Беззвёздное небо

— Твою ж мать… Мы сколько вчера выпили? — тихо простонал мужчина, прикладывая ладонь ко лбу. Кости ломило, в горле раскинулась вечная пустыня, а висок болезненно пульсировал. Свет раннего солнца, заполняющий комнату Лизы, щипал раздражённые веки, а за окном раздавались голоса множества людей. Кёраку зажмурился и спрятал лицо в широких ладонях. — Отравительница… — Ну я-то пару стаканов пропустила, ты, кажется, четыре или пять. Но у тебя до того ещё было… сколько? Бутылка портвейна? — Две… — плаксиво ответил он. — Стареешь, помню, как мы по четыре высаживали, — усмехнулась Ядомару, заплетая волосы в косы. Кёраку с долей страха заглянул под плед, которым укрыла его хозяйка. Одет. Даже ботинки на месте. — Между нами же… — спросил он на всякий случай. — Ты мне и трезвый-то не особо, а пьяный и подавно, командир, — беззлобно ответила брюнетка. — Твоя честь в безопасности. — Обидно, знаешь ли, — буркнул Кёраку, садясь на маленьком диванчике и тихо простонал. — Ох, это не мебель, а орудие пыток… И что там за балаган на улице? — Так сегодня же солнцестояние. — Уже? Дела… — мужчина взглянул в окно потёр лицо ладонями. — Я поеду в соседний город в гости на пару дней, так что дом в вашем распоряжении. Надеюсь, когда я вернусь, он будет в том же состоянии, что и сейчас, — она сложила в дорожную сумку одежду и накинула куртку. — Можете поискать что-нибудь на кухне на завтрак, но на многое я бы не рассчитывала. В драки чур не лезть! — строго произнесла она. — Так точно, — приложил Кёраку ребро ладони ко лбу и улыбнулся, провожая бывшую подчинённую взглядом до двери. Мужчина, потирая затёкшую поясницу, прошёл на кухню, где жадно приник к графину с водой. — Это что? — раздался голос Исе, неприятно отрекошетив по чугунной голове. Мужчина, не отрываясь от графина, поднял указательный палец и, закончив, перевёл на собеседницу взгляд. — Вы что, с кем-то подрались? — Торжественно клянусь, что не я это начал! — Кёраку поднял руку, а вторую приложил к груди. Журналистка скрестила руки и посмотрела с подозрением и скепсисом, — Меня попытались ограбить! — Но не ограбили потому что… — Пришла Лиза и после драки мы сели поговорить за рюмочкой, ну и слегка засиделись… — пожал он плечами. — Уф… Да, это я чувствую, — отшатнулась девушка от тяжёлого запаха перегара. — Что ж… хорошо, что вы… эм, помирились? — Наверное. Надеюсь на это, — кивнул он. Какие планы на день? — Понятия не имею, — тоскливо ответила журналистка и заправила за ухо выскользнувший локон, — Но начну, пожалуй, с кофе. Будете? — С удовольствием. — Доброе утро. Надеюсь, не мешал вам вечером? — спросил алхимик, садясь за стол в кухне. Мужчина по-домашнему закатал рукава рубашки, но жилет набросил, скрываясь под жёсткой тканью. — Что вы, — улыбнулась Исе, — засыпать под шуршание страниц и скрежетание пера мне нравилось с детства. — Она обняла чашку с кофе ладонями и прикрыла глаза. Каждый вечер она слушала как работает мама. Днём в её кабинете грохотали клавиши печатной машинки, но к ночи, когда дом погружался в сон, она брала перо или карандаш и писала в свете керосиновой лампы. Исе понимала, что помнит лицо мамы скорее по фотографиям, но ощущение защищённости тёмным зимним вечером, когда за окном воет пурга, а здесь трещат дрова в печи и скрипит перо, она всегда бережно несла в памяти. Вчера её вновь окутала уютная безопасность, разлившаяся по комнате вместе со светом лампы и баюкающими звуками пера, сменившимися беззвучным плачем и шелестом записки. — Занимались отчётом? — спросила она, вынырнув из своих мыслей. — Не совсем. Я прикидывал разные применения данного вируса. Мне не давало покоя, что она работала над ним так долго, хотя закончить вирус, вызывающий пневмонию и пожирающий красные кровяные тельца она могла уже достаточно давно, если Джилга не наврал. И чисто на бумаге я прикинул, что при минимальных изменениях в формуле, — он машинально нарисовал ложкой круг на столе и указал на воображаемый сектор, — можно попытаться сделать из этого некий аналог лекарства. — Можете объяснить на пальцах? — Знаете, что такое бактериофаги? Как любой вирус, они развиваются в клетках носителя, но для жизненного цикла предпочитают бактерии и в результате высвобождения потомства эту клетку уничтожают. Потенциально такой вирус можно применять для лечения бактериальных заболеваний, которые пока не под силу победить антибиотикам. — Например… туберкулёз? — Да! И, возможно, из-за своей гибкости результат такой неустойчивый. — Это потрясающе! — журналистка наклонилась к учёному. — Как думаете, она об этом знала? А те алхимики? Если Унохана знала, то почему не стала развивать эту тему? — Потому что оружие в этом государстве ценится сильно выше, — произнёс Кёраку, войдя на кухню и капая на пол и майку водой с пружинок влажных волос. — Ну что, у нас, кажется, выходной, — улыбнулся мужчина, откусывая кусок хлеба с маслом, — Какие планы? — А какие у нас могут быть планы? — дёрнула бровью брюнетка. — Не думаю, что нам стоит лишний раз привлекать к себе внимание в городе, полковник, — она сделала ударение на последнее слово и выразительно посмотрела на военного. — Эй, я вообще-то потерпевшая сторона, — с наигранной обидой посмотрел на девушку мужчина, — К тому же тут мало военных и едва ли мы привлечём лишнее внимание, если не пойдём напрямую к управляющему городом. Исе перевела взгляд на алхимика, будто ища поддержку, но Укитаке, к её удивлению, кивнул. — Шунсуй прав. Сидением на месте и рефлексией без новой информации мы ничего не добьёмся. И вообще часто вы бывали в этих краях? — обратился он к девушке. — Ни разу, если честно. — Так давайте потратим этот чудесный день на что-то кроме чужих домов и больниц! — алхимик поднялся и бодро упёрся руками в бока. — Сегодня, в конце концов, день солнцестояния и я бы не отказался от местных панцеротти. — Ну, — она с лёгким недоумением посмотрела на офицеров, но улыбнулась, — Наверное, вы правы. Пойду собираться. Небольшой, казалось бы, городок, сейчас кричал хором сотен жителей, пульсировал музыкой на каждой площади и нёс потоком толпы на главную улицу, утопающую в цветочных гирляндах, запахах еды, звуках музыки и смехе. Нанао задержалась у лавки местных ремесленников с сумками, где на крышках скакали вышитые зайцы и цвёл тиснёный клевер. Долго простояв, рассматривая тонкую работу, она огляделась и поняла, что спутников своих из виду потеряла. — А, вот вы где. Там сейчас начнётся представление, вам понравится, пошли, — взял её за руку Кёраку и повёл сквозь толпу, прорезая путь сквозь плотный поток. Дойдя до нужного места, он, аккуратно держа её плечи, поставил девушку перед собой. — Видно? — Да ещё немного и я буду среди артистов. Спасибо, — улыбнулась она и посмотрела вверх на мужской подбородок. — И спасибо, что вытащили нас сюда. — Всем нам стоило отвлечься, — качнул головой Кёраку и поправил кепи. — Вам явно некомфортно сидеть на месте без дела, а Джу надо прийти в себя после произошедшего. — А вам? — спросила она, найдя глазами серебряную макушку алхимика и взглянув на кулисы, открывающие сцену. Мажорное звучание струнных и тамбуринов заполнило переулок. — А мне… — его вздох пробежал по её волосам, — наверное, тоже стоит перестать думать о том, чего уже не исправить, — ответил военный и его бархатистый голос утонул в объявлении труппы. Журналистка рефлекторно потянулась к блокноту, но вернула книжку в сумку — отвлекаться было бы расточительством. Она много читала о южном комедийном театре, но никогда не видела воочию этого буйства масок, буффонады и полной актёрской свободы, обрамлённых музыкальной фантазией нескольких исполнителей. Классический сюжет о влюблённой паре, которой мешают быть вместе консервативные старики и которых, разумеется, выручают проворные слуги, искрилась шутками с местными новостями и импровизациями актёров, которые то плясали, то читали длинные монологи, то пели или дрались на деревянных саблях. Когда пара влюблённых наконец-то воссоединилась, труппа исполнила местную народную песню на местном диалекте. Вслушиваясь в непривычное звучание, журналистка расслышала и знакомый баритон над головой и слегка улыбнулась. Едва этот тихий момент закончился, улицу вновь объяла громкая музыка, смешавшись со зрительскими овациями и наполнив журналистку жаждой продолжения. Брюнетка рассмотрела ниже по улице ещё одну сцену и, взяв мужчину за руку, повела сквозь публику. По пути она окликнула алхимика и троица в полном составе продолжила охоту за местным искусством. “Выходит у меня теперь не два хозяина, а чуть поменьше. Один хозяин и одна хозяйка!” — сделал вывод главный герой под смех толпы. Жаркое солнце пересекло зенит и медленно покатилось к горизонту. Их марафон по местным постановкам подходил к концу — они обошли все пять сцен и на финальных овациях Исе почувствовала, что её ладони не были готовы к такому обильному выражению восторга. Отблагодарив труппу публика постепенно растворилась в общем праздничном потоке, который постепенно оседал по многочисленным заведениям, откуда в более свежем вечернем воздухе сильнее потянуло едой. Полностью пришла в себя перепачканная сахарной пудрой от местной еды Исе уже на площади в центре которой стояла деревянная конструкция внушительных размеров, а вокруг на нескольких импровизированных сценах танцевали прохожие. Небо налилось вечерней синевой, а солнце ненадолго, но скрылось за горизонтом. Троица подошла к одному из таких кругов, в центре которого танцевало несколько девушек, играя на маленьких тамбуринах, и то и дело приглашая в круг кого-то из толпы. Одна из них вручила инструмент Кёраку и вытянула на площадь, когда особо громко зазвучала скрипка. Мужчина не растерялся и, стуча инструментом о ладонь, присоединился к танцу, грациозно переставляя ноги в ритм музыки, двигаясь синхронно с местными мужчинами. Журналистка отметила, что не ожидала такой лёгкости исполнения от полковника и что не отрываясь смотрит на него уже неприлично долго. Жар ударил в грудь, знакомые звуки подхватили и понесли по брусчатке, по беззаботной юности с голубыми кушаками, семейными праздниками и плясками до утра, по зыбкому запаху травы на рассвете, когда над рекой стелится туман, а они с братом возвращаются домой с танцев, где их уже ждёт трёпка от отца. Ноги сами летят под знакомые мотивы, а звон тамбурина золотой россыпью отгораживает от всего на свете. Открыв глаза, он не сразу понял, кто он и где, но с чётким пониманием, что нужно делать. — Нет-нет-нет, я не умею! — попыталась протестовать журналистка, но тёплые руки уже держали тонкие пальцы и влекли её в толпу, от которой веяло беззаботным весельем. — Я не умею! — вновь крикнула Нанао, но Кёраку только спокойно улыбнулся. — Мы не на конкурсе! Отдыхайте и доверьтесь мне! Девушка сделала короткий вдох и неуверенно шагнула навстречу мужчине. Нанао сперва пыталась смотреть за тем, как танцуют другие пары, но сдавшись, просто старалась продолжать движение, которое задавал полковник. Шаг навстречу, шаг назад, шаг навстречу, в сторону, поворот. Женский голос поёт с аккомпанементом гитар, поворот, шаг в сторону, ещё один и ещё, широкие ладони на талии и она на мгновение оказывается в воздухе, рефлекторно схватившись за его плечи и быстро оказавшись на земле. Шаг вперёд, ещё один, ой. Она, раззадорившись танцем, подпрыгнула к нему в упор. Горячо. Её руки в его руках. Поворот. Он вновь отрывает её от земли и кружит. Немного страшно, очень весело, жарко. Его глаза светятся серебром. Красиво. Поворот. Шаг назад. Женский хоровод хватает её и уносит прочь. Она не отдаёт себе отчёта, просто скачет с потоком, позволяя музыке полностью вести себя и в конце концов вновь вернуть в широкие тёплые ладони. Несколько стремительных поворотов, прыжок, волшебное кружение во всё нарастающем темпе. Шаг вперёд, назад, в сторону. Он кладёт руку на её талию и они кружатся на площади, не зная ничего кроме музыки, которая вдруг прекращается так же стремительно, как и началась. — Ну вот, а говорили, танцевать не умеете, — широко улыбнулся он и поклонился. Она перевела дыхание, не сдерживая улыбки. — Спасибо. Женщины начинают новую песню. Эту песню она знает. Она поднимает его руку и они присоединяются к парам, кружащим вокруг поющих. Шаг, шаг, шаг, прыжок. Её рука маленькая и такая хрупкая. Смоляные волосы расплескались из плена заколки и теперь струятся по тонким плечам как пролитая тушь. Гортанные удары бубна и женский голос. Шаг, шаг, шаг. Поднять руки, пропустить сквозь арку другие пары, самим нырнуть через коридор под звуки бубенчиков, быстрее, быстрее. Выскочить, схватить узкую талию и поднять почти невесомую девушку в воздух, посмотреть в бледное лицо и вновь увидеть звёзды. На этот раз обрамлённые пушистыми чёрными ресницами. Музыка стихла и под аплодисменты танцующих на площадь вышло несколько человек с факелами. — А теперь чтобы солнце вернулось, нужно разжечь костёр и танцевать вокруг, — раздался над ухом баритон полковника. — Что же, постараемся, — азартно улыбнулась журналистка, с интересом глядя на то, как конструкция в центре площади вспыхивает огромным костром, тянущимся, кажется, в самое небо. Жар от огня пьянит, а музыка вводит в транс. Она уверенно берёт руку полковника с одной стороны и тонкую руку алхимика с другой. Женщины вновь начинают петь и круг движется, переходя на лёгкий бег. Они рысью скачут вокруг костра, позволяя огню и музыке заменить все мысли, когда одна рука вдруг пустеет. — Доктор?! — Нанао огляделась по сторонам и помчалась к худой фигуре алхимика, который скрылся в переулке, согнувшись от кашля. Журналистка подбежала к мужчине и подхватила, когда его сильно качнуло. — Всё в порядке, мне просто, — он тяжело закашлялся и она увидела красные капли, проскользнувшие сквозь пальцы. — Твою ж… — он начал оседать, но знакомые руки подхватили седого. — Эй-эй. Ты чего, дружище? — спросил Кёраку мягко, но Нанао отчётливо увидела в серых глазах тревогу. Укитаке в ответ лишь дёрнул головой и вновь закашлялся. *** — Ещё раз прошу прощения, — виновато потупил взгляд седой, сидя на кровати. — Вам не за что извиняться, доктор. Главное, что вы в порядке, — улыбнулась Исе и протянула ему стакан воды. — Да. Отдыхай, — коротко кивнул Кёраку и вышел из комнаты. Журналистка удивлённо посмотрела полковнику вслед. Алхимик молча смотрел на свой стакан. Нанао подняла было руку, чтобы спросить, но не стала. — Вам что-нибудь нужно? — Нет-нет. Всё хорошо. — Осмелюсь с вами не согласиться. Мужчина мягко улыбнулся и поднял на неё зелёные глаза. — Моё состояние оставляет желать лучшего, но хуже оно не становится. Так что не беспокойтесь на мой счёт, — он ободряюще коснулся её плеча и отправился в ванную. Исе вышла в гостиную, где в кресле со стаканом спиртного полулежал Кёраку. — Вам вчера мало было? — строго спросила она. — Ну в драку-то я тут точно не угожу, — кисло улыбнулся военный. — Что это за болезнь? — она села на диванчик напротив и положила ладони на колени. Кёраку некоторое время смотрел в свой стакан, но в конце концов пожал плечами. — Это не болезнь. Это… Вы знаете про главный запрет алхимии, верно? — в конце концов спросил он. Она прикрыла губы кончиками пальцев и, кивнув, опустила глаза. “Это уже был склеп, а не дом”, “Все мы делаем выбор”. Ну разумеется, как она раньше не поняла. Вот почему он не чертил круг, вот что это за кашель… — Боже, мне так жаль… Простите. — Вам не за что извиняться, — он сделал глоток, — Если бы не эта чёртова война, возможно, всё было бы совсем иначе. — Почему после этой ужасной мясорубки вы продолжаете нести службу, почему вообще армия всё ещё цела? — Вы же понимаете, что можно прослужить в армии всю жизнь и пострелять только на учениях раз в жизни. Процентов восемьдесят живут жизнью обычных чиновников, где всё тихо-мирно. Но если вы о боевых офицерах, то… — он задумчиво качнул головой, — Кто-то получает от этого удовольствие, кто-то пытается что-то изменить, кто-то видит в этом меньшее зло, на которое можно пойти ради хорошей цели, а кому-то просто некуда больше податься. — И к какой категории вы относите себя? — прищурила она фиалковые глаза. — Я? А это имеет значение? — Конечно, — кивнула Нанао уверенно и заправила за ухо прядь. — Я просто хочу понять, разобраться. Ни армия, ни государственные алхимики не вызывали у меня каких-то положительных эмоций. Первые из-за слухов и, разумеется, Ишвара, а армия… ну вы и сами знаете. Но… — она нашла взглядом бутылку вина и, налив себе немного, вернулась на диван. Понюхала гранатовый напиток, но пить не стала, — в этом путешествии у меня появилось множество поводов переосмыслить свою точку зрения, — в конце концов ответила Нанао. — Допустим, вы думали, что государственные алхимики — это “живое оружие”, которое способно только отнимать жизни и вам повезло встретить Укитаке, который действительно живёт ради спасения других. Но ведь если говорить об офицерах… — он отвёл взгляд. — Возможно, — она сделала небольшой глоток и чуть поморщилась, — возможно, мне повезло увидеть за офицерами людей. Возможно, я не имею права судить людей за выполнение приказов? — Имеете, — коротко произнёс он и его взгляд потух. — Могли бы отказаться, прекратить. Но нет. — Вы говорите об этом с высоты своего опыта. Но изнутри вы ведь смотрели другими глазами? — Пожалуй. Наверное, в какой-то момент сознание просто устаёт бороться и ты позволяешь себе превратиться в бездумный инструмент, который хочет верить, что ему говорят правду про сепаратизм, государственную безопасность и будущие конфликты, которые заберут ещё больше гражданских жизней. — Почему внутренние расследования? — Ну, — он чуть улыбнулся и сделал небольшой глоток, — у меня был личный мотив, но может хватит обо мне? Я вот давно хотел спросить. Вы работаете в “Городском курьере”, верно? Это ведь не оппозиционная газета, что вы там пишете? — вынырнул из тени воспоминаний мужчина. — Пишу то, что считаю нужным. Это заслуга главного редактора, что нас до сих пор не закрыли — он умеет найти подход и к проверяющим, и к журналистам. Хачи слишком хорошо запомнил, что происходит с изданиями, слишком активно выражающими свою позицию, — нахмурилась девушка и сделала глоток вина. — Он работал с вашей матерью? — Да. Пытался, по меньшей мере, — помрачнела журналистка. — Она не одна пострадала. Ещё несколько журналистов просто пропали без вести. Учитывая, что они тоже писали об армии, — она качнула головой. — Это удивительно, что всё ещё есть такие смелые люди. Как думаете, эта правда нужна читателям? — Я считаю, что если за эту правду убивают, но вытащить её наружу — наш долг, — ответила она жёстко. — Вы можете возразить, что людям это ничего не даст, слышала такую точку зрения. Но я считаю, что нельзя решать за людей, что им знать нужно, а что — нет. Даже обладая большим количеством информации можно сделать неверный вывод. А если информации так критически не хватает, разве будет хоть какая-то пища для ума? — Это ведь делает людей несчастнее. — В краткосрочной перспективе — да. Но знание и осведомлённость — это бремя и ответственность. И нужно учиться с этим справляться и пользоваться этим. — Ваши бы слова — да богу в уши, — чуть грустно улыбнулся он. — Я просто завидую, не обращайте внимания. И что же… уже есть наброски для статьи? — Разумеется, — чуть вздёрнула она тонкий нос, — но я хочу дождаться окончания расследования. И, так и быть, готова согласовать с вами некоторые аспекты статьи — вы всё-таки возите меня с собой не по протоколу. И я очень за это признательна, — в конце концов улыбнулась Нанао и отсалютовала ему бокалом. Кёраку качнул стаканом с толстым дном. — Буду премного благодарен. Часы пробили три, а циановое небо за окном предвещало скорый рассвет. *** Урахара постучал в дверь, но ответа не последовало. Мужчина постучал ещё раз и взглянул на часы — десять утра. Пора бы уже просыпаться. Блондин посмотрел в окно и выдохнул с облегчением: на диване мирно спала миниатюрная брюнетка, а рядом в кресле похрапывал Кёраку. На ковре рядом стоял изящный пустой бокал на тонкой ножке и тяжёлый стакан. Бывший подчинённый полковника слегка улыбнулся и постучал настойчивее. На этот раз за дверью раздались шаги и на пороге оказался государственный алхимик с взъерошенным каскадом серебряных волос. — Доброе утро, Кисуке. Чем могу помочь? — спросил Укитаке, по-детски потирая глаз. — Вставайте, сони. Мы выяснили, где живёт Тоусен.