильнее навалилась на Агнес, принимая более удобное положение. Слёзы начали отступать. Лишь редкие всхлипы нарушали тишину. Ей было так хорошо. Так комфортно. Она могла бы так заснуть. Она хотела так заснуть. Мышцы Агнес дёрнулись от перенапряжения, и Ванда отпрянула, проснувшись. Похоже, она уже задремала. И сразу же захотелось снова. В полуосознанном состоянии она полностью отклонилась назад и легла на подушки, переворачиваясь на бок. У неё не было сил. Совсем никаких. Её голова трещала. Она ничего не соображала. Ванда просто хотела себя наградить… Она вскочила. Никакие наград. Никаких поблажек. Уж точно не сейчас, когда она так жалко проиграла. — Ложись отдыхать, дорогая, ты устала, — снова нежно произнесла Агнес, её рука потянулась убрать волосы с лица Ванды. Ванда молчала. Снова смятение в груди. Нежелание что-либо делать. Куда-либо уходить. Она запуталась. Ей же нужно было так много сделать. Так много изменить. Почему же она медлила? Взгляд поднялся на Агнес. Так много доверия, так много поддержки. Агнес была её лучшим творением. Единственным оставшимся в живых. — Ты выглядишь смешно, — тут же сказала Ванда, не подумав. — Смешно? — мягкая улыбка. — Да, с мокрыми волосами. Так нелепо, — ответила Ванда, улыбаясь в ответ. — Если ты так говоришь, милая, — произнесла Агнес, склонив голову на бок. Её глаза пристально посмотрели на Ванду, что-то в ней выискивая. Ванда напряглась, брови нахмурились. Что-то в этой ситуации казалось неправильным. Как она вообще здесь оказалась? Почему пришла? Как могла вспомнить об уговоре, если забыла всё человеческое в себе, стоило ей только взять в руки книгу? Она не знала. Может быть, всё дело в ментальных установках? Она решила, что ей нужно прийти к Агнес изначально, поэтому именно это и сделала? Ванда хотела, чтобы всё было именно так. Она надеялась, что всё было именно так. — Так ты принесла алкоголь? — Ванда быстро сменила тему. — Обижаешь… — хитрая самоуверенная ухмылка. Один в один с лица Агаты. Что-то в Ванде от этого замечания успокоилось. Встало на место. Нет. Она не хотела на этом концентрироваться. Ей нужно было уделить всё своё внимание предстоящему чтению. — Тебе не будет скучно, если я просто буду читать? — с сомнением спросила Ванда. — Просто читать? Без разговоров? — С тобой мне всё интересно, малышка, — Агнес посмотрела на неё с такой услужливостью, что Ванда растаяла. — Спасибо, Агнес, — произнесла Ванда с чувством благодарности за что-то намного большее. Агнес расцвела. И Ванда почувствовала себя хорошей. — Тогда давай выпьем, солнце. Я уже устала ждать. Ванда лишь закивала, наклоняясь, чтобы поднять Даркхолд.