Весть о забытом письме

Новый год у Жилина всегда проходил одинаково. Бесконечные звонки, поздравления от коллег по службе, сокращённый рабочий день; вечером — пара салатов, телевизор и гордое одиночество. Но Жилин и не жаловался. А как же тут жаловаться? Сергей носил звание полковника и жил в столичной квартире, доставшейся ему по службе. Правда, в этой самой квартире порой нападала тоска. Особенно вечером, когда за окном расстилается бесконечный ночной город, и мир кажется таким большим, и так много в нём людей. А он один. А в Новый год, когда за окном слышны были хлопушки и смех, а соседи горланили песни под гитару до самой ночи, Жилин просто ложился спать. Он не одинок. У него есть работа — помогать людям. Так он себе говорил. Время, как правило, летит быстро и неуловимо, и на календаре вновь тридцать первое декабря. А значит, день сегодня должен пройти как обычно: работа — вечер с телевизором — сон. Хотя, честно сказать, по такому сценарию проходили далеко не только новогодние вечера. Так протекала вся его жизнь. Поразительно было, что совсем скоро — а точнее, уже завтра — наступит две тысячи седьмой год. Дни превращались в недели, недели в года — и всё одно и то же. Вся жизнь как один сплошной нескончаемый день. День сурка. Но эта мысль пролетела у Жилина совсем незаметно. Кружка кофе, две ложки сахара — и Сергей возвращён с небес на землю. — Товарищ полковник, вам тут письмо, — едва увидев Жилина, вошедшего в участок, молодой сержант, продежуривший сегодня всю ночь, подскочил с места, размахивая над головой потрёпанным конвертом, — Из почты рано утром принесли, просили передать лично Вам. Жилин растерянно почесал макушку. Конечно, он удивился. Ну, а кто тут не удивится? Самое настоящее письмо, заклеенное, с маркой — и это-то в эпоху мобильных телефонов? Должно быть, это розыгрыш, или же какой-нибудь отпетый романтик. Учитывая одиночество полковника, второй вариант отпадал. — Надо же, настоящее. — Сергей усмехнулся, вертя мятый конверт в руках. — Кто ж сейчас письма то пишет? — Так оно старое, Вы внимательнее посмотрите. Представляете, врывается почтальон наш, Витька, ну, Вы его знаете… И говорит, мол, нашли это письмо во время ремонта в их почтовом отделении. Пролежало там двадцать лет, представляете?! Затерялось! И ведь не знал никто. Имя отправителя, криво начирканное мелким размашистым почерком, вырвало полковника из полусонного состояния похлеще любого кофе. Игорь. Игорь Катамаранов. Вечно чумазый и лохматый парень с явной тягой ко всему, что связано с лесом и природой. Тот самый, чья сальная чёлка вечно спадала на глаза, заставляя того морщиться и фыркать, подобно дикому зверьку. Тот самый, что был способен прокусить еловую шишку острыми клыками, а глаза его в свете солнечных лучей казались рыжими-рыжими, совсем как небо позднего летнего заката. Ещё с школьных лет они с Сергеем — а тогда ещё Серёжей — были самыми, что ни на есть, лучшими друзьями. Кто-что, а эти двое друг от друга не отлипали вплоть до самого выпускного. Игоря все бешеным кличали — от него, по мнению учителей и некоторых учеников, были одни проблемы. То он лягушек на урок притащит, то и вовсе в школу придёт весь в болотной тине. Все сначала, помнится, поражались, а потом привыкли уже. Бешеный же, что с него взять. Одного только никто не понимал: почему с этим бешеным всюду таскалась гордость школы, отличник и будущий медалист Серёжа Жилин. Жилин ведь всегда был одет как с иголочки: идеально выглаженный костюм, галстук, аккуратно причёсанные волосы. За ним пол школы девчонок бегало. А он? А он с этим бешеным по лесам шлялся. Но им-то было не понять. Куда им было до того, что на самом деле Игорь — добрейший человек, и хоть и выглядит пугающе, но и мухи не обидит. Вот Водолаза, их общего друга, поначалу много кто обижал. А стоило Игорю разобраться с обидчиками, так с тех пор никто его и не трогал больше. Правда, при первом знакомстве Катамаранов ему очки разбил. Стулом. Но это так, формальности. Зато потом Игорь за них с Серёжей горой стоял. А всё потому, что Игорь хороший друг. И сам по себе он просто замечательный. И искренний. Но им было не понять. Осторожно, будто бы боясь что-то испортить, Жилин вытащил старое письмо. «Дорогой С̶е̶р̶ё̶ж̶а̶ Серёга. Нет, просто Серёга. Ай, да какая разница… Я тут услышал недавно, ты там отучился уже, ментом стал в столице. Я рад за тебя. Я вот строитель теперь в нашем Катамарановске. А Водолаз наш инженером стал, в местном НИИ работает, представляешь? Помнишь, как он в детстве мечтал учёным стать? И стал ведь. Да и ты всегда ментом хотел заделаться. И смог ведь. А я никем не хотел становиться, мне больше нравилось настоящим жить. Всё смотрел, как вы с Кешей о будущем рассуждаете, и понимал, что не хочу я никакого будущего, хочу, чтоб мы вечно в школе учились и по болотам бегали. И не взрослели. Но это невозможно, сам понимаешь… В детстве живётся куда проще. Мы тут тебя часто вспоминаем. Я когда мимо наших с тобой мест прохожу, всё думаю, как ты там, чем занимаешься. Думаю, что повезло же тем, у кого ты на районе работаешь. Они под надёжной защитой. После того случая с Жилой я переживал очень… И так рад был, когда ты первое письмо прислал. Правда, потом перестал писать. Вот уже два года от тебя никаких вестей. А я всё это время письма тебе писал, да не отправлял, боялся. Вдруг ты забыл уже меня. А вот сейчас решился. К тому же Новый год скоро. Помнишь, как мы в школе с праздничной ёлки сбегали? Раз — учитель отвернётся — и всё, нас нет. А Водолазу потом приходилось придумывать за нас отговорки. А мы на место «наше» бежали. Я ещё снег ел, а ты всё бухтел, мол, простудишься же, бешеный. Чаем потом отпаивал. Хорошо тогда было… Надеюсь, ты помнишь. Думаю, нехорошо получилось, что мы разошлись вот так вот из-за брата твоего. Я его не виню, дело-то давно было. Тебя я тоже не виню, что ты не приехал тогда на похороны. Я всё понимаю. Ты наверняка переживал очень. Я-то знаю. Знаешь, я подумал, что жизнь слишком коротка, чтобы сомневаться и бояться. Жизнь, она ведь на то и дана, чтобы бороться. А иначе слишком многое можно упустить. А я упускать не хочу. Я очень хочу увидеть тебя вновь, С̶е̶р̶ё̶г̶ Серёж. Поэтому буду ждать тебя тридцать первого декабря ровно в полночь на нашем месте. Как в детстве. Если ты помнишь — ты придёшь, я знаю. Ты всегда надёжным был. С любовью, Игорь.» Жилин медленно опустился на стул, не в силах стоять на ногах. Пальцы судорожно сжимали пожелтевшую бумагу. Мир вокруг прекратил своё существование. Остался только Жилин. Жилин наедине с письмом — старым и измученным, пахшим пылью. А вместе с пылью и чем-то, чего уже не вернуть. Сергей нервно потёр переносицу. Игорь. Его Игорь. Стоял и ждал его. А он не знал. Просто не знал. И наверняка Игорь решил, что Серёжа его уже и не помнит. И ведь наверняка он не обиделся совсем: грустно взглянул на часы, показывающие полночь, и ушёл. Решил, что у Серёжи уже семья, новые друзья. Что нет ему больше дела до какого-то Игоря. Но ведь не обиделся, не разозлился — нет, просто отпустил. Ему главное, чтоб Серёжа был счастлив. А с ним или без — это уже неважно. Потому что Игорь хороший очень. Но Серёжа не забыл. Он помнил: он прекрасно помнил всё, что связано с Игорем. И что лес он любил, и что мог набрать подболотников хоть для всей школы — ему не жалко! Что все уличные коты Катамарановска его знали и ластились к нему. Что Игорь очень любил лисиц и оранжевый цвет, и очень не любил тугие галстуки. Нет ничего, связанного с Катамарановым, что Жилин бы забыл даже спустя столько лет. Он хранил это всё очень бережно: где-то там, в глубине души, что отдавало теплом. Их последняя, прощальная встреча была там же, на «их» месте. Именно там Игорь и поцеловал Серёжу. Именно это и увидел появившийся из неоткуда Жила. — Фу, блять, педики. — Брат Серёжи был тем ещё хулиганьём, но от того, с какой ненавистью он это сказал, сердце замирало, а внутренности леденели. Серёжа помнил, с каким презрением Жила смотрел на них, а особенно на Игоря. Катамаранова он всегда недолюбливал, но, кажется, теперь он его ненавидел. Жила тогда громко сплюнул и ушёл. А Игорь прошептал Серёже еле слышное «прости» и убежал в лес. А Жилин… А Жилин был слишком потрясён произошедшим и вернулся к реальности когда ни Игоря, ни Жилы уже не было рядом. Так и разошлись. Жилин тогда Игоря всюду найти пытался, да не смог. А там уже и поезд приехал. Поступление в столичный институт, новый город, новая жизнь. Но сказать, что Серёжа ухал из родного города весь убитый — это ещё мягко сказать. Правда, потом Жилин себя всё же утешил: решил, что по приезде в Москву сразу же письмо Игорю напишет. И написал. И за брата извинился, и за то, что не смог найти. А когда Игорь ответное письмо прислал, так вообще камень с души рухнул. Бешеный его, как оказалось, испугался очень, что Жилин с братом солидарен будет. А потом понял, как глупо было этого бояться, ведь Серёжа хороший, он не станет так делать. Да вот только к тому времени Серёжа уже уехал. А Игоря ещё долгое время утешал Водолаз. Первое время переписывались они часто, а потом Жилин уже и институт окончил, в участок устроился, а там его совсем работой завалили. Да и Игорь потом сам писать перестал. Серёжа и решил, что у него тоже дел по горло. Так Жилин и погряз в рутине. Полковник, бывало, не мог найти времени даже бабушке, что их растила, написать, чего уж там говорить об Игоре. А с братом Серёжа не общался больше. Да и не желал. Жилин ведь даже не смог приехать на бабушкины похороны. В командировку его отправили срочную. Винил себя сильно, но сделать ничего не мог. Деньги Жиле, организовавшему похороны, он, конечно, отправил. Да только тот потом передал, что не нужны ему Серёжины деньги. И что не брат он ему больше. А спустя пару лет до Сергея дошла новость, что сидит его брат теперь на зоне. И всё. С тех пор Серёжа даже улыбаться почти перестал. Нацепил себе маску, что всё в порядке. Шутки-самосмейки пускал, а глаза у самого грустные. А в Катамарановск Жилин больше ни ногой. Светлое и беззаботное детство испарилось совсем незаметно, оставив за собой лишь холод опустевших улочек провинции. И сейчас, когда на дворе уже давным-давно не восьмидесятые, он узнает, что, оказывается, Игорь его ждал. Жилину хотелось кричать от обиды. Убежать в никуда, яростно колотить стены. Но ничего уже не сделаешь — прошло двадцать чёртовых лет. Может быть, Игорь уже давно женился и сидит сейчас в окружении своих детей. И не помнит уже никакого Серёги. Или же, наоборот, помнит: может быть, он назвал так сына… А может Игоря и нет уже вовсе на этом свете — от этой мысли Сергей почувствовал, как в горле встаёт ком. Но самое главное — Игорь ждал. А Серёжа не пришёл. Повторно бросив взгляд на письмо, Жилин заметил мелкие буковки внизу письма, которые автор, кажется, и вовсе хотел зачеркнуть, но передумал в последний момент. «А если не придёшь, буду ждать в следующем году. И так каждый год. Потому что я чувствую, что когда-нибудь ты придёшь. Может, это глупо, но мне плевать. Я буду ждать.» Дыхание перехватило, а сердце забилось чаще. Где-то в душе мелькнула долгожданная искра надежды. *** — Куда ты собрался лететь в такую дату, Серёг? — единственный коллега Сергея, который хоть немного интересовался его делами, отложил кружку чая в сторону. — В Катамарановск. — Вот даёшь! Ты же вроде говорил, что никогда туда больше не вернёшься, а? — Дело появилось одно. — Интересно, конечно. Ладно ты хоть утром рванул, а не вечером. — Коллега усмехнулся, откидываясь на спинку стула. Но Жилину не было до этого дела. Он уже взял отгул и заказал билет на самый первый рейс до ближайшего до Катамарановска города. А там уже доберётся как-нибудь. Обязательно доберётся. Неважно, как сложилась судьба Игоря, женат он или нет, главное — его увидеть. Главное, чтоб он жив-здоров был. Жилин вылетает из Москвы в девять-сорок утра. Ещё целый день впереди. Он успеет.