Отражение

Кассиус ни разу не пожаловался на отсутствие должного внимания Гермионы во время летних каникул, на которых он мало получал весточек от подруги. Да, он понимал, что в том ужасном приюте, о котором она рассказала ещё на середине первого курса, когда не сомневалась, что Кассиус сохранит её — их — секрет, времени совсем не было. Это если ещё не учитывать того, что общаться с внешним миром им запрещали строго-настрого. Предвзятое отношение смотрительницы приюта — миссис Коул, кажется, — влияло самым прямым образом на близнецов, покуда они и так были изгоями, а немилость главной фигуры делала ещё хуже. Но всё-таки Кассиус получил, по крайней мере, два длинных письма от Гермионы: одно — в начале июля, другое — в конце августа, где она назначила дату встречи на Косой аллее, ибо никакого иного дня для покупок им не выделят чисто из-за упрямства смотрительницы. Кассиус, естественно, уговорил отца пойти немного позже запланированного. Желание увидеть Гермиону затмевало любые неудобства, которые обычно возникали, когда он просил отца что-то поменять. В конце концов, он занятой человек, занимающий в Министерстве особый пост, который обязывает многое. На такие тривиальные дела, как поход за покупками, у него иногда попросту не находилось времени. Отец в этот самый день икс, когда Кассиус хотел представить ему своих друзей, натянул перчатки и взял трость, напоминая сыну страшного мистера Малфоя. — Пойдём, Кассиус, иначе после я опоздаю на встречу. Кассиус безропотно подчинился и засеменил за отцом за антиаппарационный барьер, окружающий поместье Ноттов для большей безопасности от незваных гостей. Потом взялся за протянутую руку и почувствовал привычные слабость и головокружение, когда они приземлились неподалёку от Лютного переулка. — Па, нам надо туда, — Кассиус показал в сторону книжного магазина и вытащил из кармана короткой мантии пергамент, у которого наблюдалась рассечённая хогвартская печать. — Мы же всегда начинаем с магазина мадам Нортон, дорогой. — Я… — вдруг заробел Кассиус и, вздрогнув от заботливой руки отца на плече, продолжил: — Я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Знаю, у тебя мало времени, но это недолго! Уверяю! Всего пара минут — и я смогу сам продолжить покупки! Странно посмотрев на него, отец кивнул и распрямил плечи, став снова напоминать строгую версию лорда Нотта. — Веди, сынок. Кассиус весь засиял от счастья и тепла на душе, как новенький галлеон, и бодро продолжил путь к «Флориш и Алве». Вокруг магазинчика уже собралась приличная толпа, из которой иногда высовывались проворные руки, щёлкавшие на кнопку фотоаппарата, запечатляя что-то или кого-то. Кассиус остановился в конце сборища и не решался пойти дальше, покуда голоса резонировали, оглушая своей громкостью. Почувствовав, как отец легонько толкает его в плечо, поощряя идти, Кассиус нерешительно пошёл в обход, где образовался тонкий проход, в который он с трудом пролез, не задев никого. Когда он оказался внутри книжного магазина, на него налетела Гермиона, которую он узнал только благодаря её пышной шевелюре, собранной в огромный хвост, подвязанной ленточкой вместо резинок и заколок. Конечно, ведь простые рвущиеся вещи не держали её буйные волосы в узде, а просто-напросто рвались от напора. Оторвавшись от Кассиуса, весьма довольного, напоминавшего сытого кота, Гермиона застенчиво улыбнулась, показав очаровательные — ну, по его мнению, — ямочки, мило порозовевшие, и почесала нос. — Привет, Кас. — Привет, Гермиона, — улыбнулся в ответ Кассиус и увидел, что отец уже прорвался через неугомонную толпу волшебников. — Пап, знакомься, это Гермиона. Гермиона, это мой отец, Кайус Нотт. Кассиус надеялся, чтобы отец не стал спрашивать чистоту крови его друзей, однако всё оказалось напрасным, когда тот внимательно прищурился и окинул Гермиону взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Ваша фамилия, мисс?.. — Реддл, — гордо произнесла она, проподняв бровь. — Полукровка? — поджал губы отец. — Папа, пожалуйста… — взмолился Кассиус, стиснув его ладонь в перчатке в своей руке. — Не надо. — Я должен знать, что мой сын не общается с грязнокровым отродьем. Гермиона сморщила нос и скрестила руки на груди, переступая с пяток на носки. — Следите за языком, мистер Нотт. Уверен, что ваше воспитание не позволяет вам так изъясняться, — послышался холодный голос Тома, приближающегося к Гермионе и хватающего её за плечи. Остановившись позади сестры, Том стал напоминать высокую тень, и Кассиуса передёрнуло от сравнения с самой Смертью. Отец вздёрнул бровь и, не произнеся ни слова, посмотрел на сына, отчего тот неловко отвёл взгляд, но не смог отойти от Гермионы, которая казалась бледнее сверкающего на солнце снега. Её поджатые губы говорили о том, что она недовольна происходящей ситуацией. А Том… А Том только стоял и окружал Гермиону обволакивающим спокойствием, определённо дающим ей теплоту. — Мы полукровки, если вас так задевает «грязная кровь», мистер Нотт, — шипящим тоном сказал Том и повернул в противоположную сторону сестру. — Пойдём, Гермиона. Корвус и Вальбурга хотят тебя познакомить с младшими. О, Кассиус знал о сестре Корвуса и малыше Орионе, как его называли до сих пор Вальбурга и Альфард. Только видел тех пару раз — не более. Отец не любил выходить на светские рауты, поэтому по большей части отсиживался дома, поглощённый работой и делами поместья. Он вообще был очень скрытным человеком по характеру, но добрым и внимательным — особенно по отношению к Кассиусу, который лишился родительского тепла слишком рано. Хоть отец и подстраивался, чтобы уделять время единственному сыну, но остро не хватало мамы, которая три года назад уехала на минеральные источники, дабы подправить своё здоровье после выкидыша. Она так и не вернулась, но отец чуть ли не обещал силой привести её, ежели она не приедет на тринадцатилетие сына. Так что Кассиус с нетерпением ждал конца июня, ведь мама должна вернуться навсегда. А сейчас отец, несмотря на его опеку и внимание, разочаровывал своими стигмами. Для Кассиуса не важно было, какой крови Гермиона — ну, и Том — и есть ли у неё древнейшая родословная. Было важно лишь то, что Гермиона заинтересовалась им не просто как наследником благородного рода, а как обычным мальчишкой. — Пап, они мои друзья, — прошептал в гомоне он, однако был уверен, что отец его слышит — и прекрасно, учитывая, что его рука сжимается на трости. — Они мои единственные настоящие друзья. Не в пример Паркинсонам или Гринграссам. Они просто как воздух для меня. Она. Она — как воздух для Кассиуса, но отцу это пока знать не стоит. Он будет в праведном гневе, если узнает о… влюблённости. Да. Вряд ли потом Кассиуса отправят в Хогвартс. Ну или на всякий случай оградят от «пагубного» влияния нечистокровных на его легковнушаемый характер, который формируется только благодаря заверениям и советам отца. Но, ежели судить с точки зрения отца, можно было понять его гиперопеку. Кассиус никогда не был особо привередлив в выборе окружения, ибо такового практически не было, однако, когда этот выбор появился, он схватил его за крылья — словно улетающего из гнезда птенца. Вот только отец, видимо, не был рад такому раскладу событий, потому что возлагал определённые надежды на сына, и это Кассиус также мог понять. Но… Он всё ещё ребёнок! Можно было бы и сделать некоторые поблажки в силу возраста и только начинающейся жизни. Она и так подобьёт его в нужные моменты. — Отец, — твёрдо произнёс Кассиус, пока отец отходил от предыдущей его нехарактерной речи, — я иду к своим друзьям. Хочешь ты того или нет, но они — моё настоящее сокровище. Я никому не позволю отобрать их у меня. — Друзья — не вещи, сын. — Но и нечистокровные — тоже. Запомни, папа, я люблю тебя, но и их — не меньше.

***

Вальбурга нехотя выдала малышу Ориону, который в следующем году поступит на первый курс в Хогвартсе, книгу для третьекурсников, которая числилась в списке рекомендаций на этот год. Орион, по-своему очаровательный в своей неловкости и простодушии, с улыбкой и поцелуем поблагодарил кузину и умчался к Манон Лестрейндж, которая стоит рядом с Корвусом и что-то тихо шепчет тому. К сожалению, Орион был немыслимым оптимистом в свои десять и крайне неусидчив, когда того требовало воспитание. Нет, дядюшка Арктурус дал своему единственному сыну превосходное образование и привил определённые манеры — так же, как и Лукреции, которая училась в Шармбатоне, покуда того хотела тётушка Мелания, — однако Орион выделялся на фоне Блэков своим рвением к… чему бы то ни было. Вальбурга не считала это пороком, и всё же Арктурус и Мелания не были согласны с её мнением. Резкий удар книг о поверхность стола, у которого Вальбурга напряжённо высматривает малыша Ориона, чтобы тот не попал в неприятности, напугал её. Это был Альфард — он фыркнул не по-аристократически, и, вероятно, отец с матерью по головке его не погладили бы за столь пренебрежительное отношение к манерам. — Вэл, Том куда-то запропастился. Наклоняя голову и подёргивая края шёлковой шали, защищающей от порывов промозглого, морозного ветра, нетипичного для обычно тёплого августа, Вальбурга нахмурилась и убрала с милого пунцового лица брата мешающие, отросшие пряди за уши. Альфард насупился и, зло зыркнув на старшую сестру, пригладил стоящие торчком волосы, кидая на стол мешочек с галлеонами. — Он пошёл за Гермионой, — пожала плечами она. — А она куда? — рассеянно повёл Альфард руками по корешкам новеньких книг. — Нотта увидела. Он с отцом пришёл. Альфард мигом соскочил со стула. — И ты позволила им уйти? Вальбурга надавила ладонью на плечо брата, заставляя его сесть обратно на своё место, и сглотнула. Да, она знала, что мистер Нотт обладает некоторым запасом снисхождения к полукровкам, но маглорождённых на дух не переносил, хотя причин никто не знал. Естественно, он был угрозой близнецам, и всё же Вальбурга была уверена, что Том не сентиментальная личность, способная уйти в кусты при появлении раздражителя. В конце концов, защищал он не только свою честь, но и сестринскую. А за Гермиону он, пожалуй, любого порвёт. Мистеру Нотту может понравиться прекрасное — приютское — воспитание Реддла, если до того момента не узнает о происхождении близнецов. Возвратилась Гермиона в компании Тома — вся бледная, словно прополосканная в белой палитре с головы до ног, и чуть дрожащая. Вальбурга скрестила руки на груди. Ясно. Мистер Нотт не был сдержан, хотя понять его вполне возможно, но такое поведение было недопустимо в их обществе. Да, Реддлы, скорее всего, не имели статус чистокровок, однако превосходные манеры и природная особенность просачивались сквозь их выстроенные маски обыкновенности. С этим можно было считаться, как думала Вальбурга. Но не взрослые с их закостенелыми традициями. Вытащив из кармана мантии эйкнувшего Альфарда чёрный платок с серебристой буквой «B», Вальбурга передала его Гермионе, севшей на стул в непосредственной близости, и поджала губы на холодный взгляд Тома, цепляющийся за стеллаж, через который возможно услышать препирания Кассиуса и его отца. Казалось, Реддла мало волновало состояние сестры, поскольку он лишь механически водит руками по её плечам в попытке успокоить и дырявит книжные полки обжигающе хладным взором потемневших глаз. — Солнце, ты всё купила? — его тон ничем не отличался от выражения лица, равнодушного и застывшего в мёрзлых айсбергах, отколотых от друг друга. С трудом, но Гермиона кивнула, мазнула платком по щекам пару раз, смахивая стылые слёзы, и посмотрела на Тома. Должно быть, что-то в её лице или глазах всколыхнуло Реддла, потому что он внезапно смягчился и даже растянул губы в эфемерной улыбке. — Пойдём? И вновь Гермиона кивнула, по обыкновению оперевшись о руку брата.

***

Альфард не видел, как близнецы садились на Хогвартс-экспресс. После короткого взаимодействия в книжном он больше не встречал их. Зато Орион, увидев мельком Гермиону, когда та натягивала тёплую мантию перед выходом из лавки, едва не получил удар молнии прямо в сердце. — Она станет моей женой, Альф! — сказал тогда малыш Орион, перед тем как Вальбурга захохотала, прикрыв ладошкой изгибающийся в гримасе улыбки рот. Или всё же получил. — Непременно, — ничуть не сомневаясь в будущем разочаровании малыша, ответил тому Альфард. И теперь, сидя в оккупированном Розье, Эйвери и Лестрейнджем купе, Альфард мог лишь думать о том, что, вероятно, Гермиона под незамысловатыми манипуляциями позволила Тому убедить себя в том, что им нужно больше времени на то, чтобы оправиться от произошедшего с мистером Ноттом. За первый курс Альфард заметил одну незыблемую закономерность: Гермиона легко поддаётся внушению лишь со стороны Тома. Наверняка у него были свои способы воздействия, манипуляций, которые, скорее всего, являются проверенными временем. Или, возможно, она слушалась его безо всяких уговоров. Как сам Альфард был согласен с Вальбургой во многих случаях. Облачко пара вновь пронеслось ввысь, и Хогвартс-экспресс загудел, оповещая всех об отправке, и плавно двинулся по расчерченным сталью рельсам. Небо было затянуто хмурыми, напоминающими свинец тучами, а моросящий дождь оповещал о скором ливне в обычно сером Лондоне. Дверь в купе резко отъехала в сторону, заставляя четырёх мальчиков повернуть головы. За порог сразу же ввалилась Вальбурга, нагло усевшись рядом с Альфардом. Он вздохнул и подложил под её спину свою школьную мантию, в которую облачился на перроне по настоянию отца. — Гермиона с Томом в другом вагоне, вероятно. Я не видела их. Абраксас, шедший за Вальбургой, пристроился рядом с Лестрейнджем, который уныло рассматривает некие бумажки, больше похожие на письма. — О, Корвус, а что ты делаешь? — приложив растрепавшиеся волосы, поинтересовалась Вальбурга. — Ничего полезного, — коротко ответил Лестрейндж и быстро убрал пергаменты в карман мантии. И замолчал. Впрочем, такое состояние Лестрейнджа не было сюрпризом. Эта семейка всегда казалась немного отчуждённой, по мнению Альфарда, но ничего дурного, на самом деле, он не думал о Корвусе. Скорее, не понимал. А вот его сестра — Манон, которая робела в присутствии других людей и с искренним любопытством изучала окружение брата, — казалась чуть эмпатичнее, чем сам Лестрейндж. Альфард делал ставку самому себе на том, чтобы Манон и малыш Орион подружились. В конце концов, этот союз может быть очень выгодным для обеих сторон. — А ты видела Нотта? — спросил Альфард, повернувшись к сестре. Вальбурга поджала губы и слегка нахмурила брови, отчего на её лице появились морщинки. — Ммм, кажется, нет. Да это и не так важно. Альфарду не казалось, что это «не так важно».

***

Когда Абраксас сел за слизеринский стол, взгляд сам по себе упал на незнакомого мальчишку в серебро-зелёном галстуке. Тёмные кудрявые волосы ярко контрастировали с бледным лицом, из-за чего казалось, что этот неизвестный слизеринец похож на что-то мистерическое. Дёрнув Абраксаса ближе к себе и ненавязчиво указав на близстоящий фруктовый пудинг, которого почти не оставалось, Гермиона мельком взглянула на мальчишку. — Бракс, а это кто? — шёпотом, пытаясь быть незаметной, спросила она и потянулась за эклером, который обязательно отдаст Эрниану, обожавшему есть сначала десерт, а потом — ланч. — Без понятия, — так же ответил Абраксас и всё же смог утащить от прожорливого рта Робина Гойла последний толстый кусок пудинга. — Но мне тоже интересно. Эй, Вэл. Вальбурга оторвалась от своей трапезы, чтобы посмотреть на ту сторону, где сидит новый слизеринец, и запила тыквенным соком салат. — Вероятно, тот самый новенький, про которого мне все уши прожжужала Флавия. Он, кажется, перевёлся из Колдовстворца. Не помню его имени. Гермиона заинтересованно взглянула в сторону новенького, сидящего в гордом одиночестве, и, не спрашивая никого, подсела к нему, вызвав у того лишь подёргивания глаза. Абраксас хмыкнул. У этого слизеринца не было шанса. Устоять перед природным очарованием Гермионы ещё никто не смог. Даже нелюдимый Лестрейндж чуть растопил своё сердце для неё. Но недолго длилось знакомство. Том, увидев, что сестры рядом нет, неприветливо осмотрел весь стол и недовольно поджал губы, вновь заметив Гермиону в окружении мальчишек. — Гермиона! Она лишь небрежно отмахнулась, как бы говоря: «Потом». Настало время вмешаться. Абраксас выдохнул и повернулся к Тому, у которого сейчас в глазах ясно сверкают молнии и читается вызов. — Пусть познакомится. Вреда от этого не будет. — Если он только подумает о том, чтобы причинить Гермионе боль, то быстро за это поплатится, — голос Тома звучал холодно и низко, слишком тихо, но Абраксас услышал. Он был уверен, что не только он. Спокойно обернувшись на Гермиону, Том покачал укоризненно головой и продолжил набивать свою тарелку разными десертами. Абраксас предположил, что он откладывает для сестры, и это показалось таким привычным, но в то же время удивительным. Прошло столько времени, а эта забота до сих пор поражала. Когда многие слизеринцы начали подниматься из-за стола, к небольшой группе, в которой затесался Абраксас, подошла Гермиона, за руку тянувшая новенького, подозрительно всех оглядевшего и скривившегося в чём-то, напоминающем отторжение. Слова вызова сдавили Абраксасу горло, и он лишь нацепил на лицо нейтральное выражение. — Знакомьтесь, ребята, — весело защебетала она, повернувшись к Тому и выразительно посмотрев на него. Предупреждение. — Это Антонин Долохов. И он учится с нами на втором курсе.

~*~

Абраксас не знал и дня, начиная с сентября, когда Гермиона уделяла внимания больше Тому или Кассиусу, а не русскому мальчишке. Тот стал менее угрюмым, но не подозрительным. Чего он пытался избежать или кого поймать, учитывая, что это, в общем-то, школа, Абраксас не понимал. И всё же наблюдал со стороны. Октябрь пролетел слишком быстро. Ноябрь начался с ливня, напоминающего плотную завесу, и ветра, охлаждающего резкими порывами и колкостью по коже. Влажная трава — иссушенная, напоминающая слизь флоббер-червя, — всё время окрашивала обувь в грязновато-мутный оттенок, отчего вымыть подошву казалось невыполнимой миссией. Однако заклинания упрощали долгие минуты чистки, только вот Гермиона решала делать всё собственноручно, из-за чего Том постоянно опережал её своими чарами, не давая сестре сделать то, что хотела. Впрочем, нельзя было сказать, что Гермиона была недовольна. Скорее, она веселилась, смотря на то, как брат спешит облегчить ей жизнь. Но что-то в её глазах говорило о том, что она считает это абсурдом. Абраксас предпочёл не обращать на то внимание, сосредоточившись на учёбе и неловком общении с Корвусом Лестрейнджем, который всё так же был нелюдим, несговорчив, холоден — и внешне, и внутренне. Иногда казалось, что даже его сердце — частица отколотого айсберга, а не живой орган, бьющийся и циркулирующий по венам кровь. Но, конечно же, Абраксас знал, что это следствие несчастий в семье Лестрейнджей. Он и сам превратился бы в бесчувственный кусок льда, если бы в семье Малфоев произошло такое. На самом деле Корвус был вполне умным, сообразительным и умеющим анализировать. Только не показывал этого на публике. Ему, очевидно, не было нужно излишнее внимание, однако нельзя было сказать, что внимание Розье, Эйвери, Тома, самого Абраксаса и Гермионы претило. Наоборот, казалось, Корвус немного смягчается, но всё так же остаётся неприступной бастилией. Слишком большая нагрузка социальности заканчивалась тем, что Лестрейндж закрывался в себе и с головой уходил в учёбу, из-за которой много времени проводил в библиотеке напару с Гермионой. Видимо, ему было некомфортно, когда мера общения становилась сбитой. Что касалось Розье и Эйвери, то здесь Абраксас мало что понимал: они — друзья с пелёнок, и, пожалуй, всё. Розье ценил свою семью, боготворил младшую сестру, у которой странное имя — Друэлла; а Эйвери, желавший стать игроком в квиддич, жил лишь с отцом. Несмотря на распространённую версию, что все чистокровные семьи поддерживают между собой связь, это было только отчасти правдой. Но поддерживали связь лишь те, кто связан родственными узами, по крайней мере, до третьего колена. Больше на это не обращали внимания. К сожалению, Малфои испокон веков были связаны практически со всеми чистокровными семьями. Абраксас не любил, когда другие кичились родством с его кланом. Это казалось ужасным проявлением бестактности, которое всегда надоедало. Складывалось ощущение чего-то неприятного и склизкого, будто напоминающего липкие когти отвращения. — Эй, Бракс, — окликнула его Вальбурга, посмотрев мельком на идущего рядом Альфарда. — Ты будешь пробоваться на позицию ловца? — Нет, — он покачал головой и откинул свои немного отросшие волосы на затылок. — Лето хочет пробоваться. Но его качества на ловца оставляют желать лучшего, — Альфард потрепал складку мантии. — Может, ты сможешь убедить его занять позицию загонщика? Комплектация позволяет. Абраксас вспомнил, что Эйвери крайне невнимателен и может допустить самую тривиальную ошибку. Ну и чего он-то должен отговаривать Лето? — Пускай пробуется. Может, получится что. Вальбурга раздражённо закатила глаза и выдохнула, уперев руки по бокам. — Он грохнется в обморок, если увидит перед собой маленький летающий мячик, Бракс. Да, знаю, Лето — умный и самостоятельный мальчик, однако мы беспокоимся. Он не сможет долго, с дотошностью осматривать поле на наличие снитча. Ему нужен адреналин, а ловец — крайне важная позиция, которая не потерпит занозы в… Абраксас прервал её, пока Вальбурга не выговорила такие слова, за которые вполне можно получить по губам. Он видел, что Альфард улыбается и весело водит рукой перед взглядом сестры. — Я понял, Вэл. Поговорю. Только почему я, а не кто-то другой? Вальбурга пожала плечами. — Ну, вы же друзья. Тебя-то Лето точно послушает. Абраксас в этом сильно сомневался, но вряд ли попытка — пытка. Что ж, ему не составит труда поговорить с Эйвери, вот только Блэки определённо лезли не в своё дело. Это им однозначно вернётся бумерангом. — Где он? — Он сидит во дворе. Рядом со статуей Морганы, — Альфард напоследок помахал на прощание и взял за руку Вальбургу, переплетая их пальцы.

***

Лето сидел на траве, чуть остудившейся после недельной прохлады, и читал внимательно книгу по квиддичу, которую посоветовала Гермиона, заметив, как усердно он тренируется, чтобы быть готовым к пробам на ловца. Не то чтобы он не знал элементарных правил, но выбранная Лето позиция была слишком важна. Безусловно, он это понимал, поэтому трудился в поте лица, пытаясь научиться терпению и выдержке. Он поражался спокойствию близнецов и Лестрейнджа. Достичь такой усидчивости Лето никогда не сможет, однако можно было попытаться хотя бы минимально приучить себя к сдерживанию своего характера. Квиддич не потерпит таких ординарных ошибок, как обыкновенная вспыльчивость. Это он усвоил очень хорошо, когда Эрниан намекнул на чрезмерное баловство в его крови. «Не стоит выполнять мёртвые петли, которые в случае нахождения снитча ближе к земле недопустимы. Наклоните нос метлы вниз, не на слишком большой скорости летите по направлению к снитчу, но отклонитесь в сторону, чтобы избежать удара о землю. Выпрямите метлу, спускайтесь далее спирально, дабы показать противнику, что вы потеряли из виду снитч. Затем резко сделайте пасс рукой — и тогда победа будет за вами. Если снитч выскользает и летит наверх, не стоит устремляться за ним до тех пор, пока он не остановится на закреплённом расстоянии. Нужно убедиться, что снитч «отдыхает», и вновь лететь вверх, потому что в распространённом случае тот после перемещения некоторое время неподвижен — всего лишь несколько секунд…» Пальцы с дрожью перевернули лист, и в это же мгновение трава рядом с Лето подогнулась от тяжести тела. — Абраксас? Лето недоуменно сдвинул брови и положил волшебную закладку, данную Гермионой, на страницу, откладывая книгу на школьную сумку. Появление Абраксаса было слишком удивительным событием, учитывая, что в основном он крутится вокруг близнецов. — Привет, Лето, — дружелюбно ответил Малфой. — Чем обязан? Абраксас поджал губы, отчего Лето занервничал. Серьёзность Малфоя иногда не была хорошим знаком лишь потому, что обычно он довольно сильно отличался равнодушием и радушием с Гермионой и Вальбургой. — Вот попросили отговорить тебя от роли ловца, — напрямик, ничего не скрывая, выдал Абраксас и скосил на Лето взгляд. — Блэки, очевидно, переживают за тебя. Тот нахмурился. На глаза попалась книга, которая стала глотком кислорода. Словно бы камень с души грохнулся наземь, когда Гермиона, изучающе пройдясь по названиям стеллажей, вынула пальцем книгу и протянула её лицевой стороной, чтобы Лето смог прочитать заголовок. «Искусство квиддича. Пособие для начинающих и подготовленных». Эйфория охватила в тот момент всё сердце; оно затрепетало в безумном ритме, грозясь остановиться навечно. Лето был так благодарен Гермионе за книгу, за веру в него и его способности, что получил свитком с двухфутовым эссе по затылку, когда поцеловал подругу в веснушчатую щёку. Том такого порыва, как и всегда, не оценил. — Они переживают за факультет, Абраксас, — напряжённо, словно готовясь к противостоянию, сказал Лето, одним движением ноги отгоняя от себя паука. — Я знаю, что представляю собой не слишком спокойного волшебника, но ведь стараюсь научиться. Быть терпеливым и менее вспыльчивым. Ради цели стать ловцом я научусь. Не подведу свой факультет. Для меня это не очередная забава. Мне правда очень хочется попасть в команду. Я всю жизнь мечтал, как стану лучшим игроком и вступлю в сборную Англии. Лето даже не сразу осознал, что Абраксас не очень-то и спешит его отговаривать. Словно он поощрял затею Лето и не имел ничего против. — Да не собираюсь я говорить с тобой по душам, выдохни, — Абраксас пригладил свои волосы, на которые вновь не подействовал «Чудолоск». — Вэл меня бы полила любимым соусом, если бы я не пришёл сюда. Так что давай будем считать, что я с тобой поговорил, а ты — меня выслушал. Лето раскрыл рот и весьма не по-аристократически закашлялся от комка в горле. Малфой его не отговаривал! Он был «за»! — Мне приятно, что… — Ой, брось, Лето. Иногда капризы Вэл выводят меня из себя, но можно понять её волнение. Команда Слизерина выигрывала из года в год лишь потому, что состав был в основном из старшекурсников. Но в тебе определённо есть потенциал, Лето. Я знаком со многими игроками в сборной благодаря отцу и его огненному патриотизму. Так что можно считать, что я немного сведущ. Ты хотел бы познакомиться с Эрано Вагербергом? Лето не сдержал изумленного вздоха и распахнул глаза. Его пухлые губы едва открылись в удивлении. — Тот самый Эрано Вагерберг? — не веря, переспросил он. — Бывший ловец Англии, признанный самым успешным за последние пятьдесят лет? Абраксас приподнял уголок губ. — Да, тот самый. Отец всё ещё поддерживает с ним контакт и ходит на Чемпионаты только в том случае, если Эрано выкроит время. Не скажу, что это какие-то дружеские отношения, но приятельские точно. Однажды мы провели у него около недели, и Эрано научил меня держаться на метле устойчиво. Он сокрушался, что мой квиддичный дух слаб. Всё причитал, что не смог привить мне его. — Ты… Ты знаком с самим Вагербергом, мерлиновы панталоны, — бормотал Лето. Абраксас усмехнулся и встал с пожухлой, мёрзлой от конца осени травы, отряхивая свою тёплую мантию. — И да, Лето, — напоследок произнёс Малфой. — Не подведи на отборах. Мы верим в тебя.

***

Убедительно захлопнув книжку перед Лето, Эрниан раздражённо вздохнул и резко схватил друга под капюшон мантии. Уже наступило начало декабря, а это означало, что сегодня стала открыта позиция ловца, ведь семикурсник Тейт Уоррингтон уходит, чтобы иметь дополнительное время для подготовки к ТРИТОНам. — Лето, оторвись ты от библиотеки! — причитал Эрниан, неловко таща за собой друга, который был выше его на полголовы. — Уже три месяца как ты торчишь в этой скукоте! Это ужасно! — Если я хочу пройти отбор, мне нужно подготовиться ко всему. — Но не до такой же степени! Гермиона ищет тебя постоянно среди стеллажей и уже жалуется, что ты проводишь в библиотеке больше времени, чем она. — Ну, это не так уж и плохо… Эрниан устало вздохнул. Упёртый Лето никогда не хотел слушаться, особенно в моменты серьёзной подготовки к чему бы там ни было. — Плохо, Лето, — возразил он и потрепал друга по плечу, на котором болтается полупустая сумка. — Мы все в тебя верим, но не стоит нагружать себя по самую макушку. Если ты не пройдёшь отбор, то попытаешься в следующем году, набрав определённый опыт. Никто тебя не осудит, потому что пробуются на ловца в основном старшекурсники. Конечно, они поопытнее тебя. Эрниан увидел, как Лето насупился, но принял участь компаньона для прогулки по окрестностям Хогвартса. На улице, наконец, перестали идти постоянные дожди, а значит, можно было спокойно пройтись и насладиться петрикором, который безмерно обожала Элль. Воспоминания о сестре неприятно кольнули сердце: отец нанял новую гувернантку для Элль, которой та не слишком пришлась по душе. Мисс Джоркисс, напоминающая скорее девушку, чем женщину, стала камнем преткновения между Элль и отцом. Понять, почему так получилось, не было во власти Эрниана. — Мне остался час, — сказал Лето и с трудом сглотнул. Эрниан видел, как он волнуется, но ничего не мог сделать. — Надо почитать восьмую главу. — Пускай эта глава идёт к мантикоре. Освежись, иначе скоро твоё лицо раздуется от мощного потока знаний. Лето скривился, но, что удивительно, послушался. Эрниан легонько двинул его плечом, чтобы вызвать привычную усмешку, однако это мало что изменило: тревога никак не хотела уходить в небытие. Пожалуй, Гермиона справилась бы лучше и определённо стала бы поддержкой. Но Том занял её всё свободное время, и придут они только к началу отборов. Если вообще придут. Эрниан тряхнул головой и отогнал эти дурацкие мысли. Конечно же, они придут. Гермиона обещала быть если не вовремя, то, по крайней мере, на десять минут позже. А, учитывая, что за ней ходит хвостик, состоящий из Блэка, Малфоя, Нотта и новенького Долохова, вполне вероятно, что и они увяжутся за ней. Корвус не был любителем квиддича, но сказал, что не может остаться в стороне из-за толерантности к факультету и, несмотря на психологическое отторжение людных мест, явится вовремя. Плюхнувшись на траву, усыпанную тонким слоем снежного покрывала, Лето подогнул ногу и положил руку на колено, уронив голову на слабо дрожащий кулак. Пальцы что-то крепко сжимали, перебирали словно магловские чётки, и Эрниану стало любопытно, что это могло быть, но он не стал прерывать нервничающего друга. Всё-таки им сейчас завладел целиком стресс, который не переставал посещать его последние четыре дня. Лето усердно выучил почти всю книгу по квиддичу, потрепал её корешок, подогнул ровно двадцать семь страниц на каких-то стратегически важных местах и успел надоесть Эрниану своим детским нытьём о том, что Эйвери — полные неудачники по жизни. Честно говоря, Эрниан был согласен с ним лишь в том случае, если говорилось только о Франсуа и Фердинанде, которые разорили род Эйвери задолго до рождения Лето. И только они являлись не самыми разумными и дальновидными из всей семьи. Но, видимо, в моменты, когда горизонт практически был достигнут, Лето вспоминал все свои неудачи и внушал себе, что он не справится. Но Эрниан знал, что его друг всё сможет! Он всегда видел, как Лето целеустремлённо боролся над правом посещать Розье, несмотря на то, что мистер Эйвери слыл не очень щедрым и ласковым человеком; как он выкраивал время, чтобы посидеть с Элль, которая ещё слишком мала для посещений светского общества. Безусловно, Лето их всех обыграет! Эрниан не только верил, но и не сомневался в победе своего друга. В конце концов, что же он за моральная поддержка, если не мог элементарно дать слова напутствия? — Я не уверен в своих силах, — прервал мысли голос Лето, сжимающего и разжимающего кулак. В пальцах был зажат кулон. Кулон Элль! — Там будут практически все старшекурсники. И я — белая ворона. — Быть исключением тоже неплохо, — прокомментировал Эрниан, пытаясь не смотреть на откуда-то взявшуюся у друга цепочку его сестры. — Это показывает, что они должны быть готовы к переменам. Лето хмыкнул, взмахнув свободной ладонью. — Я не привык к такому вниманию. — Ну, ты социализированнее Лестрейнджа. Справишься со всеми задачами. И с отборами тоже. Только не стоит забывать, что ты всегда будешь на шаг впереди этой горы мышц. — Это ты так пытаешься меня подбодрить? — Получается? — слова вылетели непроизвольно, но, скорее всего, Лето не заметит нотку рассеянности. Эрниан вновь посмотрел на кулон и в очередной раз убедился, что да, это украшение принадлежит Элль. Вот только откуда оно у Лето? — Отчасти, — улыбнулся друг и бодро зашагал в сторону квиддичного поля. — Пошли! Ты же хотел увидеть слизеринские раздевалки?

~*~

Теперь Лето вряд ли даст забыть, как Эрниан вскочил со зрительских мест, когда тот решил сделать мёртвую петлю, чтобы впечатлить капитана.

***

Корвус обмотался чёрным шарфом, который в массе серебра и жидкого зелёного выделялся мраком и непохожестью. Впрочем, его это мало волновало на данный момент. Самое важное происходило в затянутом серостью свинца небе, где в неравном бою столкнулись новейшие модели Нимбуса. Мантии блистали яркой алой полосой и изумрудной струйкой, перемещаясь по полю практически вровень. — Лето увидел снитч! — возбуждённо воскликнул… кто-то позади Корвуса, отчего на мгновение он оглох и нахмурился от сильного волнения толпы. Такое скопление людей было не ново, на самом деле. За полтора года, проведённых в Хогвартсе, Корвус узнал, что мало людей волнует чужое душевное состояние, поэтому приходилось искать уединение в библиотеке или у фонтана Феи Морганы, который был заброшен из-за легенд. Однажды Гермиона оккупировала эту маленькую территорию для выгуливания своего питомца — хотя назвать змею питомцем у Корвуса язык не поворачивался, — а тот сбежал. С того момента она больше не ходила к наречённому их фонтану и прекратила попытки найти Оберона. Для некоторых слизеринцев побег змеи был неким облегчением. Но для Корвуса это ровным счётом ничего не значило: есть Оберон, нет Оберона… Только вот удручающее состояние Гермионы наводило на мысли о том, что этот зверь был ей очень дорог. Наверняка змея была своего рода другом или наподобие этого. Корвус не знал о таких ценностях: у него даже котёнка не было в детском возрасте. Письмо Манон, которое пришло неделю назад, обжигало ничем не прикрытые пальцы и веяло могильным холодом. Сестра писала, что отец хочет, чтобы она поступила в Шармбатон, как мама когда-то. А это означало, что они вряд ли увидятся в ближайшие семь лет, так как учёба в институте начиналась летом и заканчивалась последней неделей февраля. И доступ к семье для учеников был перекрыт: они оставались на все каникулы там же. Это поведал Орион, когда разговаривал с Манон в книжной лавке, и сокрушался, что Лукреции так давно не было дома. Пергамент уже был потёрт и в мелких трещинках от загибов из-за того, что Корвус очень часто сжимал его. Злость на отца перекрывала даже собственное бессилие и волнение за Манон. Как он мог так с ними поступить? После мамы и тёти Литы! Это было несправедливо по отношению к ним и их желанию не отделять Корвуса и Манон, как когда-то разделяли Лестрейнджей по разным школам. Вдруг кто-то толкнул Корвуса, и он медленно повернулся к наглецу, убирая письмо в глубокий карман зимней мантии. Хоть на дворе и было начало весны, мёрзлость и холод не хотели уходить. Да и это был лишь второй матч за все три месяца, как выбрали Эйвери в качестве ловца. — Эй, Корвус, чего такой кислый? — наглецом оказался Малфой, который всё приглаживал растрепавшиеся ветром волосы. Корвус пожал плечами, всё так же безразлично смотря на поле и игру. — Ничего особенного. Однако пергамент обжигал даже через плотную ткань и говорил: Корвус лжёт. И — слава Мерлину — Абраксас не мог эмпатически ощущать волшебников, иначе вопросов было бы куча. — ЛЕТО ПОЙМАЛ СНИТЧ! — взревел кто-то позади, и Корвус поморщился с отвращением и едва ли не подпрыгнул от неожиданности. — Слизерин одерживает победу со счётом 210:90! — крикнул комментатор — мальчик из Рейвенкло. К глубочайшему сожалению Корвуса, вся факультетская трибуна взорвалась овациями, аплодисментами и писком девчонок, на которых с лёгким презрением посмотрела рядом сидящая Гермиона. Она горестно прислонилась к плечу Долохова, горой выглядевшего на её фоне, и грела свои руки у него в складках мантии. Том этого точно не одобрит. Мальчику не поздоровится. Слегка нахмурившись и встав с нагретого места, Корвус прорвался через образовавшуюся толпу и направился прямиком ко входу в Хогвартс. Находиться рядом с этими дураками не хотелось от слова совсем. Ему было, о чём подумать. Пергамент, словно назло, зашуршал в кармане при очередном порыве мартовского ветра.

~*~

Завтрак был безвкусным. Как и вчера, как и позавчера. Как и в прошлом месяце, когда пришло письмо от Манон. Корвус всю голову сломал, но не нашёл способа оспорить решение отца, хотя он даже пытался давить на жалость. Но ничего не помогло, и отец был непреклонен в этом вопросе. Как жаль. Сегодня был знаменательный день. Манон всегда проводила его рядом с Корвусом, но та наверняка уже собиралась к учёбе в Шармбатоне. От одних этих мыслей рука сама сжалась на вилке, а другая — с силой поставила чашу с тыквенным соком, который не нравился Корвусу, но импонировал Манон. И снова все мысли были сосредоточены вокруг сестры. В этом году ей уже исполнилось одиннадцать — всего-то пару месяцев назад, — и это означало, что комитеты от разных школ прислали приглашения для неё. Манон всегда хотела увидеть величественный Хогвартс, прекрасные сады Шармбатона и теплицы Колдовстворца. Однако выбрать ей предстояло что-то одно, и отец сделал всё сам, не посоветовавшись с ней. Казалось, он противился соединению Корвуса с сестрой, и это было той самой загадкой, которую хотелось разгадать, однако подсказок нигде и никто не оставил. Мерлиновы мухоморы и их яд! Глаза невольно скользнули вверх, как обычно. По утрам совы разносили почту и послания, но для Корвуса сегодня ничего не придёт: он знал это наверняка. Манон не была так скрытна, как он, поэтому отец легко обнаружит её за отправкой письма и, возможно, подарка. И всё же было бы приятно его закрытому сердцу получить подарок от сестры. Помешивая огурцы и помидоры, подкладывая себе вафли и отказываясь от предложенного Малфоем соуса, Корвус уныло водил вилкой по железной тарелке и хрустел сахарной палочкой, отданной Эйвери после того, как его отец прислал посылку в честь первой спортивной победы. Ничего не хотелось: только утопиться в беспокойстве за Манон. Вздохнув, он не заметил, как на сторону его оккупированной территории тихо приземлилась фамильная сова, пёрышки которой поблёскивали в свете огоньков волшебних свечей, висящих под бескрайним потолком. Сургучная печать отливала всеми красными цветами, а ленточка, с помощью которой было привязано письмо к лапке совы, определённо принадлежала Манон. Она смогла… Быстрым, прерывистым движением Корвус развязал ленточку сестры и забрал запечатанное письмо, ощущая, что оно странно тяжёлое. Возможно, Манон заложила внутрь свой подарок. — Корвус, что это? Рядом сидящая Гермиона с искренним любопытством интересовалась переливными перьями Омнии и с опаской тронула их, заворожённая мягкостью и послушанием, скорее даже спокойствием к незнакомцам совы. Омния приветливо клюнула Гермиону в середину раскрытой ладони и уставилась чернильной бездной глаз на её очаровательное лицо. Долохов, ставший новым фаворитом и отодвинувший Нотта куда-то назад — туда же, куда и Альфарда и остальных Рыцарей, — оглянулся и придирчиво покосился на Малфоя. — Это от Манон. Думаю, она нашла способ отправить мне весточку. — А что там шелестит? — спросила Вальбурга. — Подарок, наверное, — он пожал плечами. — Подарок? Корвус вновь почувствовал себя неуютно от стольких взглядов, направленных на него. Всё же он никому не говорил, что сегодня его день рождения. В прошлом году он предпочёл его провести в одиночестве, поэтому Омния прилетела сразу в библиотеку, где Корвус учил состав зелья смеха. — Ничего особенного. — Корвус… — с нотками огорчения проговорила Гермиона, обращая на него всё своё внимание. — Ты ведь можешь назвать меня своей подругой? — не дождавшись от него, снова закрывшегося, ответа или хотя бы кивка, она поджала губы. — Мы проделали такой путь… — Я не такой, каким вы хотите меня все видеть, Гермиона, — холодно отрезал Корвус и трепетно сжал ещё запечатанное письмо своими заледенелыми пальцами. — Мне никто не нужен. Я остерегаюсь таких, как вы. И нет никакого пути. Ты всего лишь хотела, чтобы я затесался в вашу шумную и непривычную для меня компанию. Я хотел лишь тишины и стабильности, которые для меня лучше всего. Но ты решила выдернуть меня из моей рутины. Словно тебя об этом кто-то просил. Гермиона вздрогнула от прозвучавших стальных ноток в голосе, веющем холодом и морозностью, словно зима вернулась. — Оставьте меня, пожалуйста, в покое. Я хочу одиночества, а не вашей суеты. Корвус сломал сургучную печать, и в тот же миг из письма Манон выпал подарок: серебристая цепочка с миниатюрным вороном. «Мой дорогой, любимейший брат. Я смогла отправить тебе маленькую весточку. Papa обозлён и в то же время расстроен после того, как ты оспорил его решение касательно меня и моей школы. Я признательна, правда, но не стою вашего разлада. Корвус, не губи себя. Papa не желает враждовать с собственным сыном. Он любит нас и, Мордред свидетель, защитит нас ото всех бед и напастей. Пожалуйста, он очень переживает твоё игнорирование — я это отчётливо вижу, даже когда он пытается это скрыть, — поэтому напиши ему и отправь письмо с Омнией. Она останется до тех пор, пока ты не найдёшь смелости. И даже думать не смей, что такого никогда не будет! Корви, papa согласился отправить меня в Хогвартс, но при условии, что ты перестанешь вести эту бессмысленную вражду. Пожалуйста, не лишай меня возможности учиться рядом с тобой! Твоя дражайшая сестра, Манон Лестрейндж». *** Недавно приобретённая палочка, так напоминающая обыкновенную зигзагообразную ветку дерева, покоилась на столе в библиотеке, пока Антонин ломал голову над рунической вязью, отправленной в послании отцом, чтобы продемонстрировать нужные ему знания для августовского путешествия. Отец решил проведать своего брата, Александра Долохова, и его долгожданную жену, Алину, которая имела неординарную внешность, некий шарм. Антонин усердно, высунув кончик языка, переписывал перевод целой строчки, обременённой неизвестными заклинаниями, и сверял точность слов, ибо те могли иметь разные трактовки. С этим, как он знал, нужно быть предельно осторожным. Руническая магия не потерпит ошибок. Горные хребты… Ёлки… Сосны… Нет, берёзы… Огораживают… Скалы? Что за бред? Антонин ещё раз перечитал рунический текст, сверил символы в словаре и задумчиво почесал щёку, которая всё ещё горела от жаркого — совсем незначительного, на самом деле, — поцелуя Гермионы. Отложив перевод немного подальше, Антонин поджал губы, чтобы те не расплылись в глупой ухмылке. Он и подумать не мог, когда поступал в Хогвартс, что найдёт себе близкого человека. Про приятелей и речи не шло. Все слизеринцы слыли из богатых и влиятельных семей, а значит, заочно были глуповаты. Но Антонин убедился в обратном лишь благодаря Гермионе Реддл, которая первой подсела к нему, чтобы просто познакомиться, а не строить глазки. Этого оказалось достаточно для того, чтобы его сердце внезапно сбилось с привычного ритма работы. Гермиона не была так высокомерна, привередлива или настырна, как некоторые — да что уж врать, все — девчонки-слизеринки. Как узнал Антонин от скользкого Малфоя, Гермиона и следовавший прицепом за ней Том были нечистокровны. На самом деле, они не знали даже свою семью, потому что были сиротами, которых познакомили с миром магии в полные одиннадцать лет. Антонину это казалось странным — не знать о волшебстве с самого рождения. Впрочем, это ощущалось на уровне инстинктов, так что он предполагал, что близнецы знали, по крайней мере, о существовании чего-то необычного в обыкновенном мире. Сама Гермиона в период их дружбы — не считай этот пламенный поцелуй в щёку чем-то большим — многое рассказывала. О Томе, о старухе-смотрительнице приюта, о Шелби и Стаббсе, об Обероне, который после начала первого курса так и не вернулся к ним. Она практически вывернула всю свою подноготную, но не сфальшивила ни разу. Это полностью завоевало доверие Антонина, который стал ощущать странные импульсы и сдвиги в грудной клетке, когда Гермиона была поблизости. Но, когда поблизости ошивались Том или Нотт, Антонину было разве что не мерзко. Да, Гермиона, вероятно, на что-то обозлилась, раз не подпускала к себе ни Нотта, ни брата, которые были её любимцами на протяжении всего времени, но это не значило, что оба должны были ходить по её пятам. Вообще-то было жутко от того, что те каким-то образом могли найти Гермиону в любой части замка, хотя библиотека и Астрономическая башня отметались ввиду того, что эти места она облюбовала с самого первого курса, как сказал немногословный Лестрейндж. На самом деле все так называемые рыцари были странными: Малфой — скользкий тип личности, которому вроде как ничего не надо, однако вскоре тот что-то просит; Розье и Эйвери словно сиамские близнецы, которые ни разу не разлучались и делали все дела вместе, будто бы разделение принесёт им физическую боль; Лестрейндж… В основном он молчал и тихо, не привлекая ничьего внимания, делал свою домашнюю работу, сидя в полупустынной библиотеке. Иногда они с Гермионой присоединялись к нему за столом, но в общем не разговаривали друг с другом. Это взаимодействие, впрочем, всем было по душе. Всем, кроме вездесущей Гермионы, которая пыталась изначально завести разговор после пламенной речи Лестрейнджа в Большом зале на его же день рождения. Антонин так и не понял, что произошло, но, скорее всего, тот просто устал от гиперактивности приятелей, которая действовала ему на нервы, привыкшие к спокойствию и тишине. Такой тип личности был известен Антонину. Его дядя Александр являлся магопсихологом и часто брал своего племянника к себе на работу, чтобы хоть чем-то заинтересовать его. Но, к сожалению, эта сфера науки его не слишком и привлекала. То ли дело Тёмные искусства, которым можно противостоять. Взмахнув ладонью и пройдясь по взлохмаченным волосам, Антонин придвинул перевод рунического текста вновь и вздохнул. Если говорить откровенно, то эта задача от отца ему не нравилась. Он понимал, что это что-то наподобие теста, однако расшифровка написанного отнимала очень много времени и сил. Настолько, что проводить больше часов с Гермионой ему не позволял этот текст, который и так переведён отцом. Скалистый берег? Два скалистых берега. Дом дяди находился отныне на соединении двух таких берегов? Вероятно, здесь была какая-то ошибка, но, перепроверив, Антонин убедился, что руны расшифровал правильно. И тогда получалось, что… «…Особняк дяди Александра, находящийся в глуби Мрачного (ли?) леса, посреди скал, соединяющих два конца обрыва между собой, в Греции, если правильно перевести название с древнескандинавского. Городок непонятен, ибо руны стёрты, но могу предположить, что на северной стороне страны». Антонин отложил перо и закрыл книгу. Пора возвращаться к Гермионе.

~*~

Старинный телескоп, принадлежащий профессору Теллиз, был расположен чуть дальше того места, где сидели Антонин и Гермиона. Она, тоскливо водя пером по пергаменту, лишь изредко заполняя тот конспектом, прислонилась к стенке, находившейся слева от них. — Орион — созвездие в области небесного экватора, являющееся одним из самых заметных и узнаваемых созвездий на ночном небе. Его самые яркие звезды — красная Бетельгейзе и бело-голубой Ригель. Название «Орион» созвездие получило в честь древнегреческого охотника Ориона из мифологии, — монотонно вещала профессор Теллиз. Зевнув, Гермиона опустилась чуть ниже на коврике, теперь опираясь на рядом сидящего Антонина. Он, впрочем, мало был против. Скукота накатывала мерными волнами, плавно распределяясь по всему сознанию. Знаний такой предмет, как Астрономия, не давал абсолютно никаких. Разве что считать массу звёзд, да и то им совершенно точно не было необходимо. — Мистер Блэк, каким подходом вы воспользуетесь, если внезапно понадобится рассчитать расстояние звёзд друг от друга? — голос профессора Теллиз разнёсся по всему помещению открытой Астрономической башни, разрушая ленность некоторых учеников. Альфард почесал покрасневший от съеденного дизёрного перца нос и несколько раз моргнул. Антонин вдруг осознал, что Блэк спал, до того как профессор Теллиз задала свой вопрос. Чтобы спасти своего друга, Гермиона с непривычной на данный момент подвижностью подняла свою руку. — Да, мисс Реддл. — Подход Кантерциммера. Ну, или арономический подход, который содержит в себе смесь законов Кеплера и законов Линойза. — Правильно, мисс Реддл. Десять баллов Слизерину, — кивнула благосклонно профессор Теллиз и поправила очки-прямоугольники. — И пять очков со Слизерина за сон на уроке, мистер Блэк. Антонин усмехнулся на недовольное лицо Альфарда и взял с подставки для книг ещё одно печенье, которое вмиг перекочевало в руки Гермионы, справедливо заслужившей награды. Посмотрев на свои тикающие часы, спрятанные в кармане мантии, профессор Теллиз провозгласила: — Урок окончен. Ваше домашнее задание заключается в том, чтобы самостоятельно воспользоваться данными Ригеля и вычислить расстояние от него до Бетельгейзе. Когда Антонин собрал все вещи и взял обе сумки в руки, то увидел, как Малфой неловко протягивал свою ладонь к Гермионе, будто бы предлагая помощь, но она лишь отмахнулась и пошла к выходу. К нему. ~*~ Впервые пришедшая к статуе Морганы после исчезновения Оберона, Гермиона плюхнулась рядом с Антонином и взяла его за руку. Сердце, казалось, хотело выпрыгнуть из раздроблённой грудной клетки и разбиться мириадами осколков звёздной пыли. — Знаешь, Тони, — посерьёзнела она и осмотрелась по сторонам, но неподалёку были только Лестрейндж и Малфой, которые не проболтаются об этом Тому. — Я кое-что поняла. Кристально. — И что же? — Ты влюблён в меня, — Гермиона закрыла глаза и, перебирая пальцами складки лёгкой мантии, потянулась, сев на колени, подогнув ноги под себя. Антонин иронично усмехнулся: в Гермиону Реддл невозможно не влюбиться, учитывая её поистине солнечный свет, исходящий из глаз. Её идеально-неидеальные веснушки. Кудрявые, непокорные волосы. Милую, звёздную улыбку, которая подобно свечению малых белоснежных тел освещала всё вокруг. И ни для кого не было секретом, что Кассиус Нотт был первым, кто поддался этим чарующим тонкостям. — Это так важно? Мне хватает тебя в качестве подруги. Влюблённость, — он сглотнул горький, наполненный шипами роз комок в горле, — проходит. Всегда. — А если я не хочу, чтобы она проходила? Не успел Антонин повернуться, как Гермиона поцеловала его, с некоторым отчаянием и до такой степени, что он увидел звёзды под закрытыми глазами. *** Лестрейндж, носивший подарок своей сестры на шее, не скрывая, и Малфой, сидевший в оцепенении, переглянулись и уныло вздохнули. Том их убьёт.