Little Queen

Дженна возгордилась. Она верила, что её глаз невозможно обмануть. Ведьма считала себя сильнейшей, умнейшей и наиболее внимательной. Никто не мог солгать Дженне Поттер, никто не мог предугадать её действий, и никто не мог сломить ту, на чью сторону становилась сама Афина, во снах диктуя подсказки юной колдунье. Дженна возгордилась, считая, что она сама управляет своей судьбой. Она никогда не обращалась к своим богам, считая себя недостойной для наблюдения. Оттого Дженна верила, что она сама создала себя, хоть и была соткана из предательств и любви, трагедий и комедий, высших желаний и низких мечтаний. Кто-то может назвать это страшнейшим из грехов, и боги согласятся, даруя наказание, достойное преступления. Справедливое, как заметили бы многие. И им всегда являлась война — наихудший рок, доставшийся за гордыню и забытье, в которое люди отправили богов. И было бы смешно, если бы Дженна, носившая имя богини войны, избежала её, живя скромной мирской девушкой на одном из многочисленных островов, окружённая со всех сторон океаном, пока другие купаются в реках крови и трупов. — Афина, что-то не так? — раздался на другой стороне знакомый голос. Дженна снова видела сон. Тот же лес, что она нашла давно, но запомнила на всю жизнь. Только на сей раз он не был таким ярким, повсюду не росли цветы, а небо было серо-голубым без намёка на Солнце. Деревья шумели не так приветливо, как в прошлый раз, и туман опустился на безжизненную траву. И тишина, мёртвая, пугающая. Дженна поднялась с земли, чувствуя от неё только ночной холод, будто в лесу наступило раннее утро, и земля ещё хранила воспоминания о прошедших часах. Только обычно с приходом утра просыпается жизнь, в небе занимается рассвет, птицы распевают о новом дне. Но Дженну встретил красивый кошмар. Медленно, осторожно ступая по траве, Дженна отправилась на поиск реки, которую видела в прошлый раз. Босые ноги замерзали, но другого пути не было. В тумане сложно было разобрать хоть что-то, но Дженна продолжала плестись по зову сердца в неизвестность. Вид был совершенно одинаковым, и тишина, перебиваемая резким шумом листвы и звуком собственных шагов, начала закрадываться в голову пугающими мыслями и догадками. В прошлый раз она была беззаботна, а теперь голова кружилась от страхов и сомнений. Наконец, Дженна услышала шум воды: волны бились о камни, расширяя себе путь в подземелье и рассказывая заблудившейся ведьме, куда идти дальше. Приподняв подол длинного белого платья, Дженна ускорилась, пробираясь к воде, где оборвалось её предыдущее сновидение: в шаге от тьмы. Река стала только страшнее, вода темнее, а течение ускорилось. Стихия злилась, бушевала, предсказывая нарастающее безумие в мире магии, хотя Дженна не верила, что кто-то не видит такое будущее даже без подсказок. Её глаза пересекли реку в поисках тёмного хвойного леса, но встретили лишь бесконечный туман, полностью закрывший вид на другой берег. Но тогда Дженна обернулась назад, и за её спиной был уже не спящий лес, а кривые ели, образующие чёрное пятно лишь с намёком на зелень. Оттуда веяло неизвестностью, но, если годы назад любопытство завело бы Дженну вглубь (да и тогда она не боялась собственных снов), то сейчас ведьма не хотела рисковать, уже видя и слыша зло за пределами того, что смертная природа может ощутить. Зов тьмы был громким, соблазнительным, несмотря на ужасы и крики, звучавшие на фоне сладкого шёпота. Боги предрекали Дженне выбор, смеясь, будто у ведьмы был выбор. Но ей казалось, что он есть, что она не фигурка, не живая кукла, а человек с собственным выбором, надеждами и жаждой и справедливости, и собственного маленького мира. Лес просил её уйти под руку с Танатосом, рассказывая, как прекрасна будет жизнь при его воле, но какой глупец обрадуется приходу бога смерти? Единственным способом избежать плена крылатого божества была тёмная река, которая несла с собой отражение судьбы, готовой погрузить Дженну в иную тьму, названную смертью. Из одной реки в другую. Так пошутила бы Дженна, не будь она в паническом замешательстве. Был ли иной выбор? Подчинись судьбе или стань себе врагом? Дженна оглянулась вновь, и, не найдя изменений в пейзаже, совершила прыжок в ледяную реку, которая тут же накрыла ведьму волной, заставляя захлебнуться водой и пойти на дно, как сильно бы Дженна не старалась выплыть. — Афина, ты в порядке? — спросил её Регулус. Весь день Дженна была не в себе, борясь с бурей внутри. Ей всё ещё казалось, что она тонет. Отчётливо ведьме вспоминалась вода в лёгких, слабость в теле, темнота, окружившая её и осознание собственной гибели. Как бы Дженна не боролась, была иная сила, тянувшая её ко дну. Как бы ведьма не пыталась убедить себя, что сон был лишь набором воспоминаний, странной метафорой из головы, Дженна сделала сознательный выбор в ночи. Кассандра была проклята видеть будущее, но не иметь при себе тех, кто поверит ей. Дженна же не могла поверить себе самой. Её мысли не принадлежали ей, будто кто-то шептал ей готовится к битве между Афином и Аресом, к победе Танатоса и торжеству Аида, к концу эры богов и их детей. Магии было суждено остаться последствиями мира богов и героев. И в доказательство судьбы перед Дженной лежали письма: одно принадлежало отцу, второе — матери, а третье было коротким посланием с другой стороны: «Не жди мести, но жди нашей встречи». Почерк обладал знакомым характером, но неровности, скачки и тонкие дрожащие линии не были свойственны Эдварду Эйвери. По крайней мере, пока Дженна не отправила его внутреннюю погибель. Физически маг был жив, но сам он вряд ли так считал: несложно было предугадать, что мракоборцам не удержать Пожирателя Смерти, но это не значило, что Волан-де-Морт не уничтожит своего жалкого приспешника. — Дженна, — вновь позвал её Регулус. Ведьма махнула волшебной палочкой, и пергамент превратился в пепел, оставив два письма непрочитанными. «Пусть свалят на родителей», — подумала Дженна, поднимая глаза на своих друзей и совсем ненадолго задерживая их на Элен. — Да? — Ты уверена, что пойдёшь на встречу клуба? Я думаю, Слизнорт не обидется, если... — Я пойду, всё хорошо. Спорить с ней никто не стал, и компания вернулась к обеду, оставляя Дженну думать над посланием Эдварда Эйвери, не представляя, что тот задумал, решив написать: «Не жди мести». Ведьма почти рассчитывала на это в каком-то смысле, создавая план действий на будущее с Эдвардом Эйвери как его врагом, а не вечно бегавшим за ней щенком. Она ожидала, что он станет преданным псом своего господина, а не продолжит свою игру с Дженной, пытавшей его руками Волан-де-Морта (или кому он приказал применить «Круциатус» на Эйвери). Дженна верила, что, отомстив своему школьному врагу за произошедшее годы назад, она станет управлять ситуацией, предугадывая хаотичные безумные злые удары одного из Пожирателей Смерти (что уже даст ей власть над частью тёмных магов под руководством Эйвери), но задуманное отчасти не удалось. По крайней мере, месть она получила — бонус за её страдания. Красивое платье с бархатными вставками идеально облегало тело Дженны, пока та стояла в стороне, разговаривая с Беатрис. Эван и Регулус в это время отправились за шампанским, которое, технически, подросткам брать было нельзя, но кто смотрит по сторонам на собрании клуба Слизней. Беатрис тоже выглядела великолепно, облачившись в тёмно-зелёный наряд с чёрной мантией поверх плеч. Низкое декольте было расшито золотыми нитками, как и пояс, подол платья и рукава. Мантию на месте удерживал золотой замок, как-то связанный с ожерельем на тонкой шее Беатрис. — Я надеюсь мы закончим как раз к разгару вечеринки, — сказала она, без интереса оглядывая толпу. — Поверь, когда начнётся ужин, ты будешь думать только о том, чтобы это вообще закончилось. — Позитивно. Наконец, рядом с двумя волшебницами появились Эван и Регулус в почти одинаковых костюмах. Разница была лишь в том, что Эван не носил мантию сверху, зато он и Дженна выглядели так, будто подбирали костюмы под общую тематику: тёмная сторона праздника. Так объяснил им Слизнорт. — Прошу подойдите для памятной колдографии! — позвал их знакомый голос. Домашние эльфы (у которых несовершеннолетие алкоголь взять не могли) расступились перед гостями, и Дженна моментом осушила стакан с тем, как Эван потащил её к собиравшейся возле Слизнорта группе магов и ведьм. Беатрис и Регулус старались не отставать, поправляя свою одежду и причёски, чтобы хорошо запомниться будущим поколениям. Эван толкнул Дженну в первый ряд, и Слизнорт с радостью поставил любимую ученицу рядом с собой, широко улыбаясь в колдокамеру. Эван так же уверенно усмехался, позируя, пока Дженна старалась выглядеть очаровательно, сложив руки перед собой и чуть склонив голову, отчего большие голубые глаза притягивали к себе всё внимание. Одна вспышка — на долгие годы Дженна Поттер останется прекрасной девушкой справа от Слизнорта, пока по другую сторону от профессора будет стоять рыжеволосая Лили Эванс, смеясь в будущее. «Такая живая, весёлая...» — как опишет её Слизнорт потом, вспоминая, как в последний момент смотрел на фото за стеклом. Но этим ведь и останется большинство студентов — фигурами на колдографиях. — Ну что же, теперь мы можем приступить к ужину, — радостно объявил Слизнорт. В течение почти двух часов Дженне и остальным пришлось терпеть вопросы профессора, наполняя желудки вкусной едой. Поскольку на этот раз вечер ограничивался только студентами, вопросов было немного. Сам Слизнорт говорил много, заполняя тишину, которая могла воцариться ненадолго. — Мисс Медоуз, профессор Флитвик поделился со мной, что вы отказываетесь от карьеры в спорте. Как же так? Многие прислушались, заинтригованные ответом Доркас. Обычные игроки редко связывают жизнь с квиддичем, но капитаны поэтому и пробиваются в главенство командой, чтобы проявить себя. Доркас пока что справлялась великолепно, составляя точные планы и действуя по ситуации одинаково умело. — Я даже не знаю, Элен будет плакать или радоваться, — прошептала на ухо Дженне Беатрис. — Я хочу направить свои способности в полезное русло, профессор. Боюсь, сейчас спорт является наименьшим переживанием для нас. Слизнорт кивнул, разочарованный. От борьбы Доркас он не получит ни пенни: никаких подарков, никаких сильных связей — но вместе с тем в его глазах виднелось искреннее уважение к выбору волшебницы. Сам он слишком труслив для борьбы с бывшим учеников, зато других не упрекает в желании сломать свою жизнь по приказу Дамблдора. — Достойнее применения Вашим талантом не найти. — «Достойнее», — про себя усмехнулась Дженна, смотря на Доркас и видя кого-то другого с той же ужасной судьбой. Всех их, членов Ордена, рано или поздно должно осенить, но оставался вопрос: когда? Сколько гробов нужно опустить в землю, чтобы они закрылись, ради чего ещё один маг с семьёй, друзьями и будущим был похоронен с тысячей других на одном из многочисленных кладбищ. Доркас благодарно кивнула, и в её честь был объявлен тост. Несколько слизеринцев скривились, выпивая за своего врага, но в стенах Хогвартса биться с Доркас Медоуз было слишком опасно, так что дружкам Мальсибера пришлось прикусить языки, к огромному удовольствию Дженны и Беатрис, сплетничавших весь вечер о членах клуба, их друзьях, знакомых — половине Хогвартса. Вечер закончился прощанием со Слизнортом. Профессор пожал руки своим студентам и отпустил их, поблагодарив за чудесный вечер. Дженна уходила последней, крадя вкусные закуски для вечеринки, которую слизеринцы устроили в подземельях. Слизнорт радостно попрощался с ней, крепко стиснув руку, и Дженна вылетела в коридор, тут же прыгая в объятия Эвана и уносясь по дороге юности к ожидавшим их волшебникам. Элен сидела на краю своей постели, ожидая Дженну, пока та переодевается в более удобную одежду, чем дорогое длинное платье. Беатрис уже скинула с себя мантию и побежала танцевать с Мари, оставляя за собой двух волшебниц. Тишина сотрясала воздух, но Элен не двигалась, не пыталась избежать её, хотя Дженна искренне не понимала своей подруги, не представляя, что заставляло её сидеть и молчать, нервно играя с краями своей рубашки. Элен упустила момент, когда могла рассказать правду, так неужели стыд настиг её сейчас, перед вечеринкой. Пожар занимался в лёгких Дженны, и, стоит ей вздохнуть, он заденет Элен, а если огонь сожжёт все мосты между ними, пробираясь словами к другому концу комнаты, то Элен обратится пеплом прямо на своей кровати, держа глаза прикованными к потолку в молитве к судьбе. Дженна осторожно подошла к двери, размышляя, стоит ли ей просто спуститься и напиться со всеми, заливая пожар литрами огневиски, или всё же Дженна осмелится взглянуть правде в глаза и сядет рядом с Элен, хватая её за ладонь и шепча, что она знает и понимает. И затем в тени комнаты в руках отважной волшебницы, совершившей «достойниший шаг» блеснула записка. Дженна давно всё поняла: эти побеги, ложь о свиданиях, тревожные взгляды и тот факт, что Элен не было в Большом зале вместе с Дамблдором сразу после того, как Дженна отвергла его предложение. Маленькие детали, на которые никто не обращал внимания. Насколько же Дженна была слепа до последних дней? «Не хочешь позволить подруге умереть? Борись вместе с ней или отсчитывай часы до её гибели» — кричал ей в лицо Дамблдор. Так или иначе он уже получил своего слизеринского шпиона с сердцем воина и преданностью рыцаря. Он получил Элен, и Дженна ничего не могла с этим поделать, как и с Сириусом, Марлин, Доркас, Регулусом, Эваном — половиной отвратительной школы. В тот миг толика уважения к Натаниэлю Гамильтону, полученная им совсем недавно, испарилась. Кто, как не он, рассказал Дамблдору про храбрую, сильную девочку, с восхищением слушавшую его рассказ про борьбу света и тьмы. Как же боги могли это допустить? — Ты злишься на меня, — заметила Элен, всхлипывая. — Нет. Дженна подошла к Элен и села сбоку от неё, остывая с тем, как она увидела жалкое положение своей подруги. Обманутая, ослабленная чужими словами, Элен была слишком дорога Дженне, чтобы всерьёз считать ложь предательством. Как долго Дамблдор просил не говорить ни слова своим близким, поклясться в вечном хранении тайны? Элен хорошо играла, но любой актёр устаёт и жаждет поделиться правдой, чтобы маска не приросла к лицу. — Я злюсь не на тебя, а на него. Две руки нашли друг друга во тьме в попытке поддержать, напомнить, что в мире одиноких они есть друг у друга. Элен повернулась к Дженне, встречая обычные любовь, тепло и понимание, которые на этот раз заставили её охладеть, не веря, что прощение Дженны достигнет её. Элен представляла гнев, отрицание, ссоры, споры, обиды, расстояние, часы пустоты — что угодно, но не эмоции, написанные на красивом лице Дженны. Понять Элен было всегда просто, потому что она была самой честной душой во всей школе, не пряча ничего и не прячась сама от мира, от близких. Поэтому первая ложь уничтожила сотню маленьких ниточек-паутинок, связывавших Дженну с Элен. Но были те, что выдержали ветряные недели, и на них можно построить новый замок для самых холодных ночей. — Дженна, это был мой выбор, и ты должна его принять. — Даже если этот выбор убьёт тебя? — Даже так. Треск. Сердце Дженны горело в пожаре, запертом глубоко внутри. Она представила, как лицо Элен побледнеет, глаза закроются, и с губ навсегда исчезнет улыбка. Нет, она не будет похожа на мирно дремлющего героя. Она будет монументом боли, высеченным из серого камня телом, забытым полотном — ничего живого и спокойного. Сама мысль горела слезами на щеках Дженны. — Знаешь, — задумчиво произнесла Элен, — мне кажется, что тогда нам стоило отдать имя Артемиды тебе. Как и все имена впрочем. В её глазах образовались слёзы, угрожая упасть на колени. Элен была непривычно взрослой и серьёзной, и Дженна ощутила себя очень гордой за ту девочку, которая рвалась за своими желаниями, не останавливаясь ни на миг. Она выросла, стала говорить громче, увереннее. И мудрее. Элен стала собой. — Я знаю всё лишь из твоих рассказов, конечно, но я не могу быть, как она. Не могу быть тобой. Я не богиня, Дженна, я человек, всего лишь человек. — Элли. Элен плакала, и ни одно движение Дженны не могло успокоить её. Слёзы вырвались наружу, стекая по лицу. Тихие всхлипы били по ушам, и руки Элен, покинувшие хватку Дженны, рассказывали собственную историю, танцуя в воздухе, а затем снова падая на мокрую кожу. — Дженна, ты лучше всех людей, каких я знаю. И ты спасла меня, спасла нас всех! Просто... Ты была больше, чем хорошим человеком. Ты так редко была просто подростком, снова и снова вытаскивая Регулуса из его состояния, держа Эвана, когда ему было плохо, и я не могу передать всего, что ты сделала, потому что совсем разревусь, но... Прикрывая губы и борясь с собственной печалью, Элен сжала плечи Дженны и заглянула в пропасть души, которую истерзали все, кто прикасался к ней. «Как с такой вообще живут? — хотела она спросить. — Когда с тебя хватит?» — Суть в том, что ты была всем: богиней справедливости, матерью, старшей сестрой, подругой, рукой помощи, слушателем и всем-всем. Я, смотря на тебя, мечтала, чтобы мне выпал шанс сделать что-то настолько же невероятно хорошее. И пришёл Дамблдор с его предложением. Я сказала да. Потому что мне хотелось помочь, мне хотелось сделать что-то хорошее, спасти кого-то и, возможно, спасти тебя. Элен упала вперёд, позволяя Дженне обнять её, прижать к себе, утешить, как могла только она, поглаживая по спине и целуя в макушку, шепча, что всё будет хорошо и они справятся. Дженна чувствовала слёзы Элен на своей шее, а сама не могла найти в себе сил заплакать. Слова ломали людей — что ещё сказать о том, как пошатнули они Дженну. В глазах Элен она была той же богиней, что и в лице Регулуса. Наверное, так её видели все. Лишь сами боги знали, как ей хочется крикнуть: «Я тоже всего лишь человек». Очистил бы её кто от тьмы, утешил бы, полюбил слабости и помог узреть силы, подарил бы достаточно света, чтобы без страха засыпать. — Мы справимся со всем вместе, слышишь? Ты особенная, сильная и отважная. Ты не умрёшь, и мы поженимся, как и думали. Переедем на берег моря, как ты и хотела. Будешь плавать там каждый день. Столько клятв, и Дженна была намерена сдержать их для девочки в её объятиях. Если понадобится, Волан-де-Морт или Дамблдор получат жизнь Дженны Поттер, но Элен и другие будут спасены. Не было и шанса, что их тела встретят шесть футов земли над собой, пока Дженна будет оберегать их. Пусть божественная натура станет полезна в первый и последний раз, если уж она преследует её как символ и проклятие. — И пять котов, — сквозь всхлипы и дрожь произнесла Элен. — И пять котов.