Любопытства ради

      Март Кальниченко не любил целоваться в губы и совершенно не испытывал ни к кому сексуального влечения, но в тот раз любопытство оказалось сильнее, а тёплое, обжигающее дыхание Лаврентия Бесфамильного и нежные, почти невесомые поцелуи буквально сводили с ума. — Давай попробуем? — пожалуй, эта фраза была причиной не меньшего количества несчастных случаев, чем «смотри, как я умею», но в тот момент никто об этом не думал, и Кальниченко лишь коротко кивнул, едва слышно шепнув «да» на ухо лучшему другу, сопернику по фехтованию и, по совместительству, любимому человеку.

***

      Обнажённый и восхитительно уязвимый Март вызывал у Лаврентия чувство трепетного восторга, и он сначала осторожно и медленно, а потом чуть настойчивее и требовательнее, целовал острые бёдра, пуская по телу юноши табуны мурашек. Поначалу Кальниченко было щекотно и тот даже с трудом сдерживался, чтобы не засмеяться, но нежелание портить момент и стремление узнать, что же будет дальше, останавливало его. Пальцы Бесфамильного спокойно блуждали по телу Марта, нахально исследуя каждый миллиметр, очерчивая идеальные линии ключиц, затрагивая затвердевшие от холода соски, спускаясь всё ниже и ниже. А затем всё прекратилось. Настолько резко и внезапно, что Кальниченко, прикрывший веки и отдавшийся собственным ощущениям, невольно вздрогнул. На глаза легло что-то мягкое — судя по всему, его собственный шарф, который тотчас же быстро, но аккуратно, чтобы не задеть ненароком длинные каштановые волосы, завязали на затылке. Парень сглотнул, осознавая, в насколько беспомощном положении находится. — Всё в порядке? — вполне логичный вопрос возвратил его в реальность. — Да, — чуть помедлив, ответил Март: он доверял Лаврентию и знал, что тот никогда не причинит ему боли. — Тогда расслабься, — трепетный поцелуй в висок заставил окончательно успокоиться, а затем тёплые ладони, плавно очертив бёдра, стянули бельё, с силой сжали ягодицы, а затем осторожно развели в стороны и резко отпустили. И снова ни одного прикосновения и давящая на уши тишина. Кальниченко наугад вытянул вперёд руку, но нащупал только воздух. Разочарованный вздох сорвался с губ юноши, но уже в следующий миг Бесфамильный буквально вдавил его в матрас своим телом. От ощущения горячей возбуждённой плоти между своих ног, медленно, неспешно трущейся о его собственную, Март не смог сдержать стон и с силой впился в плечи Лаврентия, подаваясь ему навстречу, ощущая как остатки здравого рассудка покидают его. — Бы-быстрее, — обычно невозмутимый и спокойный, сейчас он практически не контролировал себя, бесстыдно умоляя об интимных ласках. Дважды просить не пришлось — Бесфамильный, явно желавший того же, ускорился, тем самым доводя партнёра до полнейшего безумия, заставляя подаваться бёдрами ему навстречу и до крови кусать зацелованные губы, лишь бы не вскрикнуть от наслаждения.       Проникновение заставило Марта сдавленно ахнуть и напрячься — хорошо смазанный палец не причинял боли, но создавал ощущение неправильности происходящего и вводил в замешательство, которое, впрочем, длилось ровно до тех пор, пока Лаврентий не надавил на какую-то невероятно чувствительную точку внутри, пустив вдоль позвоночника любимого небольшой разряд тока. Кальниченко слабо вскрикнул и практически не заметил, как к указательному пальцу внутри добавился средний. Он не знал, где Бесфамильный научился творить такое, но был уверен наверняка, что хочет, чтобы это подолжалось вечно и отчаянно насаживался на уже довольно грубо движущиеся в нём пальцы, одновременно продолжая неистово тереться о скользящий между ног член. Было влажно, жарко, отчасти стыдно и в тоже время невыносимо хорошо. Струйки пота стекали со лба Марта, и он уже совсем не стеснялся реакций собственного тела, всецело отдавшись удовольствию, а визуальная депривация добавляла остроты ощущений. Лаврентий же буквально наслаждался спонтанной, но столь трепетной близостью, ни на секунду не сбавляя темп, целуя губы, щёки, шею, ключицы — каждый миллиметр тела парня, которого он так сильно любил и с силой, до боли в костяшках, сжимал простыни. В какой-то момент Бесфамильный остановился и резко вытащил пальцы, вызвав на это реакцию в виде болезненного вздоха, после чего до упора ввёл их опять, заставив Кальниченко буквально закричать от резкой волны наслаждения. — Не останавливайся, прошу, только не останавливайся, — задыхаясь от блаженства, шептал Март, наугад касаясь губами молочно-белой кожи возлюбленного. — Хорошо, хорошо, — сбивчиво отвечал Лаврентий, свободной рукой нежно убирая прилипшие к щекам любимого длинные пряди. — Я…я… — похоже, что тот был на пределе и, казалось, ещё секунда, и сознание покинет его охваченное пожаром невозможного возбуждения тело. — Я счастлив, что ты есть… Я… — стон, максимально громкий и преисполненный страсти стон прервал последовавшее затем признание: — Я люблю тебя… так, как не любил никого… — И точно также тебя люблю я… — рваный вздох и судорога удовольствия пробежала по всему телу Бесфамильного, на мгновение тот замер, выплёскивая уже на залитый спермой живот Марта, также достигшего предела, свою собственную, а затем рухнул на смятые простыни, тяжело дыша.       Несколько минут они лежали в абсолютной тишине, стараясь осознать и переосмылсить происходящее. Кальниченко медленно стянул с глаз ткань, что и вправду оказалась его любимым шарфом в шотландскую клетку и, сбросив его на пол, полез в карман валявшихся рядом с кроватью брюк в поисках сигарет. Когда пачка была обнаружена, он молча предложил Лаврентию разделить содержимое — одеваться и идти на балкон было лень, да что там, даже на то, чтобы стереть вязкую полупрозрачную жидкость с тела сил не хватало. Зато на щелчок зажигалкой и две коротких одновременных затяжки — вполне. — Смотрю, ты неплохо изучил анатомию, раз смог проделать со мной… такое, — Март сделал паузу, стараясь казаться непринуждённым и скрыть смущение от приобретённого первого опыта. — Никак на себе практиковался, да? — Ага, конечно, — Бесфамильный выпустил в потолок сизую струю едкого дыма, — даже если бы хотел, то не смог — у меня анатомия от твоей немного отличается, если ты не забыл, — при рождении этот юноша получил целый набор генетических вариаций, среди которых, помимо рыжих волос и разноцветных глаз числились смешанные половые органы, а также бесплодие и отсутствие простаты. — Прости, — Кальниченко знал, что эта тема была больной для его любимого человека, который долгое время буквально ненавидел самого себя из-за своего тела. — Почему ты вдруг захотел вести? — неловкая попытка сменить тему оказалась неожиданно удачной: — Ну как бы… у кого золото за всесоюзные соревнования по фехтованию, тот и сверху, — Лаврентий усмехнулся, облизав пересохшие губы. — Шучу. Просто хотел доставить тебе удовольствие. — Тебе это удалось, — Март наконец соизволил использовать конец простыни в качестве полотенца и вытереть живот. — Я не силён в описании эмоций, но могу сказать, что это было охуенно. — Не сомневаюсь, — Бесфамильный крепко его сжал ладонь в собственной, положив голову на плечо. — Надеюсь, я тебя не напугал своими действиями? Надо было спрашивать заранее — учту в следующий раз. — Всё в порядке. Но следующего раза не будет, — необычайно серьёзно сказал Кальниченко. — Думаю, мы оба в полной мере удовлетворили своё любопытство, а необходимости практиковать подобное ни у тебя, ни у меня нет. — Согласен, — сонно зевнул Лаврентий. — Опыт и вправду был хороший, но не более того. Всё же мне гораздо больше нравится обнимать тебя и любоваться твоим телом, — пальцем он очертил ключицу, а затем бережно убрал с глаз тонкую прядь. — В таком случае, предлагаю сходить в душ — там ты сможешь полюбоваться мной в полной мере, а потом спать — обещаю не выпускать тебя из объятий, — Март с необычайной нежностью приобнял любимого человека, запечатлев на краснеющих от смущения щеках невинный поцелуй. — Пойдём…