I miss you, my friend (оригинальная версия)

— Ф… Фу… Фу-у-у… — ребёнок почти краснеет от натуги, пытаясь что-то сказать. Маленький пиглин сосредоточенно хмурится, держа в руке золотистый тотем с глазами-изумрудами, ковыряет его одним из трёх своих пальцев, кончающихся крепкими коготками. Майкл играется с одним из немногих подарков, которые Таббо не боится дать ему в руки, сидя рядом с девчонкой. Той же расы, такой же одноглазой девчонкой, даже с именем почти таким же — Мишель. Она выглядит на удивление взрослой — по крайней мере, старше мальчишки-сородича. Когда Паффи только притащила в Сноучестер «дочурку», бормоча что-то о семье и малышке Ники, они с Майклом казались совсем одинаковыми. Блёклые серые глазки, маленькие копытца, грязная розовая шёрстка, какое-то рваньё, прикрывающее несуразное болезненное тельце… Таббо и не думал, что такой их вид может со временем преобразиться. Сперва исчезла худоба. Под новыми рубашками, шортами и платьицами было незаметно, да и он не стремился уделять время детишкам, с облегчением оставляя Майкла на Паффи, пока та жила здесь, но за последние месяцы заметить ребятишек пришлось. Пиглины стали крепкими, активными, а Мишель и вовсе подросла до высоты его сестрёнки Лани, какой он ту помнил лет в шесть-восемь. Майкл же, хоть и уступал девчушке ростом на целую голову, тоже выглядел гораздо лучше, чем в незере, где его рост позволял оседлать обычную курицу, что и привлекло к сиротке внимание его благоверного. После худобы исчезла болезненная медлительность. Спокойствие, впрочем, сохранилось. По крайней мере — у девочки, пока он смотрел. Давным-давно у детишек закрылись старые раны, шёрстка залоснилась и стала выглядеть шелковистой, а потусторонний огонёк в пустых глазницах — у каждого в своей — позволял почти что забыть, что это детишки той самой расы, которая вообще-то является зомби. Потом изменились и здоровые глаза. Таббо действительно думал, что убьёт Майкла своими руками, или, по крайней мере, выставит из дому на мороз, когда приёмыш однажды уставился на него ярко-алым глазом Техноблейда. Да, со временем Таббо привык к такой внешности их с Ранбу сына, даже почти смирился, но на Мишель, правый глаз которой всё ещё радовал привычным бледно-серым оттенком, продолжал поглядывать с подозрением. Сейчас детишки сидели смирно. Набегались за день под звуки «Кэт», которую Таббо всё же сунул в проигрыватель, запихнув «Мэллохай» куда подальше. Майкл ковырялся в тотеме бессмертия, пытаясь вытащить из глазницы того крупный сверкающий изумруд. Мишель возилась с таким же, кажется, устроив тому чаепитие с чучелом белки. — Ф-Фу-у… — снова попытался сказать пиглин, ткнув пальцем в большой нос своей фигурки. Мишель одёрнула скособоченный фартук, надетый поверх синего платья, и ткнула коготком в игрушку собрата. — Фул-лиш, — в два слога, медленно, но вполне внятно произнесла она. Потом подумала, дёрнула себя за длинную шёрстку на кончике уха, и подняла свою, точно такую же, игрушку. Девочка внимательно осмотрела тотем, почесала кончик пятачка, и неуверенно добавила. — Финли? Майкл хрюкнул. Рассмеялся. Указал уже на самого Таббо. — Па-па? — спросил он и посмотрел на сородича. Девочка покачала головой. — Папа Паффи! — отрицательно ответила та, подняв вверх указательный палец. Потом нахмурилась, легонько дёрнула себя за ухо. — Мама? Майкл снова посмотрел на него. Таббо покосился в ответ, не отвлекаясь от борьбы с бумагами, которые по-хорошему стоило бы рассортировать давным-давно. Из проигрывателя раздался душераздирающий скрип отыгранной пластинки. — Мама! — утвердительно кивнул свинёнок и побежал к той самой «маме» за объятиями. Похлопав мальца по спине, заодно пытаясь отцепить его от своей ноги, он потёр переносицу, тяжело вздохнув. Договор о поставке товаров так и остался непрочитанным до конца, когда Таббо быстро подмахнул на нём подпись, убрав подальше от шаловливых детских ручонок.

***

— Эй, Блэйд, слушай… Можно тебя обнять? Его собственный голос звучит сейчас как-то противно. Глухо и тихо, потерянно. Даже разбито. Хрен знает, как это там выглядит со стороны, но для него самого… Томми не привык слышать такой тон от себя. Скорее, было привычно такое от Туббо, от стрёмного Ранбу, от тихони Фанди или милашки Ники. Да от того же Грейсона, когда тот был особенно не в духе и начинал разговаривать чуть ли не шёпотом, тем самым показывая своё бешенство, было привычнее слышать его нынешний тон! Не то чтобы Томми нашёл что-то удивительное или раскрыл какую-то невероятную тайну, из-за которой стоило бы так падать духом. В смысле, он всегда знал, что людям на него срать, иногда и нарочно вёл себя хуже, чем стоило — просто чтобы у народа была причина относиться к нему, как к куску птичьего помёта. По большей части он вёл себя как вёл именно для того, чтобы у самого была причина чувствовать себя не пустым местом, но человеком. Нормальным, обычным, блять, человеком, которого если и не любят, то не с нихуя. И как бы да, он всегда знал о мудачизме человечества — в конце-концов, сам Томми был далеко не посланцем ИксДи на земле, но просто… Он просто успел привыкнуть. Ну, вы знаете, такое бывает, когда вокруг есть люди, которым не похуй на тебя и твои проблемы. Ты вроде бы и понимаешь, что доверять нельзя, что можно снова обжечься, что процент мудаков в мире гораздо больше процента адекватных. И да, Томми действительно многим не верил. Тому же Джеку, Шлатту там, поначалу даже Гостбуру. Но это неверие не помешало ему привязаться к той же Паффи. К Сэму Нуку. И даже, блять, к Дриму, которого больше здесь, нахуй, нет. Блэйд тем временем фыркнул, влез ему под руку своей лобастой головой, как будто действительно понимал, как ему сейчас хреново. За это он наверное и любил животных — куда как больше, чем людей. Они будто бы лучше его понимали. И принимали — таким, какой он есть. Томми начал почёсывать жёсткую шерсть питомца, которая кое-где всё ещё была синей, несмотря на все попытки волчары отмокнуть или хоть как-то ещё её оттереть. Пёс покосился на обрывки чужого блокнота, поднял взгляд к потолку, как будто сетуя богам на такого идиота в хозяевах. — И нечего так смотреть, не хотел я вовсе рвать эту фигню. Я случайно вообще. Да и слушай, когда мы сюда припёрлись, оно у меня прямо в руках рассыпалось! — зачем-то решил оправдаться Томми, хотя Блэйд и был действительно умным. Даже слишком, вон как насмешливо щурился! Томми вздохнул, поглаживая собаку между ушами. Тот только довольно порыкивал. — Странно, что Сэм вообще забросил такую базу. Место ведь хорошее, особенно в плане обороны. Бежать правда отсюда некуда, дом-то над обрывом… Но вообще, хрен знает. Там ведь катакомбы снизу. Ты ведь их охранял, да, Фрэн? Иначе откуда там дырка в полу, твоего размера цепь с ошейником, почему Сэм Нук тебя вообще узнал и мне спасибо сказал, да и откуда ты сюда дорогу знаешь… Эй, тихо, тихо! Сидеть! Если после звуков своего (ну, скорее всего своего) старого имени пёс только слегка ощетинился, то после попытки успокоить и вовсе глухо зарычал. И вот сейчас, с этим глухим рычанием в горле и нехорошим блеском в зеленющих глазах, Блэйд как никогда напомнил ему о Паффи. Когда Томми видел её в последний раз, она вела себя как волчица, защищая память своего Дрима. Волчица в овечьей шкуре, хах? Забавно, что у этого выражения совсем другое значение. Под злобным прищуром он быстро поднял пустые руки, предусмотрительно держа их подальше от оружия, неловко улыбнулся и едва не начал стаскивать с себя броню. Ну, вы знаете всю эту срань. Одиночество, давящее внимание, «снимай броню и бросай в яму», вот это вот всё. Томми помотал головой, в очередной раз обещая себе состричь к чертям лезущие в глаза патлы, старательно вымел нехорошие мысли из головы. Это ведь Блэйд. Его Блэйд. Блэйд, который никогда его не обидит. — Тихо, тихо. Спокойно, — медленно проговорил Томми, поймав агрессивный взгляд. Его глаза вдруг защипало. — Я не собираюсь отдавать тебя Сэму, он мне тоже не нравится. Обещаю, ты будешь в порядке. Я тебя никому не отдам! И всё же… Можно тебя обнять? Здесь холодно. Пёс отвернулся, не двигаясь с места, фыркнул, поскрёб когтями около пиликающего коммуникатора в его кармане. В этой глуши была связь. Как раз в этом месте, в этом доме с разворошенными книжными полками и разбитым дощатым полом. Сэм, в одной из разбросанных здесь бумажек, назвал жителей Л’Манбурга крысами. Вряд ли сейчас тот думал как-то по-другому, потому что последнее сообщение от крипера, которое бывший изгнанник прямо сейчас прочёл… «Ты помог заключённому, верно, Томми? Я тебя найду. Авсамдюд.» Мальчишка встряхнул вихрастой головой и улыбнулся, прижимаясь к тёплому собачьему боку. Сейчас не хотелось об этом думать. Хотелось только спокойно сидеть под внимательным взглядом зелёных глаз, чувствуя себя как никогда в безопасности.