Сердце тирана
Есть очень популярная книга, утверждающая, что каждый грешен. Разумеется, не всякий испытывает чувство вины за свои проступки, но есть и такие, кто взваливает на себя бремя вины. И есть те, кто облегчает советь мелкими добрыми поступками. Или говорит себе, что их грех оправдан. Наконец, есть те, кто обещает себе стать лучше и молит о прощении. Иногда их молитвы бывают услышаны.
Фрейя снова в страхе распахнула глаза и, резко откинув одеяло, села на кровати. Первый месяц осени подошёл к концу и забрал с собой летнюю духоту, теперь сквозь приоткрытое окно в комнату проникал свежий воздух, но Фрейе от этого легче не становилось. Она делала глубокие вдохи, всеми силами пытаясь вобрать в себя как можно больше воздуха. Её просторная комнатка казалась очень маленькой, да и весь почти отремонтированный дом теперь был для неё спичечным коробком. И хоть Камилла почти ежедневно говорила с ней и пыталась всячески помочь, Фрейя всё равно вскакивала по ночам, а началось всё с того, что пару недель назад она проснулась в гробу. У подавляющего большинства людей есть черта: им кажется, что они далеко. Далеко от ужаса, который ежедневно происходит во всех уголках планеты. И когда мы, уставшие после тяжёлого дня, за ужином пытаемся вслушаться и разделить фоновый шум очередного выпуска новостей на отдельные слова, мы далеки. Там могут говорить о грабителе, убийце или насильнике, и мы, конечно, станем сокрушаться, мол, сколько на земле зла, и искренне сочувствовать жертвам и их близким, в то же время пребывая в уверенности, что с нами этого не случится. И казалось бы, что ураган уже преподнёс им урок, но порой люди не слишком прилежные ученики. Фрейя, конечно, слышала о «могильщике», серийном маньяке, чьими жертвами за несколько лет стали шесть человек в самых разных городах и штатах, из самых состоятельных семей. Она слышала, но не прислушивалась; ей, конечно, было жаль похищенных, двое из которых были найдены мёртвыми совсем недавно, но она всё равно никак не могла помочь, а у неё полно своих проблем. Осознание того, что все её проблемы не так уж и глобальны, а всё, о чём говорят в новостях, куда ближе, чем нам кажется на первый взгляд, пришло через двадцать минут после пробуждения. Фрейя, конечно, не сразу поняла, что случилось. Сначала она решила, что всё ещё спит, затем — что это глупая шутка одного из братьев или сестры. Минут десять она колотила в наглухо заколоченную крышку гроба и озвучивала, что их ждёт, когда они её выпустят, и только потом в её сознание вдруг проник немного гнусавый голос диктора вечерних новостей. «Могильщиком его зовут потому, что он хоронит людей заживо» …***
— Могильщиком его зовут потому что он хоронит людей заживо, — начал говорить Сили Бут, потирая вспотевшие ладони. Пусть он и работал с Ходжинсом, корпорация которого была третьей по стоимости в стране, говорить с людьми такого слоя общества, как Майклсоны, он всё равно не привык. — Могильщик очень последователен. Он звонит по телефону, говорит изменённым голосом, даёт определённый срок и никогда не звонит второй раз. Как только деньги поступают на какой-нибудь безымянный счёт в Бахрейне или на Карибах, он присылает координаты, которые дают возможность найти жертву. — И сколько у него жертв? — поинтересовался Элайджа. — Могу поспорить, меньше, чем у нашего отца, — хмыкнул Клаус. Брат с сестрой тут же бросили на него косые взгляды. Бут решил, что данное высказывание его не касается, а вот Бреннан отреагировала совершенно невозмутимо и прямо ответила на вопрос. — К счастью, да, по факту пока он убил только двоих из восьми. — Кости, — снова зашипел Бут, уже и не пытаясь посчитать, в который раз её привычка понимать всё буквально ставит его в неловкое положение. — Двое из восьми? — Ребекка сдвинула брови. — Да, — на сей раз спецагент, — четверо просто заплатили выкуп и сразу получили координаты, а вот отец близнецов Кент послушал совета ФБР и платить не стал. Неделю назад мы нашли останки его сыновей. — Но это шесть человек, а вы сказали — восемь… — проговорил Элайджа, пытаясь понять, не упустил ли он что-то. — Три дня назад жертвами Могильщика стали я и мой коллега доктор Ходжинс! — Пожалуй, едва ли не впервые за всю жизнь доктор Бреннан была взволнована и каждое слово произносила так, словно пытается проглотить косточку от вишни. — За вас заплатили выкуп? — Нет — Бут нашёл меня, — улыбнулась женщина, отвечая на вопрос Ребекки, и добавила: — И моя команда, конечно.***
Дальше сотрудники Джефферсоновской лаборатории, вычислили, на сколько часов Фрейе хватит воздуха, в здании запустили часы с таймером, а Майклсонам предстояло решить, хотят они заплатить выкуп или доверятся спецслужбам. И казалось бы, что при их отношении к друг другу вопрос не будет обсуждаться более пяти минут, но всё оказалось не так однозначно. — Пусть делают свою работу, — сказал Элайджа, чьи решения всегда были расчётливы и почти всегда правильны, он почти никогда не поддавался эмоциям. — В смысле, ты предлагаешь не платить? — Кол ошарашенно толкнул старшего брата локтем. Хоть ему до сих пор и казалось, что он помимо своей воли попал на съёмочную площадку плохого третьесортного детектива, и рано или поздно его отпустят, такого он услышать не ожидал. Да, Фрейя раздражала его своим контролем, но она же и растила его. — У неё всего девять часов! — У неё целых девять часов, — невозмутимо парировал Элайджа. — Если каждый будет бездумно платить, злодей никогда не будет пойман. — Вот что значит «всегда и навечно»? Мы доверим сестру агенту ФБР в мятом костюме? — Я не предлагаю не платить. Просто стоит не торопиться, дать им шанс поймать его. — Не каждый убийца бывает пойман, брат. И даже крутым ФБРовцам они не по зубам, — прошептал Клаус прямо в лицо брату. — Тебе ли не знать? Пока её семья решала, стоит ли её жизнь двенадцати миллионов, а денег после урагана и так поубавилось, Фрейя, лёжа в гробу, смогла вспомнить всё, что говорили о Могильщике в новостях, и сделала вывод, что следующие несколько часов будут последними для неё. Ведь она не Ребекка, которую Ник оберегает даже от ветра, и, значит, за ней никто не придёт. За ней никто не придёт, потому что единственный Майклсон, готовый бороться за неё, был уже десять лет мёртв.***
Фрейя не помнила, сколько ей было лет, но тот момент, когда она впервые переступила порог особняка Майклсонов, навсегда отложился в её памяти. Этот дом был слишком большим по сравнению с пятилетней малышкой, а этот мужчина — слишком грозным, хотя мама убеждала, что он полюбит её. С тех пор, как мать оставила её, Фрейя научилась ей не верить, но, к удивлению, на сей раз она не солгала. Белокурая кудрявая малышка, похожая на одуванчик, буквально с первых секунд растопила сердце тирана. Возможно, девочка была единственным человеком, кого действительно любил серийный убийца. Даже рождение кровных детей не пробудило в Майкле более сильных отцовских чувств. Он дал приёмной дочери свою фамилию, именно на неё он возлагал все надежды и только она слышала от него «Я люблю тебя». Майкл один за всех одаривал её любовью. К Эстер она не приближалась — остальные не приближались к ней. Она почти ежедневно приходила в дом матери, но всегда ощущала себя немного чужой, словно это Майкл — её отец, а его новая жена и общие дети так и не хотят её принять. Нет, они звали её сестрой, проводили вместе время и всё делили поровну, как и должно в счастливых семьях. Однако счастливыми они были только на рекламных таблоидах. Братья и сестра всё делили с Фрейей поровну, но она не была одной из них. Майкл выделял только её, а Эстер — только Клауса, и даже не из любви — из чувства вины, и это ему никак не помогало. Она носила их фамилию, но не была одной из них, ведь никогда не бывает равенства там, где один согрет, а другие дрожат от холода. Ведь даже Элайджа, Ребекка и Кол, хоть и не подвергались издевательствам, отцовской любви особо не чувствовали. Если бы не Фрейя, они бы решили, что он вовсе не умеет любить. Лёжа в темноте и чувствуя, как заканчивается воздух, Фрейя вспоминала своё детство, понимая, что она всегда мечтала иметь большую любящую семью, но та семья, которую построила Эстер, связывала только трёх человек — Ребекку, Клауса и Элайджу. Для неё она всегда была красивой, но пустой обёрткой от конфеты. После смерти родителей она наивно решила, что теперь возьмёт заботу обо всех на себя и за это они одарят её любовью, но оказалось, что почти все они уже выросли и в опеке нуждаются едва ли. Фрейя почувствовала, как по щеке течёт слеза, то ли от жалости к самой себе, то ли от тоски по единственному, кто любил её. Да, абсолютно для всех он был извергом и тираном, но для неё он был отцом. Просто отцом, который качал её на качелях, дул на разбитые локти, если она падала с велосипеда, и читал сказки, когда она болела. Уши заложило, как при взлёте самолёта, кислород почти кончился, и приближающихся шагов брата она не услышала. За ней шёл тот, кто сильнее других её ненавидел. Майкл был для Фрейи хорошим отцом, и эта единственная боль, которая ранила Клауса слишком сильно; именно поэтому он недолюбливал сестру, а временами просто ненавидел. Майкл был для неё хорошим отцом, заранее зная, что она не его дочь, а о предательстве Эстер он узнал спустя многие годы, однако Клауса презирал почти с рождения. Эта рана всё ещё болела, заставляя его рычать и скулить, как раненого зверя. Думая об этом, Клаус не сдерживал слёз. Вот и сейчас он шёл, пытаясь сквозь слёзную пелену рассмотреть координаты, присланные Могильщиком. Это случилось однажды ночью, перед самой смертью Майкла; он уже знал, что Клаус не его сын, и теперь у него было оправдание для всех его издевательств, и он продолжал отравлять сыну жизнь, но тот уже вырос, стал сильнее и мог дать отпор. Той ночью домой позвонила Фрейя, у неё что-то случилось. Плача в трубку телефона-автомата, она умоляла отца примчаться на выручку, и, конечно, её мольбы были услышаны. Выбегая из дома, Майкл сильно толкнул Клауса, который оказался на его пути. — Отойди, щенок! — рявкнул мужчина. Однако уже через секунду он оказался прижат к стене, а горло щекотало лезвие ножа. — Ты совсем спятил, юнец! На крик отца спустились Ребекка и Элайджа, но Клаус не шевелился и не ослаблял хватку. — Фрейя ждёт, да? — спросил он. — Я надолго не задержу, у меня только один вопрос! В этот момент Элайджа сделал шаг, видимо, желая вмешаться, но Ребекка схватила его за руку. — Ты всегда борешься ради неё! — Глаза Клауса смотрели прямо в глаза Майкла, в глубину чёрной погибшей души, и в них сейчас не было ненависти, они были полны слёз, что стекали по щекам молодого парня. — Ради Фрейи, дочери, которая никогда не была твоей, а меня ты долгое время считал своим сыном! Последнее слово Клаус выкрикнул так громко, что Ребекка вздрогнула. — До тех самых пор, пока не пришло откровение о предательстве, — Клаус заговорил совсем тихо, — было время, когда тебе нужно было лишь быть мне отцом. — Голос парня задрожал, слёзы продолжали омывать его щёки, а спустя мгновение он вновь сорвался на крик, и это было похоже на крик зверя, что зажат в капкане и годами терпел боль. — Но даже тогда ты презирал меня, не так ли?! Я хочу знать, почему! — Не знаю, — только и смог растерянно прошептать Майкл, — так вышло. В ту ночь Клаус так и не получил ответа, а Фрейя не дождалась отца. Сегодня, пока его братья и сестра спорили, он вспоминал эту ночь, снова и снова задаваясь вопросом: почему? Почему Майкл безраздельно любил её, а его любить даже не попытался? А потом он просто перевёл деньги и ушёл за своей сестрой, так тихо, что остальные это не сразу заметили.***
Клаус сидел за столом в кабинете, размышлял над всем, что недавно произошло, и, конечно, слышал, что сестра снова вскрикнула во сне, слышал, как она ходит по комнате и как её шаги приближаются. Выйдя на лоджию, Фрейя заметила отблеск света в кабинете и, зная, что уснуть всё равно не сможет, направилась туда. Младший брат сидел за столом и отцовским ножом вырезал из дерева шахматную фигурку. — Отрабатываешь технику пыток, Никлаус? — она подошла ближе. — Некоторые дети любят кутаться в одеяла, — он улыбнулся. — Моя любит шахматные фигуры. — Ты не перестаёшь удивлять. — Удивлена, что я пришёл за тобой? Клаус поднял голову — она стояла прямо напротив и ждала ответа, как он тогда от Майкла. Признаться, он и сам был удивлён. Он мог оставить её там и таким образом хоть с кем-то свести счёты за всё, что пришлось пережить, ведь даже гибель тех, кто и был во всём виноват, успокоения не принесла. Но не прийти и дать ей умереть означало бы, что Майкл победил, и теперь он такое же чудовище. Клаусу лучше других было известно, каково это — расти с отцом-чудовищем, и он знал, что Хоуп этого не заслуживает. Он должен быть достоин Хоуп, должен быть лучше и научиться любить свою сестру, ведь как знать, что было бы, если бы в своё время Майкл хотя бы попытался любить его. Фрейя стояла, опустив голову. Клаус поднялся из-за стола и, подойдя, взял её за плечи. Волосы до плеч, что чуть заметно завивались, каре-зеленые глаза и чем-то схожие с Ребеккой черты лица. Несмотря ни на что, было в ней что-то родное. — Ты моя сестра, Фрейя. И ты всегда будешь частью этой семьи. Всегда и навечно. Как только Клаус произнёс эти слова, лицо Фрейи озарилось тёплой счастливой улыбкой, какую Клаус никогда не видел прежде. Может, когда-то именно эта улыбка растопила сердце тирана.