Границы

      Джека не покидает ощущение, что вечные попытки Брока доебаться до Роджерса это тоже часть некого мазохистского плана. Хорошенько отметелить его может один лишь Кэп. Этого Брок и добивается. Но с большой силой, очевидно, приходит и большое терпение. И в этом противостоянии характеров Джек ставит не на Брока. Роджерс изящнейше укладывает того на спину подсечкой и благодарит за драку, расплатившись лишь парой синяков, чего конечно же ничтожно мало.       Брок обводит глазами зал, ища следующую жертву. Задерживает взгляд на Джеке, повторно окидывает взглядом зал, чертыхается и уходит в душ.       Джек завершает тренировку с новичками и следует за ним, попутно раздумывая, есть ли смысл напрягаться по поводу резко участившихся спаррингов с Кэпом. Может, Брок все-таки действительно решил найти ему замену? У них ведь тоже когда-то все началось именно с драки, – так что прослеживается некая закономерность. Хотя кого Джек обманывает – какой из Кэпа садист с его васильковым взглядом пупса-переростка? Но собственно себя садистом Джек тоже никогда не считал. Брок же утверждает, что он идеальная кандидатура. Жаль, что лишь на роль личного экзекутора.       Джек прекрасно помнит все обстоятельства начала их странных отношений. Брока тогда прокатили с вожделенным местом командира «альфы», свеженазначенный Маккинзи вздрючил его после первой же миссии, причем очень даже за дело, что окончательно добило уязвленное самолюбие. Джек обнаружил Брока заполночь в тренировочном зале, до изнеможения выколачивающим несчастную боксерскую грушу. Тот был явно не в себе, не реагировал ни на собственное имя, ни на подколы, ни на требования заканчивать эту дурь. Джек мог бы уйти. Может, и стоило. Но он в это влез, и не может вылезти до сих пор. Успокоить Брока удалось только после пары ощутимых ударов в живот, выкрутив ему руку в захвате. Между ними тогда уже существовала эта горячая болезненная тяга, которую никто не признавал, и казалось, – вот он момент. Потные и разгоряченные они прижимаются друг к другу вплотную. И на хриплую ухмылку Брока: «Тебе тоже нравится так?», вполне логично было предположить, что речь идет про то, что член Джека упирается ему в задницу. Но нет. Брок тут же выдал: «Учти, со мной будет сложно – высокий болевой порог». И Джек сначала не понял, при чем тут чертов болевой порог. Но выпуская его руку из захвата, запоздало сопоставил одно с другим.       И, конечно, он согласился на все условия этого ублюдка – с расчетом на то, что это просто некая игра, прелюдия, а потом они обязательно потрахаются. Как бы не так. Боль, блять, оказалась самоцелью. И этот дрочь (во всех смыслах) продолжается до сих пор.       Когда Джек заходит в душевые, Брок уже одевается. Они толком не разговаривают уже неделю, после тех крайне странных выходных, – настолько странных, что, если бы Брок не игнорировал его настолько целенаправленно, Джек бы решил, что произошедшее привиделось ему в пьяном бреду. Но, похоже, не только ему. Лезть к Броку первым – себе дороже. Да и бесполезно. Джек уже пробовал раньше – будет только хуже. Брок подойдет сам, когда перебесится. Но вряд ли это будет скоро.       Пока тот даже взгляда на него не поднимает, сосредоточенно возится с ремнем, вывалившимся из петли. Джек не собирается пялиться, да и чего он там не видел, но, блять, все равно – не взглянуть на полураздетого мудака оказывается выше его сил. И лучше бы не смотрел. Наметанному глазу хватает пары секунд, чтобы отметить ровные характерные следы от игл. Совсем свежие. К которым Джек не имеет ровным счетом никакого отношения. Сделал это Брок сам или кто-то другой сделал это для него – оба варианта злят до красной пелены перед глазами.       – Брок, что, блять, происходит?       – О чем ты, здоровяк?       Брок натягивает чистую футболку, запихивает вещи в сумку и явно собирается на выход.       – Я, знаешь ли, не из тех, кто купится на сказки о том, что тебя так симметрично изрикошетило в ходе последней миссии.       – Роллинс, отъебись, а? Ты серьезно переоцениваешь нашу с тобой близость. Остынь, чувак.       Потому что ничего личного. Ты просто подходящей комплекции и с устойчивой психикой.       – Это ты серьезно переоцениваешь себя, придурок, – бросает ему Джек. И Брок, конечно, не может этого вытерпеть. Разворачивается в дверях. И слава богу, что они одни. Или не слава богу.       – Типа я тоже нахуй тебе не сдался, как и ты мне? Ну-ну. Слюни только подбери.       Идиот. Господи, какой же идиот. И даже вся злость сходит на нет.       – Брок, когда я говорю, что ты переоцениваешь себя, то имею в виду – переоцениваешь свой собственный болевой порог. Свои собственные силы. А мое отношение к себе ты знаешь прекрасно. И прекрасно этим пользуешься. Тут и говорить не о чем.       Все внутри буквально орет. Я хочу тебе помочь, но не знаю как. Скажи мне как. И позволь мне, черт возьми. Но вместо этого Джек спрашивает только:       – Хочешь встретиться в обычном формате? Тебе это нужно?       Джек ни разу не предлагал сам. Обычно это Брок подваливает к нему с вопросом про выходные. И они никогда не делали это чаще, чем раз в месяц или даже два. Физически тяжело, учитывая их и без того весьма травматичную работу. Для Брока это будет третий раз за неделю, если он согласится. И после непродолжительного раздумья он соглашается:       – Давай встретимся. Мне нужно.       Они договариваются на выходные, обоюдно забывая про день рождения Родригеза, на который оба приглашены. Можно было бы свалить оттуда пораньше и ничто не помешало бы планам. Джек ради этого даже не пьет. Зато Брок себя в алкоголе не ограничивает. Попутно настойчиво добивается внимания новенькой снайперши из «дельты». Но, получив разворот, направляется по неоднократно проторенному пути в лице секретарши Ситуэла. Диспозиция в целом уже ясна, – их планы отменяются. Брок намерен сбрасывать напряжение сексом и алкоголем.       Джек заказывает пиво, задумываясь о том, стоит ли ревновать Брока к бабам. С одной стороны, у них именно секс, что Джеку, как утверждает Брок, никогда не светит. С другой стороны, их так много, и они все даже не на одну ночь, а на пару фрикций – правило не оставаться на ночь там тоже соблюдается еще как. Брок даже в дом их не водит. Трахает в мотелях или прямо в машине. Ну, а с Джеком у них даже какое-то подобие отношений – пусть и весьма своеобразных. Хотелось бы так думать. Хотя после последних событий он уже ни в чем не уверен.       В целом это, конечно, пиздец. И он иррационально дико ревнует к этой бабе, с которой Брок вдруг исчезает из виду.       Ближе к полуночи Джек натыкается на него на улице в курилке, где тот бодро клеит уже какую-то третью девку. И большая удача, что это не секретарша Ситуэла – ту бы появление случайного зрителя не смутило абсолютно. Эта девчонка, к счастью, смущается и отваливает. Брок за ней не идет, но многозначительно подмигивает, сигнализируя, что отыщет ее сразу же, как отделается от надоедливого приятеля.       – Я смотрю ты задался целью потрахаться сегодня во что бы то ни стало, – усмехается Джек, стреляя у него сигарету.       – Не завидуй.       Брок буквально стекает на металлическую лавку. Надрался он, конечно, славно.       – Не боишься, что не встанет от количества выпитого?       Брок смеется и забирает у него из рук зажженную сигарету, чтобы затянуться самому.       – Ты за меня не переживай, старик. У меня с этим проблем нет. Вот только встает исключительно на баб. Смирись.       – Наши планы отменяются? – зачем-то спрашивает Джек. Хотя все уже очевидно.       – Какие планы? А, точно. Знаешь, я подумал, ты прав. Ну, нахуй. Мне действительно пора сделать паузу во всей этой поебени. Плюс там какая-то овер-дохуя сложная миссия планируется. Нужно быть в форме.       Джек знает, что делать этого не стоит, но спрашивает все равно, ему необходимо спросить, хотя ответа он не получит:       – С кем ты был на этой неделе?       Ублюдок пьяно заливисто ржет.       – Ревнуешь? У меня осталась парочка подружек по интересам. Ты не был у меня первым, здоровяк.       Это правда, конечно. Брок изначально офигительно знал, что они делают. Он не пробовал что-то новое вместе с ним, он именно учил делать так, как надо ему. Знал, как правильно и как нельзя. Знал, как конкретно ему хочется. Учил Джека истязать собственное тело с охуительным знанием дела. Значит, его тоже кто-то учил. И это было не разовое мероприятие.       Джек ревнует, но все равно почему-то испытывает странное облегчение от того, что это именно подружки. В целом Брок даже не бисексуал – ну, если верить ему на слово. Джек единственный мужчина в его околосексуальной жизни. Исключительно потому, что ну баба в роли верхней, это же смешно, Роллинс. С тобой есть хоть какая-то иллюзия передачи власти. И объяснение вроде бы логичное, вот только никакой передачи власти не было никогда, она в руках у Брока исключительно – без вариантов. И Джеку грешным делом начинает казаться, что вся эта затея – ничто иное как попытка сублимации подавляемого влечения к мужчинам. А еще лучше к нему конкретно. Ну, или Джеку просто хочется в это верить. Очень, блять, хочется.       Верно трактуя его затуманившийся от вожделения взгляд, Брок спрашивает с усмешкой:       – Почему ты ни разу не воспользовался?       – Что? – не сразу понимает Джек, возвращаясь в реальность.       Брок продолжает молоть чушь, ничего не объясняя. Пользуясь тем, что якобы очень пьян:       – Я бы и не вспомнил. Я бы и не понял ничего. Ты бы мог. И сейчас можешь. Если так злят мои бабы.       Брок затягивается сигаретой, широко расставляя ноги. Пинает Джека носком ботинка, требуя обратить внимание на себя. Хотя все внимание и так обращено к нему. И он так до невозможности бесит в этот момент, – самоуверенный ублюдок. Может, это всего лишь глупая надежда, но Джека в очередной раз пронзает странная уверенность в том, что и Брок его хочет. Еще как. Просто намерен сложить всю ответственность на него, типа самому и не надо было нахуй. Но Джек не собирается плясать под его дудку.       – Послушай, ублюдок, если ты сам этого хочешь, то имей яйца признать!       Он не отказывает себе в удовольствии встряхнуть Брока за шкирку, пронзительно остро чувствуя горячее дыхание, скользнувшее по щеке. Брок облизывает губы так, что Джек, черт возьми, слышит, как он это делает. Но стоит сделать попытку его поцеловать, как Брок откидывает голову назад и начинает пьяно ржать.       – Продолжай надеяться, здоровяк!       Морщась от болезненного приземления на металлическую лавку, Брок так и продолжает хохотать ему вслед.       Ближе к двум Джек собирается уезжать, но Мэй перехватывает его в последний момент, намекая, что неплохо бы захватить с собой и командира. Конечно – никто другой не хочет с ним лишний раз связываться. Джек тоже особо желанием не горит, но выбора нет. Брок соглашается уехать на удивление легко, что наталкивает на мысль, что секретарша Ситуэла все-таки успела отсосать ему в сортире.       Большую часть дороги Брок спит, и при подъезде к дому выглядит уже ощутимо протрезвевшим. Джек все равно идет за ним, контролируя, чтобы тот дополз хотя бы до дивана, что Брок и делает. У него на скуле расползается синяк, – и когда только этот придурок успел с кем-то сцепиться? – Джек лезет в морозилку за льдом, делает компресс и вручает ему.       Не открывая глаз, Брок сползает вниз по дивану, пока не стукается коленями о журнальный столик. Морщится, сильнее прижимая лед к распухшей скуле. Джек смотрит на него и с отвращением вспоминает, как тот предложил воспользоваться моментом. Вот уж сомнительное удовольствие.       – Ладно, – говорит он, хлопая Брока по плечу. – Я пойду. Ты, вроде, в норме?       Брок не отвечает. Может, действительно заснул. Сам разберется, в конце концов. Доползти до кровати у него хватит сил. Да и на диване можно отлично выспаться.       Но Джек даже ладонь с его плеча не успевает убрать, как вдруг Брок выдает, так и не открывая глаз:       – В Небраске я был на похоронах своего отца.       Джек замирает. В целом, чего-то подобного он и ожидал. Но не ожидал, что Брок об этом все-таки расскажет. Тем более сейчас это было вообще неожиданно. Неловкая пауза затягивается, и Брок нарушает ее сам усталой усмешкой:       – Доволен?       – Да.       В смысле, блять…       – Я рад, что ты со мной этим поделился.       Звучит по-прежнему так себе, но Джек вообще не слишком знает, что говорить в подобных случаях. Тем более, что сказать Броку. Тот никогда не рассказывал ни о своей семье, ни о своем отце. Может, он вообще рад, что тот сдох, – кто его разберет. Хотя нет. Вроде, не рад. У каждого свои способы справляться с горем, но Джек искренне удивлен, что Брока вообще ебут подобные вещи. И тем не менее тот, кажется, не вывозит. Что уж там – откровенно не вывозит. И к мозгоправу явно не пойдет.       – Хочешь, чтобы я остался? – спрашивает Джек с замиранием.       – Шутишь? Проваливай давай, – смеется Брок, скидывая его руку.       И Джек запоздало понимает, что не нужно было спрашивать разрешение. Нужно было просто молча упрямо остаться. Воспользоваться. Вот чем действительно нужно было воспользоваться.       Но он уходит, а после все никак не может заснуть. Ворочается в постели остаток ночи, пока не начинает светать. Прокручивая в памяти события последних дней, Джек не может избавиться от мысли, что Брок тянется к нему, пусть и неосознанно, пусть сам это отрицает, – но это какой-то безмолвный вой о помощи всему вопреки. А Джек ничего не может сделать. Просто не понимает как. Да и сам Брок мешает ему этими своими границами.       Отчаявшись заснуть, Джек выходит в гостиную и наливает себе вина. Садится на диван, упираясь взглядом в увешанную фотографиями стену. Дело рук его бывшей жены. Они остались в хороших отношениях даже после развода. Зная, как он ценит уют, Марта помогла облагородить квартиру после переезда и развесила фотографии.       Джек рассматривает их, в чем-то тоскуя. Он бы и не разводился, это она ушла, объяснив это его эмоциональной черствостью. Тогда причина казалась ему совершенно идиотской. Да, он действительно не специалист по части бурной демонстрации чувств. Он вообще не умеет их демонстрировать – что уж там. Да и не считает нужным. Но это не причина для развода. Они прожили вместе пятнадцать лет, у них двое сыновей и что вдруг ударило ей в голову, ее же пятнадцать лет все устраивало. Оказалось – нет, не устраивало. Она надеялась, что он изменится и полюбит ее. На вполне логичное возражение, что он ее любит и всегда любил, Марта только разрыдалась и сказала: «Ну вот послушай, как ты это говоришь!» Джек вообще не понял, как он должен был это сказать, но в итоге она ушла, пожелав ему напоследок от всего сердца найти того, кого он действительно будет любить. Очень странный пассаж, учитывая, что инициатором разрыва был не он, да и любил он ее, в принципе. Ну а то, что он этого не проявлял – так это его характер. Не умеет он – в чувства.       И впервые в жизни Джек вдруг жалеет об этом. Сейчас бы способность к ведению задушевных бесед и выражению эмоциональной поддержки ему бы очень пригодилась. С Броком. Если бы Джек все это умел, то еще тогда, в тот раз, просто дал бы ему позорно выплакаться вместо того, чтобы отправлять к мозгоправу. Но чего нет – того нет. Джек – эмоциональный инвалид, как выразилась его жена. И каким-то образом он пытается помочь другому эмоциональному инвалиду. Вот и выходит разговор слепого с глухим, который Джек все равно почему-то упорно продолжает.       И когда тем же вечером Брок пишет, не хочет ли он приехать, Джек приезжает. Хотя до тошноты устал, что его используют в качестве экзекутора. И главное, что он вдруг отчетливо понимает, – удовольствия это не приносит ни одному из них.       Брок встречает его обычными шутками-прибаутками, напрочь вычеркивая из памяти все нарастающий ком событий последних дней. Вручает ему чертовы иглы, которые Джек просто ненавидит. Даже абстрагируясь от остального пиздеца, это невероятно раздражающее занятие, потому что его бесит мелкая моторика. Но что хуже – абстрагироваться от пиздеца, конечно, не получается – и пусть это уже далеко не в первый раз, все отработано до автоматизма, а Брок редко дергается, и можно пытаться не думать, но блять… И сегодня придурок явно дергается куда больше, чем обычно.       – Все, старик. Хватит.       Это промежуточное «хватит». Иглы-то в нем. Продеты в тщетной попытке более-менее ровно скопировать узор из интернета. Узор не закончен и наполовину, а еще их вынимать. Но пока они оба получают передышку. Брок аккуратно опускает ноги ему на колени и закрывает глаза. Джек откидывается на спинку дивана, смотрит на мирно распластавшегося Брока и без предупреждения тыкает пальцем ему в живот, тревожа иголки. В ответ получает агрессивный совет отвалить.       – Чем больнее, тем лучше – разве нет?       – Отъебывай.       – Какой из тебя мазохист, если у тебя даже не встает в процессе?       Джек легко шлепает его по паху, Брок резко дергается, и ощущения должны быть непередаваемые, если бы он, блять, действительно ловил кайф именно от боли.       – Это разные виды удовольствия, Роллинс, – шипит Брок. – Не все в этой жизни завязано на члене.       – Так это удовольствие? Или наказание? – спрашивает Джек, прокручивая одну из игл. Это самое мерзкое, что можно сделать, – Брок же его и научил. И сейчас тот демонстративно получает «удовольствие».       – Вообще, приятель, должен быть некий баланс. Между удовольствием и наказанием. Некая логика, – сообщает Джек, потому что он, блять, осилил не один десяток статей не только о природе мазохизма, но еще и о подростковой тяге к селфхарму. Так вот со вторым явлением он находит куда больше параллелей. Ну помимо того, что объекту его исследования уверенно за сорок.       – К чему ты, блять, ведешь?       – Если это удовольствие, Брок, то в чем тогда для тебя наказание? – не давая ему ответить, Джек продолжает сам: – Но лично я склоняюсь к варианту, что это как раз и есть наказание. Тогда за какое удовольствие ты пытаешься расплатиться?       – Намекаешь на то, что я латентный педик?       Джек вообще ни на что конкретное не намекал. Но отлично. Вот он и ответ.       – Вытаскивай давай, – тут же командует Брок, не давая ему развить эту тему.       Джек подчиняется, аккуратно вытягивая иглы одну за одной, стараясь причинить как можно меньше боли, – потому что наконец понял: Брок не ловит от этого кайф, а просто затыкает бреши внутренних проблем. Если задуматься, то они всегда встречались именно в те моменты, когда Брок в чем-то сильно проебывался.       Тот и сам это подтверждает:       – Это не имеет отношения к тебе, Роллинс. Или к сексу вообще. Это типа психологической разрядки, понимаешь? Кто-то пьет. Кто-то трахается. Мне это не помогает. Истинную разрядку я получаю только через боль. Она как бы обнуляет все.       Подростковый селфхарм как он есть. Выражение внутренних переживаний в физических воздействиях.       Вытаскивая последнюю иглу, Джек перехватывает перекись. И Брок на удивление спокойно предоставляет ему право обработать последствия сегодняшней экзекуции.       – Мне кажется, что в последнее время тебе и этого мало. Боль тоже перестала помогать. Я прав?       – И что? Мне поможет твой волшебный член? – издевательски усмехается Брок.       – Ты явно переоцениваешь степень моего вожделения к себе.       Потому что сам хочешь меня так, что крышу сносит, но боишься признать.       – Ну, и какие тогда предложения? Ты же не просто так начал этот разговор.       – Не просто так, – Джек ловит его взгляд и говорит: – Передай мне власть. Только искренне. У тебя будет стоп-слово.       Брок презрительно фыркает:       – Да не нужно мне твое стоп-слово. Думаешь, я не смогу тебя остановить?       – Дашь себя связать.       – Нихуя.       Это его железное условие – никаких связываний, никакого ограничения подвижности. Брок помешан на контроле. И всегда должен иметь возможность все остановить. Сам. Силой, а не уговорами. Потому что собственная уязвимость – это его главная, глобальная граница. Он ее не озвучивал никогда прямо, но она очевидна. И конечно, Брок не отступится так легко. Но Джеку необходимо дать ему понять, что с ним можно отступиться. Хотя бы попробовать.       – Я свяжу тебе только запястья. Кушаком от халата. Номинально.       Брок продолжает искать подвох.       – Ну знаешь ли, я кушаком от халата и вполне не номинально связать могу. Уверен, что ты тоже.       – Но не буду. Я свяжу тебя номинально. Захочешь – высвободишься за пару секунд.       – Тогда в чем смысл?       – В иллюзии передачи власти.       Брок лишь усмехается.       – Ты слишком много зависаешь на БДСМ-форумах, старик.       – Давай попробуем. Спорим, что я доведу тебя до стоп-слова?       – Кушаком от халата? Смеешься?       Выиграть в этом споре Джек не надеется, но надеется взять его «на слабо». Пусть ржет сейчас. Похуй. Главное, чтобы не заржал в процессе и дал довести начатое до конца. Иначе не имеет смысла. А этот урод ведь будет стараться все испортить.       – Только договоримся, что ты будешь играть по-честному, Брок. И тоже приложишь усилия. Постараешься забыться и передать контроль мне. Твои границы, само собой, в силе. Не трахаться, не оставаться на ночь и не считать, что это, блять, что-то значит, – цитирует Джек его условия вплоть до междометий.       Брок задумывается.       – А в чем все это действо будет заключаться?       – Будешь выполнять мои команды. Простейшие действия. Никакой боли. Никакого сексуального подтекста. Смысл в передаче власти, я же сказал.       Брок только фыркает:       – Роллинс, это какая-то хуйня.       – Уже испугался?       – На что спорим, здоровяк?       – На «Блю Лейбл».       Он давно заприметил у Брока эту бутылку и сам в общем-то не особо любит виски, но зато любит Брок. И если Джек проиграет, то так уж и быть раскошелится на двести баксов, чтобы сделать ему приятное. А он и не надеется выиграть, – условия слишком нереальные, а его теория весьма хлипкая. Но ему слишком интересно ее проверить, и для этого надо, чтобы Брок согласился сыграть на его условиях и на его территории.       – Встретимся у меня.       – Как скажешь.       – И ты будешь молчать. Любое твое слово – это стоп. И проигрыш, – так у Джека появляются хоть какие-то шансы в этом споре.       Брок только усмехается и говорит:       – Легко.