Before U Go

… Тихую идиллию на ресепшене поликлиники нарушил грохот распахнувшихся настежь дверей, открывая путь влетавшим со скоростью истребителя медбратьев с каталкой. Молоденькая девушка встрепенулась со стула и подскочила вперёд. Однако её консультация и регистрация больных волновала врачей меньше всего: на каталке лежал бледный, будто труп, мужчина, чьё лицо было сокрыто кислородной маской, которую ему насадили ещё в карете скорой помощи. — Ведите его в отдел интенсивной терапии и готовьте операционный стол! — Огнестрельное ранение в районе брюшной полости, задеты органы! Массивная кровопотеря, сознание отсутствует, есть безусловные рефлексы!       Эти фразы и выкрики медперсонала как будто проходили мимо сознания и слуха Юнхо. Где-то там, в глубоком сне, он каждой клеткой своего мозга чувствовал, как тело, несмотря на такие тяжелые потери, боролось за жизнь и пыталось восстановить все процессы, протекающие внутри него. Он чувствовал, что умирал, но закричать или хотя бы шелохнуться не мог — его тело стало его же клеткой, из которой он не в состоянии выбраться сам.       Медперсонал скрылся за поворотом, где ожидал их подготовленный за считанные минуты эпицентр событий, ставший полем битвы медиков и смерти — операционный стол. Ресепшен вновь взбудоражило неожиданное появление ещё двоих предположительных пациентов. По крайней мере, внешний вид одного из них наталкивал именно на такие мысли.       Джеджун чуть ли не волок за собой потрясённого до глубины души напарника и ловил на себе испуганные и встревоженные взгляды персонала. Одна из медсестёр, ужаснувшись видом крови, тут же рванула навстречу к Чанмину, но тот покачал головой и пытался отстраниться вытянутой рукой.       Дже остановился, пропридержав за талию младшего, поскольку чувствовал, что его ноги едва держат на земле, да и сам он был волен рухнуть на пол от дичайшей усталости. Зыркнув по сторонам, тот обратился к стоявшей подле них медсестре: — Сюда привозили мужчину лет 34, с огнестрельным ранением в животе. Куда его увезли? — Его сейчас увезли в операционную в критическом состоянии, — коротко и лаконично ответила медсестра. — Вы кем-то приходитесь ему? — Я его друг, — уточнил Дже и тут же кивком обратил внимание на стоявшего рядом Чанмина. — А он его парень. — Где можно присесть? — почти гробовым голосом прошептал тот, подняв измученный, как у ищейки, взгляд. Медсестра тут же повела их двоих и бережливо взяла из-под рук блондина напарника, усадив того на стул в начале длинного коридора. — Вам принести немного воды? — Если можно, — прохрипел Чанмин, обессилено откинувшись на спинку стула и не обращая никакого внимания на присевшего рядом с ним Джеджуна.       Джеджун лишь мог молчать. Ни он, ни Макс, не знают, что ждёт Юнхо в дальнейшем и никому не хотелось тешить друг друга хрупкими, как карточный домик, надеждами. Но внутри теплилась какая-то вера в то, что все усилия, которые приложат врачи — окажутся ненапрасными и через несколько часов, возможно, выйдет главный хирург и сообщит, что операция прошла успешно, и Мин бросится к тому в объятья, расцеловывая его бледные и синие руки, обливаясь горючими слезами и шепча слова безмерной любви. Но даже с таким благополучным раскладом событий — Дже так и оставался бы просто немой тенью за дверью, глотая подступавший комок к горлу и насильно давил в себе бы даже скупые слезинки, слушая, как Юнхо щебетал признания в любви своему возлюбленному, а не ЕМУ. А как же страшно даже вообразить себе худший поворот событий…       Никто из них не считал, сколько прошло времени с того момента. Время тянулось длиною в целую бесконечность; ожидание тяготило больше, чем само событие — не выразить и сотой доли того, насколько было сильно желание обоих узнать исход этой битвы. Кажется, прошёл приблизительно час, прежде чем дверь из операционной внезапно с тихим скрипом приоткрылась. Звук будто вывел из глубокого сна и заставил обоих взбодриться и собраться: у Чанмина даже появились силы резво встать на ноги, несмотря на дикую усталость.       Из-за двери показалась невысокая женская фигура. Лицо было сокрыто стерильной марлевой повязкой, но можно было отчётливо разглядеть плавный разрез милых глазёнок медсестры. Девушка взглядом осмотрела коридор и тут же взглядом столкнулась с внезапно выросшими в полный рост мужскими фигурами. — Это вы его ожидаете? — Да, — отрезал Чанмин.       Медсестра медленно вобрала в себя воздух и тихо выдохнула, собираясь с мыслями — ей нужно было сообщить эту информацию как можно деликатней. — Что с ним? — Джеджун в ту же секунду побледнел, как сама смерть с косой. — Ему срочно необходимо переливание крови. Мы с трудом остановили внутреннее кровотечение и извлекли пулю, но без переливания он умрёт. Нам нужен срочно донор. — Боже…- впервые сорвалось шёпотом у Чанмина, который никогда не веровал во Всевышнего. Однако если Юно выживет — он готов хоть уйти в ислам. — Кажется, он говорил, что у него вторая группа крови, но… Я не знаю, где найти донора прямо сейчас. У меня самого третья.       Мин почти было сорвался на всхлип, но внезапно… — У меня первая группа, — вдруг твёрдо и уверенно заговорил Хиро, шагнув навстречу к медсестре и вытянул руку. — Сколько нужно для переливания? — Как минимум литр. — Ведите.       Чанмин открыл рот и попытался связать хотя бы два слова, но вместо этого с его уст срывалось короткое: «Дже». — Чанмин, возвращайся обратно, тебе нужно прийти в себя! — крикнул напоследок тот, скрываясь за поворотом вместе с медсестрой и оставив напарника окончательно в ступоре.       Он правда сделает это ради них? Ради Юнхо? — Дже…- снова шепнул тот, выдержав короткую паузу. Осмотрев себя, Мин понял, что неплохо было бы действительно вернуться в штаб агентства и хотя бы привести себя в маломальский порядок. Круговорот событий, очевидно, затянул его с головой: он даже и не обратил внимания на то, какой дискомфорт доставала липкая от высохшей крови рубашка и слипающиеся по той же причине ладони. Глубоко выдохнув, он медленно развернулся в обратную сторону и тихим, неспешным прихрамывающим шагом направился к выходу из поликлиники, полностью погрузившись в омут мрачных раздумий.

…Just know this before you go

… Чанмина в комнате ждала лишь пустота, в которой органично вписался утренний бардак и блеклый свет полной луны, пробивавшийся сквозь приоткрытую жалюзи и прозрачные шторы. Для такого педанта и перфекциониста, как он — эта неряшливость была совершенно неожиданным явлением в его поведении. На какие только смены поведения не влияет расставание с человеком, который тебе сделал больно, но которого ты всё ещё в глубине души любишь больше, чем свою никчемную жизнь, которую он скрасил тебе просто одним своим существованием.       По своей выученной привычке, шагая размеренно по длинному коридору штаба, Мин поднял голову и посмотрел по левое плечо от себя. Лишь через доли секунды, когда до него дошло, что здесь нет рядом Юнхо (который всегда ходил за ним хвостиком и заговаривал зубы), Мин остановился и поджал губы.       Как сейчас помнит — вернулись пару недель назад с задания гораздо раньше, чем предполагали, так ещё умудрились перевыполнить заданный Суманом план, а потому оба были в довольно приподнятом настроении. Даже молчаливый и не особо склонный к излишней болтовне Чанмин улыбался чуть ли не на все 32 зуба и вдруг громко рассмеялся посреди оживленной беседы. Шим смеялся редко, что делало его и без того приятный смех ещё более драгоценным; расхохотался так, что даже не сразу заметил, как оба они невольно сбавили шаг — один от смеха, а другой — от совсем мальчишеского любования. Умильные глаза-полумесяцы, необыкновенные губы, растянувшиеся в необыкновенной улыбке, забавно оттопыренные уши и маленькое лицо, на которое спадали вьющиеся волосинки — Юнхо невольно хотелось подёргать его за резиновые щеки, да только не осмелился нарушать гармонию картины. Не каждый день же увидишь, как заноза в твидовом костюме ржёт, как конь, чуть ли не на всё агентство. — Мы немного прошли нашу комнату, — чуть хмыкнул Юнхо, пожав плечами, на что Мин вдруг резко притормозил и отступил на пару шагов, направившись к комнате. Вынув из кармана пиджака пропускной билет-карточку, он приложил к сканеру чип. — …И представляешь! — Чанмин параллельно потянул за ручку двери и вошёл внутрь. — Меня уже собирались наряжать в женское тряпье! Матери в роддоме сообщили, что узист ошибся и установил не тот пол, поэтому Шим Чонха стала Шим Чанмином! Юнхо только мог рассмеяться на реплику бойфренда. Макс ступил в комнату первым. И даже во время сильных искренних эмоций, за беседой, он не забыл святое правило — снять обувь у коврика и сложить ровно в углу и не приведи ты Господи косо будет смотреть нос туфли. — … Отец конечно был рад тому, что у него будет сын, правда обои в комнате пришлось менять! …Чанмин вдруг остановился у порога и замер. Только сейчас заметив, что все действия он выполнил как будто на автомате, он наконец остановился и попытался собраться головой хотя бы перед сном. Мало ли, ещё забудет дверь закрыть на замок.       Взяв в руки обувь, Макс понял, что ему ещё никогда так не было влом ставить её идеально ровно, как сейчас. Поэтому, небрежно кинув их к стене, он глубоко вздохнул и окинул вялым взглядом маленький зал. Небольшой кожаный диван, расположенный прямо по центру, валяющиеся повседневные штаны на бежевом махровом коврике, пепельно-красный свитер на спинке дивана, а где-то в стороне — разбросанные носки и видимо Богом забытая рубашка, которую Мин хотел одеть, да только понял, что она пропитана одеколоном Юно.       Краем глаза обратив внимание на исходящий свет из приоткрытой ванной, Чанмин и вовсе нахмурился в недоумении — впервые за всю свою жизнь он забыл выключить электричество в комнате. Что-то это совсем на него не похоже. … Юнхо не понимал, что с ним. Точнее, очень даже прекрасно знал это чувство, когда внутри порхают не то что бабочки в животе, а целые истребители, но с чего вдруг на ровном месте? Тут не было ничего соблазнительного в его внешности или завлекающего, но может быть…это чувство, желание порождено не похотью, а чем-то возвышенным, то, что гораздо выше телесной оболочки? С трепетом осматривая его скулы, волосы и шею, Юно не заметил, как ввёл своим взглядом в ступор Чанмина, который аж притих и уже смущенно опустил взгляд, тихо хмыкнув. В тот же миг он ощутил на своей щеке тёплые и слегка терпкие пальцы любимого и медленно поднял карие глаза на того. За его ласку он готов был отречься от целого мира.       Пробивающиеся яркие солнечные лучи казались нимбом над головой Юнхо, обрамляя и подчёркивая его высокий силуэт. Из образовавшейся тени выглядывали бездонные чёрные глаза, с огоньком во взгляде рассматривавшие своего прекрасного Чхвекан Мина (ну или Бэмби, если Чанмин был в хорошем расположении духа). Лёгкая улыбка не сползала с его смуглого лица, а внутри как будто спёрло дыхание от непреодолимого притяжения к своему любимому агенту. Стоило ещё спросить, кто кому успел первее пробраться в закрома души и навек поселиться там.       Чанмин заметно смутился его пристального внимания, но прекрасно знал, к чему идёт дело, если обычно шумный и заводной Юнхо вдруг затихает с лёгкой усмешкой. Больше не желая ни на секунду оттягивать этот момент, брюнет тут же оказался телом к телу младшего и, не отпуская его щеку, погрузил того в стремительный поцелуй, не давая тому опомниться. Кровь тут же ударила по щекам Чанмина, на секундочку оторопевшего от внезапных действий хёна, но тут же стал энергично и трепетно отвечать, чуть ли не задыхаясь с непривычки. Закрыв глаза, Мин позволил Юнхо делать с его телом, что ему вздумается. … Снова тяжкий вздох сорвался с обветренных губ кареглазого. Чувствуя, как тому надоела липнущая к телу одежда, он принялся постепенно снимать с себя оковы. … Сначала на пол полетели их пиджаки. Ноги влюблённых заплетались между собой, но старались удержать на себе их тела и внезапно проснувшуюся страсть между ними. Чанмин приобнял рукой старшего, подставляя шею под его горячие уста, и откинул голову назад, натягивая блаженную улыбку и срываясь на чуть слышные стоны. Сердце внутри колотилось, как запертая птица в клетке, норовя вырваться наружу; приоткрытая грудь глубоко и часто вздымалась от предвкушения.       Юнхо в такие моменты терял и голову, и рассудок. Он мечтал выцеловать каждый сантиметр податливого юного тела, спускался ниже шеи, оставляя дорожку из темных отметин зубами на ключицах. Их ждали заслуженные выходные, поэтому можно было это делать без опаски, что их может кто-то заметить. … Рука послабила тёмно-синий галстук, развязала его одним движением и принялась расстёгивать пуговицы на окровавленной рубашке. Мин медленно, но решительно направлялся в спальню, которая следовала за гостиной. Как же он мечтал просто взять и упасть на мятую, неубранную ещё с утра постель, но хотя бы ощутить Его тепло. …Чем меньше миллиметров — тем выше градус. Телом к телу, опьянённый чувствами Мин прошелся по смуглой крепкой груди Юно, спускавший порывистыми движениями с того рубашку, оставив того без верха. Всякий раз, когда дело доходило до прелюдий — Чанмин горел от стыда и совести, как малолетка — каждый раз как в первый раз, но не мог отрицать факт, что ему безумно нравилось ощущать на себе жилистые руки хёна, его полусухие тонкие губы на чувствительных сосках аж до крика (так, что часто закрывал ладонью себе рот, мыча в ладонь). Юнхо же рядом с ним чувствовал себя раскованнее и уверенно владел не только телом младшего, но и своим языком; Мин ухватился за его чёрноволосую шевелюру и уперся рукой об спинку дивана, уже с трудом сдерживая свои порывы удовольствия. Но чувствуя, что ласки затянулись, Шим нежно приподнял за щеки худое и узкое лицо любимого и, временно утоляя жажду по его телу — позволил себя целовать: пылко, жадно, с трудом вдыхая в себя воздух. … Рубашка спала с крепких плеч агента подобно шлейфу фрейлины. Лунный тусклый свет играл на каждой впадинке его фигуристого тела, подчёркивая то, насколько в хорошей физической форме пребывал Чанмин. Остановившись на миг, он посмотрел в сторону окна и, кажется, был пленён чарующим белоснежным диском на тёмно-синем небосводе. Волшебство белого света окутало разум Мина подобно мягкому полупрозрачному покрывалу — тихо, мягко и безумно нежно. На миг ему показалось, что позади него стоял его прелестный Хён. … Мин закрыл глаза и поддался телом и душой к старшему, издавая утробный стон. Шея уже порядком побаливала от засосов, которые через время проявятся как никуда лучше, но Юнхо всё не унимался: так хотелось испробовать каждый сантиметр его кожи. И не только на вкус. Руки, обнимавшие его сзади, медленно подкрались к нижней части живота, но ощутили холодный метал пряжки ремня. Хоть это была и преграда, но вполне себе устранимая быстрым и ловким движением рук.       В планах Юнхо было далеко не раздеть в ту же секунду своего благоверного, а скорее поиграть с ним, ведь он знал, насколько Мин чувствителен и насколько легко сделать ему хорошо. Рука тут же нырнула ему под нижнее белье и по телу младшего тут же прошёлся табун мурашек. Чанмин не выдержал и простонал в голос, начиная извиваться в его объятьях; казалось, что ещё немного — и земля ускользнёт из-под ног, но крепкая рука старшего прижимала к себе за грудь, трогая его в нежных и запретных местах. Не выдержав, кареглазый откинул голову на плечо Юно и почти вслепую нащупал мягкие чёрные волосы. Чон же не отстранялся от него ни на миг: оставлял пылкие поцелуи, распалял его душу томным взбудораженным дыханием, добирался губами до его щеки.       Мин невнятно прошептал его имя и, не устояв перед соблазном, развернул голову в его сторону, встретившись губами с его влажным и терпким поцелуем. Сейчас ли провалился в пучину бесконечной любви к нему? Нет, это случилось намного раньше, полгода назад, стоило ему услышать, как громко и заливисто тот смеётся с его удивлённой моськи у реки Хан. Было сложно в это поверить, но в этом человеке действительно умещалась и чарующая красота, смуглая кожа с благородной желтизной, ясная и светлая улыбка, удивительный дар его природы — чёрные глаза с острым разрезом и умилительная родинка у губ, и его абсолютно беззлобный характер — даже с таким тяжёлым и трагическим прошлым, он не очерствел, даже наоборот — его большое сердце ощущало чужую боль покуда сильнее, чем порой свою собственную. Ангел во плоти, забывший свои крылья на небесах и сошедший с облаков на мир земной, как спасательный круг для множества людей, поглощённых страхом и смятением.       И неужели этот ангел решил вернуться обратно? Вот так, оставив его? … Комок подстал в горле от нестерпимой боли, что сейчас он на самом деле стоит у открытого окна в полном одиночестве. Если и раньше он как-то свыкался с этой мыслью, то после появления в его жизни Юнхо одиночество было, наверно, самой страшной мукой. Почувствовав, как глаза стали характерно печь от наворачивающихся слёз, Мин взял волю в кулак и решил наконец забыться сном, прежде чем он забудется в истерике. Осталось только снять с себя эти треклятые штаны, на которых осталась хоть и не в таком количестве, но всё-таки кровь.       Спихнув небрежно штаны в сторону, Мин наконец встал практически вблизи возле кровати. Но тело будто как окаменело под напором нахлынувших воспоминаний. Да почему его же сейчас преследует это чёртово дежа вю?! Руки невольно сложились крестом на груди, ощупав свои плечи; всё тело согнулось под гнетом душевных мук и неприятного мороза, прошедшего по спине. … Оставшись вовсе без одежды, Чанмин ощущал себя как без панциря; но его не преследовал первозданный страх перед тем, что его ждёт без его примитивной защиты — невероятная близость и уверенность рядом с ним взросла в его закромах души, и в то же время полная уязвимость и слабость — то, что он мог позволить себе, находясь рядом с Ним. Юнхо прижимал его к себе за талию, сжимал в объятьях, будто кровинушку, осыпал лёгкими поцелуями мягенькие щёчки и аккуратный подбородок — он как будто старался его утешить и приголубить. Наверно, для этого влюблённые и занимаются подобными вещами — чтобы быть ближе друг к другу.       На миг младший обратил свой взгляд наверх, дабы рассмотреть лицо своего любимого, но и сам обнаружил, как тот выискивал взглядом его тёмно-карие глаза. Мин готов был триста раз поспорить, что его очи подобны раскрытой книге — по ним можно было прочитать любой бушующий ураган в душе, какое бы он каменное лицо ни делал. С какой-то щенячьей преданностью тот выискивал его глазами, желал обвести и изучить взглядом каждый изгиб и линию его тела. Он снова и снова притягивал к себе Юнхо за щеки, ненасытно целовал, то хватал его за плечо, то пытался гладить какими-то судорожными взмахами. — Я хочу тебя, — вырвалось сакральное на полувздохе у Юнхо. Чанмин пристально посмотрел на него и тут же отстранился от его губ. Нет, это не было раздражение с его стороны — обычно Шим терпеть не мог такие фразы, да и словами «я люблю тебя» никогда не разбрасывался, но на этот раз он решил сделать некое исключение, потому что отрицать того, что он его именно ХОЧЕТ — не мог.       Младший резко опустился на колени перед тем, уже на этот раз сбив с толку самого Юнхо, учитывая, что они оба оказались безо всякой одежды и тот буквально ощущал его сбивчивое дыхание ниже пояса…       Меньше двух минут понадобилось Максу, чтобы спереть тому дыхание и заставить тихо-тихо постанывать. Такие ласки тоже были с его стороны большой редкостью; сказать, что Чанмин брезглив — это ничего не сказать, и уж тем более на такое он решался в последнюю очередь: на намёки Юнхо он отвечал строго и коротко, со своим фирменным взглядом занозы в твидовом костюме: «Рукой, Юно, рукой». И тот всё вежливо понимал — он не в праве его заставлять. И попробуй даже заставь — получишь нехилый отпор. …Мин неосознанно провёл пальцами по своим губам, обхватив свою щеку, и тут же возвратился обратно в реальность, в которой была лишь пустота и беспросветное одиночество. Челюсти невольно сцепились едва ли не до боли, тело пронизывала дрожью волна отчаяния. Состояние ему было очень даже знакомо ещё с периода студенчества, от которого он уже и не надеялся в своё время избавиться. А с ним… С ним он забывал обо всём. Более светлого и лучезарного человечка даже не стоит искать по миру — таких, как он — не было, нет, и больше никогда не будет, и Шим об этом знал как никто другой. Совсем обессилев, Чанмин рухнул камнем на кровать, свернувшись калачиком на краю кровати и накрывшись отпихнутым в сторону одеялом. Край кровати, смотревший в сторону зала был любимым их местом для сна, они зачастую там и нежились после такого нехитрого занятия, и привыкший ощущать со спины тепло Юнхо Чанмин затрясся в беззвучной истерике. Насколько же его желание было недостижимым и неисполняемым, а главное — оно никак не зависело от него самого. Если бы он мог сейчас отдать свою жизнь взамен на его — он бы это сделал, даже не раздумывая. Если нужно было продать душу дьяволу, чтобы смочь почувствовать его крепкие и уютные объятья сзади — он тоже бы недолго размышлял. Один-единственный человек в корне поменял его изнутри, открыл неожиданную для самого себя сторону, собрал по крупицам его израненную душу, чтобы потом просто взять и…уйти? Мин совсем другой, он больше не сможет без него. Никогда. …- Юнхо! — простонал тот, задыхаясь и хватаясь за изголовье скрипящей кровати. — Мин! — вырвалось дрожащим голосом у старшего.       Синяки от его пальцев определённо останутся на его бёдрах от такой хватки, но ему было плевать с большой колокольни даже на то, что он перестал себя абсолютно сдерживать в стонах, а порой и криках. Юнхо было в сладость слышать, как преображался в такие минуты его певчий голос, как хмурились его густые брови и растягивались обветренные губы, как высоко и глубоко вздымалась его крепкая грудь и цепенело внизу у пресса. Райское зрелище — он выглядел здесь не как циничный и чёрствый агент, а как беззащитное создание с податливым и красивым, как у самого Аполлона, телом. Смуглая жилистая рука блуждала вдоль талии, стремясь ухватить того за грудь; Мин стыдливо прятал своё пунцовое лицо и стонал в подушку. Если он не сорвёт этим днём свой голос — то это действительно будет чудо.       Телом Мин ощутил, как тот навис вплотную над ним Юнхо, прижимаясь и делая более энергичные поступательные движения бёдрами. Тот повернул одним движением руки к себе за подбородок, припав устами к его приоткрытому рту, даря протяжный и глубокий поцелуй. Со стороны картина выглядела как самый настоящий порнофильм, хотя скорее это стоило назвать эротическим кино — ни капли пошлости и грязи, лишь неподдельные эмоции и чувства; каждый изгиб тела младшего сводил с ума Юнхо, он терял даже некую точку контроля, когда оказывался сверху и имел какую-то власть над своенравным парнем. Мин лишь крепче сжимал прутья кровати и невольно перевернулся набок, открыв для себя неожиданно приятную позу для обоих. Растрёпанные кудри Чанмина спадали ему на лицо и прилипали к промокшему лбу; с губ срывались неразличимые обрывки фраз, которые он мечтал сказать однажды Юнхо хотя бы раз в месяц, ведь так давно не было ему настолько головокружительно хорошо.       Юнхо же уже сходил потом и пыхтел над его телом, вдавливая интенсивными толчками в кровать младшего, сжимал в руках кусок ткани простыни, изредка сдувал с лица растрёпанную тёмную шевелюру с приятным бриллиантово-синим отливом и с неописуемой трогательностью смотрел ему в лицо, ожидая, когда тот на миг распахнёт зажмуренные карие глаза и обратит свой взор наверх.       Щекой Чанмин ощутил шероховатую ладонь своего хёна, как длинные пальцы кончиками касались его растрепанных тонких копен волос цвета бургунда, а Юнхо мог ощутить, как горело его пунцовое лицо от наступающей разрядки. — Я люблю тебя! — прокричал во всё горло младший, прежде чем волна экстаза накрыла его с головой, отняв на считанные секунды дыхание и голос. Тело будто окаменело и в тот же миг отдало дрожью, будто вытряхивало из него несдержанные полукрики-полустоны, заглушая утробные звуки сверху. Юнхо ещё сильнее сжал кусок простыни и закрыл глаза, интенсивно вбирая и выпуская воздух из лёгких. Наконец, через минуту, он рухнул камнем рядом с ним в глубочайшем расслаблении и закрыл глаза, восстанавливая дыхание. Чанмин же, едва придя в себя после такого энергичного забега, повернулся набок и подполз к нему, прильнув к телу и кладя головушку тому на грудь, почти у самого сердца. Так, что он мог даже расслышать его биение. Для него эти ритмичные и стремительные стуки были самой лучшей мелодией, которую он мог когда-либо услышать, усладой для ушей.       Юнхо распахнул глаза и повернул голову в сторону Чанмина и готов был поспорить, что более беззащитного и хрупкого создания ещё в мире нужно поискать. И хоть его тело было далеко от подобных эпитетов, нельзя было отрицать, что съёженное тело, маленькое женственное лицо, полненькие губы-тюльпаны и кудри чуть ли не самого Купидона делали его маленьким ребёночком. Просто любить и защищать его — вот что хотелось Юнхо каждый раз при виде такой картины. … Зубы вцепились в край подушки ещё до того, когда Чанмин стал давать отчёт своим действиям. Он заново переживал этот кошмар, но скорее, он всё ещё мыслями остался там, на том треклятом заброшенном складе, на коленях перед его почти бескровным телом, жался грудью в кровать, хотел почувствовать живительное тепло, но вместо этого лишь ощущал прикосновение хлопковой, но такой бездушной теперь простыни. Мин не помнил, как подвёлся с кровати и на ватных ногах добрался до заброшенной в угол красной рубашки Юнхо, как чуть не впечатался лицом в пол, зацепившись ногой об лежавшие штаны на полу, даже боль в коленях не смогла вывести его из какого-то тумана помешательства. Схватив в охапку вещь, он прижал к себе и побрёл обратно в постель, так и заснув с жатым куском ткани.