***
Перед занятиями его навещает врач, дает последние рекомендации и наконец снимает гипс. Яччан в задумчивости разглядывает его в последний раз и замечает по-детски нелепые рисунки в виде двух звездочек, раскрашенных разными фломастерами — оранжевым и голубым. С неприкрытой грустью возвращается воспоминаниями на следующий день после своего первого поцелуя. Юи сидит на кровати напротив Ягучи, о чем-то оживленно ему рассказывая, не спуская с объекта своего обожания пристального, но абсолютно искренне-нежного взгляда. Кёске привычно хмурится, пытаясь скрыть собственное смущение от наблюдательных синих глаз. — Я тут подумал, — неожиданно начинает Тамура, заметно придвигаясь ближе, — у тебя же абсолютно белый гипс, ну, за исключением потёртостей. — И что? Так ведь и должно быть, — в очередной раз закатывает глаза Яччан, непроизвольно прижимая травмированную ногу к углу кровати. — Ты чего, никогда не слышал, что друзья часто оставляют на гипсе что-то символическое или просто расписываются? — Нет. Звучит бредово, — буркает Кёске, подозрительно глядя на Юи, подкрадывающегося все ближе, — И для чего же они это делают? — Что за глупые вопросы? Потому что это весело, а ещё ради того, чтобы, когда человек выздоровеет, было что воспомнить. — Чепуха какая-то, — во взгляде Тамуры крепчает острое разочарование, на что Яччан лишь протяжно вздыхает, не в силах смотреть в грустные глаза, в которых читается детская наивность, — но…если ты хочешь что-то оставить, я не буду возражать. Юи с радостью и нескрываемым упованием тепло улыбается Ягучи и тут же окидывает комнату глазами в поисках принадлежностей для рисования. Кёске выразительно цокает при мысли о том, что Тамуре доставляют безграничное удовольствие глупые подростковые забавы, однако ничего не говорит, наблюдая за тем, как из нижней полки, содержащей в большей степени различные увеселительные примочки для клуба, Юи достаёт пачку фломастеров и карандашей. Он вновь садится напротив Яччана и собственнически, однако с крайней осторожностью, укладывает его загипсованную ногу себе на колени. — И что планируешь нарисовать, художник? — скептически обращается к нему Кёске, ухмыляясь краешком губ. Юи прерывает его вопрос ладонью прямо перед его лицом, намекая на то, чтобы он не отвлекал перед таким ответственным занятием. — Некрасиво прерывать мыслительный процесс признанного деятеля искусства, — Тамура с напускной сосредоточенностью поднимает глаза вверх, будто действительно обременён созданием шедевра. Ягучи с долей иронии нахмуривает брови, удивляясь, как Юи удаётся морозить какую-то ахинею серьёзным тоном. Через некоторое время гордого молчания, Тамура восторженно переводит взгляд на Кёске, еле скрывающего смех, и во весь голос произносит: — Вспомнил! Я же не умею рисовать, поэтому придётся накалякать что-то примитивное. Ты же не рассердишься, если получится коряво, ангел? — хитро подмигнув, Юи склоняется над гипсом и с охотой берет в руки два фломастера, приступая к работе. Яччан перестаёт сдерживать приступы смеха от разыгранного спектакля, поэтому в одну секунду прыскает, заставляя Тамуру на время оторваться от своего занятия. Кёске тут же бросает взгляд на не совсем готовый рисунок и замечает две хорошо очерченные звездочки оранжевого и синего цветов. — Символично, — с ироничной улыбкой констатирует Ягучи, непроизвольно кивая головой, — и главное, видно руку мастера. Звёзды под стать нашим макушкам. — Эй! Кто просил тебя смотреть? Я вообще-то ещё не закончил, — обиженно произносит Тамура, приподнимая брови, — Я хотел нарисовать целое звёздное небо с небесными телами разных цветов, но ты со своим ржанием меня отвлёк! — Да если бы не твои дебильные фразочки, я бы и не заржал, — с той же гневной интонацией отвечает Кёске и снова обращает все внимание на незавершенное творение, находя его даже симпатичным, непроизвольно произнося вслух: — Не надо мне неба. И так сойдёт! Тамура в изумлении переводит взгляд на гипс, на котором красуется всего две аккуратно выведенные звёздочки, и нелепо улыбается, сокращая расстояние между собой и возлюбленным. Загипсованная нога продолжает покоится на его коленях без лишних шевелений. Яччан снова замечает что-то неладное в восторженном состоянии Юи и нервно обхватывает себя руками, пока не встречается с крепкими объятиями со стороны. Он осознает, что вызвало подобную реакцию, однако Кёске на тот момент не так сильно придал значение этому злосчастному рисунку. Он лишь хотел оставить воспоминания конкретно о Юи и о том, насколько сильно они сблизились в период его болезненной травмы, именно поэтому отказался от других изображений на гипсе. Две звездочки правильно подобранных цветов — единственное, что должно украшать его ногу. Так Ягучи рассудил в момент, когда Тамура с нежностью, присущей котёнку, гладил его по волосам и питал неоправдавшиеся надежды. Кёске заметно вздрагивает от нахлынувших воспоминаний, будоражащих сознание, и с особой бережностью убирает только что снятый гипс в шкаф. Яччан безынициативно двигает освободившейся ногой, непривычно меряет шагами комнату общежития и тихо вздыхает от того, что сегодняшнее долгожданное событие не заставило питать радостных чувств, кроме снисходительного удовлетворения. Он с тяжёлой душой выходит из комнаты, огибая лестничные пролеты в полном осознании, что может в любой момент пересечься с человеком, которому причинил неимоверную боль по большей части из-за собственных эгоистичных побуждений. Ягучи доходит до кабинета, в котором пройдёт первый урок, и не замечает никого из знакомых за исключением двух ребят из его команды, с которыми парень проводит короткую, непринужденную беседу о том, насколько изменились игровые позиции в его отсутствие. Он в тишине окидывает взглядом присутствующих в классе, пересекаясь глазами с ошеломлённым Тооно, и гордо занимает своё место, вытаскивая из школьной сумки необходимые материалы. Выдерживая длительную паузу, на перемене Такаши набирается смелости, чтобы окликнуть Яччана, а позже и вовсе подойти к его парте в надежде завязать разговор. — Прости, но думаю, сейчас не самое время что-то обсуждать, Тооно, — обрывая все попытки на корню, холодно отчеканивает Ягучи. Он вспоминает то, с какой заинтересованностью Такаши вместе со своими соклубовцамм наблюдал за его поцелуем, и от этой мысли внутри все переворачиравается. Он совсем не хочет заговаривать с назойливым одноклассником, по крайней мере, в ближайшее время. Именно поэтому он еле сдерживается, чтобы не раскрыть свою истинную сущность на весь класс. — Это насчёт Таму-сенпая, — не успевает Тооно проронить ещё хоть слово, как Яччан резко заносит кулак и с грохотом стучит по столу, обращая на себя несколько заинтересованных взглядов. В этот момент Кёске думает, что если Такаши прямо сейчас не отойдёт, он спокойно мог бы избить его до кровавого месива. Благо, это лишь размышления, поэтому, когда Тооно снова заговаривает, он лишь до посинения сжимает губы и старается найти в голове вескую причину слинять от этого диалога: — Он…в общем, в тот же день, когда мы были у тебя в комнате, — Ягучи зажмуривает глаза, чтобы ненароком не наброситься на Такаши в порыве злости при одном воспоминании о том злосчастном дне, — Тамура-сенпай ворвался в клуб и избил Акеми. Повторял, что это все из-за его слов, но я не совсем понял, о чем он тогда говорил. Как гром среди ясного неба. Кёске даже не дослушивает, быстро запихивает вещи в сумку и тут же выбегает в коридор, на адреналине забывая, что находится в школе, совершенно не реагируя на оклики позади. Мысль о том, что Юи посмел ударить президента своего же клуба не укладывается в голове. Яччана пробирает мелкая дрожь. Драки в академии под строжайшим запретом. Если Кейчи успел пожаловаться, Тамуру исключат. От этих размышлений он не может адекватно соображать, хватаясь за стены и задыхаясь от недостатка кислорода. Ноги сами приводят к двери злосчастного клуба. Необходимо просто удостовериться, что у Акеми все хорошо, и Тооно сказал неправду. Рассудив, что врываться туда — некрасиво, он лишь исследует обстановку с помощью замочной скважины, однако, оглядев глазом комнату, никого не обнаруживает. Этого и нужно было ожидать, так как все сейчас на занятиях. Глубоко вздохнув, Кёске направляется в свой класс, пока не встречается лицом к лицу с жертвой происшествия. На физиономии Кейчи красуется едва сошедшие ссадины и синяки, а на шее заметны багровые пятна, успевшие выцвести по истечению времени. Акеми останавливается напротив, позволяя разглядеть себя во всей красе, однако несколько минут хранит молчание, складывая руки на груди. — Я не знаю, что там между вами произошло после того, как мы ушли, — строго начинает он, без стеснения глядя в глаза своему собеседнику, — но мои слова — не повод для рукоприкладства. Ничего другого от человека, не умеющего контролировать агрессию, я и не ожидал. — Акеми-сенпай, прости его, я уверен, что он делал это не со зла. Просто возникло недопонимание, и… — Ты издеваешься, да? — отчётливо задаёт вопрос Кейчи, доставая из рюкзака какой-то документ в файле, не спуская глаз с Ягучи, пытающегося оправдать поступок Тамуры, — можешь сказать спасибо за то, что я не стал добиваться его исключения, но это, — он снова вертит листом перед лицом Кёске, ещё не успевшим обрадоваться от только что произнесеннных слов, — это документ, составленный и подписанный исключительно мной, подтверждающий, что Тамура больше не будет состоять в нашем клубе. Естественно, я провернул все так, что никто не докопается о причине такого решения. Он свой выбор сделал, его и так исключат, если в течение месяца не сможет вступить в любой другой клуб, — Акеми гордо поправляет волосы и убирает лист в сумку. Яччан тихо бормочет слова благодарности и спешит на занятия, раздумывая лишь о внутренней боли, которую претерпевает Тамура, если он решается выплеснуть эмоции таким изощрённым и агрессивным способом. Теперь становится ещё тяжелее ненароком встретить его в коридорах школы. Юи избил президента клуба. В голове не укладывается. Ягучи резко вздрагивает. Не нужно было говорить с ним так грубо, возможно, ничего бы не случилось, если бы Кёске сразу осознал, насколько серьёзны намерения Тамуры.***
Его разминка на футбольном поле проходит в одиночестве. Тренер не допускает Яччана к регулярным играм, проводимым в клубе, до того момента, пока он не удостоверится, что Кёске полностью окреп. Глупо и нерационально. Он вполне в состоянии возглавлять команду как в былые времена несокрушительных побед. От безысходности Яччан ведёт мяч от одной части поля к другой, абстрагируясь от всепоглощающих негативных размышлений. Он рассудил, что все, что произошло с Юи, его не касается. Попытался убедить себя, что ясно дал понять об отсутствии будущего их отношений. Тамура сам виноват. Мог бы спокойно вернуться к прежней рутине и забыть обо всём как о коротком сновидении. Ягучи разъяренно ударяет по мячу только-только зажившей ногой, на несколько секунд позабыв о накатившей боли. Он продолжает делать это что есть мочи в надежде на то, что душевные муки, которые он испытывает при одном упоминании Тамуры, будут заглушены физическими ранами. Яччан ненавидит себя. Всех. Своего вечно сиющего братца, глупого и застенчивого Тооно, озабоченных придурков из его команды, регулярно пользующихся услугами школьного трахоклуба. Он ненавидит всех. Кроме Юи. Определенно, всех, кроме него. Приступ ярости вперемешку с отчаянием проявляется в виде протяжного, гулкого, болезненного крика. Кёске оседает на середине поля, прикрывая глаза ладонями, продолжая издавать непроизвольные всхлипы. Он назвал Тамуру шлюхой, дал понять, что его любовь и забота не перекроют омерзения. Правильнее испытывать это чувство только к себе после подобных поступков. Яччан приходит в себя, утирая слёзы, и медленно оглядывает трибуны, переживая, что кто-то из местных зевак застанет его в подобном положении. Когда Ягучи наконец разглядывает одинокий проницательный взор, он нервно начинает теребить воротник футболки, и тут же довольно импульсивно следует за быстро удаляющейся фигурой, параллельно ее окликая. — Тамура! Постой! Пожалуйста… Юи… — выносливость Кёске делает своё дело, и ему всё-таки удаётся поравняться с парнем, чтобы резко взять его за руку, вынуждая остановиться, — следил за мной? Тамура разворачивается, безмолвно глядя на ладонь, крепко сжимающую его запястье, а позже наигранно-хладнокровно смотрит на раскрасневшегося от погони Яччана. Они по-прежнему стоят на последних трибунах в одном положении. — Мимо проходил, заметил, что играешь. Ухожу уже, — произносит тихо, ненавязчиво, относительно спокойно, даже кажется, что совсем не лукавит. — Понятно, а я просто…тебя увидел, думаю, поздороваться нужно, — неубедительно отвечает Ягучи, жалобно глядя на проницательное выражение лица собеседника. — А, тогда хорошо. Как себя чувствуешь? Нога не болит? — все также безразлично спрашивает Юи, будто делает это чисто из вежливости. От накипающей обиды Кёске чуть не перешёл на отчаянный крик. — Все в порядке. Как видишь, гипс сняли, вернулся к игре, так что можешь больше за меня не переживать, — отвечает неискренне, выдавливая на лице некое подобие улыбки, которую он так часто натягивает на публике. Юи снова оглядывает его с головы до ног, в недоверии приподнимая бровь, однако ничего не возражает. — Рад, что у тебя все хорошо, — растягивает слова. Яччан надеется, что он не хочет уходить так быстро, но не решается произнести что-то вразумительное: — Ну, я тогда пошёл. — Ну, иди, — тихо, пересохшими губами отвечает Ягучи. Рука продолжает сдавливать чужое запястье в нежелании прощаться. — Пока, — короткое, но до боли отравляющее прощание. В этот момент Кёске кажется, что это их последняя встреча. — Пока, — следует такой же непродолжительный ответ. Снова разглядывают друг друга будто в замедленной съемке. — Яччан… — тяжесть в веках, Ягучи ощущает, как его пробирает крупная дрожь. От напряжения белеют костяшки пальцев, и, кажется, сейчас он вновь свалится на пол в приступе отчаяния: — Может все-таки отпустишь мою руку? Эти слова как отрезвляющая струя холодной воды. Кёске не открывает взора от хладнокровного собеседника и постепенно размыкает крепкую хватку. — Д-да, конечно, — до невозможности трясёт. Ягучи смотрит вслед удаляющейся фигуре и нервно поджимает губы. В его глазах читается крайняя степень разочарования в себе и апатия: — Тебе все равно на мое состояние, да?! Истошный крик заставляет Юи вновь остановиться в беспокойстве за Кёске. Он подходит довольно близко, чтобы разглядеть слёзы, но ничего не предпринимает, находясь в ступоре и совершенно не зная, что делать. — Ты все видел… видел, что со мной происходило на поле, однако ведёшь себя так, будто ничего не было! — Яччан еле сдерживается, чтобы не разрыдаться на месте, но он не сможет простить себе это унижение. Он так хочет, чтобы все было, как во время болезни, он отчаянно нуждается в поддержке и любви. Никто в этом мире не может разделить этих чувств, кроме Тамуры. Подобная мысль поражает до глубины души в момент, когда Юи стоит весь такой хладнокровный и непоколебимый. — Кёске… ты ясно дал понять, что не хочешь видеть меня, не то что состоять со мной в отношениях. Именно по твоему желанию я решил оставить тебя в покое, постараться заглушить собственные чувства, а сейчас ты разыгрываешь трагедию. Так кто из нас должен разобраться в себе? — Слишком отстранённо. Он произносит это сухо, не выражая ни чуточки необходимой эмпатии. От этого становится только хуже. — Я эгоист, знаю, — констатирует Ягучи, продолжая вытирать очередной поток горьких слёз. Тамура молча наблюдает за ним, не спуская глаз с выражения его лица. Кажется, что под маской безразличия все-таки скрывается остаточная привязанность, иначе ему нет смысла испытывать переживание за ментальное здоровье Кёске, — Юи… — Что ты хочешь от меня, Яччан? — спрашивает Тамура, беспечно держа руки в карманах. Ягучи пристыжено опускает голову, не выдерживая зрительного контакта. Его собеседник будто издевается, задавая подобного рода вопросы. — Юи…обними меня, — на одном дыхании произносит Кёске, осознавая, что этого не произойдёт из-за доставленной в прошлом обиды. Однако Тамура пришёл на поле, чтобы увидеть его, только глупый мог бы поверить в то, что это не так. Ягучи съеживается от переполняющих чувств вперемешку с холодным вечернем воздухом. Неожиданно он ощущает, как тёплые, нежные руки обхватывают его за плечи, а потом и вовсе смыкаются на спине. Яччан тут же прижимается к Юи всем телом как котёнок, потеревшись головой о его грудную клетку. Кёске резко забывает обо всем, концентрируясь на своих ощущениях и мягких объятиях. Как давно он грезил о том, чтобы вновь оказаться в них. Он опускает голову на плечо Тамуры и глубоко вбирает носом преддождевой воздух. — Кёске, ты пользуешься моей любовью, знаешь? — протяжно вздыхает, ответно прижимая к себе распалившегося в чувствах дорогого человека. Его губы едва ощутимо касаются виска Яччана, привычно вздрогнувшего от неожиданности: — Ты хочешь, чтобы я все время был рядом с тобой с целью манипулировать моей привязанностью. Такое заявление режет по сердцу. Яччан осознает, что все именно так и выглядит со стороны, однако отказывается принимать только что открывшуюся перед ним жестокую реальность. Он чувствует, что сейчас все по-другому, но не знает как выразиться, чтобы это снова не показалось очередной психологической проделкой. — Прости…за все те дни, когда тебе приходилось терпеть мою жестокость. Я не хотел открывать перед кем-либо свои чувства. Мне всегда тяжело это давалось, — Ягучи вновь пристыжено опускает голову, в прострации оглядывая свою спортивную обувь. Капелька дождя падает на макушку и медленно скатывается по рыжим волосам. Тамура заключает его ладони в свои, упираясь лбом в чужой. — Вечереет. И дождь накрапывает. Давай я провожу тебя до комнаты, договорим завтра, — произносит Юи, не выпуская своего ангела из объятий. Кёске гладит собеседника по рукам, шумно выдыхая. Когда до него доходит значение только что сказанных слов, тут же поднимает глаза на Тамуру, выражая разочарование. — Пожалуйста, — тихо произносит Яччан, проходя ладонями по спине и останавливаясь на плечах, вынуждая Юи отвечать на внезапно проявившуюся нежность, — не оставляй меня одного. Больше никогда. Тамура округляет глаза, приподнимая смущающего Ягучи за подбородок и оглаживая края его губ: — В таком случае, пойдем домой, Кёске.***
— Я всё, — констатирует Яччан, выходя из ванны, облачившись в домашнюю одежду с полотенцем на голове. До чего приятно вернуться в комнату, ставшей родной буквально за две проведенные ночи. Юи лежит на кровати, лениво уставившись в экран телевизора в ожидании возлюбленного. Он переводит заинтересованный взгляд на фигуру в проеме двери, обремененную стеснением, и наивно улыбается, хлопая по свободному месту рядом с собой. — Залезай, только свет не забудь выключить, — Кёске дотягивается до выключателя и нерешительно садится на кровать, вешая полотенце на свободный стул. Он удобно устраивается, укрываясь под одеялом и тут же чувствуя руку на своей талии. Дождь продолжает барабанить по крыше общежития, создавая атмосферу уюта. Воздействие недавно выпитого алкоголя сказывается в эту же секунду, поэтому Ягучи тут же ощущает прилив сил и понимает, что просто так он теперь не уснёт. Через несколько минут поворачивается в сторону Тамуры в темноте и легонько касается щеки. Юи наблюдает за этой картиной из-под полуприкрытых век и вновь растягивает рот в очаровательной улыбке: — Не спится? Неловко качает головой в подтверждение его слов, закусывая губу и опуская взгляд: — Знаешь, ты бы смог реализовать свои способности в кулинарном клубе. Без шуток, у тебя здорово получается. Просто я…давно не пробовал твоей еды и уже позабыл, насколько это вкусно. Сегодняшний рамен превзошел все ожидания, даже на скорую руку замечательно приготовлен, — Яччан перебирает крашеные голубые пряди, поглаживая пальцами около ушей. Тамура любовно оглядывает его, не убирая руки с талии своего ангела. — Ты мне льстишь с учётом того, что мы готовили его вместе. — Большую часть работы все равно делал ты, так что подумай над моими словами, — Ягучи нарочно пододвигается ближе и полноценно обхватывает его голову двумя руками, вынуждая смотреть прямо в глаза, — Юи, пообещай мне, что бы между нами не происходило, ты будешь стараться сдерживать свою агрессию и не применять физическую силу по отношению к другим, — Тамура внимательно слушает, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Удовлетворённый таким раскладом, Яччан продолжает говорить: — и второе. Пожалуйста, бросай курить. Я понимаю, ты делаешь это потому, что таким способом воздерживаешься от секса, — Ягучи поджимает губы, осознавая, что если бы не алкогольное опьянение, вряд ли он смог произносить подобное вслух и, тем более, выставлять условия: — но теперь у тебя есть я, и с этого момента мы будем часто делить одну кровать, так что… — Что? — прерывает Юи, не в силах сдержать улыбку после подобных откровений. Яччан тут же смущается, заливаясь краской, и легко толкает его в бок. — Ты все понял, не вынуждай это повторять, прошу, — Ягучи прикрывает глаза от удовольствия после того, как Тамура зарывается в рыжие пряди и оставляет нежный поцелуй на его щеке. — Как скажешь. Ты ведь знаешь, что я никогда не буду на тебя давить. Кёске, я даю тебе обещание не курить и сдерживать приступы агрессии, — уверенно произносит Юи, задевая пальцами милый хвостик на голове возлюбленного, — но и ты пообещай мне кое-что взамен, — Яччан тут же разлепляет веки и во все глаза смотрит на Тамуру в желании дослушать его мысль, — ты никогда не будешь стыдиться моего прошлого. Если ты не примешь меня таким, какой я есть, то во всём, что мы делаем сейчас, нет смысла. Ягучи доверительно и совершенно по-доброму улыбается, нащупывая под одеялом руку Юи и крепко ее сжимая: — знал бы ты, сколько раз я корил себя за это. Конечно же, обещаю. Тамура понимающе кивает и переплетает их пальцы, оглаживая его шею свободной ладонью: — Кёске, давай встречаться. Яччан тут же краснеет, не зная, куда себя деть от переполняющих душу эмоций. Вместо ответа на это предложение, он тут же тянется к губам сенпая и нежно целует, причмокивая, с головой отдаваясь процессу. Юи сильнее притягивает своего парня за подбородок, там самым только углубляя и без того раскованный поцелуй. Ягучи приоткрывает рот для того, чтобы чужой язык по-хозяйски проник в него, исследуя нёбо. Кёске поддерживает любимого за голову, зарываясь руками в голубые пряди и в порывах особого энтузиазма сильно оттягивая их. Тамура мычит сквозь поцелуй, до крови кусая партнёра за нижнюю губу, тут же зализывая образовывающиеся раны. Неожиданно для Юи, Яччан садится на него, придавливая своим телом к кровати, не разрывая переплетение языков ни на секунду. Его рука непроизвольно тянется к застёжке штанов, и Тамура резко прерывается, глядя на запыхавшегося от долгих поцелуев Кёске. — Я просто почувствовал… как ты возбудился и решил сделать то же, что ты делал мне, чтобы расслабить, — неразборчиво от вполне объяснимого стеснения выпаливает Ягучи, тут же погладив своего опешившего от такого заявления парня по щеке. — Т-ты ведь никогда не делал подобное. Уверен, что действительно хочешь? — Юи кладёт руки на бёдра возлюбленного, в смятении легко сжимая их сквозь штаны. Яччан искренне улыбается при ответе на этот вопрос, решительно кивая. — Хочу ли я сделать приятное человеку, которого люблю? Безусловно. И постараюсь сделать это хорошо. Не проходит и минуты, как Кёске опускается на колени, вынуждая Тамуру принять сидячее положение, и медленно стягивает с партнёра ненужные в этом деле штаны, исподлобья глядя на него снизу вверх. Юи поглаживает такие желанные губы большим пальцем, прокручивая в голове слово «люблю» снова и снова, до сих пор не веря в происходящее. От переизбытка эмоций он наклоняется, вновь сливаясь с ангелом в чувственном поцелуе, не отвлекаясь от своего занятия до того момента, пока не ощущает робкие поглаживания в области паха. Он помогает Яччану избавить себя от лишнего элемента одежды, позволяя ему полностью исследовать своё тело. Определённо, всего этого бы не случилось, если бы они не пили вино этим вечером, однако сейчас Ягучи не испытывает ни капли смущения, с заинтересованностью глядя на мокрый половой орган. Очевидно, он не знает, что делать, поэтому обращает свой взор на завороженного подобным зрелищем Тамуру в немой просьбе о помощи. Его рука медленно скользит по члену, начиная от корня, плавными движениями переходя к головке, и наоборот. Юи тут же закатывает глаза в порыве доставляемого удовольствия, параллельно поглаживая Яччана по щеке. — Это…совсе-ем несложно, не бойся. Я скажу, если ты делаешь что-то не так, — успокаивающе и не вполне разборчиво говорит Тамура, позволяя Кёске приступить. Яччан легко обхватывает половой орган губами, привыкая к инородной наполненности во рту. Проталкивая его глубже, Кёске моментально чувствует, что начинает задыхаться, однако не выпускает член, а лишь немного отстраняется, стимулируя его руками. Юи замечает дискомфорт Ягучи от происходящего, поэтому тут же старается направить его. — Дыши через нос, не торопись. Если будет тяжело, не мучай себя, — Ягучи вновь смотрит на него с легкой улыбкой на лице. Даже в такие мгновения не перестаёт переживать за него. В момент, когда Яччан снова принимается за дело, он думает о том, что никогда бы не пошёл на подобные вещи ради удовлетворения чужих потребностей, однако только наедине с Тамурой чувствует себя в полной безопасности и готов на многое ради своей бескорыстной любви. За этими размышлениями он и сам не замечает, как быстро приноровился, насаживаясь ртом все глубже и интенсивнее без посторонней помощи. От испытываемого экстаза Юи на некоторое время забывается и кладёт руку на его голову, проталкиваясь сильнее с помощью движений бёдрами. Яччан и не собирается возражать, весь поток его мыслей направлен на то, чтобы принести любимому человеку удовольствие. С этим он прекрасно справляется, ощущая, что Тамура уже на пике наслаждения лишь от одного факта, что это делает никто иной, как Кёске, плод его фантазий, настоящий ангел во плоти, его первая большая любовь и лучший парень на свете. Он чувствует, что совсем скоро подойдёт к концу, поэтому знаком показывает, чтобы тот отпрянул. Однако Яччан только продолжает насаживаться, несмотря на все уговоры Юи. Из груди вырывается множество громких стонов и, издавая последний, он с ужасом осознает, что излился в рот упрямого возлюбленного, который тут же начинает закашливаться. — Глупенький, я же просил тебя отодвинуться, — он хлопает до исступления смущённого юношу по спине и сразу же оседает на пол, заключая в объятия, — извини. Переведя дух, Ягучи кротко смотрит в глаза новоиспеченному парню и тут же обнимает его в ответ без доли злости или страха. На уголках губ остались следы, и Юи замечает это, кое-как оттирая их пальцами. После произошедшего Яччан спешит к раковине, в то время как Тамура чистит себя, вновь натягивает одежду и ложится на кровать в ожидании парня. Кёске тихо пристраивается рядом с расслабленным от только что полученного наслаждения Юи, поворачиваясь к нему лицом. — Ещё раз прости за то, что только что произошло. Я… — тут же начинает оправдываться Тамура, кладя свою руку поверх ладони Ягучи. — Я тебя люблю, — в полудреме отвечает Кёске, безразборчиво целуя своего возлюбленного в висок и бесшумно устраиваясь на подушке. Сердце Юи в очередной раз пропускает несколько зарядов, по внутренностям проходит приятная тяжесть. Он с присущей нежностью заправляет прядь спящего Яччана за ухо, задевая прикосновениями лоб. Именно этой ночью Тамура долго размышляет о том, что его жизнь наконец приобрела смысл, пока не погружается в приятную негу сновидений, не выпуская возлюбленного из объятий ни на минуту.