Геройские монологи

      Над Иролланом часто светило солнце. Редко когда погода портилась, и тяжёлые тучи заволакивали небо — Силанна благоволила своим детям и редко гневалась на них. Соршан помнит это слишком хорошо и отчётливо.       Леса Ироллана, яркий солнечный свет и мягкое тепло до сих пор иногда приходят к нему во снах. В тех немногих снах, что не омрачены ужасами кошмаров и иррациональными гротескными образами, что рождало его больное сознание. Не то чтобы дни, проведённые под сенью благодати Силанны, были беззаботны и легки, но почему-то именно её леса становятся тем самым островком спокойствия, на котором Соршан может отдохнуть сам от себя.       Он не любит вспоминать те дни. Воспоминания о жизни в Ироллане поднимают в его груди волну бесконечного отчаяния и сожалений. Они причиняют боль куда более сильную, чем гномий плен и все лишения, которые ему довелось перенести тёмным эльфом-изгнанником.       Сильваном Соршан был уроженцем знатной и богатой семьи, одной из приближённых ко двору королей Тарлада. Единственный сын и наследник, он был заносчив и высокомерен настолько, что даже сородичи косились на него с неодобрением. Был слишком прагматичен и скептичен — он верил только в самого себя и свои силы и был оттого глуп, беспечен и слеп.       Горькую чашу он испил за это! Непомерную цену заплатил, когда воздушные замки рушились, а сам он разбился о суровую действительность, упав с вершины собственной гордыни!       Богатый, привлекательный, успешный, ещё и наследник уважаемой семьи — Соршан высоко задирал нос и считал себя едва ли не ровней королям, а того вовсе и превосходил их. Ох, как же заносчив и оттого глуп он был!.. В действительности считал себя тем, кто может едва ли не бросить вызов богу, если в этом будет такая необходимость — молодой дурак, которого жизнь жестоко наказала за раздутое эго и слепящую гордыню.       Соршан качает головой: всё его высокомерие было от происхождения. От безбедной жизни, от внимания, от исполнения всех прихотей, от незнания невзгод и бед. Сам по себе он не представлял из себя ничего и был никем — только лишь зазнавшимся юнцом, над головой которого всегда светило солнце.       А потом пришла тьма. И было поздно. И он сломался.       Но в те дни он искренне верил, что подобное невозможно. Падение и неудачи — это не про него. Его они всегда будут обходить стороной только потому, что он — это он, не иначе. Заносчивый дурак, ослеплённый глупец — где теперь вся твоя спесь?! — За глупость свою и гордыню будешь расплачиваться горькой чашей вины и потерь, — старая ведьма, путешествующая по всему Асхану, одна из хрупких детей Илата, крепко держала руку тогда ещё сильвана своими узловатыми пальцами.       Соршан как сейчас помнит — в Тарладе был праздник, посвящённый Весенней Богине. Праздник обновления и жизни, на который сильваны всегда организовывали весёлые и пышные гуляния. Ярмарки, музыка, танцы и льющийся отовсюду смех; обилие цветов и сладкого мёда, и гуляния до утра. Много бродячих магов и торговцев захаживали на торжество, и праздник в тот год не был исключением. Но был предвестником, о котором Соршан беспечно забыл на многие годы, прежде чем расплата настигла-таки его. — Вижу на твоём пути много крови, боли и слёз. Потеряешь ты всех, кто дорог тебе, но и получишь то, что будет ценнее самых дорогих сокровищ. Вот только понять это сможешь лишь на пороге смерти. Лишишься всего, но за всё отдашь свою жизнь — больше ничего не скажу тебе, эльф-печальной-судьбы, — старуха до боли сжала его ладонь, и глаза её сверкнули пугающим светом.       Она схватила Соршана случайно, выцепив его из толпы, когда он шёл, весёлый и выпивший, в компании таких же весёлых друзей, смеющихся над какой-то глупостью. Все они в те дни были беспечны и высокомерны, и Соршан до сих пор не понимает, почему ведьма выбрала именно его. Хватка её была сильна; горячие сухопарые пальцы держали крепко, и Соршан едва сумел под низкий скрипучий смех с брезгливостью вырвать ладонь из них.       Тогда он посчитал это глупостью. Лишь фыркнул надменно, даже не поблагодарив гадалку за её предзнаменование. Знал бы он, как точно́ и болезненно оно будет!.. Знал бы он, что сама Судьба говорила с ним тогда... И смог бы он хоть что-то изменить? Кто знает... кто знает...       Лишения и боль ломают его, стирают гордыню и выжигают чувства. Он теряет всех, кого любит, и остаётся один на руинах собственной жизни и надежд. Слова старой гадалки сами собой всплывают в памяти, воплощаясь пугающе точно, и Соршан с ужасом ждёт исполнение второй части её предсказания. Он жестоко платит за своё высокомерие и глупость, и это справедливое наказание за заносчивость того, кто не имел на неё никакого права, кроме собственного появления на свет, что тоже, вообще-то, не было его заслугой. Он не представлял из себя ничего — как горько, что осознал он это только сейчас.       Соршан закрывает глаза и выдыхает судорожно. Он сам во всём виноват.