Геройские монологи

      С безумием отчаяния приходит немота, но вместе с тем Соршан словно прозревает. Оно поглощает его с головой, хороня под собой, и шквал голосов обрушивается на сознание, едва он видит бездыханное тело Менана. Они вопят, бьются в агонии и сыпят проклятия на голову слабака и предателя, не справившегося вновь. Он прячет на остывшей одеревеневшей груди лицо, и слёзы душат его сожалениями и невыносимой болью.       Сознание раскалывается на части, и Соршан не знает, зачем должен жить дальше и почему всё ещё существует. Пустой взгляд Менана смотрит в вечность, и Соршану хочется кричать и рвать на себе волосы. Но вместо этого полные слёз безумные глаза натыкаются на пустой прозрачный фиал, где остались жалкие капли яда, и он малодушно мечтает о смерти и о том, что проклятая отрава сразит и его рядом с единственным другом.       Он хаотично слизывает прозрачные капли, и на вкус они отдают слезами. Соршану трудно сказать, действительно ли таков вкус яда, или же на язык попадают его собственные слёзы, льющиеся неудержимыми потоками из глаз. Но судя по тому, что видят его распахнувшиеся глаза, вполне вероятны оба варианта одновременно.       Безумие сносит все барьеры, и сознание искажается, играя с Соршаном очень злую шутку. Он видит то, чего никак не мог увидеть, и удавка слёз сильнее сдавливает глотку, не давая вдохнуть. Он задыхается, и крик ещё более отчаянный рвётся наружу, ломая рёбра.       Рядом с мёртвым телом Менана он видит застывший призрак собственной матери. Она смотрит с осуждением, болью и разочарованием — прямо как тогда, когда отец был убит его руками. Или перед тем, как уйти навсегда и отдаться губительным объятиям безликого — разница была не слишком велика. И она роняет свои призрачные слёзы на бледное, застывшее в вечной безмятежности лицо Менана, и Соршана сражает безжалостное понимание.       Слёзы банши — он убил своего единственного друга, возможно, даже больше, чем просто друга, слезами собственной матери, которую также не смог уберечь. Которую так же подвёл и предал, как Менана, и осознание разбивает его в ещё бо́льшие дребезги. Ломает последние опоры внутри души и разума, и безумие отчаяния хоронит его под собой. Он так отвратителен и жалок.       Соршан сжал голову, словно пытался раздавить её. Сжался в комок, упав прямо в лужу крови Менана, и заплакал. Так безудержно и горько, отдавая слезам всю бесконечность боли, сводящую его с ума ещё сильнее. Он потерял их всех, и круг замкнулся, оставив его одного в центре беспросветного мрака отчаяния, из которого существует лишь один выход. Но дорогу в него ещё нужно найти; её ещё нужно заслужить — и он сделает для этого всё, что будет в его силах.       Потому что он устал слишком сильно, и Смерть на самом деле давным-давно превратилась в самую желанную награду.