Изнутри я порезана льдом — Ты в него превратил моё сердце. Как же ты не подумал о том, Что теперь мне так трудно согреться…
***
Его душа есть тайна этой жизни И вечна потому его любовь, Что безнадежно прятал свои мысли, Себя не выдал, не промолвил слов... Пить – плохо, а пить много – ещë хуже. Воровать тоже плохо, а воровать чужую любовь — ещë хуже. Хотя, у Геральта никогда не разберëшь, какая его любовь настоящая, а какая временная. Ламберт не понимал Белого Волка. Никогда не понимал, и ужасно завидовал. Нет, «завидовал» — это сильно сказано, это не про Ламберта. Ведьмак скорее сам себе глотку вскроет, чем признает, что завидует кому-то. Тем более Геральту. И всë же он любил этого сукина сына, любил по-братски. И вот сейчас, когда задалась большая гулянка, Белый Волк привел с собой целых двух девушек! Сколько привел с собой Ламберт? Не стоит спрашивать. Конечно, темноволосый ведьмак напился вдребезги и уснул. Напился, конечно, потому что было весело, а вовсе не от зависти, что у Геральта на коленях сидит Йен, а милашка Трисс завороженно смотрит на эту парочку и томно вздыхвает. Трисс… Эту чародейку Ламберт знал давно, и знал хорошо. Даже однажды успел побывать на их почти настоящей почти свадьбе с Геральтом. А теперь побывает ещë и на настоящей свадьбе Геральта, только уже не с Трисс. Подумав об этом, Ламберт довольно хмыкнул. Ни в какие ворота это не лезет, если быть честным. Меригольд места себе не находит, а ведь раньше Геральт глаз от неë оторвать не мог. Хотя, не Ламберта это дело — любовные проблемы чародеек. Ему и своих проблем хватает.***
Утро встречает крепость старого моря нежно-розовой дымкой рассвета, проникающей внутрь ласковыми лучами сквозь огромные витражные окна. Умиротворяющая, лёгкая атмосфера, которая, ожидаемо, должна успокаивать, оставлять на душе сладкую негу наслаждения этим волшебным рассветом, заставляя залюбоваться, забыться, отвлечься от своих мыслей и чувств. К сожалению, не всегда всё происходит именно так, как мы желаем… В просторной, полупустой комнате довольно холодно из-за распахнутого настежь окна. В углу тлеют несколько свечей в позолоченном канделябре — остатки роскоши, к которой так же относится и большая деревянная кровать с лёгким, практически невесомым балдахином, застеленная дорогими шёлковыми простынями. На кровати можно заметить хозяйку всей этой роскоши — одну из самых могущественных чародеек. Но если кто-либо из малознакомых сейчас увидел её, то, скорее, не узнал бы в ней ту самую Трисс Меригольд. Да, её вид совсем не походил в данный момент на тот, к которому привыкли окружающие: рыже-золотистые локоны растрепались и теперь торчали в разные стороны, тушь потекла вместе с краской на глазах, покрасневших от слёз, так же как и лицо, которое в свою очередь слегка отекло и казалось чуть бóльшим, чем обычно. Что же ты с собой делаешь, Меригольд? Конечно, она могла бы с помощью магии исправить любой свой недостаток, но не в этот раз. Просто иногда хотелось побыть обычной, дать волю истинным чувствам, сбросить маски лжи и притворства. Практически обессиленно она поднимается на ноги, и подходит к зеркалу, осматривая себя с ног до головы. Вот что с ней не так?! Она стирает остатки слёз с пухлых розовых щёчек, ещё больше размазывая косметику по лицу, затем проводит руками вниз, развязывает тоненький поясок, тем самым позволяя полам изумрудного халатика разлететься в стороны, обнажая практически фарфоровую кожу. Выпирающие ключицы привлекают к себе внимание лишь несколько секунд, ведь потом взгляд падает на аккуратную грудь. Девушку завораживает собственное отражение, она тянет ладошки к телу, бережно касается мягкими подушечками пальцев бархатной кожи грудей, зацепляя при этом чувственные соски, на одном из которых красуется небольшая родинка. Сколько раз, будучи одна, она представляла себе, как возлюбленный ласкает её, сжимает в порыве страсти жаждущую прикосновений плоть, доставляя ей неописуемое удовольствие... Для того, чтобы разглядеть себя ещё лучше чародейка разворачивается полубоком, продолжая пристально наблюдать за собой. С этого ракурса открывается потрясающий вид на подтянутые бёдрами, которые создают особый контраст с её тоненькой талией. На госпожу Меригольд заглядывались многие, и она действительно имела право стать самой сокровенной мечтой каждого мужчины, хотя бы единожды увидевшего её, но только не его, того, за кого она готова продать душу. В мыслях вновь всплывает образ Белого Волка, а на глаза в который раз наворачиваются предательские слёзы, которые она старается сдержать. Хватит жить одним образом. Пора бы уже задуматься над этим, Трисс. Не сошёлся свет клином на одном Геральте! Чародейка с неприязнью вглядывается в собственное отражение. Почему-то сейчас ей становится до жути противно от самой себя. Какая же ты всё-таки жалкая, Меригольд! Не в силах побороть себя и свои эмоции, она кривит хорошенькое личико, чувствуя, как горячие слёзы снова обжигают прохладную от утреннего воздуха кожу. Девушка замахивается в попытке ударить зеркальную себя и практически делает это, но её прерывает неожиданный гость в лице того, кого она ожидает увидеть меньше всего.***
У ведьмака ноет бок, зудят шрамы на лице. Определенно, не стоило пить вчера так много. А сейчас он идëт наверх, в комнату с зеркалом. Идëт и держится за больную голову. В комнате, наверное, пусто. По крайней мере так было вчера, а что там сегодня… Этого ведьмак не знает, потому что уснул раньше всех, что только больше злит Ламберта. Обычно Эксель напивался первым, и шатался потом по пустым коридорам Каэр Морхена, напевая старые песни. Подходя ближе к комнате, мужчина слышит всхлипывания и настораживается. Голос кажется ему знакомым. Это определенно рыжая чародейка. И она плачет. Нехорошо, конечно, прерывать чужие страдания, но в конце-концов, они старые знакомые. Пусть она и чародейка. У Ламберта в голове появляется одна заманчивая идейка — можно было бы и успокоить Трисс, и повеселить себя. Она всегда забавно реагирует на его приставания и задирания. Ведьмак быстро поднимается по лестнице до конца и, почти забыв про ноющие шрамы, стучит в приоткрытую дверь — Меригольд, опять рыдаешь? Ваше магическое благородие провалило проверку любовью? — Ламберт говорит с характерной ехидностью в голосе, но Трисс должна знать и помнить, что чаще всего такое поведение ведьмака — лишь проявление симпатии. — Отстань! — резко кидает Трисс, быстро стирая слёзы ладонями: совсем не хочется, чтобы он думал, что она слабая, — Что ты здесь делаешь, Ламберт?! — чародейка вспоминает о том, что её халат свободно колышется ветром, открывая прекрасный вид на её невероятное тело, и быстро собирает ткань у себя на талии, в суматохе туго затягивая золотистый пояс-шнурок с кисточками на концах, но оставлет кусочек оголённого декольте, будто дразня мужчину, — Кстати, как там Кейра? — видимо, девушка решает, что лучший способ защиты – это нападение. Она прекрасно знает, что её знакомая и этот ведьмак были некоторое время вместе, однако расстались. Девушка предложила, что причина этому характер мужчины, который абсолютно не вяжется с тем, какой образ жизни ему могла бы предложить Кейра. Возможно, она просто решила использовать его для достижения собственных целей, как Геральта, но ведь он — не Геральт, с ним такой фокус уж точно не пройдёт. — Ну? Почему ты молчишь? — язвит Меригольд, подходя к небольшому столику, чтобы взять щëтку и пригладить растрёпанные волосы. Чародейка старается не обращать совершенно никакого внимания на него, дабы подчеркнуть собственное положение и показать, что даже сейчас она не разбита, а, наоборот, полна сил, душевной полноты и энергии, что, конечно, далеко не правда. — Малышка Кейра не прошла проверку временем. Жестокая любовь, хотя, — ведьмак входит в комнату, и вместе с ним в помещение проникает запах вчерашнего вина, — Тебе ли не знать, как жестока бывает любовь. Не так ли? — в обычной для себя манере, говорит он. Ламберт садится на диванчик, и закидывает ногу на ногу. На нëм чёрная рубашка и кожаные штаны. Вчера он носил свою обычную куртку и роскошную шляпу Весемира, но, увы, они потерялись где-то в ходе пьянки. Конечно, спроси Трисс его о местонахождении этих вещей, ведьмак не раздумывая бы, соврал, что они лежат «где-то в моей комнате, я не проверял». — Кейра думала, что я дурак. Пыталась сделать из меня свою куклу, но вот только я не такой. И перед чародейками стелиться, словно коврик, не стану, — Ламберт усмехается своей кривой улыбкой. Трисс должна знать, что для неё всегда будет сделано исключение. Как тогда, в битве с Химерой, несколько лет назад. — О, да, конечно, в том, что ты не такой я совершенно не сомневаюсь, — протягивает Меригольд, продолжая приводить в порядок свою шевелюру и попутно закатывая глаза, — Естественно, не станешь, — всё тем же немного саркастическим тоном говорит Трисс, ведь для неё это действительно прозвучало немного глупо. Всё равно когда-нибудь найдётся та, для кого ты, Ламберт, сделаешь исключение. Хотя, может, это будет и не чародейка. Эти двое всегда недолюбливали друг друга, не сходились характерами, но зато прекрасно совпадали в спорах и перепалках. Мужчина довольно часто бесил её, хотя бы из-за того, что называл исключительно по фамилии или пускал едкие шуточки в её сторону. И если с первым она уже давно смирилась, то со вторым, кажется, не сможет никогда. — Раз ты такой сильный и независимый, то чего вообще пришёл? По-моему, я тебя не звала сюда! — она наконец-то оборачивается на ведьмака, встречаясь взглядом с его жёлтыми кошачьими глазами. Мужчина не отвечает, и девушка тоже молчит несколько секунд, перебирая тоненькие пальчики рук и понимая, что в своём порыве могла обидеть Ламберта, который, по сути, в данной ситуации ни в чём не виноват. Меригольд до боли прикусывает губу и закрывает лицо ладонями, шумно вздыхая, чтобы успокоиться. — Ладно, извини, — отмахивается чародейка, — Просто ты так загадочно молчишь… девушка прищуривается, — Неужели нравлюсь? — неожиданно спрашивает Трисс, деловито качает головой, складывает руки на груди, и ещё пристальнее смотрит на мужчину, изучая детали: шрамы на лице, острые скулы, высокий лоб, кусочек кожи, выглядывающий из под расстёгнутой на две пуговицы рубашки, красивые длинные пальцы. — Может и нравишься. Кому не будет нравится красивая женщина? — когда-нибудь она должна была задать ему этот вопрос прямо, а он не привык врать. — Ну ничего себе, какие громкие заявления! Неожиданно, Ламберт, весьма неожиданно, — шутливо парирует он, и наконец, откладывает расчёску на место, после поправляя струящиеся рыжие локоны, которые сейчас, в распущенном состоянии были чуть ниже лопаток. — Скажи, часто ли ты в таком виде колобродишь? — продолжает мужчина, потирая подбородок. — А тебе какое дело до того, как часто? — спрашивает девушка, ещё разок бросая мимолётный взгляд на себя в зеркало и мысленно отмечая, что даже сейчас она выглядит невероятно, а если бы Ламберт ещё знал, что под халатиком на ней нет совершенно ничего, то было бы интересно посмотреть на его реакцию. — А вдруг я упустил шанс шлëпнуть такую завидную чародейскую задницу, — Ламберт с наигранным сожалением цокает языком, посматривая на очаровательную магичку. — Обойдёшься! — восклицает Трисс, вздёргивая маленький аккуратный носик вверх, но после следующих слов мужчины ей почему-то вновь становится грустно и обидно, наверное, потому что в мысли опять врывается Геральт. Еë взгляд потухает, улыбка сходит с пухлых, цвета скороспелой вишни, губ. Меригольд вздыхает и опускает глаза вниз, пряча их под пушистыми ресницами. Больно… Кажется, никто и никогда не причинял ей столько боли, сколько этот ведьмак. Даже Ламберт в сравнении с ним проигрывает в этом состязании, если можно так сказать. Да, всë-таки было явно заметно, что чародейка плакала, да и Ламберт прекрасно это знал, ведь сам слышал еë всхлипы ещë на лестнице. А ещë он знал, что причиной этого был Геральт. Но не хотелось до конца верить, что его друг способен так запросто разбить сердце хорошей подруге. В конце-концов, ему чувства не чужды. Ведьмак поднимается с дивана и подходит ближе к чародейке. Невозможно описать, как сложно было ему отвести взгляд от еë шикарного декольте. А в целом, чем он хуже своего друга? Неужели рыжеволосая не сможет найти и в нëм что-нибудь привлекательное? Конечно сможет, вот только… Ламберт никогда не смотрел на Трисс с такой стороны. И признавать симпатию, тем более вновь к чародейке… Ну нет, это как-то слишком. А вот выслушать еë он готов сполна. — Я жду рассказа, душераздирающих пояснений и слëзных комментариев, Меригольд. — Вот так вот просто..? — горько усмехается чародейка, но совсем скоро взгдрагивает, находя мужчину совсем рядом с собой. Следующую минуту она просто стоит молча, вслушиваясь в его, как ей показалось сейчас, довольно приятный голос, вводящий в странное коматозное состояние, из которого её вырывает новый порыв прохладного ветерка. Девушка ёжится от холода и ощущает, как по телу пробегают мурашки. Соски её грудей под тонкой тканью твердеют, так бесстыдно выпирая из-под неё, а дыхание учащается, гоняя кровь по венам с большей скоростью. —Да, даже готов принести вина, если вдруг у тебя его нет. В конце концов, я хотел избавится от похмелья в этой комнате, — ведьмак усталым взглядом проводит по ключицам девушки, и смотрит ей в глаза, ожидая ответа. — Нууу, хорошо, тащи вино, — безэмоционально произносит Меригольд, ответно смотря прямо в глаза ведьмака. Почему-то сейчас ей захотелось обнять его, согреться в этих объятиях, но, пожалуй, Ламберт был не лучшим вариантом для этого. Он мог просто не так понять её. Да и их отношения не совсем располагали таким внезапным порывам. — А я тогда пока приведу себя в порядок…и переоденусь, — Меригольд улыбается одними уголками губ и запахивает халат, пряча в нём шикарное декольте, которое всё-таки привлекало мужчину. —Ага, переоденься. Иначе халатик спадет, и всë. Я уже прям сквозь эту неимоверно дорогую ткань вижу твои аккуратные соски… — Только если так и увидишь, — по-доброму усмехается девушка, продолжая придерживать халат в районе декольте, дабы не привлекать большего внимания ведьмака своей фигурой. Мужчина подмигивает Трисс, и выходит из комнаты. Когда дверь за ведьмаком закрывается, то это оставляет магичку вновь одну в пустой комнате — такой же пустой, как и её душа. Кажется, что всё, что у неё было — это любовь к Геральту. Неописуемая и необъяснимая. Сейчас же он своим выбором перечеркнул всё, оставив внутри лишь пустоту и воспоминания, которые потихоньку убивают чародейку, мешают жить и чувствовать этот мир во всех его проявлениях. Когда чародейка всё-таки выбирается из своих мыслей, то понимает, что Ламберт может вернуться довольно скоро, и ей следует поторопиться, а поэтому чародейка в первую очередь начинает заниматься своим лицом, скрывая последствия бессонной ночи, но решает обойтись без макияжа, потому что хоть плакать она и не собирается, но чего ждать от самой себя в сложившейся ситуации тоже не знает, а поэтому лучше не рисковать, тем более, чего уж тут таить, Меригольд и без косметики прекрасна — естественная красота в утончённых чертах лица, неяркие, едва заметные веснушки, которые девушка предпочитала обычно прятать, глубокие изумрудные глаза, пушистые ресницы и пухлые сладкие губы. Завершив с личиком, Трисс принимается за самое интересное — наряд. Она снова развязывает пояс, сбрасывает халатик с изящных плеч, и он без сопротивления падает к её ногам, полностью обнажая свою хозяйку. Остаётся лишь надеяться, что Ламберт сейчас передвигается по Каэр Морхену не бегом, иначе будет немного неловко, если он зайдёт именно в данный момент. Хотя, это даже интересно. Девушка кривит губы в усмешке, приподнимая лишь один уголок, и аккуратно, с особой заботой и трепетом надевает на себя тёмно-зелëнве кружевные трусики, которые идеально садятся на её округлые, подтянутые ягодицы. В дополнение комплектом идёт в цвет, такой же кружевной бюстгальтер. Что ни скажи, а любовь к роскоши и красивым вещам присуща всем чародейкам, и Трисс — не исключение. Девушка заглядывается на собственное отражение, пару минут рассматривая то, как выглядит в новом комплекте белья, который на фоне еë молочно-розовой кожи кажется ещё более ярким и насыщенными, при этом красиво гармонируя с её волосами. Далее — платье. В этот раз она решает не заморачиваться и надевает первое, что попадается под руку, но в тон белью. Просто… Так немного увереннее чувствуется. Неплохая отговорка, ладно. Изумрудная жаккардовая ткань с более светлым бархатным тиснением в виде крупных цветов и узоров не оставила тогда чародейку равнодушной, заставив приобрести этот потрясающий фасон. Платье делает из неё скромницу, но открывает прекрасный вид на чувственные плечики и ярко выраженные ключицы, а дальше уходит вниз объёмными рукавами с узкими манжетами, на юбке же имеется вырез, благодаря которому, выстави Меригольд ножку чуть вперёд, так её будет сразу же заметно. Трисс в последний раз оглядывает себя в зеркале, завершая образ любимыми туфельками на каблучках, и подходит к окну, желая его закрыть, ибо мёрзнуть ей уже порядком надоело. Огромная оконная рама не слишком сильно хочет поддаваться нежным девичьим ручкам, и магичка уже собирается использоваться своими способностями, как вдруг в комнате вновь появляется ведьмак.***
Вино было внизу, в столовой. Трисс осталась там, наверху. Ламберт питаел к ней очень странные чувства сейчас. Она и раньше была милой, но бегала за Геральтом, а теперь, когда она свободна… Нет, такие мысли гнать надо от себя. Ведьмак шлëпает себя по щеке, чтобы привести в чувства. Всë же она чародейка, да и любовь былую из девушки выветрить непросто. В погребе много вина. А ещë там холодно и сыро, от этого у него снова разнылись шрамы. Нужно выбрать что-то достойное и дуть наверх, пока голова совсем не разболелась. Хорошее дорогое вино из…скажем, Туссента. Да оно должно подойти отлично. А Геральт всë же дурак — упустил такую женщину. На минуту Ламберт вспоминает огненно-рыжие волосы чародейки, еë глаза и еë фигуру. Ведьмака охватывает какой-то странный жар. Это определенно либо помешательство, либо какие-то заклинания. Ламберт бегом поднимается назад в комнату с зеркалом, на цыпочках обогнув спящего Весемира, и подвинув на лестнице уснувшего там Эскеля. Уже без стука мужчина аккуратно приоткрывает старую дверь, которая скрипит достаточно громко, чтобы Трисс могла это услышать. — Ну, Меригольд-красотка, я принëс вино. Время тебе поделится своей грустной историей с занудой ведьмаком — О, ты как раз во время! — восклицает девушка, — Закрой окно… Пожалуйста, — просит она, оглядываясь на Ламберта и при этом мило и невинно хлопая длинными ресничками. Конечно, она могла сделать это сама, но ведь теперь в комнате появился мужчина, вот пусть и поможет несчастной даме хотя бы согреться. Увидев Трисс в новом платье, Ламберт не упускает возможности отвесить шуточку. — Ну и ну, госпожа Меригольд, вы как всегда прекрасны в дорогих платьях изящного фасона. Такую девушку не стыдно и к столу короля Фольтеста пригласить. Но у нас в Каэр Морхене можно было бы и обойтись холщовой рубашкой, тем более тебя продувает открытым окном, — ведьмак улыбается. Он ставит на стол вино и стаканы, затем ещë раз осматривает Трисс с ног до головы, задерживая свой взгляд на всем: от красивых голеней, до аккуратных открытых ключиц и элегантных ладоней. Ламберт про себя замечает, что никогда раньше не задумывался так серьëзно о красоте этой чародейки. И, в отличии от Йен, еë красота была натуральной. — Женщина всегда должна выглядеть хорошо, не зависимо от того, где она находится, а чародейка – особенно, — парирует Трисс, обнимая себя руками в попытке согреться, — Холщовые рубахи – это к Геральту. Прям интересно, во что его заставит нарядиться Йен на свадьбе, — как-то немного грустно усмехается магичка, наблюдая за тем, как легко и просто мужчина расправляется с оконной рамой. Его движения – размеренные и плавные завораживают. Меригольд всегда было интересно наблюдать за ведьмаками. Есть в них что-то невероятное. — Скажи мне на милость, пока не перешли к серьëзным разговорам, — Ламберт запирает окно до конца и ловит взгляд Трисс своими жëлтыми глазами, — Ты вообще страх потеряла что ли? Ходишь тут... В Каэр Морхене. Такая... Тоненьким халатиком прикрываешься. А ведь когда ведьмак появлялся в селе, то всех девок обычно прятали, — смеëтся он. Отпустить пошлую шутку сейчас – пожалуй хороший способ разрядить обстановку. Трисс вроде как не против, да и совместный опыт в делах интимных у них уже был. В Вызиме. Приходилось ему как-то уже утешать разочарованную девочку. — Или у вас, у чародеек, одежда это всегда всего лишь иллюзия? — Конечно, иллюзия, — решает поддержать его шутку Трисс и переводит взгляд в жёлтые глаза ведьмака. — Может, расскажешь своему старому знакомому поподробнее? В прошлый раз как-то не приметил этого. А я пока налью нам с тобой вина. Ещë одна хитрая ухмылка. В такие моменты Ламберт похож на наглого кота, но кота обаятельного. Прогонять его совсем не хотелось, пускай он и часто злил. С таким его характером смирились, кажется, уже все. Даже холодный, словно сталь, Роше, с которым ведьмак знался «постольку поскольку», уже давно привык к выходкам Ламберта. Мужчина разливает вино по бокалам, ожидая ответа на свой нескромный вопрос. — Расскажешь? А может быть ещё и покажешь? — удивлëнно спрашивает Трисс. Что ж, хочешь поиграть, дорогой, давай поиграем. Чародейка томно прикрывает глаза, наблюдая за Ламбертом из-под ресниц, в то время как одну руку располагает на его шее, а вторую перемещает на щёку ведьмака, поглаживая нежными подушечками пальцев. Мысленно она усмехается, и приближает своё лицо ближе к нему, сексуально прикусывая нижнюю губу, но когда между ними остаётся всего несколько сантиметров, то девушка останавливается. — По-моему, если мне не изменяет память, то мы договаривались забыть о том, что было между нами тогда, разве нет? — тихо продолжает девушка, в голове которой вновь всплывают картины этой прекрасно проведённой ночи: его красивое, практически неизувеченное тело, сильные руки на ней, губы, трепетно ласкающие её, сладостные крики и стоны, которыми в урагане страсти был заполнен весь дом. А потом пустота и Геральт… Правильный ли выбор ты сделала, Меригольд? От такой неожиданной близости Ламберт невольно сглатывает слюну. Трисс всегда была желанной девушкой, а сейчас, когда она свободна, то и говорить глупо о том, какие фантазии она пробуждала у ведьмака, так взросло играя с ним. Но раз она так хочет, то он поддержит эту игру. Мужчина обнимает чародейку за талию, аккуратно кладя ладонь на еë бëдра, от чего девушка вздрагивает. Не слишком пошло, но достаточно откровенно. Всë же Трисс свободная женщина, и ведьмак может себе такое позволить, а даже если и не может, то она всегда покажет границы дозволенного. В еë же душе всплывают какие-то знакомые, но практически забытые ощущения. Девушка вытягивается всем телом в попытке побороть в себе сладость предвкушения. Дыхание чародейки становится заметно тяжелее, голос слегка подрагивает, а руки, кажется, совсем отказываются слушать хозяйку. Почему она ничего не скажет ему, не ответит на столь дерзкую дозволенность с его стороны. Не может или просто не хочет? На этот вопрос Трисс не в силах ответить даже самой себе. Свободной рукой мужчина подаёт девушке бокал с вином, который она принимает, но пробовать не спешит. Он улыбается, едким взглядом всматриваясь в лицо и глаза магички, пытается разглядеть еë очаровательные веснушки. — Забыть? Такое не забывается, Меригольд. Или ты настолько больна Геральтом, что привыкла забывать все удовольствия? – Ламберт прижимает девушку ближе. Она не ответила на его прошлый вопрос, завела с ним такую игру, так что теперь просто так точно не отвертится. Очень по ребячьи, очень самонадеянно, но в этом и есть весь Ламберт. — Ты не ответила на мой вопрос про иллюзии. Неужели стесняешься? Или кодекс чародеев запрещает разглашать эту величайшую тайну? Вчерашний алкоголь всë ещё хорошо даëт по мозгам. Ламберт уверен, что сейчас Трисс нужно не просто выговориться. Ей нужен мужчина. Тот, кто окажется рядом, когда Геральт еë бросил. Кто-то, кого она сможет полюбить. И разве он хуже? Едва ли… — Неужели я так сильно выделяюсь из всех твои женщин? Так, что даже Кейра, которую ты любил, не помогла забыть меня… — звучит, возможно, немного пафосно, но почему-то сейчас ей хочется, чтобы это звучало именно так. Она любит играть, извиваясь, уходить от ответов. — С Кейрой, — Ламберт на секунду останавливается, — у меня особо ничего и не было. Ну в смысле каких-то высоких чувств. Нечего забывать. Сейчас нам стало не по пути, когда она получила место советницы в Офире. Балы, приёмы, вечеринки с высокопоставленными лицами это, знаешь ли, не для меня. Ни поесть, ни выпить толком там нельзя, только строить умную морду. Хотя, представь себе, я даже был на одном бале. Единственном. Когда стало скучно, начал травить анекдоты, вообще всем нравилось, но Кейра сильно разозлилась. Можно подумать, если член назвать высокопарно удом, он изменит от этого своё назначение. Ведьмак аккуратно даëт чародейке щелбан, когда та снова задумывается, и сильнее прижимает еë к себе. Если она хочет поддержки – она еë получит, но вот плакать он ей не даст. Рубашку ещё испачкает. — Ламберт, хоть ты скажи мне, почему так больно..? — задаёт вопрос чародейка, помедлив несколько секунд, после чего сама обвивает руками его шею и крепко прижимается к нему всем телом, стараясь при этом не расплескать вино. А что ей остаётся, когда внутри всё сжимается от боли? Возможно, Ламберт – это тот самый человек, который сможет выслушать и понять её, тем самым облегчив её страдания. Ведьмак обнимает чародейку сильнее. Он чувствует еë рядом с собой, и его рука инстинктивно прижимает талию Трисс сильнее к своим бëдрам. — Ты слишком много на себя берëшь, Меригольд. И слишком глупишь, ведёшь себя, словно маленькая девочка, — мужчина фыркакт и ведëт плечом. Маленькая девочка… Как же ты всё-таки близок к сути, Ламберт. Несмотря на то, что с виду она для всех статная, умеющая успешно держать себя в руках и во время подчеркнуть собственный статус и положение в обществе, могущественная чародейка Трисс Меригольд, внутри неё живёт маленькая девочка, которая хочет элементарного тепла и понимания. Никто не видел её такой, какой видит сейчас давний знакомый. Даже Геральту она не открывала свою душу на столько, не позволяла заглянуть так глубоко. — Он тебя не любит и это факт, а ты… у тебя прекрасное тело и чистая душа, так почему ты продолжаешь изображать из себя жертву неразделённой любви? — Не любит… — тихо повторяет девушка, вздыхая.— Я просто одного не понимаю… Чем я хуже Йеннифер? — она вновь заглядывает в кошачьи глазки ведьмака, ожидая от него ответа. — Знаешь, что отличает тебя от Йен? Давай объективно сравним вас обеих? Ты другая, не пытаешься загнать под каблук, терпишь разные выходки. Вот ты думаешь, почему при виде меня наша колдунья сразу хвост трубой поднимает, а? Потому что терпеть не может, когда всë идет не по еë планам. А ты можешь ждать, входить в положение. — Нуууу, допустим. Йеннифер порой бывает через чур гордой и резкой. Я, к сожалению или к счастью, не такая… Слишком мягкая и наивная, как мне сказала моя подруга, — признаётся чародейка, поджимая губы и грустно опуская голову. — Хеей, та ли это Трисс Меригольд, которая стойко держалась в битве у Соденского холма? Или ты хочешь сказать, что Геральт нанëс тебе раны, которые оказались глубже, чем те ужасные ожоги? Не глупи, Меригольд. Тебе пора начать жить своей жизнью, хватит убивать себя ради другого. Слишком сильно он разгорячился. То ли близость девушки так влияла на Ламберта, то ли сыграл факт того, что Трисс его давняя подруга, но ведьмак вывалил сразу всë, что думал. Тут и без лишних слов было понятно, почему чародейка плакала одна в комнате. Только дурак не поймет, а ведьмак был далеко не дурак. И всë же, с лишней инфантильность нужно заканчивать и возвращать диалог в прежнее русло, ведь, кажется, скоро вино в бокале смешается со слезами. — Душевные раны больнее физических… — делает вывод она, но всё-таки задумывается на его словами, замолкая на пару минут и просто наслаждаясь объятиями. А в словах мужчины всё-таки была правда. Горькая, но правда. Этим отличался Ламберт – всегда говорил то, что думал без утайки и лжи. Давно он не разговаривал с ней так серьёзно, не шутя и не пытаясь как-либо задеть. — Вот разве стоит тебя Геральт, если он так легко перечëркивает всë, что между вами было? Ведьмак надеется, что уж этот вопрос Меригольд без ответа не оставит. Вино в бокале уже успело надышаться, но выпьют ли они его вообще – это вопрос. Может быть, они и правда заходят слишком далеко. С другой стороны, оба – взрослые люди, и никто не может их осуждать. И никто не может и не будет осуждать его. Так почему бы полностью не отдаться этому порыву…чувств? — Наверное, нет..? Раз ты так говоришь. Почему вы, мужчины, так часто не держите слово? Роза памяти, придание… Ерунда. Она завяла. Я оставила её в Новиграде, — ровным голосом произносит Меригольд, стараясь как можно реалистичнее смотреть на ситуацию. — И-мен-но, — отвечает ведьмак, — Ему, видимо, по душе быть мазохистом. Не могу по-другому описать отношения как с Йен, так и с Кейрой. И я в них, к счастью, не нуждаюсь. — А в чём нуждаешься? — милым, елейным голоском интересуется чародейка, ощущая, что ведьмак прижимает её ещё ближе к себе. И ей это нравится. Приятно быть нужной кому-то. Хотя бы на некоторое время. Давно никто не обнимал её так долго и крепко. От удовольствия Меригольд даже испускает тихий полувздох полустон и открывает голову от его груди,— Когда ты успел стать таким хорошим? — девушка играет пальчиками с краем ворота чёрной рубашки, то сминая, то разглаживая его, цепляясь за пуговички и неотрывно следя за своей работой. — В чëм я нуждаюсь – это вопрос. Может быть в заботе и понимании, а может быть в горячей любви и ласках. Тут уже как посмотреть, знаешь. Вы, чародейки, ведь точно умеете сделать мужчине приятно настолько, что он забудет сам себя. Ламберт на секунду задумывается. Куда это всë ведëт? Если они сейчас переспят прямо тут, на этой кровати, то он, разумеется, не будет против. Но с чего бы этому случится? Да и отчего он так разгорячился в объятиях этой чародейки? — Какой нежный мальчик, — усмехается девушка, смотря на ведьмака уже более мягко, — Откуда ты знаешь, что чародейки именно такие? — качает головой Меригольд, поглаживая пальчиками одной свободной руки плечо мужчины, — И к чему ты вообще клонишь? — магичка улыбается, облизывая пухлые пересохшие губы, и переводит взгляд прямо в глаза Ламберта, разглядывая их детали: золотисто-насыщенный ободок вокруг радужки, ярко-жёлтый цвет рядом с чёрным вертикальным зрачком и неповторимый игривый блеск. Трисс понимает, что между ними может произойти то, что было той прекрасной ночью, когда их так не во время прервал Белый волк. Честно говоря, она сама была бы не против повторить это рандеву и наконец-то довести его до логического завершения, а после понежиться в его объятиях, хоть чуть-чуть почувствовать себя нужной и любимой. Возможно, Ламберту сейчас нужно то же самое, что и ей, при чём он ясно дал ей это понять. Ну же, Меригольд, хватит ломаться! — Я в придания не верю, Трисс, — он назвает еë по имени. Не сам. Случайно. Само как-то вырвалось, — Да и ты же меня знаешь. Роз не достану, не обессудь. Начни жить по-новому, с мужчиной, который будет тебя ценить. Как человека, и как женщину. И дело не в том, что я хороший, добрый или милый. Я просто… наверное понимаю тебя. Какого это быть брошенным. Не будем ворошить прошлое, не стоит. Ламберт снова ломает весь свой образ. В руках этой девушки он просто таял, становился еë игрушкой… или это проявляется та самая, скрытая за чёрствостью, сторона его личности? Он сам точно не знает. Единственное, в чëм ведьмак уверен – сейчас ему хорошо, но обстановку нужно разрядить. Хитрый кот шлëпает чародейку по заднице, но попадает скорее по ляжке и по бедру. Шлëпает не пошло, легонько, так как это делают друзья. Хотя Ламберт может быть и грубым, и она это знает. — Эй! — негромко, больше театрально вскрикивает Трисс, но в следующую секунду немного смущённо улыбается, когда мужчина легонько ударяет её по бедру. — А Геральт, раз не ценит тебя, пускай спит со своей госпожой-мегерой. Кстати, это их кровать тут стоит или мне кажется? — мужчина оборачивается, смотря через плечо. — Тебе не кажется. Я всё-таки отвоевала свою любимую комнату. Весемир помог, — Меригольд пробует вино и на несколько секунд прикрывает глаза, демонстрируя мужчине свои шикарные ресницы и попутно смакуя напиток. — Вижу, вино пришлось тебе по вкусу, — рука ведьмака легонько скользит по спине чародейки, проводит указательным пальцем между лопаток, вызывая дрожь, — Весемир, говоришь. Да, скажи спасибо старику, — широкая ладонь Ламберта вновь опускается на бëдра девушки, и сминает ягодицу. Легонько, без лишней пошлости. В голове у Ламберта появляется идея. Возможно, не самая лучшая, но сейчас она кажется ему просто гениальной. Это же кровать Геральта, где он спал с Йен. Значит, малышка Трисс может захотеть отомстить Белому Волку на их же кровати, а Ламберт явно не будет против помочь. Тем более, Трисс вовсе не против той интимной обстановки, которая сложилась сейчас. — Да, оно прекрасно… — говорит магичка, не открывая глаз, и продолжает утопать в своих ощущениях, которых не знала уже довольно давно. Холодная… Сейчас она буквально плавится в руках Ламберта, позволяя ему довольно много, возможно, слишком много. Впрочем, он неплохой парень, мужчина. И, нечего скрывать, рыжая прекрасно помнит, какой ведьмак хороший любовник. Так почему бы не забыться хотя бы на время, отвлечься от забот и суматохи..? Но не первой же ей делать этот шаг... Ламберт нагинается к ключицам Трисс и шепчет ей на ухо, — Знаешь, а ведь на этой кровати Геральт спал с ней. Я бы мог помочь тебе отыграться, но с одним малюсеньким условием, — ведьмак продолжает поглаживать бедро чародейки, но на этот раз позволяет себе короткий поцелуй в шею. Он дважды целует еë нежную кожу: один раз в ключицу, а второй раз чуть выше, в шею. Его холодные губы касаются тëплого тела девушки и тут же возвращаются назад. — С каким? — чародейка томно вздыхает, облизывая пухлые, чуть приоткрытые губы. Она практически не слышит то, что говорит ей желтоглазый, но улавливает каждое движение его рук на своих подтянутых ягодицах и горячее, медленное и размеренное дыхание на тоненькой нежной коже, а когда он позволяет себе чуть больше, наконец-то прикасаясь холодными, слегка обветренными губами к её телу, то Меригольд инстинктивно запрокидывает голову чуть-чуть назад, словно ожидая чего-то большего. Чародейка полностью осознаёт, что столь интимная атмосфера действительно возбуждает её, и, пожалуй, она даже не против убить разом сразу двух зайцев: получить удовольствие и отомстить Геральту, мысленно поставив галочку рядом с этим пунктом, тем более Ламберт не против и даже сам предложил ей это. — Ммм, ты так просто соглашаешься? — ведьмак кладëт вторую руку на живот Трисс и прижимает чародейку к стенке, от чего еë грудь сильнее сминается об его тело. — Смотря на что именно, — обворожительно улыбается Меригольд, смотря затуманенным взглядом прямо в кошачьи глаза мужчины. — Вчера вечером ты заявляла, что отлично играешь в гвинт. Сыграем? На деньги играть слишком пошло, поэтому можно, как в юности, на раздевание. Но это потом... — руки ведьмака обнимают девушку, скользят по бëдрами, поднимаются до груди, не прикасаясь к ней, гладят живот, и снова спускаются к бёдрам и тазу. Дыхание Ламберта очень близко — прижавшись к Меригольд, ведьмак оказался чересчур рядом с нежной щëчкой девушки, — А сегодня я хочу, чтобы ты надела своë самое откровенное бельë. Мы одни в этом крыле, и можем даже не закрывать дверь, так ведь будет куда более опасно. Что думаешь? — Ламберт шепчет эти слова прямо в ухо чародейке, не прекращая горячо обнимать еë тело. Он подается ногой вперёд так, что его коленка оказывается между бедер Трисс. Ещё мгновенье и мужчина увлекает магичку в длинный поцелуй. Он прилипает к еë пухлым и сочным губам, обнимает девушку сильнее, сильнее прижимает еë к стене. На секунду ведьмак задумывается Что с ним сейчас происходит? Это точно какие-то чары, но почему бы и не поддаться им? В конце-концов, его обычный стиль уже давно рассыпался в пыль. — Ммм… Даже не знаааю, — задумчиво протягивает девушка, ведь ей так хочется потянуть время, чтобы он как можно дольше ласкал её своими сильными руками, пытался разгадать, понять и почувствовать. Так, Меригольд, что за помешательство? С каких это пор ты стала так сильно нуждаться в мужчине?— Давай в другой раз..? — Трисс вскидывает выразительные бровки вверх, изображая миленькую гримасу на лице, завершением которой становится невинный взгляд, длинные ресницы и по-детски наивная улыбка, — Ну? — не разрывая зрительного контакта с ведьмаком, пальчиками рук она хватается за его рубашку и нащупывает верхнюю застёгнутую пуговицу, но тут же оказывается вовлечённой в долгий поцелуй, что впрочем, ей совсем не мешает. Как же давно она не чувствовала его губ, а сейчас он снова целовал её умело и настойчиво. Меригольд не остаётся в стороне и отвечает ему так же страстно, как-то по-новому ощущая привкус вина, которое они сейчас пили. — Может, лучше дефиле в твоей рубашке? — усмехается девушка прямо в губы ведьмака, прерывая и без того затянувшийся поцелуй, после чего уже сама пару раз нежно прикасается к его щетинистой щеке. — Так уж и быть. Уговорила, — поцелуй повторяется, но на этот раз Ламберт слегка закусывает губку Трисс, поглаживает еë волосы и увлекает ближе к кровати. Он чувствует жар еë тела, чувствует желание чародейки, и ведьмак уже не в силах отказывать себе и ей. Слишком давно у Ламберта не было этой девушки, слишком давно он хотел оказаться в еë объятиях. Или ему только кажется? Сейчас ведьмак не был готов этого признать, но отдаться чувству и желанию — был готов сполна. Атмосфера в комнате заставляет девушку томно вздыхать, в попытке всё-таки расстегнуть полностью его рубашку, ведь на данный момент она справилась только с половиной пуговиц. В итоге Меригольд недовольно фыркает и разрывает поцелуй, чтобы справиться с ненавистной деталью одежды и насладиться его идеальным телом, хотя, наверняка, парочка новых шрамов у него всё-таки появилась. — Откуда у тебя только взялась эта ужасная рубашка? — смешно возмущается Трисс, кропотливо и безотрывно занимаясь своим делом, но внутри уже готовая разорвать все пуговицы… Вот только пришивать потом пришлось бы, а тратить на это время как-то не очень хочется.