Поднимись, обернись, отрекись От всего, что держало всегда… Нужно только решить до утра Кто ты… Так выбирай, торопись!
Порой быстрая смерть легче и желаннее чем мучительный яд, разъедающий человеческую плоть изнутри. В каждом из нас сидит боль. В одних она живёт ленивой кошкой, лишь изредка скребущей когтями душу, в других же обитает склизкий монстр, который обволакивает тёмной густой жижей все органы и пожирает внутренности, пока человек не станет пустым. Говорят, что душа как клубок алых нитей, соединяющих вечно молодую душу со своими частичками. Струны жизни всегда натянуты как тетива лука. Одно неверное действие может легко порвать её. Со звоном и болью, хлёстким ударом нить оставит рубец, который заживёт шрамом. Последствия неизбежны, и слепые души лишь безутешно гадают над своей участью. Вторая ночь так же холодна и темна к незваным гостям. Укутанная в плащ, я набросила на голову капюшон и придвинулась к огню. Потрескивание дров и шорох листьев — любимая песня леса. Легкие шаги за спиной приближались к костру, и вот уже руки Зои протягивают мне кружку, из которой витиеватым узором змеился пар. Её бледная кожа в свете пламени приобрела желтоватый болезненный оттенок, но морозный румянец на щеках и кончике носа говорил об обратном. Кружка с кипятком приятно обожгла пальцы. Я спешно подула на напиток, желая поскорее прогреться изнутри. Заваренный в глиняной посуде чай пах свежими травами и соком голубики. Сухие губы тронула лёгкая улыбка, а воспоминания о доме стёрли её. Алая нить, связывающая дом и душу, обвилась вокруг грудной клетки и затянулась.⋅ ⋅ ⋅ ⊶⊰ ⋅⋆⋅ ᛋᛗᛇᚱᛏᚽ ᛁ ᛏᛇᚾᚽ ⋅⋆⋅ ⊱⊷ ⋅ ⋅ ⋅
В доме командира разведгруппы не затихал детский смех. Босые девичьи ножки отбивали незнакомый ритм танца вокруг очага, кружась по холлу. К ступням прилипала солома, огонь в такт извивался от взмахов подола легкой ночнушки, веселясь с маленькой хозяйкой. Услышанная мелодия всё ещё играла в голове Астрид. Дочка Афрена Хофферсона вскочила на длинную лавку, застеленную шкурой убитого хищника, и, представляя себя ряженной, вприпрыжку побежала до другого конца скамьи. Зоркий взгляд непоседы зацепился за самый маленький щит, висевший на стене среди всего многообразия оружия. Отец не раз рассказывал дочери о своих подвигах, и как дед её лично смастерил Афрену в подарок первое оружие для боя. В голубых глазах Астрид заблестели огоньки детского восторга, и маленькие ладошки неумело стянули с гвоздя деревянный круг, обитый по краю обручем железа и разукрашенный в красный и зелёный цвета. Хофферсон неуклюже сползла с лавки и попыталась поудобнее взяться за ручку памятной вещи отца. — Хочу быть как папа! Большой, смелой и ходить в походы на злых Странников. Раяна взволнованно взглянула на улыбающуюся дочь, поднимающей первый щит мужа вверх. Слабые руки ребёнка не удержали круглый предмет, и с грохотом он укатился к открытому очагу. Хозяйка дома отвлеклась от работы, встала с насиженного места, оставив на ткацком станке незаконченный половик. С лёгкостью подняв непослушную дочь на руки, Раяна вздохнула и заправила пшеничную прядь за ухо Астрид. — Мы, девочки, всегда должны оставаться дома и ждать нашего папу. В лесу темно, страшно и опасно, — с лёгкой припускной строгостью сказала Стей и щёлкнув малышку по носу, мать понесла ребёнка на второй этаж. — Я не боюсь! — запротестовала Астрид, насупившись. — Не хочу сидеть дома! Здесь скучно. Неспеша Раяна поднялась по ступеням, по пути поглаживая боевую дочь по спине. Астрид расстроено смотрела на потерянный щит у огня, пока холл не пропал из виду. Маленькая девочка перестала суетиться и обняла маму за шею. Уставшее лицо Раяны Стей Хофферсон тронуло грустная улыбка. Её единственная кроха переняла многие качества мужа, и это тревожило женщину. Пройдёт время, она потеряет власть над строптивой дочерью и уже не сможет предотвратить опасных последствий. Но а пока Раяна будет делать всё, чтобы воспитать свою маленькую копию, научить всему, что знает сама и изменить мечту дочери, которая обречёт на гибель. Ловко хозяйка дома взбила подушку, расправила кровать и уложила Астрид. Но спать бунтарке не хотелось. — Расскажи сказку! — девочка отбросила с себя медвежью шкуру и, в ожидании согласия, состроила грустное личико. — Уже слишком поздно для сказки, милая, — устало вздохнула Раяна, присаживаясь на стул возле ребячьей кровати. — А ты короткую расскажи! — не унималась Астрид, скрестив крохотные ручонки на груди. Стей неодобрительно покачала головой. Грозя пальцем, она вновь укутала расстроенную непоседу в меха и задумчиво покосилась в окно. Осень в этом году была холодная. Морозы приближались. Листва слетела с ветвей раньше времени, оголив тёмно-коричневые стволы, ягоды рябины набухали красными гроздьями, приманивая лесных птах, оранжевый ковёр потускнел, потерял он свой пёстрый цвет и облепил землю шуршащей грязью. В тёплые края Раока залетел нежданный гость, ветер севера, предвещая голодную зиму. — Но только одну. Какую ты хочешь? — побеждённой выдохнула мать, расстелив на коленях вязаный плед и укутавшись в шаль. Астрид заискрилась детской радостью, и малышка с нетерпением громко ответила: — Смерть — Ночь! Раяна с ласковой улыбкой помогла устроится дочери под колющим мехом. — А не боишься? — Хитро прищурилась жена командира отряда разведгруппы. Астрид отрицательно замотала головой, прижимала к щеке бурый ворс в надежде услышать одну из любимых сказок. Погладив храбрую дочурку по макушке, Раяна опустила взгляд на колени и начала свой рассказ. — Вечно юная девица Ночь не гостит одна. Со спутником своим она в дома людские захаживает, да порядки свои наводит. Покой и тишину людям дарит. Но от чего, когда засыпаем мы, свеча горит, а как только глаза разлипаются и дурман сонный отпускает, тут же тухнет, будто и не танцевало пламя над восковой лужицей? Луноликая богиня, чьи глаза чернее ночи, а губы краше розы кровавой не напрашивается в гости. Все прихода её страшатся и засыпают с заходом солнца, ведь по пятам её суженый ходит. Не любил он людской народ за то, что заглядывались они на избранницу его тёмно-русую. Чтобы не видел люд красоты её пленительной, ходит теперь Смерть за богиней Ночи, словно тень её, от которой стужей тянет и люди каменеют с последним вздохом. Оттого глаза тёплых мертвецов пусты и безжизненны, что вытягивает из них ночная смерть душу человеческую. Вот и говорят в народе такую присказку: «Глаза закрой, и смерти не увидишь». Любимая сказка детства, голосом матери как колыбельная спета, до сих пор жива и хранится в душе за пятью замками. Тонкая ниточка сквозь замочную скважину лишь проскользнула к рукам самого родного и близкого человека, от чьих слов на душе сразу теплее. Ни один десяток хмурых ночей был опьянён бессонницей от рассказанных историй из уст Раяны. Мама. Как она? Грустит ли, или проклинает упрямую дочь за своевольство? Простит ли она меня? Я задумчиво наблюдала как язычки костра пожирают маленькие щепки, и как тяжело поддаётся им большое бревно. В череде воспоминаний проскользнули и мудрые слова отца. Ответ на глупый вопрос ребёнка: «Почему большие дрова так долго горят?» запомнился. — «Все люди, как деревья. Они растут, стремятся к высоте птичьего полёта, не замечают опасностей, но не одно не устоит перед роковой судьбой. Дерево рухнет, его распотрошат на части, превратят в дрова и щепки. И бросят в огонь. Нам предназначено гореть так же, как и древесине. Под тяжестью судьбы мы рассыпаемся на кусочки и горим. Пожирающее пламя уничтожит осыпавшиеся крупицы, не оставив от них и следа. Но ему не по силам справится со всем деревом. Огонь может обуглить оболочку, забраться червяком во внутрь, но не изменить ему суть и плоть живого.» Слова отца были правдивы. Мои щепки уже горят в этом костре грехов. Я собственноручно подбрасываю их в огонь, дабы избавится от этого разъедающего чувства сожаления. Сделал первый шаг — будь добр не валяйся в грязи, зализывая раны, а иди до конца. Будь несокрушимым войном — как учил отец, и не держись за то, что может тебя погубить — как советовала мать. С тяжёлыми мыслями охотно поднимаюсь с земли, желая поскорее приготовится ко сну. В эту ночь первой на охрану территории выходит Зоя. Перед привалом наши стрелы приметили трёх зайцев, но впились острые наконечники только в одного. Ужин получился знатным. Насытившись добычей, я осушаю кружку, и тишину потрескивающих брёвен нарушает Зоя. — Когда мы вернёмся домой? — В её взгляде, через который просачивались крошки надежды, я чувствовала напряжение. Что я могу сказать? — Не знаю. — Только правду. Тревожить неоднозначностью — не правильный поступок. Но неизвестность поджидает нас в этой чернильной тьме. Монстры затаились. Тенью ползают по шуршащим листьям и скребут когтями по кронам. Я ощущаю их присутствие… Или это просто мои выдумки. Ведь мы же здесь совершенно одни. — Постой. Ты хочешь вернуться в Раока или нет? — с натянутым спокойствием спросила Торстон. Зоя смотрела на меня исподлобья, не моргая, изучая мою растерянность. Я стараюсь держать спокойствие. Не хочу. Хоть душа и рвётся домой, но разум твердит не отступать. «Что ждёт тебя в Раока? Позор! Тебе и твоей семье! Ты запятнала грязью свой род побегом». Жмурюсь, желая не слушать склизкий голос из нутра. Но оно лишь громче. «Вернёшься — и уже никто не посмотрит на них. Хофферсоны потеряют свою власть. И ты знаешь, что это значит». Знаю! Только прекрати. «Отца с позором изгонят из Совета и сошлют на границу Копрана, а мать ждёт учесть продажной женщины, ведь у твоей семьи отберут всё нажитое добро. И гибелью рода Хофферсон будешь ты!» «Этой участи ты хочешь?!» — Послушай, — пересилив удушающие мысли, я нашла подходящие слова, — тебе не хуже меня известна история нашего поселения. Этот побег был спланирован ещё более трёх лет назад. Как думаешь, для чего я постоянно ходила с отцом на собрания Совета Защитников? С какой целью расспрашивала пьяных мужиков о походах и ловила каждое их слово о мире за чертой? — Астрид. — Изумлённо выдохнула Зоя и поставила чашку на землю. — Жизнь в Раока не для меня. Всегда скрываться с вечным клеймом на роду я не хочу. Горечь слов отравляла. Но я сама выбрала свой путь. И отступать слишком поздно, ведь позади обрыв и каменные шипы вместо бурной реки. Самоубийство. — Но это наш дом. Мы не можем так поступить! «Не понимает» — кричит душа и сжимает в своих тисках дрожащее сердце. Мне трудно сдержаться. — Уж лучше начать всё с начала, чем гнить в лесу из-за ошибок предков! А там меня никто не знает, — я махнула рукой вперёд, в сторону севера, — Никому не будет известно кто я и откуда пришла. Неужели ты не хочешь свободной жизни? Поддержка Зои была самым важным даром. Но она не даёт её. И смотрит по другому, с осуждением. Нить доверия между нами натягивается. Чувство обмана подкралось за спиной и забралось под одежду, впиваясь когтями в кожу. Оно грызёт алую нить. — Ты не сможешь сбежать от судьбы, Астрид. — Сурово произнесла Зоя и встала с холодной земли. — А если цена будет слишком велика? Ты об этом подумала? — с каменным спокойствием она выжидала ответа. Но я молчала. Неодобрение отпечаталось на её бледном лице. — Пойду осмотрюсь, — сухо сказала Торстон. Она подбирает меч, натягивает на голову капюшон и, не оборачиваясь собирает немного жаренного мяса для перекуса. Что ж это за судьба такая, если ты можешь ей перечить?! Я вскакиваю с места и с вызовом бросаю подруге: — Я мечтаю лишь о том, чтобы стать счастливой! И ты тоже! Зоя останавливается и поворачивается ко мне слишком резко. В её взгляде я вижу бурю. Чёрную, разгневанную и неудержимую. Я задела её за живое. — Моя цель не побег, Астрид! Это лишь твоё желание, не моё, — взмахнула руками Торстон, указывая на меня острым концом меча. Стало дурно. — Я здесь не ради твоих сказочек о свободе. Брезгливый тон ножом полоснул по алой нитке. Слышать эти слова невыносимо больно, но ещё хуже видеть, как втаптывают в грязь сапоги близкого человека живые мечты, тайны, которыми делилась только с той, кто разделала мою боль и надежду. Я ошиблась в ней?.. Не верю. — Тогда для чего же ты бросила семью? — Сухой ком застрял в горле. Голос прозвучал хрипло и тихо, но внутри всё кричало и рвалось наружу. — Нет у меня больше той семьи, что по крови предначертана. Была раньше, да только корни сгнили. — Шипит она сквозь зубы. Зоя отворачивается от костра и уходит в темноту. Коричневый плащ ловит лёгкий поток ветра и ели заметно колышется. С боку трещат дрова, пламя извивается и лижет кору. Но тепла я не чувствую, только ожог льда. Чувство вины неприятно жгло горло. С уходом Торстон меня одолевает тревога и сомнения. Рушатся планы и угасает надежда. Боевой дух исчез и на его месте поселился страх. Мысль о «навязанном» побеге не давала трезво рассуждать. Обвинения Зои эхом разносятся в разуме, укутывали густой пеленой. Я не реагирую на потухающее пламя, на холодные порывы ветра и на шуршание жухлой листвы где-то за деревьями. Сонная патока не возвращается. Уставшее тело молит об отдыхе, но смириться с произошедшим не получается. И с опустошённым взглядом, укладываясь спиной на настил листьев, прикрываю глаза, мечтая проснуться и забыть чувство разодранной в клочья души и этот кошмар. В эту ночь сны мне не снились. Только чернота и тревога. И нет в этой пропасти выхода. Меня утянуло вглубь, но этому спасению я рада. Минувшие дни вытянули много сил, и с каждым испытанием всё тяжелее идти против предрешённого. Препятствия должны затачивать, но почему я не чувствую себя закалённой? Это только начало, впереди ждёт трудный путь. И знать бы к чему готовиться. Что же ещё, судьба, ты преподнесла своей невольнице? — Проснись же! — жёсткий толчок в плечо отрезвил от сна. Опасность?! Я хватаюсь за меч, и холодное оружие замирает у тонкой шеи. На меня смотрят испуганные глаза Зои. Её прерывистое дыхание и вид, будто за ней кто-то гнался, встревожил не на шутку. Острие меча отстраняю от шеи Торстон и с растерянностью всматриваюсь в тёмную чащу леса за спиной подруги, опасаясь худшего. Никого. — Уходим, — её губы подрагивают, пальцы стальной хваткой сжимают мне плечо, поднимая меня с лежанки. Я соскакиваю с места, не задавая лишних вопросов, сметаю вещи в сумки. Зоя зачищает костёр и распинывает листья, которые должны были служить нам подстилкой. Мы покидаем своё укрытие и уходим на восток. Не задавая лишних вопросов, я следую за Торстон совсем в другом направлении, постоянно оборачиваясь. Зоя что-то нашёптывает под нос, но слишком тихо, чтобы разобрать её слова. Петляя между деревьями в кромешной темноте, постоянно запинаясь о корни, ветки деревьев хлестали по щекам, ноги подворачивались на ямах, растрепавшиеся волосы липли к лицу и путались в листве. Наскоро забираясь на склон, успеваю схватиться за ствол прежде, чем скатиться по листве. Зоя протягивает руку, и с её помощью мы добираемся до крутого обрыва. Она падает на землю, и я пытаюсь утянуть её за собой, заставить встать на ноги, но Ёфур кривиться и дёргает меня на себя. Я падаю рядом, ударившись коленом о камень. Хочу возмутиться, но Торстон прикладывает палец к губам и коротким кивком просит смотреть вниз, на небольшую плешь леса под склоном. Сквозь густую зелень и темноту разглядеть что-либо сложно. Но яркое пламя породило рваный вздох. — Это же… — в горле застрял сухой ком страха. Сердце замерло и тело онемело. Я боялась сделать новый вдох, лёгкие жгло. На застывшем лице отпечатался ужас. Зоя положила руку мне на плечо, чуть надавив. Безмолвный жест прижаться к земле. Высокая трава занавесом прятала нас от смерти. Они очень близко. Страшная сказка настигла наяву. Восставшие чистильщики душ из детских страшилок, легенды каждой второй истории Защитников, участь и проклятие всего народа Раока. Нет прославленней смерти, чем смерть от стали наших вечных противников, охотников за гнилыми душами. — Странники.