Джек

Июль 1882 года, полдень. Пенсильванский вокзал, Нью-Йорк, США. — Миссис Моррис, кажется, Ваш поезд прибывает. — Благодарю, Джек. — деликатно ответила Анжела Моррис, истинная английская леди не самого молодого возраста, и, обвив свою тонкую шею бежевым клетчатым шарфом, она с весенней легкостью взяла в руки коричневый портфель, с нежной улыбкой обратившись к юноше. — Пойдем же! — Мадам! Не так быстро! Столь энергичный темп скажется на Вашем здоровье! Подождите, прошу Вас! Как ни кричал молодой юноша, госпожа Моррис уже стремительно шагала в направлении перрона. В очередной раз смирившись с необузданным характером его госпожи, Джек глубоко вздохнул и, нагрузив себя оставшимся багажом, поспешил за миссис Моррис, следуя за ее необычными порханиями. Оставив всех позади, Джек с трудом преодолел ближайшее скопление нерасторопных англичан и, лаконично отвечая на выпады дерзких подростков, он, наконец, разглядел у ступенек 20-го вагона подол знакомого коричневого платья, проплывающего вглубь вагона. — Простите, сэр, пропустите! Я с госпожой Моррис, той особой в бежевом шарфе! — Катись к черту, негр, в нашем поезде нет мест для безбилетных черных. — сплюнув, отвечал швейцар-кондуктор. — Мне нужно всего лишь занести ее багаж, я больше не побеспокою! Мужчина в черной униформе одарил Джека презрительным взглядом и сквозь зубы пробурчал: — Живее! Джек вновь подхватил все чемоданы и, поклонившись, протиснулся в узкий проход, с заметными усилиями протащив тяжелые чемоданы. Вокруг него столпилась толпа носильщиков, которые и не думали помочь бедолаге. Кто-то плюнул на юношу, на что он только оскалился, кто-то уже завел шарманку о тупом нигере, которому нет места ни в вагоне, ни в поезде, ни в жизни. Стиснув зубы, Джек проглотил все оскорбления и горделиво подняв голову, продвинулся в вагон. Тем временем за его спиной можно было услышать самые разные сплетни, темой большинства из которых невольно стал он сам. — Хэй, Питер, что этот черномазый тут забыл? — Знал бы я, Джо. Но тут этот нищий долго не протянет. — Долго?! Да его выкинут на первой проверке, спорим на 50 шиллингов? — Ставлю сто, что он сам смоется сейчас же. Нечего под юбками у “мэмов” прятаться! — с игривой интонацией закончил он. — По рукам, мерзавец! Два крепких парня закрепили свой дурацкий спор рукопожатием и, побужденные тростью своего джентельмена, с явной неохотой продолжили переносить груз. Тем временем, Джек вошёл в просторный вагон, недосягаемый даже для простого сопровождающего. Отовсюду веяло роскошью, бордовые ковры с изящным узором, гербы известных фамилий на обшивке стен, двери из красного дерева с уникальными позолоченными ручками, мебель из эбенового дерева. Неторопливо перемещались представители благородного сословия, отточенные движения, великолепная осанка, манеры. Атмосфера в вагоне казалась Джеку своеобразным раем на Земле, в который ему удалось заглянуть только благодаря госпоже Моррис. Но каждая деталь, каждая мелочь была ему чужда. Несмотря на невероятные мирские блага юноша порывался бросить все и сбежать, роскошная и приятная атмосфера сковывала его тяжелейшими цепями, тянула его вниз, он задыхался. — Джек? Ты скоро? Голос Анжелы вытащил из пучины сомнений и растерянности и он, укоряя себя за трусость, выдавил улыбку и продолжил раскладывать вещи. За пару минут чернокожий управился со своей задачей и растерянно уставился на миссис Моррис. Растерянность, отчаяние, обида вновь стали терзать его сердце. Он предпринял попытку уйти из купе, но стоило его руке коснуться позолоты на ручке двери, как Анжела одернула его за рукав. — Дорогой Джек, куда ты? – неуверенно поинтересовалась она. В голосе старой леди пробивались ноты тоски и печали. Юноша стоял, потупив взгляд, и переминался с ноги на ногу. Ему нечего было ответить. Его гордость не позволяла признать, что он сломался под насмешками других и вынужденного терпения. Для Джека очередная пара оскорблений стала последней каплей в его объемном, но не бесконечном запасе терпения. — Я не должен тут находится, мэм. Простите. — прошептал Джек со слезами в голосе. Он искал спасения, безопасности. Ему было жаль расставаться с Анжелой, но неопытный юноша не нашёл иного выхода, чем уйти. Его голова все глубже уходила в плечи, а сам он был похож на загнанного избитого щенка, который изо всех сил старается оставить хотя бы толику «бойцовского» образа. Уставший от повсеместной грубости, мягкотелый парень не мог что-либо противопоставить другим. Цвет кожи не дал ему развить уверенность, он остался рабом своего сознания, рабом общества, презренным отбросом без простых, естественных прав. Бросив несколько коротких взглядов на интерьер, он тряхнул черными кудрявыми волосами и опустил глубокомысленный взгляд на свою госпожу. — Прощайте, миссис Моррис, я воистину благодарен Вам за все. Но отныне, прошу, забудьте обо мне! — Мальчик мой, не надо! Не действуй необдуманно, подожди же! — взывающим голосом пролепетала старая Анжела. — Отправься со мной в Лондон, как же мне, леди в летах, обойтись без столь верного и милого спутника. Не поддавайся импульсу, Джек, обдумай, прими себя таким, каким ты есть! Леди Моррис собрала последние силы и постаралась улыбнуться. Джек стал ей роднее всех настоящих сыновей, тем не менее она предполагала, что он рано или поздно покинет её. Анжела была готова обвить Джека своими тонкими руками, прижать, успокоить, но ее стать и происхождение, привитые еще строгими родителями с ранних лет, что неустанно помогали ей держать лицо в высшем обществе, здесь сыграли совершенно иную роль. Пусть она и не была лишена человеческого, ранимого начала, умела сострадать, вышколенная «мэм» Моррис принадлежала к другому классу. Она не знала нищеты, страданий, не могла прочувствовать и даже осознать ту пытку, которую причиняло Джеку одно его существование. По природе она была иной: она могла сопереживать, но не могла понять, могла ненадолго рассеять тьму щедротами, но не уничтожить этот вязкий туман. Джек с поджатыми губами вышел из купе, хлопнув оранжево-розоватой дверью. Последние слова миссис Моррис отпечатались в его сердце жгучим клеймом. «Даже она! Из жалости к черному всего-то! В Лондон, да еще и спутником, верный и милый, как же!» — в его перепутанных мыслях не осталось ни следа былой надежды на безмятежность. Юноша смирил всех взбешённым взглядом, в котором не осталось ни капли той умиротворённости, с которой он сообщал миссис Моррис о прибытии поезда. Он не знал куда себя деть от своей безысходности и ярости, одна лишь агрессия устремила его к выходу. Вагон содрогался от его шагов, а испуганные одним его видом, господа прижались к узорчатым стенам коридора, со страхом давая дорогу Джеку, словно бешеной собаке. Кто-то предпринял попытку его остановить, сказать ему что-то, но он уже никого не слышал. Когда юноша приблизился к концу вагона, работники поезда, активно жестикулируя, окружили его в взывающем гвалте. Они просили его не то подождать и вернуться в купе, не то прогоняли из этого роскошного поезда. Джек ничего не слышал, только быстрый оглушающий стук своего сердца, который с ужасающей отчетливостью заглушал все прочее. Он не различал людей, толпившихся перед ним, они были для черномазого мерзкой, раздражающей, жужжащей массой, от которой ему хотелось отмахнутся, как от мухи, прерывающей его сон, раздавить их всех, оставив где-то на Земле лишь буро-красные изувеченные туши. Тем не менее, Джек решил терпеть до конца, не ради себя, но для госпожи Моррис. Всё. Юноша решительно растолкал тех, кто стоял рядом, яростным взглядом умерив пыл швейцара-кондуктора, впечатал в стену престарелую леди, которая с протяжным вздохом упала в обморок. Должно быть, она шла сюда попросить воды, запить лекарства... Остальные расступились. Но из багажного отсека навстречу Джеку мчался загорелый парень, вымотанный, уставший, он мчался к Джеку. Стоило ему поравняться с порогом тамбура, он закричал, перекрикивая все железнодорожные шумы и гвалт толпы. — Эй ты, идиот! — во все горло прокричал Джо. — Там нет платформы! Ты разобьешься? На что Джек открыл дверь вагона и, обернувшись, дерзко ответил парню: — Глупые уловки! Попрощайся со своими шиллингами, придурок. Бай-бай! — произнес Джек, и с безупречной ловкостью, свойственной молодым людям с самой непростой жизнью, соскочил с подножки. Бах! Наивность. Недоверие. Отторжение. Разум Джека затуманили различные чувства, и именно они и сыграли роковую роль. С той стороны взаправду не было платформы, а Джек упал прямиком на рельсы. — Да стой же ты, негр, хватай руку! – отчаянно взывал Джо. Но было уже поздно. На соседних путях с английской пунктуальностью набирала скорость электричка. На рельсы звонко упали несколько шиллинговых монет. Один момент, одно движение. Короткий крик. Атропа*, неумолимая мойра, бесчувственно перерезала очередную нить. Ритмичный грохот поезда разделял внезапно установившееся молчание. Ту-дум, ту-дум. Па-пам, па-пам. Размеренный, постоянный, с детства знакомый звук. Электричка на соседних путях стремительно набирала скорость и уже удалилась со своей платформы в далекую даль. Она грохотала с минуту, пока достопочтенных гостей, наконец оставленных наедине с собой, одолевали противоречивые чувства. Вскоре тишина была нарушена. — Жаль беднягу... — всхлипывая, произнесла нежная барышня с позолоченным веером в виде хвоста павлина. — Заслужил. — с язвительным упреком отрезал какой-то банкир, стряхнув что-то с рукава клетчатого пиджака, нечаянно задетого Джеком, — Эй, там! Джо, Питер, уберите эту мерзость. Живее! Момент, и Джека Спарроухилла в мире живых уже не существовало. Неосторожным движением он оставил всю несправедливость в далеке, вырвался на волю, к небесам. К этому проклятому дверному проёму подошёл каждый временный обитатель поезда. Барышни почтили память Джека наигранными всхлипами и кокетливыми слезами, господа — насмешливыми взглядами. Кто-то подошёл к порожку из интереса, поглазеть на погибшего и обезображенного негра, кто-то, проходя мимо, невдомек одарил такое зрелище испуганным взглядом. Лишь одна достопочтенная гостья, так и не увидела произошедшего, этой леди оказалась уже знакомая нам миссис Моррис. Обескураженная решением Джека, она провела оставшуюся поезду в своём помпезном купе, убранство которого была юноше так чуждо. Быть может, если бы кондуктор учтиво поприветствовал Джека, а грузчики бы молчаливо ухмыльнулись, глядя на своего необычного коллегу, старушка бы не погибла от инфаркта, швейцар бы не выпорол детей за незначительную шалость, а миссис Моррис бы блаженно дожила свой век в особняке под Лондоном под нежным присмотром честного и трудолюбивого молодого человека. Utinam!..* Из динамиков раздался скрипучий баритон: «Леди и джентльмены, мы рады приветствовать Вас на борту поезда Lakhesis*. Будьте добры, приготовьте ваши билеты, поезд отправляется с Пенсильванского вокзала!» - - - Примечания: * Отсылка на древнегреческих мойр. Клото - прядущая нить жизни (здесь не упоминается), Лахеса (Λάχεσις) - определяющая судьбу и Атропа, Айса (Ἄτροπος) - перерезающая нить, неотвратимая. ** Utinam! (лат.) - О если бы!