Геройские монологи

      Шорох чёрных крыльев едва слышим, но всё же ярко и уверенно прорезает тишину кабинета. Молчание скорбной вуалью обволакивает его хозяина и зависает под потолком тысячей не озвученных сожалений и сомнений. Учёный муж — а в размышлениях своих последний из еретиков, задающий бесконечное множество вопросов.       Чёрные перья бесшумно колышутся от лёгкого сквозняка. Летние ночи в пустыне чуть менее холодны, чем в другие сезоны, но прохлада их успокаивает и умиротворяет раскалённую за день землю. Мрачный и тёмный Дом Этерна едва ли отличается по погодным условиям от остальных Домов магов.       Нежное прикосновение прохладного ветра робко и будто неуверенно касается холодной кожи. Подхватывает ледяной выдох, что уже давно стал скорее отголоском привычки, чем необходимостью.       Мёртвым не нужно дышать. По правде, многого им более делать не нужно — оковы бренной оболочки спадают, стоит сделать шаг за заветную грань, но это едва ли несёт желанное облегчение.       Шороху сильных крыльев вторит шуршание тяжёлых тёмных одежд. Хруст пергамента, сворачиваемого в трубочку и откладываемого в сторону, перестук металлического наконечника пера, с которого уверенная рука сбивает застывшие капли чернил.       Белкет — весь в этом. В отзвуках будничных звучаний, в полумраке ночных помещений, в холоде, что уже давно не страшен тому, кто шагнул за грань. Мудрец и мистик, ищущий знаний, что ускользают от его взора каждый раз, стоит ему приблизиться к ним. Скрытая за безмятежностью и спокойствием сила, которая является миру лишь в исключительных случаях.       Как ночь скрывает в себе истинные очертания предметов и чужие облики, так прятал самого себя в её тенях Белкет. Отрешённый, возвышенный и недосягаемый — он был как те тайны, которые он сам так отчаянно желал постичь.       Монолитная несокрушимая глыба, которая, кажется, существовала вечно и вечно же будет существовать — как велико, в таком случае, бремя её памяти?.. Белкет — такая глыба. Несущая на себе бесконечную тяжесть собственной горечи и сожалений, сомнений и метаний, вечного поиска.       Шуршат чёрные перья, запутывается в них сквозняк ночной летней прохлады — в шорохе собственных крыльев он улавливает зыбучую песнь песка тех далёких дней, когда скитание его не имело завершения и смысла. Тысячи маленьких ледяных раскалённых кинжалов ранили босые ноги, пока тихой печалью и разочарованием тлели перья — постепенно, одно за другим, обращая пепельную белизну в безжизненную черноту.       Обречённость и отчаяние — и бесконечная гладь пустыни. И несколько семей, разделивших с учителем его уверенность и надежду — те самые, которые всегда питали самого Белкета. Он прибился к ним, потерянный и уставший, и нашёл то, что даже не думал искать.       Хрустит чистый пергамент под вторящую ему песнь горящего огня. Свечи плачут плавящимся воском, и тихо скрипит по шершавой поверхности металлический наконечник пера. Танцуя, он оставляет по себе чёрный след чернил, и Белкет — этот след.       Чёткий, ясный и тёмный — он то, что никогда не будет забыто и предано забвению. Уверенный росчерк, заявляющий о себе и напоминающий о собственном месте в этом мире и его истории, не подвластный времени, но всё же как и всё в гармоничном Порядке обречённый на гибель.       Ломаются усмешкой бескровные тонкие губы, и Белкет прикрывает глаза.