Геройские монологи

      Новость о том, что престарелый граф де ла Сегадора в четвёртый раз женится, ни для кого не стала неожиданностью. Вдовец, недавно похоронивший третью жену, скончавшуюся после очередной неудачной беременности, с пятью дочерями, лишь старшая из которых уже успела достичь брачного возраста, долго горевать по ушедшей к Эльрату супруге явно не был намерен.       По крайней мере, не тогда, когда у него до сих пор не было желанного наследника.       Видал де ла Сегадора, единственный сын богатого и знатного рода, вассал герцога Быка, был почти что до крайности консервативным человеком. Жестокий и деспотичный, властный и бессердечно-равнодушный, он был буквально одержим идеей оставить после себя сына. Наследника, что должен был унаследовать графский титул и земли и уйти в услужение герцога Быка, присягая ему верой и правдой.       Руководствуясь этим, он до двадцати лет присматривался к знатным дамам всей Империи, выбирая среди них ту, которая, по его мнению, непременно должна была родить ему мальчика. Холодный расчёт и собственная выгода, в конце концов, привели его ко двору герцога Гончей, самую младшую, девятую, дочь которого собирались отправлять в монастырь из-за того, что она не могла предоставить надлежащее титулованным, знатным женихам приданное. Видалу, впрочем, до приданного девушки не было никакого дела, а потому он без особых колебаний взял её в жёны.       Элеонора Гончая не была писаной красавицей, да и особой образованностью тоже не отличалась. С самого раннего детства её, девятую дочь герцога, готовили к монастырскому затворничеству и служению Эльрату. Простоватая и фанатично-набожная, она была идеалом женщины по меркам Видала: широкие бёдра, способные без особых усилий выносить здорового и крепкого мальчика, полная грудь, не слишком узкая талия — Элеонора была крепко сбита, а потому идеально подходила на роль матери многочисленных наследников графа.       Таким образом, брак, заключённый без тени любви, лишь на сухом расчёте, обещал быть относительно счастливым и весьма удачным. На это, по крайней мере, рассчитывал Видал. Эльрат, однако, решил распорядиться судьбой этого союза совсем иным способом, послав в качестве награды за него трёх дочерей.       Шесть лет брака с Элеонорой Гончей принесли Видалу, как уже было сказано, трёх девочек. Однако ни одной из них не удалось прожить хотя бы первые три года своей жизни — всех их Эльрат постепенно забирал к себе, а вскоре после последней малютки, умершей спустя два месяца после своего появления на свет, он потребовал и жизнь их матери, скончавшейся от вспышки эпидемии дизентерии. Граф, зрелый, здоровый мужчина, расценил это как знак и к новой жене стал присматриваться с удвоенной скрупулёзностью.       Выбор его, в конце концов, пал на дочь богатого купца, жившего на границе с Семью Городами. Девушка, хоть и была тесно втянута в отношения с безбожниками-магами, как и его первая супруга, отличалась фанатичной преданностью вере Света. Благочестивая и стойкая, ни разу не соблазнённая искушениями, которыми распутные маги обычно соблазняют невинные души, она поразила своей верой Видала в самое сердце. И хотя физическим строением она всё же уступала своей предшественнице, граф чувствовал, что это не станет помехой для рождения здорового и сильного сына.       Эльрат, в ответ, будто издеваясь, в награду за этот союз послал ему семь дочерей.       Второй брак графа де ла Сегадора был самым длинным среди всех его женитьб и самым успешным по количеству выживших детей: он продлился почти одиннадцать лет, и из семи дочерей, рождённых в этом браке, выжило аж пятеро. Могли выжить и все, говорила повитуха, но в последнюю беременность в утробе матери было два младенца, к чему тело несчастной женщины оказалось не готово, и спустя сутки ужасных родовых мук она скончалась вместе с застрявшими в ней младенцами.       Граф, который уже вышел из брачного возраста, не хотел оставлять надежду привести в этот мир сына. С большим трудом и не менее большим скандалом женившись в третий раз, он, однако, снова обрёк себя на несчастья: супруга его оказалась лишённой милости Эльрата, и дети в её чреве погибали задолго до своего рождения, измождая тем самым мать и вгоняя в муки отца.       Когда же после очередного выкидыша графиня де ла Сегадора, слабая и несчастная, слегла, отдавая Эльрату душу, сорокапятилетний граф был на пороге отчаяния. Своих дочерей он не мог видеть, вопрошая раз за разом у Дракона Света, за что он так прогневался на него, что послал ему лишь девок и ни одного сына. Прекрасно понимая, что за такого старика, как он, не согласится выйти замуж ни одна девушка, Видал почти смирился с собственной бездетностью, раздумывая вместо этого над тем, за кого же ему следует отдать семнадцатилетнюю Долорес.       Эльрат, однако, всё же решил смилостивиться над несчастным вдовцом, и однажды в церкви Видал повстречал её, прекрасную Каталину, незаконнорожденную дочь одного из его вассалов. Скромная и молчаливая девушка, мало того что никоим образом не соответствовала идеалам графа о совершенной женщине, должной родить ему наследника, так ещё и была на тридцать лет младшего него самого. Сама ещё ребёнок, ровесница второй дочери своего жениха, она, тем не менее, с первого взгляда сразила жёсткое суровое сердце графа, и он без колебаний отправился к её родителям свататься.       Вассал отказать своему сеньору не мог, несчастная девушка тоже — и церковь Эльрата в четвёртый раз отворила перед брачующимся Видалом де ла Сегадора свои двери.       Священник смотрел на этот брак с неодобрением — Эльрат не поощряет такое обилие жён у одного человека; крестьяне шептались друг с другом, с искренним сочувствием глядя на тонкую и худую, как тростник, пятнадцатилетнюю девочку; придворные и знать же смотрели на девчонку-бастарда с плохо скрываемым презрением, не считая её ровней ни себе, ни её мужу.       Однако когда уже спустя полтора месяца после свадьбы Каталина поняла, что беременна, едва ли не всё герцогство, наслышанное о злоключениях графа, затаило дыхание, с любопытством ожидая, чем же вся эта история, в итоге, закончится.       Видал, властный и бессердечный мужчина, с несвойственным себе трепетом относился к молодой супруге. Он знал, что это едва ли не последний его шанс получить долгожданного наследника, а потому был готов на всё, лишь бы уберечь жену от ненужных потрясений и дать ей возможность привести в мир здорового ребёнка. Снова, как и многие разы до этого, он окружил себя гадателями и астрологами, и все они, как один, твердили, что на этот раз Эльрат точно пошлёт графу сына.       Видал де ла Сегадора внимал их словам с верой совершенно отчаявшегося человека. Пока прислуга и придворные шептались по углам, поглядывая на беременную графиню и делая свои ставки.       Её срок пролетел словно одно мгновение, и время пришло разрешаться от бремени. Ребёнок, однако, не спешил появляться на свет, изводя и без того измождённую беременностью мать своей задержкой. Почти две с половиной лишние недели она лежала с ним, ожидая долгожданных потуг, прежде чем первые робкие схватки, наконец, настигли её в душный предгрозовой июльский час.       За окном раздавались громкие раскаты грома, молнии то и дело вспыхивали яркими вспышками, крупные капли дождя барабанили по крыше и карнизам замка, деревья гнулись от сильного ветра. В комнате раздавались громкие полукрики-полустоны, которые заглушали шум разбушевавшейся стихии. Старый граф стоял у окна. Он не должен был находиться в родильной комнате — лишь роженица и повитухи могли присутствовать при великом таинстве рождения, однако истерзанный мучительным ожиданием и не менее мучительной надеждой отец не мог заставить себя ожидать в кабинете. Присутствие рядом с женой хоть и вызывало отвращение, всё же успокаивало его и вселяло непоколебимую веру в то, что Эльрат не остался глух к его молитвам.       Свечи слабо освещали лицо графа, на котором, несмотря на суровость, отчётливо читалось беспокойство. Видал был прикован взглядом к постели, возле которой суетились служанки и бабы-повитухи. Среди подушек, на мягкой перине лежала молодая супруга графа. Тёмные волосы её разметались, на лице выступил пот, губы были плотно сжаты, девушка то и дело пронзительно кричала, напрягаясь всем телом, стараясь дать жизнь своему ребёнку. Тяжело дыша после очередных схваток, она опускалась на подушки. По её щекам бежали слёзы, она думала, что эта мука не закончится никогда.       Она была слишком слаба, и тело её было плохо приспособлено к деторождению. Самой ей было не справиться с этой задачей, и бабы тихо шептались, осторожно поглядывая на напряжённо застывшего графа, что бедняжка вот-вот помрёт вместе с ребёнком в чреве, так и не сумев вытолкнуть его из себя.       Очередные схватки отозвались болью. Каталина громко закричала. Силы покидали графиню, разум затуманивался, она знала — эта ночь для неё последняя. Лишь единственное желание прибавляло ей сил, заставляло её хвататься за утекающую жизнь, словно тонущего за обломок дерева: чего бы ей это ни стоило, она хотела дать жизнь своему ребёнку.       Каталина без сил опустилась на подушки. Вместе с потугами пришло странное облегчение и тишина. Её очи закрылись, бороться со слабостью стало совершенно невозможно, и последний выдох вырвался из груди. — Милорд, графиня мертва, — тяжёлое молчание прервал низкий голос одной из повитух. Она смотрела на худое, измученное лицо молодой женщины, не смея поднять глаза на стремительно подошедшего к ней господина. — А ребёнок? Ребёнок!.. — судьба супруги, по правде говоря, мало беспокоила Видала, и он переводил требовательный взгляд от одной женщины к другой. — Это мальчик, милорд, — подать голос решилась одна из служанок, которая и держала на руках окровавленного, сморщенного младенца. Безумная, счастливая улыбка расплылась на смуглом лице графа. Однако тотчас же померкла, сменяясь непередаваемым горем, когда девушка, сглотнув, продолжила: — Но, боюсь, он тоже мёртв. — Нет… Нет… — Видал, сражённый жестокими словами, попятился, впиваясь пальцами в волосы. — Не может быть!.. Эльрат не может быть так жесток ко мне! — он в бессильном отчаянии спрятал лицо в руках, убитый горем и своей несчастливой судьбой.       Пока вдруг мимолётную гнетущую тишину не разрезал громкий, требовательный, пронзительный детский плач.