Недописанный текст той песни

      Ася шла по слишком оживленной для ночного времени улице, пока гул голосов вокруг заглушал собственные мысли, ниточки которых она отчаянно теряла. Как же шумно, господи. Неужели так всегда бывает на улицах этого города? И она не замечала? Сейчас каждый отдельный голос бесил и нервировал. Ей нужно быть быстрее. Быстрее. Ещё быстрее. Задыхаясь. Спотыкаясь. Врезаясь в прохожих. Только быстрее, пожалуйста. Словно от этого зависит чья-то жизнь.       Но ведь так оно и есть.       — Я не должен тебе звонить, тем более в такой час, но…       Ася старалась расслышать что-то кроме пульсации в голове. Сердце колотилось как бешеное, разнося по всему организму этот стук. Док не стал бы звонить ей, если бы не…       — Этот засранец не оставляет никому шанса. Я знаю, что у вас двоих не самые простые отношения, но может есть шанс, что тебе он хотя бы откроет дверь и выслушает просьбы полечиться? Он в очень плохом состоянии, и если не начать лечение сейчас, я не берусь утверждать, что он дотянет до следующего месяца.       Ася то громко дышала, то совсем забывала, как это делать. Не только потому, что Глеб сильно болел. А потому, что она впервые за полтора месяца снова столкнулась с тем, что он всё ещё существует. Не в теоретическом счастливом «где-то». А рядом, всего в получасе езды, практически осязаемый и всё ещё связанный с её жизнью какими-то неведомыми ниточками, которые, как она думала, все уже давно порваны.       В горле застрял вопрос «А Саша?». Неужели она не может что-то сделать? Но в мозгу что-то щёлкнуло, и она лишь тряхнула головой, приходя в себя.       — Как я могу помочь?       Несясь от одной круглосуточной аптеки к другой, она старалась не думать о том, как он вообще. Стараясь не думать о том, что открывать дверь уже будет некому. А если и правда не откроет? Звать на помощь Тёму? Нет. Точно нет. Он разозлится ещё больше. Ей придётся уговаривать его самой.       — Он даже не отвечает на мои звонки. Чудесным образом я узнал о его состоянии от его друга, которому он звонил, чтобы попросить купить ему сигарет. Ну он и купил. А когда пришел к нему, чтобы их отдать, понял, что пора звонить мне. Не хочу тебя пугать, но…       — Поверьте, я напугана с тех самых пор, когда последний раз видела его. Он умеет себя изводить.       Прикусив губу, Ася затаила дыхание и почувствовала острую боль где-то в районе живота. Страшно.       — Я накидал примерный список препаратов на первое время. Потом мы придумаем, как его затащить на обследование для более точного лечения.       Помятый в руке список препаратов почти весь был куплен. Не так просто оказалось найти все эти ингаляторы в три часа ночи. А ведь она уже даже успела подумать, что сегодня будет крепко спать после приятного вечера с Тёмой и Викой, так как последние ночи окрашивались тяжелой бессонницей. Но этому не суждено было сбыться.       Док позвонил, как только сам узнал. А она схватила трубку, ещё даже не зная, что речь пойдёт о Глебе. Но что-то внутри разжигало надежду именно на то, что док скажет о нём.       Спустя час поисков с полным набором из списка дока она чувствовала себя настолько выжатой и одновременно на адреналине, что казалось, будто завтрашний день и не настанет. Она просто не имеет столько сил на то, чтобы дожить до утра. Но пока солнце не успело встать, ей нужно успеть. Покров ночи заботливо укроет её от взгляда Голубина. Так будет легче. Легче стучать в закрытую дверь. Легче прятаться за безэмоциональным лицом. Легче.       Она почему-то знала, что он остался жить в той последней дурацкой квартире, которую она ненавидела. Наверное, ему нравилось изводить себя в ней. Именно из этой квартиры она и ушла, в первый раз осознанно сбежала от него.       Три стука в дверь под шум бешено циркулирующей крови по телу. Она задержала дыхание. Еще три стука. Ну же. Открой. Долгие минуты тянулись целую вечность, и в момент, когда она окончательно потеряла надежду, послышался шаркающий звук шагов. О господи…       Медленно провернув ключи, он даже не удосужился посмотреть в глазок. Открыл дверь, впуская в кромешную тьму квартиры луч света из общего коридора. Прищурился и почувствовал, как заболела башка. Теперь миражи заставляют его ещё и страдать звуковыми галлюцинациями? Он точно слышал эти противные стуки в дверь, думая, что Тридцать девятый забыл отдать ему ещё пару пачек сигарет, вот и вернулся.       — Док сказал, что тебе нужны ингаляции. Так что я купила ингалятор и растворы, которые он посоветовал. Нужно делать три раза в день, — шагая в темноту, проговорила Ася, заставляя Глеба отшатнуться и пропустить её. Она потеряла способность бояться его, как только увидела, в каком он состоянии.       Глеб боролся с желанием что-нибудь кинуть в неё, почти не замечая своего внутреннего изумления. Если это снова мираж, то убедится в том, что бредит. А если и не мираж, то она заслужила.       — Господи, — прошептала Ася, вглядываясь в то, что раньше назвалось спальней. Пропитанная сигаретным дымом, с мятой и сильно несвежей постелью, кучей бутылок вокруг. Даже в притоне казалось безопаснее и чище, чем тут. — Честно говоря, тут лучше все сжечь и просто отправить тебя в больницу, но я не затащу тебя сейчас туда, так что попробуем пока с тем, что есть. Я проветрю, поменяю постель, приберусь, — Ася кинула молниеносный взгляд в сторону Глеба и поняла, что он даже стоять нормально не может. Скоро вот-вот сползет по стенке, о которую опирается костлявым плечом. А сквозь путанные волосы сверкает двумя злобными огоньками, не сводя взгляда с неё ни на мгновение. Конечно, ему похуй, о чём она там говорит. Это не имеет смысла.       — А чего Тёма не тут? — под торопливые движения Аси, Глеб и правда сполз вниз, не имея больше сил стоять. — Мало ли я начну руки распускать, а он не уследит, — продолжая ёрничать, Глеб получил за свою попытку говорить порцию кашля.       Ася снисходительно улыбнулась, выслушивая его бред под уборку спальни. И она знала, что это даже не связано с болезнью, он просто идиот.       — Где постельное на смену? — бросила она, стараясь сделать всё поскорее и уложить его обратно. Там более его кашель звучал так, словно он и правда скоро собирается покинуть этот мир.       Не услышав ответа, Ася приоткрыла окно и начала поиски по всем полкам сама.       — А ещё док сказал, что если ты выкуришь хоть одну сигарету, тебе окончательно настанет пиздец, — Ася знала, где все его дорогие сердцу пачки. В карманах джинс и на тумбочках. На столах и диванах. Разбросаны и распиханы абсолютно везде, лишь бы не остаться без возможности покурить. — Так что это всё отправляется в помойку.       Она начала забирать пачки из комнаты под ненавистный взгляд Глеба.       — Ты не заметила, что мне и так пиздец? — прохрипел он, жалея о том, что нельзя ампутировать легкие и жить себе дальше. — И если ты ждешь, что я покорно буду лечиться, терпя твоё присутствие, то спешу обрадовать, солнце. Поиграть в мать Терезу не получится.       — Давай ты будешь поменьше разговаривать и побольше отдыхать. Ложись.       Глеб сощурил глаза, наблюдая за тем, как её совсем не трогают его слова. И это пиздец как бесило. Он хотел увидеть её слёзы, а не холодное безразличие. Что ж, видимо с Тёмой ей удалось гораздо быстрее прийти в себя, нежели с ним.       Она взяла мусорный пакет, отправила туда всё — от бутылок до сигарет и мусора от доставок еды, а затем встала над Глебом, сложив руки на груди. Он не собирался вставать. Смотрел на неё снизу вверх, не отводя взгляда, и ей пришлось наконец выдержать этот контакт глаза в глаза. Теперь ему становилось веселее, ведь она поджала губы. Сразу же заставила себя расслабиться, но он заметил. Даже в этой кромешной темноте. Заметил.       — Пойдем в постель, — повторила она почти сквозь зубы. Ей становилось холодно от собственного зарождающегося страха.       Глеб вскинул бровь и пару раз содрогнулся от смеха. Он уже готовился съязвить, как вдруг она протянула ему ладонь, предлагая встать. Это заставило его осечься. И разозлиться. Какого хуя?       — В отличие от Тёмы, я чужое не беру, — отмахнувшись от её руки, он начал медленно вставать сам. На тыльной стороне ладони остался холод от её кожи. Как давно он не касался её. И сейчас не хотел. Не хотел снова вспоминать, каково это.       — Мы не встречаемся с Тёмой, — устало ответила Ася, наблюдая это зрелище. А зрелища Глеб любил устраивать.       — Да, я в курсе, что ты боишься отношений. Хорошо, что для Тёмы не проблема не называть тебя девушкой, но в то же время отлично проводить с тобой время. Кстати, с ним получилось переспать быстрее, чем со мной, да? — Снова злобный взгляд в её глаза. Он умудрился встать, и даже ссутулившиеся плечи усталого истощенного тела не помешали ему чувствовать себя выше нее. Во всех смыслах.       — Я дам тебе ещё один шанс не показаться мудаком и сделаю вид, что не слышала этого, — покачала головой Ася, пропуская его в спальню. Но он и не собирался туда, ведь не закончил здесь.       — О, нет, я повторю, дорогая. Как там с Темой? Неплохо трахается для такого стеснительного милахи, м?       Он сделал шаг ближе, как и всегда любил, зажимая её между своим телом и стенкой позади. От него пахло болью. Полуживая пепельница на тонких ногах, и всё равно ощущался как самое опасное существо на свете. Потому что он был в ярости. Ася знала, что так будет. В глубине души. Но она не могла представить, что не придёт к нему.       — Ты злишься на то, чего не было, — борясь с желанием отвернуть голову, положить руку ему на грудь да и вообще сбежать, выдавила Ася.       — Ошибаешься. Я как раз-таки злюсь на то, что было. У нас с тобой, — выплюнув эти слова, он стиснул руку в кулак и медленно побрел в спальню, зная, что она не исчезнет просто так. Она замучает его своим присутствием до смерти.       — Давай сделаем ингаляцию, — мысленно выдохнув, Ася бросилась к своему рюкзаку, доставая лекарства.       — Давай ты съебёшь. У тебя это отлично получается.       Она старалась не слушать, искренне старалась. Он имеет права. Она не обращает внимания. Точнее обращает. Но это не важно. Блять. На самом же деле каждый раз больно. И стыдно. И хочется сбежать. Но она не может, не сейчас.       Глеб дрожал, зажмурившись и пытаясь уснуть. Ася никогда не думала, что увидит его в подобном состоянии. Он ведь так привык показывать себя сильным рядом с ней, настолько, что она даже почти поверила в то, что он и правда всесильный. И ни одна болезнь его не возьмет. Даже, когда он был весь в крови или избитый до полусмерти со сломанными рёбрами. Он всегда был сильнее всех.       — Глеб, — тихо позвала она, чувствуя боль в сердце и свою беспомощность. — Нам надо сделать тебе ингаляцию, ладно? А потом ты поспишь. Тебе станет полегче.       — Почему ты ещё тут? Сколько ты ещё будешь тут? — прохрипел парень, не размыкая глаз.       Ася придвинулась ближе, отчаянно пытаясь подобрать слова, лишь бы убедить его полечиться.       — Я тут, потому что тебе очень сильно плохо и нужна помощь, — выдавила она, скользя взглядом по мокрому лбу Глеба, к которому прилипли волосы. Надо будет намочить полотенце. — Прости. Как только мы сделаем с тобой ингаляцию, я уйду. Хорошо?       Глеб не ответил, только мучил её полным игнором.       — Ну пожалуйста, — пропищала Ася, теряя последнюю надежду. От её изначальной холодности не осталось и следа. Она продержалась минут 10 от силы.       Повисла долгая-долгая тишина. Ася застыла. Она не может уйти. Так и просидит тут вечность, как статуя. Она не может его так оставить… он убивает себя в том числе из-за неё. Так не должно быть.       — Так что насчет Тёмы? Вы спали? — заставив Асю вздрогнуть, вдруг спросил Глеб, не сумев даже задремать за это время.       — Нет, — глубоко вздохнув, ответила Ася и зажмурилась. Ей словно надо было оправдываться и доказывать свою невиновность, хотя она ничего не сделала.       — Ты живешь с ним? — продолжил Глеб, не открывая глаз.       — Нет. Одна.       Глеб снова взял паузу. То ли на раздумье, то ли просто не поверил. Ася не знала.       — Ты правда думаешь, что мне помогут какие-то ингаляции? Я выблёвываю лёгкие, тут уже всё ясно, — нехотя открыв глаза, Глеб приподнялся на локтях, принимая сидячее положение.       — Док сказал, что поможет, — с надеждой выпалила Ася, мгновенное включая аппарат для ингаляций и вручая Глебу. Он наконец оттаял!!! Хотя бы для того, чтобы согласиться на ингаляцию. — Дыши 15 минут. Я пока намочу для тебя полотенце. И сделаю тебе чай.       Глеб закатил глаза, закрывая рот маской со струйкой лечебного пара. Носится. Будто и не было этого месяца. Словно ничего, сука, не было. Он до конца и не верил, что не спит. Слишком уж это было ебануто.       И слишком… Он слишком долго мучился от того, что её нет и не может быть рядом, а теперь, когда её призрачное присутствие заполнило беспросветную квартиру, он не понимал, что дальше. Не понимал, в какой момент всё снова оборвётся, ведь сколько бы он ни убеждал себя, что нужно её отпустить, по-настоящему это сделать не получится никогда. И поэтому каждый раз, каждый грёбанный раз, когда она будет уходить, ему будет больно. Так когда же она соберется бежать в этот раз? И почему так легко пришла?       Он ненавидел что-то внутри себя. Что-то отвечающее за чувства к ней. Вдохи стали глубже. Ему становилось чуть лучше в груди, но всё ещё не легчало на душе. Носится. Она с ним носится как последняя дура.       Истеричный смешок вырывается из измученных лёгких. Ася пытается играть в заботу с ним так же, как когда-то играл с ней он. Это что, тоже чувство вины? Неужели только оно и правит миром?       Когда она снова пришла, стало дышать ещё чуть легче. Это было плохим знаком. Он не собирался прощать её. Никогда.       Она поставила огромную кружку с черным чаем на тумбочку. И где только нашла такую? Во второй руке держала полотенце. Бросила нервный взгляд на Глеба, будто спрашивая разрешения, но не получила в ответ ровным счётом ничего вразумительного. Неуверенно потянулась к его лбу. Медленно уложила полотенце, даря Глебу ещё немного облегчения. Оказывается, ему не хватало мокрого полотенца на башке всё это время. Если бы он знал. Блаженно прикрыл глаза, не заботясь о том, что тем самым даёт ей повод для радости. Ведь она смогла облегчить его состояние.       Нихуя ты не смогла, мышь. Ты приносишь только боль.       — Спасибо, Глеб. Правда. Теперь я пойду, а ты отдохнешь, — Глеб услышал в её дрожащем голосе что-то похожее на заботу. Идиотка. Ему же ещё вечность дышать этой хуйнёй. Она просто так это оставит?       — Останься, — снова закрыв глаза, бросил он. Почему надо просить о таких очевидных вещах? Он всё ещё злился. Всё ещё ненавидел. Всё ещё не простил. Ведь такая простая просьба для неё была такой невозможной. Такой невозможной, сука.       — Ты… ты уверен? — нервно теребит ткань футболки. Глеб слышит это даже сквозь шум ингалятора. А может и просто знает её наизусть, так что даже не нуждается в подтверждении.       — Ася, блять…       Хочется просто уснуть. Просто дать телу наконец расслабиться и немного отдохнуть. И как же бесил тот факт, что ему стало лучше. Сейчас. Сегодня. Впервые за четыре дня.       Веки стали такими тяжелыми, хотя все дни до этого он еле-еле держал их закрытыми. Сердце замедляло свой ритм, больше не колотясь в груди как бешеное, а по телу не шёл тот изнурительный жар. И Ася больше не стояла перед ним в демоническом обличии с мерзкой скрежещущей улыбкой. Она сидела рядом, продавливая матрас рядом с ним и неотрывно глядя на его лицо.       Может, это просто мираж и он умирает. А может, это всё правда, но завтра утром он откроет глаза и снова обнаружит, что она сбежала. Ведь ему уже лучше. И больше нет причин оставаться… Он проваливался в сумбурный сон, борясь со своими мыслями. Ему так хотелось бы просто отпустить всё. И отдохнуть. Немного отдохнуть.       Прохладные пальцы нежно забрали из слабой руки ингалятор. Его 15 минут вышли.       — Не смей уходить, — вялым голосом выдавил он сквозь неумолимо наступающий сон.       Ася нервно сглотнула, прекрасно понимая, что он помнит. Помнит их последний день до мелочей. Она тоже его помнила. Прокручивала в памяти, пока зарывалась в дела на работе. Пока шла до библиотеки. Пока била эту чёртову грушу в зале. Она всё ждала, когда станет легче. Ей всё казалось, что надо перетерпеть, дождаться и всё нормализуется. Но в глубине души не становилось. Теплые вечера у Тёмы и попытки забыться в библиотеке. Рабочие задачи. Групповая терапия. Одинокие ночи. Взгляд в небольшое окно во время бессонницы. Она не жила, она ждала, когда заживёт.       Это «когда» могло никогда не наступить. Это то, о чём она старалась не думать.       — Я… — прохрипела она, сводя брови домиком, лишь бы не плакать. До боли. Хватанула ртом воздуха. Даже засыпающий Глеб виделся ей ненавидящим её. И его умиротворенное лицо сейчас будто норовило вот-вот скривиться от звука её голоса. — Я просто запуталась тогда. И испугалась, — шептала Ася, чувствуя этот причиняющий боль ком в горле. — Я не хотела делать тебе больно. Только не тебе. Если бы я могла тогда всё исправить. Если бы я могла, я бы всё отдала. Мне… ты всё равно не поверишь, но мне так жаль, что я не смогла ничего сделать тогда.       Слёзы всё не катились, словно больше эта функция не была ей доступна так просто. Так хотелось взять его руку. Укутаться в его объятия.       Но она знала, что не имеет на это права. Даже на то, чтобы просто касаться его. Он заслужил спокойный сон. Ася слабо улыбнулась, глядя на его безмятежное лицо. Лишь бы у него всё было хорошо.       Она вымоталась. Не за сегодняшнюю нервную ночь. За этот месяц, за прошлый и позапрошлый. С тех пор, как мама умерла, прошла целая вечность. И с тех пор она не чувствовала продыху за исключением тех моментов, когда Глеб медленно, но верно завоёвывал её доверие. Она не понимала этого тогда, но оглядываясь назад, ясно видела это сейчас.       Ася сжала ткань одеяла в руке, не решаясь сдвинуться с места. Не решаясь просто взять и лечь даже просто рядом с ним. Через пару часов начнёт светать. Надо ли ей написать начальнице и сказать, что сегодня не придёт? Или она так и не сможет выдержать взгляда Голубина, когда он проснётся? Выгонит ли он её, обзывая самыми гнусными словами или просто молчаливой ненавистью заставить сбежать из этой квартиры как можно скорее?       Ася поёжилась. Перед глазами всё плыло и кружилось. Она так устала.       Медленно сползла на кровать, сворачиваясь калачиком в ногах спящего Глеба, так и не решившись лечь рядом на подушку.       Ничего. Завтра он выгонит её. И это ничего. Глеб заслужил право на это. Главное, чтобы он только отдохнул сегодня.       Когда Глеб открыл глаза, то сразу почувствовал, что в квартире стоит её запах. Удивительно. Может, ему просто это мерещилось и на самом деле это место ещё не успело пропитаться ею, а может она всё-таки замучает его до смерти собой. Жестокая сука.       Он приподнялся на локтях, недовольно щурясь. Прям на краю кровати лежал генератор боли его личных страданий в виде съёжившегося комка. Она встретила его распахнутым словно от страха взглядом серых глаз. Серьёзно, боишься? Кого? Того, кто не умеет причинять тебе боль?       Ты хоть поспала?       Глеб сверлил её взглядом в ответ вместо всех этих вопросов. Во рту так пересохло, что вчерашний чай в огромной кружке казался каким-то спасением. Он уселся на кровати поудобнее и взял кружку в руки. Сделал глоток. Мышь всё не сводила с него глаз, а он отвечал неразрывным контактом. Она сдастся первая. Пусть лепечет или так и промолчит вечность. Глебу спешить некуда.       Ася чувствовала себя пережёванной десять тысяч раз. И будто так и не уснувшей, хотя она точно дремала. Но как только Глеб проснулся, в её теле будто раздался какой-то импульс просыпаться, словно сигнал бедствия. Она неловко поднялась на постели, ища телефон в кармане и наконец отводя взгляд от бездушных зелёных глаз.       Надо написать начальнице. И доку. Спросить, надо ли ей остаться? Или может уговорить Глеб поехать в больницу? Господи…       — Как ты себя чув…       — Почему тебя это волнует? — жёстко оборвал Глеб. — Месяц назад не волновало.       — Волновало, — нахмурилась Ася, чувствуя себя одновременно задетой и виноватой.       — Кто тебе сказал обо мне? — будто и не слушая, продолжил Глеб. — Откуда док в курсе?       — Твой друг сказал ему, а док — мне.       — Колян, блять, — закатил глаза парень, проклиная своего «друга». — Ну и долго ты собираешься мозолить мне глаза с таким абсурдно виноватым видом?       — Ты просил вчера остаться, поэтому я… Глеб, — Ася зажмурилась на долю секунды, собирая мысли и остатки сил в кучу. — Прости, что снова тревожу тебя своим присутствием, но я не могла не прийти. Я могу оставить для Саши все указания дока и если она проследит за твоими ингаляциями, то я уйду сейчас же. Если она не сможет, то давай съездим к доку? Пожалуйста. Ты правда выглядишь…       — Причём здесь Саша? — раздражился Глеб, снова перебивая её. Он не желал слышать это лепет дольше трёх секунд. Хотелось бросить в неё этой огромной кружкой чая.       — Я не знаю, — замотала головой Ася. И правда, Саша либо снова не ночует дома, либо они снова в ссоре, она не поможет Глебу. —Надеялась просто, что она… что она позаботится о тебе. Она ведь сказала, что ты хочешь сойтись с ней и я просто… просто думала, что она поможет. Но если нет, то поехали…       — Хватит тараторить, — Глеб скривился, всерьёз начиная думать, что его башка взорвётся. — Что значит Саша «сказала»? Вы теперь подружки?       Ася поджала губы. Он обращался с ней как с надоедливыми и отталкивающим ребёнком. И с каждым новым его словом это становилось труднее выдерживать.       — Нет, — коротко ответила она, чтобы затем сжать зубы до скрипа. И только потом продолжила. — Она написала мне два дня назад. Мы встретились. Я не лезу в вашу жизнь, я просто хочу знать, что ты не убьёшь себя вот так.       Она махнула рукой на Глеба, опуская взгляд. Зрелище всё ещё ужасное.       Глеб же был в гневе. В том тихом разрывающем изнутри гневе, который наверняка и не видно снаружи. Он всегда забывал, чем чреваты вот эти игры с бывшими. И хотя Ася уже давно стала для него болезненным прошлым, он всё равно не мог поверить, что Саша всерьёз за его спиной встречалась с ней и что-то ей там говорила.       — Я не поеду ни в какую больницу, — отдышавшись от своих чувств, наконец процедил Глеб.       Ася чуть ли не застонала от степени тяжести всей этой ситуации. Ей правда придётся смириться с тем, что Глеб себя угробит?       — И не дашь никому о себе позаботиться?       — Буду всем видом показывать, что мне не нужна никакая забота. Ну как, нравится быть в моей роли? — выгнув бровь, Глеб хлебнул ещё чая.       — Нет, — признала Ася. — Но долги отдавать не всегда легко.       — Так ты тут потому что отдаешь долг? — хохотнул Глеб. Ничего нового. Только лицемерие и двуличие. Как всегда.       Ася грустно склонила голову вбок. Он же всё равно не поверит ей, что бы она ни говорила, да?       — Потому что мне небезразлично, что с тобой, несмотря на то, что ты убеждён в обратном.       Глеб ответил приступом кашля, почти перебивая Асю и заполняя комнату звуком измученных лёгких.       — Я сделаю поесть, а ты пока подыши ингалятором, ладно? — Ася встала с кровати и подвинула Глебу аппарат. — Пожалуйста. Если ты полечишься, я обещаю, что отстану от тебя. Можешь обзывать меня, хамить и злиться, я вытерплю. Только не отказывайся от лечения, прошу.       Под остатки кашля Глеб проводил мышь взглядом из спальни. Небезразлично ей. Сука. Как же он хотел злиться на неё до такой степени, чтобы накричать и выставить за дверь. Он схватил ингалятор, нажимая на кнопку. Ещё и есть ему приготовит, ну просто невероятно. Она выглядела уже совсем не так, как раньше. Он не знал, что именно изменилось, но что-то важное. Что-то, что ускользает от взгляда. И только чувствуется. Господи, она наверняка успела прожить без него целую жизнь, о которой он ни черта не знает, раз так изменилась.       Она почти продержалась в своей холодности, но едкие слова Глеба всё равно добирались до её души. Было ли теперь ему приятно от осознания этого факта? Ни черта. Он уже и сам не знал, чего хочет от неё. Страданий, счастья или просто, чтобы она свалила? Он и правда не знал. Но одно всё же осознавал.       Ему в любом случае не безразлично.