***
Проснулся Эрвин от вышибающего окна вихря. Ледяные капли дождя били в окно, отдаваясь глухим ударом по темной комнате. На улице было раннее утро, солнце только начинало краснеть у горизонта. Веки тяжелым свинцом ложились на глаза, голова гудела, но Эрвин не хотел спать. Не хотел, и не мог. Образ Леви въелся глубоко-глубоко в сознании, залег в морщинках под глазами, остался в седых волосках. Он был везде: на одежде, на коже, на губах и, даже, в воздухе. Повсюду летали ноты воспоминаний о вчерашнем дне. Тысячами пятен ярких красок заполнился воздух. Работа делалась трудно и медленно. Все мысли занимал лишь Леви. Откуда он взялся? Почему живет в глухом лесу, совсем один? А титаны? Куда делись титаны? Вопросы пчелиным роем гудели в голове, не давая ответа, и лишь больше распаляли любопытство командора. Нужно было быстрее закончить свои дела в корпусе и поехать к нему, но Эрвина как всегда завалило работой. Бумажки — никому ненужная формальность, что ложилась тяжелым грузом на плечи командора. Подперев голову рукой, он читал только что написанный отчет о подготовке новоприбывших кадет к их первой вылазке. Еще и этот громогласный мальчишка Эрен действовал на нервы, периодически начиная драки и перепалки в столовой, в казармах, и даже на полигоне. Нарушение субординации грозило подрыванию дисциплины, а этого Эрвин никак не мог допустить. Нужно будет решить, что делать с этим бунтарем. Совсем скоро должна состояться вылазка Разведкорпуса, в которой примут участие новобранцы. Они будут пытаться захватить одного титана с целью изучения врага. Кто именно будет этим заниматься пока не решено, но, скорее всего, Армин. Он смышленый и умный, прилежно слушал лекции и сдал экзамены по теории о титанах на отлично. В таких делах он будет наиболее ответственен, Эрвин был уверен. Разумеется, справляться с задачей он будет не в одиночку, к нему приставят кого-нибудь посильнее из ветеранов. Финансирование не сокращали, а значит средств хватит для обеспечения солдат всем необходимым для успешного завершения экспедиции. Хотя бы за этот вопрос не болела голова. Что делать с Леви Эрвин не знал. Любить или оставить это безумие? Почему его так влечет к этому странному человеку? Ответы не сильно волновали командора. Он не хотел расставаться, не хотел забывать. Он слишком долго закрывал, запирал сердце на замок за тысячами засовов и дверей, а потому сейчас, когда его коснулись эти теплые чувства, он просто не мог сбежать. Это напоминало ему об его человеческой натуре, напоминало о том, что он не железный, что он состоит из крови и плоти. И ему не чужда любовь или страсть. Не чужда и боль, и тоска по своему любимому. Постоянно вспоминая эти глубокие серые глаза, Эрвин не мог избавиться от щемящей боли внутри груди. Он тосковал по нему. Скучал. Совсем скоро он закончит эти проклятые дела, отправит проклятые бумажки в столицу, и наконец сможет воссоединиться с Леви. Интересно, а он скучает? Думает ли Леви что-то подобное о нем? Если да, то что? Эрвин с трудом представлялся этот вариант в качестве правды. Безусловно, Леви что-то испытывает к нему, однако, вряд ли это такие же глубокие и нежные чувства. Так это или нет, Эрвин все равно не может отменить своей страсти. Приехав вновь, он и не надеялся застать Леви в хорошем расположении духа — Эрвин не появлялся около двух недель. Наверняка он злился, волновался. Заранее приготовившись к эмоциональной атаке, он прошел в хижину. Мужчина что-то готовил за маленьким деревянным столом. Услышав звуки, он повернул голову к двери. Лицо его осунулось, когда он узнал в своем госте Эрвина. — Ты!.. — он подорвался с места, бросаясь на командора с ножом, — чего приперся? Вспомнил вдруг обо мне? Или член загудел от недотраха? А ну-ка проваливай, увалень, пока я тебя не нашинковал! — Леви, ты чего? — защищаясь, командор схватил за запястья черноволосого мужчину. Он, конечно, ожидал обиды, но вот быть зарезанным точно не входило в его планы, — погоди! Господи, да успокойся ты! Дай объясниться. — Объясниться в чем? Почему ты трахнул меня и пропал на две недели? — он немного остыл, но глаза все равно смотрели с прожигающим гневом. — У меня ведь работа, Леви. Много бумажек, которые я должен заполнить, потом лично отвезти в столицу. — Я думал, ты меня бросил! — он, очевидно, больше не злился, но высказать последние эмоции все равно был должен. — Я помнил о тебе, скучал. Как только выдалось время, я сразу же приехал. Не кричи на меня, пожалуйста, — и, совсем расслабившись, улыбнулся, — обними меня. — Ласкушка… — недовольно проворчал Леви, подходя ближе. Сильная теплая рука легла на талию, по-хозяйски прижимая к себе. Эрвин не был груб, но и не нежничал по чем зря, просто целовал горячий рот, играясь с влажными губами Леви. Тот тихо вздыхал всякий раз, когда большая ладонь оглаживала маленькие упругие ягодицы. Выгибаясь в спине, он тянулся навстречу ласке, льнул в телу, гладил мерно вздымающиеся мышцы широкой груди. Возбуждение быстро накрыло их с головой, заполняя разум всхлипами и стонами удовольствия. Глаза закрывались, а губы расплывались в блаженной улыбке, медленно отвечая на поцелуй. Это была не похоть, но одурманивающая, тягучая страсть, обволакивающая с головы до пят. В комнате стало очень жарко, дышать удавалось с трудом. Леви отстранился, переведя взгляд горящих глаз на загорелое лицо напротив. — Пошли в мою комнату. Не могу терпеть. Без лишних слов командор проследовал в маленькую темную комнатку. Вокруг стояло много разных баночек, коробок, в углу лежала одежда, которую, по всей видимости, Леви надевал ко сну. Узкое оконце еле освещало помещение, впуская внутрь лучи яркого закатного солнца, что играясь, рисовали причудливые узоры на стенах и полу. — У тебя есть масло? — снимая с себя форменную куртку, поинтересовался Эрвин. Он еще не до конца привык справляться с одной рукой, и расстегивание рубашки давалось ему труднее и дольше. Он неловко посмотрел на Леви, безмолвно прося помощи. Тот, моментально считывая сообщение, подходит ближе и с не читаемым выражением лица расстегивает мелкие пуговички. В ответ на вопрос лишь молча кивает, безэмоционально стаскивая ткань с плеч. Наклонившись куда-то за столик, он, пошуршав немного, вытащил маленькую баночку с мутным содержанием. На стекле было что-то написано, но Эрвин не смог разобрать языка. Переместившись на твердую кровать, они продолжили ласкать друг друга. Леви, совсем раскрасневшийся, стал тереться возбужденным членом о ногу командора. В этот раз он не стал тянуть. Эрвин так сильно соскучился по его телу, худому и мускулистому, но всегда мягкому и податливому в его объятиях, что, не в силах сдерживаться, стал растягивать его аккуратно, но неторопливо. Насадившись на член, Леви закатил глаза. Резкое ощущение заполненности захватило все тело, блокируя дыхание. Зажмурившись, он попытался расслабить вход, чтобы впустить Эрвина на всю длину, но боль сковала его мышцы, не давая сдвинуться толстому разгоряченному члену командора хоть на миллиметр вглубь. — Тише, привыкай пока. Я не буду тебя брать через боль, — медленно целуя в губы, успокаивал Эрвин. Руки его оглаживали живот, шею, ласково играясь с черными локонами. — Нормально сейчас? — Да. — Хорошо. Я вхожу. Медленно раздвигая стенки, он вошел на всю длину, упираясь в простату. Леви мгновенно отреагировал, выгибаясь в спине. С его губ сорвался неприлично громкий стон, действую для Эрвина, как зеленый свет. Он, продолжая держать зрительный контакт, ускорился. Каждый раз, когда его член входил, он упирался в то волшебное место, что заставляло Леви содрогаться от остроты ощущений. Внутри него было так узко, так горячо и так влажно, что командор не знал, на какую стену лезть от желания втрахать его в эту гребаную кровать. Конечно, он не мог взять Леви так грубо, как хотел бы, но сил сдерживаться больше не было, а его толчки становились быстрыми и размашистыми. Эрвин совсем не контролировал себя, позволяя громким похабным стонам срываться с его рта снова и снова. Леви, услышав такие звуки, пришел в восторг, отодвинув голову командора подальше, чтобы внимательно рассмотреть его выражение лица. Широкие брови разлохматились и, сдвинувшись на переносице, образовали впадинку посередине. Губы были чуть приоткрыты, а глаза плотно зажмурены. Как вдруг, он почувствовал, как член внутри пульсирует. Секунду после, Эрвин резко вышел из него, обильно кончая на смятую простынь. — Старик ты… — отдышавшись, тихо сказал Леви. Командор слегка улыбнулся, приоткрывая глаза, — ты думаешь, я оставлю тебя без удовольствия? Подожди, я отдохну, и займусь тобой. Веки, тяжелые, будто цемент, застелили глаза. Голова ватная, а тело приятно болит. Сон захватил расслабленное сознание Эрвина, забирая в свои владения.***
Утро для Эрвина оказалось действительно добрым. Мягкие лучи солнца еле касались лица, разум был абсолютно чист. Лениво потянувшись, он повернулся в сторону Леви, и… не нашел его там. — Ну, все не могло быть так идеально. Поборов желание еще поваляться в кровати, он встал, отправляясь на поиски пропажи. На кухне его не оказалось, в зале тоже пустовало. Эрвин совсем растерялся. Выйдя во двор и, обойдя дом дважды, он все равно не обнаружил беглеца. — Леви! Бесполезно. Немая тишина леса съедала его крики, оставляя комом в горле. Решив, что Леви ушел куда-то по делам, он остался ждать его внутри. Застелил кровать, навел порядок. Посидел в спальне, потом наворачивал медленные круги по залу. Когда ему стало скучно, он присел за столик, за которым Леви обычно сидел, и стал рассматривать колоды карт. Ничего не поняв, он решил посмотреть в окно. Потом он опять вернулся в спальню, ожидая там. Но Леви не вернулся. Ни спустя час, и после трех тоже. В смятении, Эрвин решил покинуть этот дом в одиночку. Леви, очевидно, спрятался где-то на опушке и ждет, пока Эрвин уедет. Леви обиделся, что он вчера уснул? Может, Эрвин что-то сделал не так? Брал слишком грубо? Но тогда ему казалось… нет, он был уверен, что Леви понравилось. И сейчас уверен. Скорее всего, он просто ему надоел, а прогнать не хватило смелости, или, может, стало неловко. Конечно, это так. Леви просто бросил его. Ведь он не говорил о своей любви, не клялся в чувствах. Это Эрвин влюблен. Это он мечтает. Ничего другого командор и не имел права ожидать. Все закончилось, подошло к логичному завершению. И это будет лучше для всех. По крайней мере, Эрвин попытается себя в этом убедить.