Среди лазури небесной летят сталекрылые Птицы позабытые. На запад направили свои клювы унылые, Кровью ещё не умытые.
— Странники, — еле слышно произнесла я, и по телу пробежала дрожь. Ищейки королевского отряда, которые годами грызутся с Защитниками. Вынюхивают их следы, рыскают по лесу в поисках нашего убежища. Преподносят как трофей и бесчеловечно убивают без разбора. Чуть меньше века Странники блуждают по Пустым землям и ведут тихую войну с солдатами Раока. Потери несут обе стороны. Но до сих пор райский уголок преступников в безопасности, живёт и дышит лёгкими леса. И вот сейчас, лёжа на сырой земле и не издавая лишних шорохов, я с дрожащим страхом в груди наблюдаю за каждым движением олуковских солдат. Их шестеро. Они выглядят иначе. Детская фантазия рисовала их чумазыми, толстыми мужланами с множеством морщин и шрамов на грязном заплывшем лице, облепленными нечищенными доспехами. Но эти войны выглядели молодо и опрятно. В одинаковой серой форме, с блестящими наплечниками и кольчужной бронёй, подпоясанной толстым ремнём. В хмельном доме о них судачили как о жалком выводке оборонной мощи Олука. Раокавцы не считали Странников равной силой. Для них они были, есть и будут слабым звеном военной власти, низшими войнами. Взгляд метался к каждому. Двое сидели у костра и заскребали ложками ужин, самый низкий из всех вальяжно расселся на траве, бросая в спину товарищу, ловко орудующему топором, какую-то едкую шутку. Ещё один, самый полный и тихий, уткнулся носом в бумаги. К нему присел худощавый солдат и, заглянув к товарищу в записи, стал что-то активно обсуждать, тыча пальцем в исписанные листы. Покончив с рубкой дров, Странник закатал сползший рукав, вытер тыльной стороной ладони потный лоб. От новой порции хрустящей древесины огонь заплясал ярче. Я прикусила фалангу указательного пальца, стараясь уловить их разговор. — Кто первый на боковую? — сказал он, отряхивая ладони от древесной пыли и щепок. — Ещё спрашиваешь, — ответил низкий, устраиваясь поудобнее на лежанке и стягивая сапоги, — Уж лучше дежурить на заре, чем в глухую тьму. Воин громко зевнул, подложил руки под голову и беспечно закинул ногу на ногу. С правой стороны, из-за деревьев, на плешь леса вышли ещё трое Странников. Я инстинктивно сжалась, припав к земле. Заметив товарищей, худощавый парень толкнул пухлого соседа и кивнул в их сторону. Тот засуетился, собрал все бумаги в сумку и спешно подошёл к костру за новой горячей порцией похлёбки для сослуживцев. От ароматного запаха мяса и овощей у меня заурчало в животе. Войны неспешно добрались до места привала, волоча за собой тяжёлый груз, и молча расселись у костра. Им в руки сразу же сунули миски с едой, от которых змеился пар. Похлопав одного из них по плечу, Странник, что недавно работал топором, подошёл к уже дремавшему товарищу, столкнул лежебоку с лежанки, а после и сам устроился на его месте. — Увы, но капитан уже поставил тебя на пару со мной. В ночь. — В этом ровном голосе я уловила нотки издёвки. Лица разглядеть не удавалось, но возмущённый вскрик вызвал ухмылку. — Что?! Нечестно! — подскочил босой воин, о чём тут же пожалел. Видимо, в стопу впилась шишка или сучок, и он резко замолчал. — Не вечно же тебе бока мять. Наблюдая за глупой перепалкой, мне мерещатся юнцы Раока, которых только призвали на службу. Они молоды, полны сил и энергии, их жажда славы и крови туманит разум, и каждый рвётся в бой из родительского гнезда, обнажая своё первое оружие, единственного друга. Странники — обычные войны. Жаждущие нашей смерти. По телу пробегает холодок. Теперь я вижу в них стаю хищников, идущих по следу добычи. А она совсем рядом, затаилась в кустах и боится пошевелиться. Страх, что вот сейчас один из них поднимет голову и увидит нас, засел где-то глубоко, и растёт с каждой мучительной минутой. Зачем мы вообще пришли на них поглазеть?! Зоя дёргает меня за рубаху и шепчет в землю, не отрывая взгляд от мужчин. — Уходим. Я киваю и со всей возможной осторожностью уползаю со склона. Неуклюже поднявшись на ноги, отряхиваю одежду от сырой земли, прилипших листьев, вытягиваю сучки из косы и чищу одежду от репья, пока Зоя подбирает брошенные у подъёма мешки с вещами. Вновь груз оказывается за спиной, но теперь я ищу новый путь и верчу головой в разные стороны. Если пойдём на северо-запад, то велик шанс ступить на земли Копрана, а там с нами церемонится не будут. Сразу головы на отсечение без разбору. Восток сейчас безопаснее. Даже если на дорогу уйдёт лишний день, это терпимо. — Если не будем останавливаться на привал, то успеем дойти до границы за сутки. Дорогу уже знаем. Сучок хрустнул под ногой. Резко оборачиваюсь к Зое и, поражённая её словами, застываю на месте. Послышалось? Нет. Зоя подходит и протягивает мой меч. Долго смотрю на оружие и отказываюсь принимать его. Как в бреду мотаю головой и растерянно поднимаю округлившиеся глаза на подругу. Её брови сведены на переносице, взгляд с прищуром выжидает ответную реакцию и нужные действия. Но я оглушена жутким решением, тело будто окаменело. Под шепоток брани церемониться Торстон не стала и с силой вложила меч в руку, развернулась и зашагала прочь. — Подожди. Мы можем их обойти, — запоздало бросаю ей в спину, нехотя догоняя. Она останавливается неожиданно, что я не успеваю затормозить, и её пальцы сжимаются у меня на предплечьях. — Очнись, Астрид. Они идут в Раока, — бросает она мне в лицо. Я ощущаю сдавленную боль от хватки и стряхиваю с себя руки Зои. Она недовольно хмыкает, но отступает. Хлопаю глазами, не веря в услышанное. Что-то изменилось. В ней кипит одержимость мне не ведомая. Но от чего? В гнетущей тишине она ждёт моего шага на встречу. Но я не пойду назад. — Их слишком мало, да и не похожи они на захватчиков. Скорее ищейки, изучающие территорию. — Вот именно, — с раздражением бросила Зоя и, схватив меня за запястье, потянула за собой. — Мы должны предупредить Защитников. — Нет! — Я с ужасом выдернула руку и отшатнулась от Торстон. Она явно не в себе. — Если мы сейчас повернём назад, то другого шанса не будет! Мы опозорим семьи. — Ха. Как мило с твоей стороны заботится о близких. Но почему же ты так рано о них вспомнила? Стыдно стало? Меня охватил жар гнева, а робость страха перекрыла воздух. Нелегко было решиться на побег, но вина ляжет только на меня. Дорога в Раока отныне закрыта. Я знала на что иду, а вот Зоя видимо посчитала мои намерения за глупое вольство. И опять об вопрос, мучающий третьи сутки: «Для чего ты здесь, Зоя?» — Вернемся мы или нет это уже не важно. Своим побегом мы уже осквернили род, — говорит она с горечью. Торстон подходит ко мне осторожно, словно боясь спугнуть, черты её лица смягчаются и голос зазвучал по доброму, смиренно, — Но если вернёмся, то может удастся смягчить последствия неизбежного. Ложь. Для всех закон един. Хмурюсь, сжимая рукоять меча. Покорность хуже наказания. — Да о чём ты? Обойти их — лучшее решение. Они нас и не заметят. — Делаю ещё одну попытку дотянуться до здравых мыслей. Но в ответ тишина. Глухая и холодная. Зоя оборвала нить. Среди темноты, скрываясь под кронами вековых деревьев в глуши Пустых земель, убегая от родного края, я теряю всё, что когда-то было дорого. Под лунным светом тонкой паутинки, проскальзывающей сквозь листву, хочется упасть на землю и кричать. Больно. Тяжело. И страшно. Последний человек, кто понимал меня, отныне стал чужой. Передо мной стояла не Зоя Торстон. Я не знаю её, эта сторона подруги мне чужая. Зоя Ёфур — имя, данное последователями гиблых земель Раока, вселившееся в неё с первой весной. Третье имя считалось как оберег от расплаты за деяния предков. И из-за него все люди в Раока двуличны. Переборов тяжесть безмолвия, я отворачиваюсь от Зои и делаю первые шаги на восток. Смотрю под ноги, не решаясь поднять голову и уходить гордо, как подобает войну. Без меня она доберётся до границы, я а исчезну, пропаду во мраке лесных чащоб и больше никто из жителей Раока не услышит обо мне. Повторяю эти мысли несчитанное количество раз, и меня останавливают, дотронувшись до плеча. Старый жест поддержки стал жгучей цепью. Отпусти. Через плечо смотрю на Ёфур, и сдерживаю себя, чтобы не отшатнуться. «Не подходи» — рвётся из груди, но не вылетает ни звука. — Послушай внимательно, Астрид. Я говорила, что пошла за тобой не ради твоих глупых сказочек о лучшей жизни. Мне всё равно, что ты хочешь и чего добиваешься. — Каждое слово режет по живому, ещё бьющемуся, но уже достаточно израненному сердцу, — Наш долг перед Раока — защитить родные земли, что я и собираюсь сделать. Долг. Какое обязывающее слово, заковывающее в кандалы совести. Она силой разворачивает меня к себя. В её бледно-голубых глазах я вижу мутный лунный проблеск. От холода изо рта клубится пар, и на впалых щеках заметен румянец. — Не хочешь возвращаться? Пожалуйста! Но вспомни всех родных, кто остался в Раока. Как же твоя семья? Представь что ждёт их, если до лишних ушей дойдёт слух о твоём предательстве. Хочешь уйти и подвергнуть жизни невинных людей опасности? Струсила? — Заткнись! Ладонь зачесалась в надежде оставить хорошую пощёчину, — Ты дойдёшь со мной до реки с гарантией, что никто из Хофферсонов не пострадает. А дальше делай что хочешь. Не могу уловить суть сказанных слов, я запуталась в эмоциях и лжи. Губы невольно кривятся. Грязный ход. Она дёргает за самые сокровенные ниточки. Попрекает побегом и хочет выставить виновной в возможной трагедии. Не прерывая зрительный контакт, спрашиваю то, что изводило ещё в первые дни побега: — Для чего тогда ты здесь? В чём причина? Зоя щетинится. Снова. И вновь отвечает сухо и с раздражением: — Это уже не твоя забота. Переживай лучше за себя.⋅ ⋅ ⋅ ⊶⊰ ⋅⋆⋅ ᛈ ᛟ ᛚ ᚾ ᛟ ᚴ ᚽ ⋅⋆⋅ ⊱⊷ ⋅ ⋅ ⋅
Листва раздражает своим шуршанием, я постоянно спотыкаюсь то из-за коренных петлей, то из-за припорошённых опалью ям, мелкие сучки кустов колятся, тычут в бока, и завывающий полуночный ветер, бегающий по макушкам деревьев, спешит в догонку. Сумка на плече отяжелела, но груз в ней такой же. Тревога сдавливала в груди, Зоя ускоряла шаг, и я неохотно поспевала за ней. Мы возвращались той же дорогой, какой и пришли. Обида жгла изнутри. От разъедающей злости пинаю первый попавшийся камень. Не будь Странники на нашем пути, не пришлось бы трусливо убегать в свою нору. Обжигаю взглядом спину Зои и осуждаю. Она знала в какую точку бить, чтобы добиться моего согласия. Обрубаю ветки колючего куста на пути, позволяя на мгновение выпустить злость. Торсон, не оборачиваясь, вновь ускоряет шаг, а я обречённо поспеваю следом. Мне ненавистна мысль о том, что приложенные жертвы могут не окупится, и Раока станет не домом, о котором я могла бы вспоминать с тоской и улыбаться, а тюрьмой, которая обречёт на пожизненные страдания. Я потеряла счёт времени в паутине мыслей. Лабиринт Пустых земель тих и безмолвен. Кроны вековых сосен переплелись и не впускали лунный свет. Я щурилась в темноте и, касаясь грубой коры деревьев, шла на ощупь. Ночь исказила память дороги, окружение незнакомо, будто продолжаем идти вперёд по девственной земле. И только навязчивая мысль зудит об одном, мы отступаем. В траве зашуршал мелкий лесной зверёк, но мне почудились неспешные шаги, следующие за нами. Чувство добычи зародилось с появлением олуковских солдат на пути. Я часто оборачиваюсь, пытаюсь разглядеть их силуэты, уловить любой посторонний звук и не разжимаю рукоять меча, держу его на готове. Ремень сумки несколько раз соскальзывает с плеча, сбивая с темпа. Мы идём быстро и по прямой. Глаза слипаются, я стала чаще клевать носом и запинаться. Спешка раздражала, силы иссякали и больше мириться с этим я не стала. — Нам нужен привал, — говорю Зое твёрдо, догнав и поравнявшись с ней. — Рано. — Сквозь зубы отвечает она, хмурясь, но шаг сбавляет. — Уже полночь. — Продолжаю наседать. Легче нам не будет от изнурительной спешки. Зоя упрямо мотает головой. — Мы не прошли и половины. Я останавливаюсь. Небрежно сбрасываю мешок с плеча. Торстон прошла пару шагов и, нехотя, останавливается, оборачивается. — Изнурять себя не выход. Голос звучит резко и твёрдо. Заводить новый спор нет ни желания, ни сил. Тяжело вздыхаю и, щурясь, осматриваю местность. Не помешал бы огонь, но эту ночь мы проведём в грубом холоде и неприветливой темноте. Зоя нервно убирает меч в ножны и упирает руки в бока. — Твои предложения? Я озадаченно прикусываю нижнюю губу. Не отвечаю Торстон и сворачиваю в сторону, где заприметила кусочек земли с лиственными деревьями. Пробираясь сквозь лесные заросли, подбираюсь к приглянувшемуся месту. Зоя неохотно идёт по моим следам. Я останавливаюсь возле одно дерева и пристально рассматриваю толстые ветви, их расположение и расстояние до земли. Не слишком низко, и не высоко. В самый раз. Перевожу взгляд на Торстон и показываю рукой на наш ночлег. — Деревья. Зоя долго буравит меня взглядом, молчит, смотрит на дерево, и на лице расцветает смесь удивления и непонимания. С её губ слетает смешок. Она недоумённо мрачнеет, подходя ближе, и, видимо, подбирает подходящие слова. — Предлагаешь спать на дереве? — выдаёт Торстон, недоверчиво косится на предложенный вариант. — Всё лучше, чем на земле с риском быть замеченными Странниками, — пожимаю плечами и возвращаюсь за оставленными вещами. — Вряд ли эта затея спасёт нас от них, — бурчит она. Слышу как её мешок падает на землю, и как подруга сдавленно зевает. Я горько ухмыляюсь в темноту. Ну же, Зоя, тебе же тоже хочется передохнуть и вздремнуть пару часиков. Возвращаюсь с грузом и вижу как Зоя оседлала первую ветку дуба. Она бросает на меня недовольный взгляд и разводит руки в стороны. — Помочь не хочешь? — Зоя кивает в сторону оставленных под деревом вещей. Пока я подходила к дубу, Торстон ловко зацепилась за следующую ветвь, кряхтя, перекинула на неё ногу и, пошатнувшись, забралась ещё выше. Около трёх метров от земли было достаточной высотой. Листва скрыла её от посторонних глаз, а заглядывать под каждое дерево никому не вздумается. Зоя страхует себя, стягивая талию и ствол верёвкой и сжимая ногами ветку, протягивает руки ко мне. Я кидаю ей сумку с вещами, но она не долетает. Мешок с глухим хлопком падает на землю. Замахиваюсь ещё раз, и Зоя успевает схватить за ремешок. Следом к своей хозяйке присоединяется меч, колчан стрел с луком. Все вещи она вешает на сломанную ветку. Торстон отвлекается на меня и недоумённо замирает. — С вещами мне не забраться, — поясняю ей и второй мешок летит к ней в руки. Оставляю при себе только налучник с колчаном и подхожу к соседнему дереву. Заметив обломанный сук, зацепляю за него вещи. Смахиваю тыльной стороной ладони прилипшую чёлку, оглянувшись по сторонам, подпрыгиваю и цепляюсь за первую ветвь. Острая кора впивается в кожу. Болтаясь над землёй, я прикусываю уголок губ и, опираясь ногами на ствол, неуклюже седлаю первую ветку. Выдыхаю, поправляю плащ, который успела стянуть верёвкой на талии, чтобы было легче забираться, и поднимаю голову. Примечаю место в развилке дуба, там и заночую. Опираясь на толстый ствол, покрытый плотным мхом, неспешно встаю на ноги, снимаю оружие с сучка и осторожно зацепляю за ещё один, но чуть выше. Тянусь ко второй ветке. Она скрипнула от тяжести тела. В этот раз забраться получается легче. Я отряхиваю руки и морщусь. Мелкие ранки на ладонях саднят и кровоточат. Я вытираю вспотевшие руки об штаны и наклоняюсь на тянувшуюся к небу ветку. Над головой свистел ветер, шелестели листья и скрипели кроны соседних великанов. Я покосилась на Зою. Она не шевелилась, по всей видимости заснула. Хотелось бы и мне так же быстро забыться. Природа затихла, ночь укрыла сонной пеленой обитателей лесных чащоб. Я ёжусь от холода и кутаюсь в плащ. На душе не спокойно. Тело постепенно затекает от сидячей позы. В лицо лезет противная мошкара, от которой я спряталась под капюшоном. Пытаюсь согреть озябшие ладони дыханием, прижимаю к груди и замираю от каждого постороннего шороха. То шишка упадёт, то зверёк какой мимо пробежит. Радует, что хищников нет поблизости. И Странников. Их шагов я не слышу. Начинаю клевать носом. А тем временем голос мыслей становился всё громче. Мне к чему-то вспоминается старая история о первожителях Раока. Как и кем было возведено наше поселение. Вряд ли эта тёмная сказка правдива, но основа всегда оставалась неизменной. История не скрывает имён основателей царства грешных: Отар, Верд, Исория и Редаш. Четыре главные фигуры, на которых зародилось Раока. Люди, создавшие свой мир из грязи, лжи и крови. Их небольшие игрушечные статуэтки, вырезанные из древесины, до сих пор хранятся на чердаке. Имена великих выбиты на каменных столбах в Зале Совета. Но его родовое клеймо — Храм Чести. Я ухмыляюсь и мысленно возмущаюсь. Как у них язык повернулся так назвать храм?! Зеваю, и глаза слипаются. Мысли о доме и родной земле как духи, преследующие каждого жителя Раока. Мне хочется оборвать всё, что связывает с этим местом, пустить стрелу в каждого. Но эти грязные сущности живут в наших телах, дышат нашими лёгкими и питаются нашим страхом и ненавистью. В сон меня утягивает сладкая патока усталости. Жёсткая кора царапает спину, я стараюсь не делать лишних движений. Даже будучи привязанной к стволу, упасть и сломать пару костей проще простого. Воздух пропитала влажность. Дождя бы очень не хотелось. Вдохнув глубоко в последний раз, проваливаюсь в знакомую темноту. Она обволакивает, дарит нужный покой. Слышу тихий шелест, тонко уловимое пение птиц, шуршащие звуки и басистое бурчание. Поёжившись, поджимаю ноги, шепчу под нос. Не хочу домой. Хочется тишины и тепла. До рассвета ещё далеко.