Осколки любви

      Рей опасливо приоткрыла глаза. Тяжело сказать, чего она боялась больше: увидеть загробный мир или осуждающий взгляд своей ожившей совести, который смотрел бы на неё, говоря: «Даже не смогла защитить себя. Чего уж там говорить про эту девочку. Небось уже задохнулась». Но перед ней, к счастью, стоял Лео, задумчиво прикрепив взгляд к голубым настенным часам. От зажатой в его руке сигареты потягивало запахом табака, неприятно отдающим тошнотой в горле. Сизый дым при каждом выдохе Лео окутывал его лицо и лицо Рей, обжигая глаза. Она зажмурилась и повернула голову в другую сторону, где рядом сидела Линн, которая, скрестив руки на груди, закрыла глаза. На её губах застыла немая мольба. Сбоку от них сидела та самая пленница подвала, которая рассеянно оглядывала комнату потерянным взглядом. Теперь она уже не выглядела такой хрупкой и беззащитной. Её губы были крепко сжаты, она хмурилась, время от времени поглядывая на настенный часы, а затем оглядывала Лео. На фоне вымученно белой палаты, часы смотрелись ярко и вселяли надежду однажды вновь увидеть ярко-голубое с перистыми облаками небо, в вышине которого летают птицы, на лету перекрикиваясь.       Первым пробуждение Рей заметил Лео. Он потушил сигару о покрышку металлического стола, затем оглядел проснувшуюся девочку. — Надеюсь, это останется между нами, — сухо проронил он, а затем быстро сменил тон, — рад, что ты проснулась. Это Мия, — он махнул рукой в сторону белокурой пленницы подвала, — ты её спасла от смерти, если можно так сказать. — Спасибо, — тихо проронила Мия, хлопая своими большими лазурно-голубыми глазами. — Но как ты там оказалась? — Рей была удивлена тем, что девочка полезла в подвал. Хотя, недавно она сама была такой же легкомысленной и доверчивой. — Сама не помню. Знаешь, бывают такие яды, которые душат изнутри, — эти слова заставили поёжиться всех кроме Лео, который всё также следил за железной стрелкой, как будто ожидая чего-то. — Чтобы остановить действие вещества нужно противоядие, но если не успеть человек погибнет. Ты спасла меня, — на этих словах голос Мии дрогнул. — Ой, не выдумывай, — туи же смутилась Рей, — я всего лишь открыла замок, а дальше меня отрубило. — Если бы ты его не открыла, то ты может и выжила бы, а вот я — нет, — девочка говорила серьёзно и очень по-взрослому. — А сколько я проспала? — спросила Рей, затаив дыхание. Что если её уже собирались хоронить? — Двое суток, — не отрывая взгляд от тонкой секундной стрелки, ответил ей Лео. Выглядело это так, будто бы ему всё равно на чувства Рей. Она не знала, что сказать. Поэтому вдруг спросила: — И как давно ты куришь, Лео?       Парень, явно не ожидавший подобного вопроса, озадаченно оглядел Рей, а затем спросил, словно бы желая закрыть тему: — А к чему такие вопросы? — Просто интересно, — Рей и сама не знала, зачем ей эта информация. Ей просто хотелось знать, вот и всё. — Тогда и не стану я тебе говорить. Незачем тебе это знать, — Лео не собирался отрясать взгляд от часов. «Будто бы ему часы дороже всего на свете», — пробубнила себе под нос Рей. — А если я обижусь? — настойчивость никуда не пропала. — Ну скажи. Тебе жалко что ли? — Жалко, — вздохнул Лео, отводя глаза от часов. Единственное, что порадовало её во всей беседе. Но она всё равно была на него обижена. Недоверие и безразличие — это самое ужасное и жестокое, что можно применить к человеку для достижения своей цели. — Тогда я пошла, — резко подскочила Рей, — спасибо всем за помощь. Мия, было приятно познакомиться, если что зови, — и она вышла из больничной палаты. Она пойдёт учиться. А Лео ей точно всё расскажет. Его совесть мучить будет.

***

      Линн оглядела Лео, зажигающего очередную сигарету, с ног до головы. Что между ним и Рей? Почему он так тщательно хранит секрет о своём курении? — Так значит, ты ей не очень-то и доверяешь? — с любопытством спросила Линн. — Да, — не стал увиливать Лео, — но я всё же боюсь её разочаровать. — Чем же? Вредными привычками? — Я боюсь, что она станет такой же, как я, — он нервно теребил сигарету, с шумом выпуская дым. — А что же такого? Ты не показался мне плохим, — Линн пыталась понять его, но у неё плохо получалось. Лео был слишком скрытным и чересчур загадочным. — Мы все плохие. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Кто-то признаёт свои ошибки и слабые стороны, а кто-то строит из себя святого. Я предпочитаю относиться к первым, — Лео опять вдохнул. Линн удивилась, как ему не противно это. Она бы точно так не смогла. Хотя, наверное, дело привычки. — Но раз все плохие, почему же ты боишься, что она станет такой, как ты? Ведь ты сказал, что принципиальной разницы нет. — Я не хочу, чтобы она становилась злом во плоти, но многим казалось идеальной картинкой, как и я. — Но что же ты сделал? Ни один человек не может быть злом во плоти. Ни один! У всех есть сильные стороны! — Линн хотела его успокоить или как-то помочь, но Лео не поддавался. — Именно. Привлекать своей внешностью кучку глупых девчонок, которые с трепетом смотрят на тебя, как на восьмое чудо света, — Лео горько усмехнулся. Очевидно, все они его не интересовали. — В то время, как другие бегают за тобой, желая заполучить местечко рядом с убийцей, потому что это романтично. — С кем? — Линн надеялась, что ей это послышалось. — С убийцей, — спокойно повторил Лео. Очевидно, он уже смирился со своим новым титулом. — Разве ты кого-то убил? — Да, одного человека. Этот мальчик, он… Хотел, чтобы все ему подчинялись. И когда я отказался, он начал меня избивать, — Лео заискивающе поглядывал на Линн, как бы ожидая от неё поддержки. — Я особо не церемонился, ударил его тем, что под руку попалось. Стул пробил ему висок. Я даже не сразу осознал, что произошло. А когда понял, то надо мной сгрудились взрослые и другие ученики. Тот случай замяли, свалив всё на самооборону и неосторожность. Но тот случай не забыли. — А при чём здесь курение? — Линн так и не поняла, как связано его нежелание рассказывать всё Рей и тот случай. — Я начал курить, потому что… Любил этого парня. И просто хотел как-то забыть его. Курение было единственным, что помогало мне забыться хоть на секунду. Каждая затяжка давала мне сил. — Что? — глаза Линн округлились. — Ты его ещё и любил?! — Да, любил. Но послушай, я не хочу, чтобы она страдала, так же и я, пойми. Я увидел в ней это. Она копирует модель поведения других людей. Даже твою. Такой обидчивой, не в обиду тебе, она стала после общения с тобой. Раньше она просто была вспыльчивой. — Я ведь… Даже этого не заметила, — Линн была сражена его внимательностью. Неудивительно, что к нему клеятся девчонки. Умный, внимательный, заботливый и со скандальной репутацией, всё что нужно для «плохого парня». — Понимаешь, это не сразу видно. В общем, ты поняла, нужно присмотреться, — и вновь он выдохнул дым ей прямо в лицо. Глаза обожгло. — А почему ты рассказываешь это мне? — щурясь, спросила Линн. — Разве это не самое сокровенное? — Я знаю, что ты не разболтаешь, — улыбнулся Лео, а затем, как будто заметив непонимание на лице Линн, добавил. — Просто знаю, что ты такая и всё. — Ты удивительный человек. И я, кажется, начинаю тебя понимать. И раз ты мне доверяешь, что между тобой и Рей? — Линн застыла в предвкушении. Как же давно она хотела задать этот вопрос. — Ничего особенного. Просто она классная девчонка и всё. Хотя, она мне даже чем-то нравится. Но я точно знаю, что я немного не в её вкусе. Может у нас что-то бы и получилось, но точно не сейчас. Она — ребёнок, Линн. Самый обычно ребёнок, которому нужны внимание и забота. Я не могу ей дать этого. Я слишком холодный и безразличный ко всему. — Лео, я не видела человека, который мог бы о ней позаботиться лучше тебя, — грустно вздохнула Линн, понимая, что переубедить его не получится.

***

      Лео видел, как Линн, грустно опустив голову, вышла из палаты. Он вновь закурил. Забавно, что он рассказал эту историю именно ей. Казалось бы, ничем не примечательная девчонка, которая ведёт самую обычную жизнь, но в ней он увидел не врага, как в других детях этой Академии, а друга, который может ему помочь. Но он и ей кое про что наврал. Рей нравилась ему, и он всей душой тянулся к ней. Но он не знал, как ей об этом сказать. С самого первого взгляда Лео увидел в Рей родственную душу, но ведь наказание за любовь — смерть, самое страшное, что только может быть в этом прогнившем мире. Единственное, что, пожалуй, пугает, заставляет вздрагивать и съёживаться всем телом, а сердце биться чаще. Но сейчас уже ничто не пугало. Он больше не отрицал, да и не мог, свою влюблённость. Впервые за последние два года он вновь почувствовал это тепло, которое охватывает всё тело, растягивающее рот в улыбку, заставляющее заботиться даже о своём внешнем виде, убирать за ухо каждую волосинку, которая упала на лицо. От такой любви можно и сойти с ума. Интересно, Рей испытывает то же самое? Хотя, тяжело сказать…

***

      Аделина, увидев Рей, идущую по серому коридору, освещённому тусклым светом ламп, кое-как прилепленным к стене, схватила её за руку. — Почему не на занятиях? — Может, потому что я только что проснулась? Я в нокауте была, а у вас видимо с памятью плоховато, уже вся школа знает, — раздражающая ухмылка появилась на лице девочки. Аделина мысленно обругала себя за забывчивость, но решила давить до конца. — Ну раз проснулась, иди быстрее!       Девчонка проигнорировала этот выпад и отправилась дальше по намеченному пути.       Аделина взглядом окинула коридор. Просторный, с серыми скучными стенами, навевающими тоску, и толстыми железными решётками на окнах. Это место больше походило на тюрьму или колонию строгого режима, нежели на учебное заведение. Дети все повторяют одни и те же вызубренные законы, порой несправедливые, но оспаривать и анализировать их не стоит, если, конечно, не хочешь проблем. Эти колючие проволоки, всюду провода, камеры, сирены, надсмотрщики, решётки. Всё что видят большинство детей — это железный забор и колючую проволоку, напичканную электрошокерами. Редко когда детям удаётся увидеть мир за этими стенами, но показывают им только страдания и смерть, вывозят на места преступлений и на поиски преступников, обрекая порой их на гибель. И ради чего? Их политика была непонятна Аделине. Всё больше приходило осознание того, что она не могла стать здесь лучшим работником, которого повысили. Ей всё это было чуждо, Аделина не хотела доставлять детям страдания и заставлять их учиться такому, заранее обрекая на смерть, она не хотела говорить им, что у них нет выбора, и она должны стать агентами и служить своему государству и народу, избавляясь от преступников и людей неугодных правящей верхушке, даже ценой своей жизни. Почему эти дети не имеют права на слабость? Почему они не могут выбирать, кем хотят быть? Почему им нельзя испугаться или струсить? И почему им нельзя любить? Ведь это базовое чувство, присущее любому живому человеку. Слишком много вопросов, но слишком мало ответов.

***

      Был самый обычный урок истории, на котором скучали абсолютно все, но не Стейси. Она упивалась своей победой. Больше Рей её не будет бесить. Эта наглая выскочка больше никогда не появиться в дверях класса, никогда своей чумазой рожей не посмотрит ей в глаза, никогда больше её зелёные глаза не будут окидывать её осуждающим взглядом, никогда больше её рыжие, словно рваные оранжевые листья, валяющиеся на сырой чёрной земле, не промелькнут перед ней.       Вдруг дверь с грохотом распахнулась. Стейси лениво приоткрыла глаза, которые закрывали тяжёлые свинцовые веки, что неудивительно, ведь она уже третий день не могла нормально выспаться.       На пороге стояла Рей, и как ни в чём не бывало улыбалась. Глаза её были сощурены от ослепительно-яркого солнца, светящего ей прямо в глаза. Сон как рукой сняло. — Здравствуйте! — быстро поздоровалась Рей. — Я сяду? — Садись, — учитель не любил обмена любезностями. Это Стейси поняла ещё в самом начале занятий. — Только вот где твоя подружка? — Не знаю.       И Рей села за парту. Наверняка врёт. Всё-то она знает, но подругу никогда не подставит. В этом сила их дружбы. У Стейси никогда не было такого человека, но она была уверена, что это ужасно. Хотя в глубине души она завидовала Рей и её жизнерадостности. У Стейси редко бывало такое прекрасное настроение, как сегодня, но и сейчас его ей испортили. Как вообще эта девчонка выжила? Стейси глянула на Рей. Та увлечённо что-то писала небольшом отрывке бумаге. Небось любовные записки для Лео пишет. Стейси скривилась от отвращения. Только слепой не заметит, как она на него смотрит. А вот Лео точно относится к последним. Два влюблённых голубка смотрят друг на друга, как зачарованные, а догадаться не могут. Ничего глупее она не видела.       Пока Стейси размышляла, Рей уже исписала листок и, сложив его самолётиком, запустила в другой конец класса. Стейси поняла, что самолётик предназначен ей, только когда тот мягко приземлился на её парту. Она подняла его и развернула. Это была записка, которая гласила: «Запомни сегодняшний день, это последний спокойный день в твоей жизни». Стейси усмехнулась про себя. Можно подумать, её так легко напугать.