christmas miracle.

перевёртыш просыпается рано, но хозяина рядом не находит, чувствует лишь жажду и лёгкую головную боль. вчера старший был добр, поэтому ким слабо улыбается, поднимаясь с постели и направляясь в душ. тёмные уши и того же цвета маленький хвостик быстро мокрут, тяжелея от воды. хонджун смотрит на своё отражение, находя на ключице укус, чему перестал удивляться. он странно себя чувствует с самого появления здесь. его купили как редкого, начали защищать от лишних глаз. используют и по сей день то резко и грубо, то мягко и спокойно. но одно объединяет обе этих стороны юнхо: он не спрашивает. ему не нужно согласие или разрешение, он приобрёл для себя перевёртыша, а теперь имеет над ним полную власть. ким же не пытался идти против того, кто не просто сильнее и имеет власть, так ещё и того, кто банально не даёт на растерзание обществу, где «любят» редкие виды и готовы многое отдать за пару редких кроличьих глаз. с самого начала кролик не чувствовал ничего, только проявлял тягу к теплу, позволяя раз за разом опрокидывать себя на мягкие простыни. он даже сумел подавить боязнь прикосновений к показателям животной своей стороны, однако лишь чон может без задней мысли путать шерсть на ушках, и только он может тянуть за них же, вынуждая скулить и примерно выгибаться. прислуга хозяина относится к перевёртышу… обычно?.. никак?.. хотя, сложно сказать. для них ким — игрушка их господина, которую нужно одеть, накормить и поухаживать, дав условия для хорошей жизни. поэтому младший не считает себя любимым, скорее желанным в одном из значений. чон — хозяин, который может как и похвалить, так и наказать, не взирая на старания в игре. ах да, скрипка. вот, что даётся с трудом и становится причиной злости шатена. игра на этом музыкальном инструменте — ад для перевёртыша. жёсткие струны пальцев не щадят, а нотные грамоты не кажутся простыми. это сложно. прошло уже три года, а произведения стали только больше и тяжелее. зачастую после нескольких часов пыток с этим инструментом хонджун опускается на колени, обращаясь в кролика, чьи подушечки лап ноют. в таком обличии перевёртышу проще успокоиться, да и слуги не передадут господину о слезах его игрушки. юнхо не любит все эти проявления слабости, и, когда впервые его ким разрыдался, пряча лицо в подушке, почти не имея возможности встать, чон был явно огорчён этим и отчитал омегу. после — слёзы при игре от боли и алых мозолей и новая грубость хозяина. чон не тиран, но имеет свои принципы и правила. поэтому зверёк скулит в углу комнаты, где просторно, есть множество нотных книг и одинокий пюпир с лежащим на нём листом, а рядом, на мягком кресле, — кейс от скрипки и сам инструмент со смычком. ещё где-то в глубине шкафа, за книгами и прочим, есть аптечка. хонджун сидит так около получаса и обращается в человека, услышав стук. слёз нет, он уже успокоился, поэтому смотрит внимательно на слугу, кланяясь тому. — господин чон приедет через два часа. мы подготовили для вас одежду, и… будьте готовы сыграть ему. сегодня холодно, господин не в духе в такую погоду, угодите его желаниям, — звучит и с уважением, и с унижением. хотя, чего хочет перевёртыш? хорошо, что предупредили, это поможет немного. — понял, спасибо, — кивает, проводив взглядом мужской силуэт, после чего в сердце отдаёт то самое «угодите его желаниям», так больно отдаваясь тянущим чувством у основания ушей. хонджун берёт ненавистный инструмент с гравировкой своего имени и начинает отрабатывать произведение, которое выучил за сегодня. после очередной попытки идёт к окну, наигрывая мелодию, и прикрывает глаза, игнорируя новую просьбу поторопиться и переодеться. он хочет доиграть, потом пойдёт.

***

дворецкий открывает дверь перед вошедшим юнхо и кланяется. альфа даже не обращает внимания, лишь снимает с себя куртку и отряхивает с обуви белый снег. зимой здесь редко бывает снегопад, и чон радостно бы жил и без него, но в этом году перед рождеством природа решила пошутить, испортив ему настроение на ближайшие месяца два. он медленно вдыхает, постепенно расслабляясь. дома пахнет имбирём и яблоками — следствие работы поваров и кухарок. мужчина снимает, наконец, шапку и грузно выдыхает, получая отчёт о проделанной успешно работе. в доме чон никогда не терпели проблем и добивались цели любым путем, иногда буквально выгрызая себе путь, но сейчас для его цели нужно только пару шагов. тридцать пять, если быть точнее, и шатен оказывается на кухне, где наливает стакан воды, жадно глотая её и после отставляя бокал в сторону. в глаза бросается стоящий в дверном проёме перевёртыш с всегда опущенными кроличьими ушами. снова во всём тёмном, как и любит старший, что грузными шагами подходит к омеге и притягивает к себе, смотря на спокойный пушистый комок. — ты ел? на вопрос врёт, потому что даже прислуга не докажет правды: хонджун не ел, но его тарелка пуста. так он делает часто, но ни разу на этом его не поймали, и хорошо. если узнают, наверное, юнхо будет очень зол, и от этих мыслей дёргается хвостик. — мы поужинаем вместе, после ты покажешь, что выучил сегодня на скрипке, а потом уже по обстоятельствам, — почти рычит в пушистое кроличье ушко и, прижав уже давно привыкшее к подобному тело, отдаёт приказ дворецкому, чтобы он велел накрывать на стол. ким обнимает крепкое тело, боясь не так коснуться. младший знает это тело хорошо, но вот чон явно обходит своего питомца, поскольку тело его тот изучил досконально и каждую точку идеально знает. где нажать, а где погладить. может выбить жалкий звериный писк, когда кролик провинился, и может поощрить, нежно коснувшись, если его зверёк выполнил своё задание или просто хорошо себя вел. чувствительный слух вынуждает дрогнуть от рыка, а в нос давно ударила кисло-сладкая терпкость. взгляд альфы цепляется за метку на загривке, прикрытую мягкими белыми волосами. губы трогает ухмылка после воспоминаний о распросах друга об омеге, раз в доме их нет, а от самого чона разит собственным запахом, смешанным с солёной карамелью, на что он всегда отвечает только одним словом: «секрет». этот перевёртыш, пожалуй, самый большой секрет в его жизни, только вот сам кролик иногда другого мнения. ну да плевать. шатен по привычке втягивает сладко-солёный запах и улыбается совсем мягко, но, чтобы никто не увидел, делает это во всё тех же шёлковых волосах. от хонджуна веет домом, маленькой квартиркой где-нибудь в италии и небольшой кофейней неподалёку. везде есть запахи праздника, имбирных пряников, клюквы и омелы, а ещё пахнет индейкой с пряными специями и фруктами. это так приелось за долгие двадцать три года жизни, тогда как от стоящего рядом подобия домашнего питомца ярко пахнет чем-то неуловимо тёплым. где-то под сердцем неприятно колет временное осознание того, что с подобными ему обращаются куда хуже, пока дворецкий не оповещает о том, что ужин уже на столе. чон кивает и выпускает кима из собственных рук, отправляясь напару с младшим мыть руки и усаживаясь за стол. это различие между видно всегда: в трапезе альфы преобладает мясное, тогда как омега ест только «траву», как её называет юнхо, овощи с фруктами в разных видах, но чаще, как сейчас, в салатах, и молочное. он не понимает этого, особенно когда этот омега отказывается даже пробовать мясное, вновь отворачиваясь в сторону салатов и махая пушистым хвостиком. «эй, два метра вишнёвого табака, ты мне ответишь сегодня или нет?» — приходит уведомление на телефон, и чон с мягкой ухмылкой быстро печатает ответ. «когда мы разгребём тот вопрос с поставками, ты познакомишь меня и чонхо со своим омегой? или ты просто так откладываешь некоторые встречи, уезжая домой?» — юнхо кидает нечитаемый взгляд на кима и печатает кучу недовольств с просьбой не беспокоить до утра, на что приходит ответ в виде «удачной свиданки с правой рукой» и гадкого смайлика улыбки в конце с той самой противной точкой. он отбрасывает телефон в сторону барной стойки и качает головой, сохраняя на губах теплую ухмылку. его друг всегда может развеселить. даже если это будет издевательство над личной жизнью альфы. пускай. лишь бы этот слишком тяжело доставшийся перевёртыш остался секретом для всех. — на рождество и к новому году будет много снега, — безэмоционально говорит альфа и смотрит на украшенное гирляндами окно, будто случайно добавляя в полголоса: — если можно найти способ скрыть твои уши и хвост, можно сходить на рождественский фестиваль. на слова о выходе в свет хонджун каменеет, зависая с кусочком киви у губ. — ф..фестиваль? — за всё время он лишь второй раз подаёт голос. — не нужно. это может повлечь за собой проблемы… и там… — опускает прибор на тарелку, сложив руки на коленях. — там есть те, кто охотится за такими, как я. господин чон, не нужно искать способ спрятать мои уши и хвост, потому что и выходить за пределы дома не стоит… — сказать «я не хочу» перевёртыш не мог. эта фраза из его уст не звучит и игнорируется почти всегда. хонджун смотрит преданно на хозяина и ищет в этих глазах хоть толику понимания, надеясь остаться дома. ведь на улице придётся льнуть к рукам старшего, покорно принимая грубые касания и крепкую хватку, дабы не выкрали. не то чтобы блондин был против, но и «за» он не был. отмерев от лёгкого шока, младший возвращается к трапезе, доедая свой ужин, тем самым восполняя пустоту в желудке, что ноет с обеда. юнхо всё же кидает взгляд на перевёртыша и вскоре откладывает нож и вилку, взяв в руки салфетку и вытирая губы от соуса, пока прибежавшие будто из воздуха слуги убирали посуду. — да, ты прав, я не подумал об этом, приношу извинения, — чон встаёт из-за стола и берёт в руки гудящий телефон, после которого взгляд стал более тяжёлым. — сегодня я приду слишком поздно, поэтому ложись без меня, — после короткой паузы наклоняется к нежной белой макушке и мягко целует её, стирая с шеи невидимые пылинки слабым прикосновением. «не будь я главой клана, наверное, всегда бы был рядом,» — слова, что остались несказанными, но такими понятными, отдаются только в потяжелевшем взгляде, смотрящем на даже немного удивлённого кролика. ким удивляется, внимательно смотря на чона и не веря тому, что услышал такие извинения. юнхо извинялся за эти годы, но это редкое явление и навряд ли когда-то подобное звучало так искренне. в голове один вопрос: «что не так?». хонджун только дёргает хвостиком и отпивает из кружки немного молока, глуша там же все эмоции, и послушным зверьком следует за приевшимся ароматом, улавливая каждое движение, пытаясь найти то, что могло так резко поменять хозяина. у этого есть причина, это факт, но какая? — да, и ещё, — будучи одетым в куртку, с порога говорит старший, надевая на шею шарф, — на ближайшие пару дней ты освобождаешься от занятий скрипкой, — отворачивается, открывая дверь и тихо прибавляя: — не люблю, когда у кроликов лапки ноют, — надеется, что его никто не услышал, и хлопает дверью, направляясь в сторону гаража. кролик внимательно слушает сказанное, ещё больше погружаясь в непонимание. ему, как кажется остальным, слышен лишь шёпот слуг, но кроличьи уши в разы чутче, и последние слова юнхо ким хорошо отделяет от болтовни позади. на лице стынет непонимание, а сердце как-то неожиданно вспоминает, что умеет сбивать дыхание перевёртыша не только под крепким телом. — но… — он опускает голову, смотря на слабые мозоли на пальцах, что обычно прячет, не показывая лишний раз. цена, которой достаётся кролику игра, должна остаться в той же комнате, где прячется скулёж от беспомощности. но хонджун ослушается, будет репетировать просто потому, что… чон впервые так себя ведёт, не имея видимой причины. кто знает, что будет завтра. а испытывать судьбу парень не желает, успевая только забрать у служанки стакан с молоком, дабы с ним и спрятаться от взоров в одинокой комнате наедине со скрипкой. перевёртыш оставляет напиток на столике и берёт инструмент, смотря на кресло, где обычно сидит хозяин. даже сейчас он видит в голове его скептичный зачастую взгляд, редкую улыбку при идеальном исполнении. но прямо сейчас… что не так? питомец, сильно привыкший к примерно одинаковым и каждодневным сюжетам, слишком ярко ощущает различие, даже не зная, какие эмоции ему испытывать. вроде и тон у чона обычный, немного мягкий даже, но вот там, внутри, куда доступ закрыт для всех, даже для него… что там? кролик не знает. просто играет по новой. идёт к окну, а потом к шкафу, вскоре завершая произведение. в мыслях слова юнхо, а перед глазами — новый лист с нотами, который выбрал старший и попросил выучить пару дней назад. светловолосый останется здесь до полуночи, спрятавшись от слуг, а после в образе того же белого комочка шерсти пригреется в месте, где обычно и плачет. он уснёт тут далеко не впервые. не потому, что неприятно спать в спальне юнхо, а потому что ему уже нет разницы: и там, и тут ким один, несмотря на наличие или отсутствие хозяина. при любом раскладе ему просто остаётся дождаться завтра.