Душевное равновесие

       Злосчастная компания следует за Тамурой, закатывающем кресло с возлюбленным в комнату. По взгляду может показаться, что он ведёт себя несколько непринуждённо, даже беспечно, поддерживая легенду об отношениях с Яччаном, однако его беспокойство за то, что неутешительная правда всплывет наружу, выдают побелевшие костяшки пальцев от усилий, приложенных к ручкам инвалидного кресла. Этот напор не скрывается и от Ягучи, спиной ощущающего эти неуместные старания. Он поворачивает голову в сторону Тамуры, через мгновение пересекаясь с ним взглядами. Кёске не совсем осознает, что делает в данный момент, однако сейчас его занимает лишь одна мысль — Юи необходимо спасать, так как его участь предрешена. Яччан чуть заметно кивает, прикрывая глаза и переводя дыхание. Актёр из него выходит замечательный, следовательно, в этой постановке не может быть ничего сложного.       Все представители клуба располагаются в комнате — кто на кровати, кто стоит, облокотившись на стену, и от осознания, что эта противная, «грязная» компания невзначай касается предметов интерьера, вызывает непомерное раздражение. Он морщит нос от нескрываемого отвращения. Вновь смотрит на Тамуру, и на лице невольно возникает улыбка. Он терпит присутствие школьных шлюх ради того, чтобы впервые защитить его, с теплотой вспоминая сколько раз пользовался вниманием и заботой со стороны Юи. Необходимо отплатить ему той же монетой, защитить от своих же товарищей.        — Мы встречаемся около недели… — констатирует Яччан, прерывая тишину и натягивая приторную улыбку. Самое худшее чувство в сложившейся ситуации — понимать, что приходится отчитываться перед отбитыми извращенцами, к которым нельзя относится с уважением. Шикатани в очередной раз поправляет очки, улавливая фальшь в словах Ягучи, однако ничего не говорит, прикусив губу.        — Мне это совершенно не интересно, — так же наигранно — добродушно перебивает Кейчи с хладнокровной уверенностью глядя на раскрасневшегося Кёске, вальяжно закинув ногу на ногу, — мы пришли сюда за доказательствами. Предоставьте же их, и каждый разойдётся по своим делам.       Яччан предполагал, необходимо предпринять что-то, что поможет всем убедиться в их правде, однако с тем, что именно, возникла внутренняя полемика. Он переводит обеспокоенный взгляд на Тамуру, находящегося в снедающем раздражении от происходящего. Обстоятельства вынуждают Кёске открывать чувства перед другими людьми, это значит, требуют пойти на самый отчаянный шаг ради помощи дорогому человеку. Ягучи крепко сжимает руку Юи и доверительно кивает головой, позволяя делать с ним всё, что потребуется.       Тамура неодобрительно окидывает взглядом присутствующих и медленно наклоняется к креслу, нежно убирая прядь выбившихся рыжих волос и приближаясь к таким желанным губам. Через несколько секунд ощущается робкий, продолжительный ответ. Яччан в смущении держится за чужие плечи, пытаясь абстрагироваться от возникшей ситуации. Вся компания, за исключением Юри, прислонившегося к стене и слушающего музыку через наушники с откровенно высунутым языком, с крайней степенью заинтересованности и небольшой долей забавы наблюдает за чувственным, совершенно не наигранным поцелуем двух ранее ненавидящих друг друга парней. Ягучи не может расслабиться под натиском пристальных взглядов, осознавая, какие разговоры пойдут по школе о капитане футбольной команды. Насколько же все-таки это омерзительно — вынуждать целоваться перед кучей шлюх ради того, чтобы тебя не изнасиловали. От обиды за Тамуру, Кёске с упорством и решительностью притягивает его тело к себе и назло окружающим сливается с ним в ещё более раскрепощенном танце языков. Юи мычит сквозь поцелуй, однако не останавливается, сильнее заливаясь краской от натиска со стороны любимого. Понимая, что на них по-прежнему смотрят во все глаза, он первым медленно разрывает это нежное соприкосновение губ, поглаживая Кёске по щеке, и принимает исходное положение, решительно глядя в глаза президенту Ярибу, который, кажется, вполне удовлетворён зрелищем.        — Браво! Какая страсть, какое неподдельное желание. Тамура, почему же с нами или со своими клиентами ты не был так обходителен? — вновь умилительно улыбается Кейчи, прикладывая скрещённые ладони к сердцу. От подобных слов Тамура со всей силы сжимает кулак и раздраженно поджимает края губ. Это не укрывается от обеспокоенного Яччана, тут же накрывающего своей рукой тыльную сторону второй ладони Юи.       Кашима и Тооно от нерешительности продолжают удивленно наблюдать за происходящим, не решаясь что-либо предпринять, в то время как Шикатани специально прокашливается, привлекая к себе всеобщее внимание.        — Полагаю, мы увидели все, что хотели. Лучше перестать смущать ребят и разойтись по своим классам, впереди учебный день, — Итсуки снова с важностью профессора поправляет очки и направляется к выходу. Через какое-то время оставшиеся начинают следовать его примеру, полагая, что больше здесь смотреть не на что. Однако Акеми останавливается в дверях, чтобы вновь заговорить.        — Тамура, молодец, что вовремя применил тактику наших новеньких. Иногда и тебе важно чему-то у них поучиться. Например, — Кейчи резко разворачивается и вперивает взор на начинающего вскипать Яччана, — как останавливаться на одном партнере и при этом не начинать выстраивать отношения, завязанные только на сексе. Полагаю, у вас его ещё не…        — При всем уважении, я не питаю страсть к разговорам, касающихся личной жизни. Я хочу остаться наедине с Юи, если это возможно, — звучно и уверенно отчеканивает Кёске, еле сдерживаясь, чтобы не начать выражаться в своей природной манере. Акеми лишь усмехается в ответ на эти слова, а потом вновь позволяет себе заговорить.        — Раз уж меня прогоняют, дам небольшой совет. Не связывайся с тем, у кого запятнана репутация. Иначе окружающие начнут судить по этому человеку о тебе. Полагаю, тебя самого нередко терзают эти размышления. Не обессудь, но несмотря на значительные изменения Тамуры ради мнимых, навязанных чувств, его единственный долг — ублажать наших клиентов, — Кейчи переводит взгляд на Юи, гнев коего можно распознать невооружённым глазом. Ярость бушует, не прекращаясь ни на миг, однако он старается выдержать эту тираду, чтобы лишний раз не предстать перед Ягучи в плохом свете: — Поэтому, дорогой сенпай, ждём тебя в клубе, как только наиграешься в «школьную любовь». Пока ни к чему принуждать не стану, однако ты сам должен понять, что для тебя важно.       Акеми неспешно покидает комнату, оставляя озлобленных Юи и Кёске наедине с собственными размышлениями. Яччан прикладывает большой палец к губам, над чем-то кропотливо задумываясь. Тамура смотрит за этим безмолвным мыслительным процессом, не в силах подобрать слов для того, чтобы заговорить. В голове Кёске целый ворох воспоминаний о том, как он заставал Юи в коридорах с кучей засосов на разных частях тела, выслушивал множество оскорблений в свой адрес и, наконец, о том, как упал прямо на футбольном поле, распластавшись от боли и позора за то, что поддался провокациям со стороны Сортир-сенпая. Чуть позже мысли заполонили свежеприготовленная еда, забота, исполнение мечты и эмоции, которые он ощущает, проводя время с этим человеком.        — Акеми прав, — на выдохе произносит Яччан, нарушая гробовую тишину. Тамура резко вздрагивает, переводя на него взгляд, полный ужаса и непомерного шока: — Ты не можешь так быстро определиться, что действительно важно. Откуда мне знать, может, ты и правда просто играешь? Может совсем скоро ты устанешь добиваться меня и вернёшься к прежней рутине, будто бы все, что происходит между нами, совершенно ничего не значит?       Юи ошеломлённо уставился в напряженное лицо, спокойно выдающее подобные ужасные вещи. Он не должен допустить, чтобы Кёске думал в таком ключе, ведь это совершенная неправда. Тамура готов горы свернуть ради того, чтобы быть с ним, касаться его, любить, окружать заботой.        — Прежде, чем начнёшь переубеждать меня, хочу сказать, что он прав не только в отношении тебя, — так же хладнокровно продолжает Ягучи, стараясь не смотреть на незамедлительно понурого Тамуру, — я тоже не до конца разобрался в себе и уже неоднократно говорил об этом. Нужно подумать. Люди, которые были сегодня здесь и требовали от нас доказательств — пожизненное напоминание о твоём прошлом. Как и полшколы тех, кто спал с тобой, — взор Яччана затуманен и направлен не на конкретный объект, а скорее в пустоту. В таком виде Юи никогда прежде его не заставал, по-видимому это крайняя степень отрешённости и безучастия.        — Почему ты не можешь понять одну простую вещь — прошлое невозможно поменять. Да будь проклят этот Яричин и мой пубертатный период, я ничего с этим прошлым не могу сделать! Сейчас и всегда я люблю тебя, Кёске, — громко произносит Юи, вновь наклоняясь к его физиономии и несильно притягивая за подбородок, — очень сильно люблю, — его губы мокрыми поцелуями проходятся по всему лицу хмурящегося, но в то же время безумно смущающегося от подобных реплик ангела. Руки Яччана смыкаются на спине Тамуры в момент, когда сенпай кусает его за ухо, прежде, чем медленно пройтись языком по мочке. Кёске сдавленно стонет и закатывает глаза от удовольствия, поддаваясь этому напору, а позже, необъяснимо начинают, одна за другой, литься слёзы. Он влюбился в школьную шлюху, целует школьную шлюху, отзывается на каждое прикосновение школьной шлюхи. За что эти мысли так душат и давят изнутри? Сегодня его душевную боль извлекли наружу с помощью слов и от осознания, что ничего не может изменить прошлое, очередная порция горьких слёз подступает к горлу. И как бы Тамура не старался, они не смогут быть вместе, потому что мысли о былом времени будут снедать Кёске каждое мгновение, проведённое с новоиспечённым возлюбленным.       Юи мягко отстраняется, замечая состояние Яччана. Они ведут короткий разговор о причине его слёз. Тамура прикрывает глаза от испытываемых душевных терзаний, однако не в состоянии что-либо исправить. С этого дня Кёске отказывается от помощи и не хочет пересекаться до момента полного выздоровления. Тамура соглашается и на шатающихся ногах покидает комнату. Достаёт сигареты из рюкзака. До занятий несколько минут, есть время, чтобы прийти в себя хотя бы для вида.