Геройские монологи

      Фиал в руке тускло поблёскивает фиолетовым светом. Прозрачная бесцветная жидкость переливается по его вместилищу, когда Соршан переворачивает его. Смотрит с искренним страданием и мукой на лице, но он бессилен что-либо изменить. Лучшая смерть для Менана — быстрая и безболезненная, такая, что не навредит его достоинству и не убавит его чести. Силсай, если доберётся до брата, уж точно не станет демонстрировать ему своё снисхождение. И Соршан слишком предан, слишком сильно любит Менана для того, чтобы позволить недругам надругаться над ним.       Он всхлипывает, в мучениях закрывая глаза. Сжимает в руке сосуд из кварцевого стекла с такой силой, что острые грани до боли впиваются в кожу. Он ведь предупреждал Менана. Он ведь просил его быть осторожным.       Они оба знали, что рано или поздно этот день настанет. Менан никогда не был глупцом, но он был слишком мягким и слишком ответственным. В то же время он слишком устал от того бремени, что лежало на его плечах, и больше не мог нести его. Да и не хотел, честно говоря. И Соршан предлагал бросить всё и бежать, но Менан отверг это предложение.       Он улыбался безмятежной улыбкой, но в его глазах была непроходимая тоска и горечь разочарования в самом себе. Он так устал от той роли, что его заставили играть; устал от самого себя. Отголоски не утихнувшего Зова скорбью сожалений звали его на поверхность, и Менан хотел поддаться им, чтобы попытаться вернуть утраченное. То, от чего он отрёкся добровольно в отчаянном желании стать частью целого. Но целого никогда не существовало — и как следствие своими руками он разбил себя сам. Вынужден был стать тем, кем никогда не был и не хотел быть, и бремя его с каждым днём становилось лишь тяжелее и тяжелее, придавливая к земле.       Но до последнего Менан нёс его на своих плечах, и с болью Соршан осознал, что оно срослось с кожей принца, проникая глубоко в его суть, словно дерево, пустив могучие корни. И Менан искал избавления и облегчения; и оба они прекрасно знали, где именно оно было сокрыто.       Он разомкнул пальцы, вновь глядя на гладкий холодный фиал. Менан, чуткий, добрый Менан, определённо заслуживал лучшей судьбы. Любви, принятия, лёгкости, верной службы Богине — Соршан не мог дать ему ничего из этого. Мог лишь помочь завершить долгий тяжёлый путь — но то ли это, чего Менан хотел в действительности?       Они оба знали, что время мира и покоя близится к закату. Тёмные эльфы — не народ, склонный к порядку. А там, где их недовольство, там всегда насилие и кровь — и вождь станет первой жертвой разъярённой толпы. Менан не заслужил такой жестокой участи.       Внутри Соршана всё распадается на части. Боль сжимает металлическими кольцами, не давая дышать. Взгляд застилают слёзы, и он кусает до крови губы — бедный, бедный Менан. Он не заслужил такой жестокой участи, но лучше его друг подведёт его к краю и подарит облегчение, чем враги унизят его и растопчут, смешав с грязью. Не-ет...       Именно поэтому, несмотря на страдания и сожаления, с болью глядя на винный графин, Соршан лил в него прозрачный бесцветный яд, надеясь, что Маласса будет благосклонна к Менану. Подарит ему быструю и лёгкую смерть, и он наконец-то обретёт долгожданный покой.