***
Мондштадт горел. Небо над ним, некогда лазурное голубое, символизирующее свободу и идиллию, почернело под знаменем чужаков. Ее сказочные, будто пряничные домики падали друг за другом, приминая несчастных жителей к земле навсегда. Огромная стена, служащая главной защитой города, в некоторых местах была пробита, оставлена с трещинами и большими круглыми дырами. Стрелы свистели в воздухе и пробивали груди врагов, не жалея, не зная, не чувствуя, подобно самому стрелку. Защищались все — от рыцарей Ордо Фавониус, чья основная задача и была защитить Мондштадт, до Гильдии искателей приключений, менее обученных владению оружием, но более ловких и шустрых. Часть рыцарей выводила жителей из города, особо охраняя тех, кому не посчастливилось получить Глаз Бога, когда монахини, в том числе и сестра Барбара оказывали нуждающимся лечение. — Всем жителям при любых обстоятельствах строго запрещено совершать попытки вернуться в город. Держите детей ближе к себе, за всеми вопросами обращайтесь к рыцарям. Сейчас вернется повозка с лошадьми, и вы будете отправлены в Спрингвейл, — громко объявил Кэйа, появившийся, чтобы скорее уверить жителей о том, что всё наладиться, что их жизни в надежных руках, но так ли это было на самом деле? За его спиной рушилось всё. Всё, что было дорого всем здесь. Рыцарь быстро оглядел людей взглядом. Их глаза… Все до единого были наполнены страхом ужасом, горечью утраты; они смотрели прямо в душу, с такой надеждой, и было так больно, так тяжело ее рушить, но медленное осознание конца все тушило, тушило тот маленький огонек веры. Капитан тяжело вздохнул. Только он обернулся назад, чтобы снова очутиться на поле битвы, защищать свой народ, как его запястье схватили две слабые хрупкие ладони. — Мистер Кэйа, — тихо всхлипнула Барбара, все крепче притягивая рыцаря к себе за руку. — Мистер Кэйа, умоляю, скажите: с магистром Джинн всё в порядке? Она не ранена? Она жива?.. — «Черт…» — лишь пронеслось в голове Кэйи, когда он смотрел на бедную сестру. Джинн твердо стояла, стараясь спасти всех и каждого в городе, но что будет с ней дальше, сможет ли она стоять до конца или принесет свою душу в жертву бессмысленной войне? Он не мог знать, как и никто не мог знать. Но рыцарь обязан был выполнить долг: — Да, Барбара, магистр Джинн сейчас в целости и сохранности. И я сделаю всё, чтобы спасти ее от любой опасности. Произнеся это, Кэйа теплой рукой слегка сжал ладони девушки в своих, и та, казалось, немного успокоилась, поверила его словам. — Да хранит вас ветер, — лишь шепнула она, когда рыцари вытащили новых раненных жертв. Она спохватилась и приняла рыдающего и бурно вырывающегося мальчика, кричащего в истерике с требованием вернуть его назад. — Там была мама! Там была моя мама! Верните, верните меня сейчас же! Мой друг вас всех разорвет!!! Мама! — Тимми, твоя мама придет, пожалуйста, Тимми, — испуганно сказала девушка, понимая, что в первый раз в своей жизни она солгала. На ее глазах снова появились слезы. — Она придет, — вновь прошептала она, крепко прижимая к груди сироту. Сердце Кэйи сжалось. В чем виноват народ, в чем виноваты его мирные жители, его дети, его старики? Почему Фатуи так злобно решили разделаться со всеми? Разве эти беспомощные люди им враги?.. Капитан сжал меч и решительно бросился в пылающий Мондштадт. От его быстрых ударов ног о родную землю отскакивали в разные стороны льдинки, но этого было так мало по сравнению с бушевавшей разгневанной стихией огня. Его меч пронзал тела агентов Фатуи, оставляя не совместимые с жизнью шрамы, от которых враги с немым криком падали на землю, медленно оставляя поле боя. Так ловко, так быстро и искусно уворачивался он от ударов противников и так же атаковал их. Пришел его час, момент показать, на что он готов ради Мондштадта. Его лицо испачкали кровь и гарь, но ничто не мешало ему бежать дальше, в самый центр города, в ядро пламени и разрушений. Вдруг в черном небе мелькнуло что-то светлое, белое, будто маленький лучик спасения пробрался через черное полотно, чтобы разорвать его и вновь окутать Мондштадт голубым одеянием свободы. Этот свет проник в глубь неба словно ветер, и его полет сопровождали до боли знакомые песни лиры. Магистр Джинн, расправившись с последним агентом, напавшим на нее, посмотрела вверх. Ее напряженная, едва движущаяся грудь наконец опустилась с облегчением. — Венти, — вздохнула она, и ее губы вздрогнули в улыбке. Что прятало за собой черное злобное небо — над ним, над облаками, скрывались две чужие фигуры, что не видел никто, кроме Барбатоса. Его сердце пропустило пару ударов, а в испуганных глазах мелькнули лучи разочарования. Здешний ветер не был дружелюбным к нему, не подчинялся его воле, как происходило много лет назад, наоборот, вихрь пытался оттолкнуть его, будто сломать. Ледяной поток бил по лицу, печами, груди, дернул струны священной лиры в попытках разорвать. Венти с трудом приближался к людям, что когда-то были лучшими друзьями ему. Грудь с трудом набрала достаточно воздуха, и Архонт закричал имя: — Дайнслейф! Крик пронесся по всему небу, но ни один из тех, кто сейчас сражался на земле, его не слышал. Впрочем, в этом не было необходимости: тот, кого призывал Барбатос, повернул голову. Его светлые пряди убирал с лица ветер, открывая взгляд глубоких синих глаз. Они хмуро прожигали барда взглядом, взглядом ненависти и отвращения. Венти с тяжестью пробирался всё ближе, чувствуя, как его же стихия борется против него, как его покидают силы, что ему даровала Селестия. — Почему, Дайнслейф?! — кричал он, глухо вскрикивая от каждого удара ветра и льда. — Почему ты это делаешь? Почему ты разрушил Ветвь, которую сам поклялся хранить? Почему ты предал нас? Почему предал меня?! — С каждой секундой кричать было больнее и больнее, морозный воздух будто выжигал глотку изнутри, и по глазам, тут же замерзая и разбиваясь о его же щеки, текли слезы. Но боль, обида, что душила его, не позволяли перестать кричать: — Мы были друзьями! Почему ты забыл?! Венти остановился, не в силах лететь дальше. Ноги ослабли, не могли больше сопротивляться могущественному потоку, и вдруг хрупкое, изнемогавшее тело почувствовало удар. Потеряв опору, Архонт перестал ощущать пространство и уже хотел упасть, но чужая рука подхватила его, к сожалению, чтобы с силой бросить в другую сторону. Спина столкнулась с ледяной стеной, и Барбатос болезненно вскрикнул, сжимая плечи и сгибаясь почти пополам, пригибаясь к льду, на котором стоял. Дайнслейф схватил его косы и крепко натянул в кулаке, поднимая голову Архонта на себя. — Я предал? — тихо начал он, сильнее сжимая его волосы, словно пытался оторвать голову. — Нет, Барбатос, ты предатель. Самый подлый предатель. — Он размахнулся, и лоб Венти столкнулся с острой снежной стеной, вызывая очередной немой крик. Поцарапанная кожа начала кровоточить, и Архонт, тихо плача, схватился за голову. — Дайнслейф… — зашептал он, когда ненадолго почувствовал свободу. Глыба льда перед ним медленно отступила, и в спину врезался тяжелый сапог Дайнслейфа. Тот продолжил, прижимая ногой к поверхности ранее белого, но теперь измазанного каплями крови, стекающей со лба и щек Архонта: — Мы были друзьями, пока ты не позволил своим людям убить мой народ. И что теперь, Барбатос? Готов отплатить мне той же монетой? С этими словами он прижал Венти к земле полностью. Анемо Архонт не издавал ни звука, по его щекам молча текли холодные слезы, а мысли были смешаны и запутаны. За спиной послышался строгий, властный женский голос: — Оставь его, Дайнслейф. Я сделала свою часть сделки: ты отомстил. Теперь же твоя очередь. Царица протянула ему ладонь, и Дайнслейф, оценивающе рассмотрев лежащее перед ним тело, плавно поднял руки в груди. Над ладонями, словно ветер сотворил его из пыли и льда, появился сначала белый сгусток, что спиралью медленно парил в воздухе, а затем образовался старинный свиток. Крио Архонт чуть наклонила голову, недоверчиво щурясь разглядывая необычный артефакт. — Это всё? — немного разочарованно спросила она, явно ожидая чего-то большего, и сложила руки на груди. Царица повернула голову к Дайнслейфу, ожидая ответов. — Здесь спрятано даже более, что тебе нужно. Здесь скрыта вся история Селестии, все ее тайны, порталы, слабые места. Видишь эти печати? — Он провел рукой по семи меткам на свитке: белому, голубому, синему, желтому, красному, зеленому и фиолетовому — явно символизирующие стихии Семерых. — С помощью силы, спрятанной в Сердцах Бога, слова в нем откроют тебе всё о стране Высших Богов. — И откуда столь ценная вещь у тебя, Дайнслейф? — С его стороны послышалась тихая усмешка. — Из самой Селестии. Брови Царицы изогнулись в удивлении, и та наконец опустила руки с груди. Дайнслейф продолжил: — Стихия Хроно намного мощнее льда и ветра, тока и огня; она подчиняет землю, воду, древа. Что может быть сравняться со Временем? Я был Хроно Архонтом, чьей родиной была Селестия. Однако тем Богам я... не угодил. Не будем уточнять чем, но из-за этой неприязни я был изгнан сюда, в Тейват, в забытую всеми Каэнри’ах. Я почувствовал, что Время не подвластно мне, что мои силы покинули мою грудь, и это чувство, будто мне вырвали сердце, мучало меня несколько дней… — Он остановился, молчал, видимо, вспоминая былое. Его глаза стали большими, наполненными ужасом, болью и желанием мести — такая пугающая смесь заставила вздрогнуть даже Крио Архонта. — Я возненавидел Селестию и тех, кто бросил меня. Этот свиток — всё, что осталось от моей родины. Я знаю, что самому отомстить я не смогу, поэтому я согласился на эту сделку. В конце концов, Селестия, как оказалось, не первый мой враг… Царица еще недолго молчала, как вдруг раздался странный звон. Внезапно кто-то с силой оттолкнул обоих от свитка и сам схватил его, сильно сжимая в руках. Венти наконец нашел силы поднять голову. Перед глазами всё плыло, но ничто не мешало ему узнать силуэт, летящий к нему так быстро, как Барбатос никогда не видел На его лице, через слезы и кровь, что застыла на грязных красных щеках, мелькнула улыбка. — Путешественник… Итэр подхватил Архонта на руки, крепко прижимая к себе одной рукой, когда второй достал верный меч. Глупо было предполагать, что обычный меч, даже если в нем текла проклятая кровь дракона, могла победить Крио Архонта. Впрочем, клинок не был единственной надеждой и опорой Итэра — в голове отчетливо проносились слова Люмин: спасти этот мир. Вдруг холодная, еле живая ладонь коснулась его щеки, заставляя мерзнущее тело вздрогнуть. Итэр взглянул на Венти и замер: Барбатос плакал, но вместе с этих улыбался, и лицо его выражало сожаление, боль, страдание. — Поздно, Путешественник. Уже поздно. В спину резко ударила острая льдина, выгибая спину Итэра, и тот громко крикнул, но тут же резко повернулся. Меч снова засиял кровью и сверкнул перед Царицей, но Архонт резко исчезла из виду и появилась вновь за спиной героя. Черное небо под ними сгущалось все больше и больше, и вот на землю Тейвата посыпалася ледяной град, пронесшийся над Мондштадтом, бьющий его жителей, рыцарей и агентов Фатуи, что убивали себя и врагов на поле битвы. Путешественник замахнулся вновь, и, кажется, лезвие клинка коснулось белого одеяние и бледной кожи Царицы до того, как она снова исчезла. И правда — появившись рядом с Дайнслейфом, она схватилась за руку, из которой по мраморному предплечью потекла темная густая кровь. Архонт в отместку уже готова была достать ледяной катализатор опять, но в этот момент ее компаньон положил ладонь на плечо. — Твоя часть сделки выполнена. Не стоит тратить на него время. Как бы силен он не был, Мондштадт уже не спасти. Обращаясь с Архонта, Дайнслейф посмотрел на Итэра, будто его слова были направлены именно на Путешественника. Царица лишь хмыкнула: — Ты прав. Пора оставить это место льду. Итэр начал задыхаться: не может быть, этого не должно было случиться… Он в третий раз бросился на врага, но оба растворились в воздухе и не появились нигде: ни за спиной, ни со стороны, ни перед ним. Не ожидав этого, он потерял равновесие и стал падать, через черное небо, вниз, к земле Тейвата. Он не спас, он не сдержал обещание. По щеках бежали слезы, он не мог понять, почему всё пошло не так, почему он не смог спасти их. Ладони Барбатоса легли на мокрые щеки путешественника, и Архонт, будто прочитав мысли Итэра, запел:— Ура, герой! Могучей силой славясь, победил он множество врагов. Несет он нам покой, ради народа жертвует собой. Но вот, в последней битве проиграл наш памятный герой.*
Вдруг их подхватил ветер Мондштадта. Итэр тихо плакал в плечо Венти, когда тот, крепко прижимая путешественника к груди, плавно спускался на свой город. По площади продолжал бежать Кэйа. Его лицо, руки и грудь были испачканы светлой и темной кровью врагов, а меч стал не таким острым из-за такого большого количества плоти, что пришлось разрывать за раз. Неожиданно он услышал знакомый голос. — Магистр Джинн! — осознал он и стремглав бросился вперед, к источнику голоса. Перед ним падали обуглившиеся деревянные колонны, но рыцарь ловко перескакивал их, не видя ничего, кроме цели. И вот, перед ним показалась Джинн: магистр, не жалея поцарапанных и обожженных рук, пыталась поднять тяжелые доски завалившегося дома. Она тяжело дышала и тихо вскрикивала, но ничто не могло остановить ее. Кэйа подбежал к ней и обхватил ее талию руками, оттягивая от горящих досок. — Магистр Джинн, что вы делаете?! — пытался докричаться он, но Джинн будто ничего не слышала, вырываясь из сильных рук капитана, не дававшего ей уйти. — Магистр Варка! — закричала она отчаянно, бросаясь к упавшему дому. — Кэйа, отпусти! Там Варка! В сердце рыцаря что-то сжалось, но не разжались его руки, всё так же крепко держа магистра Джинн от опасности. — Магистр, послушайте меня! Сестра Барбара хочет вас видеть! Видеть живой, понимаете? Я не могу позволить вам подвергнуть себя опасности! Магистр Джинн! Вдруг она почувствовала, как капитан резко отбросил ее в сторону. Рыцарь прошлась спиной по плитке и болезненно заскулила, чувствуя, как исцарапана ее кожа. Она вскочила и достала меч, как вдруг… На капитана Кэйю свалилась горящая крыша дома. Джинн замерла в шоке: на ее глазах были задавлены двое лучших рыцарей Ордо Фавониус — люди, которые спасли ей жизнь, которые надолго стали ее верными товарищами и друзьями. Она не успела опомниться, как кто-то резко подхватил ее на руки и побежал с ней к вратам города. — Дилюк, н-нет, верни меня! — закричала она, вырываясь из рук героя, но тот продолжал, перепрыгивая препятствия и убивая всех чужеземцев, что выбегали на его пути. — Там… там.! — Магистр Джинн, война окончена. Фатуи победили… Он появился за стенами города, где все выжившие жители и рыцари собрались. Женщины прижимали к себе детей, неважно, своих или сирот, оставшихся без родителей, и громко рыдали, потеряв всё, что у них было. Рыцари опустили головы, вспоминая погибших товарищей, а старики сжимали трости. Господин Дилюк поставил магистра на землю, но тут же обнял, прижимая ее к груди. — Дилюк, — шептала она, громко всхлипывая в его рубашку. — Там был Кэйа…***
Дайнслейф появился в Мондштадте из ветра, покинув Царицу, с которой его уже ничего не связывало. Его взгляд медленно прошелся по горящему разрушенному городу, и он, прикрыв глаза, вдохнул запах дыма и гари. Дышать здесь долго было нельзя, и поэтому он достал из кармана белый платок, которым закрыл себе нос и рот. Вдруг он заметил странную фигуру под свалившейся крышей и, не собираясь ждать, подошел к ней. Сильная рука, хоть и с трудом, но смогла поднять дерево и черепицу, а вторая вытащила ослабшее мужское тело. Дайнслейф приложил щеку к его груди — она еле поднималась, но этого было достаточно, чтобы убедиться: парень жив. Под платкой мелькнула улыбка. — Я так долго ждал нашей встречи, мой милый принц. — Дайн с легкостью поднял полуживое тело на руки, с нежностью прижал к себе и коснулся губами его виска. — Позвольте вернуть вас домой, сэр Кэйа…